КОЛЛОНТАЙ. Половая жизнь дается человеку один раз, и прожить ее надо так! (Жизнеутверждающий жест. )

ГОРЬКИЙ. Как?

КОЛЛОНТАЙ. Чтобы не было мучительно больно (морщится от воспоминаний).

ГОРЬКИЙ. А если она ему не дается?

КОЛЛОНТАЙ. Вы свою сноху имеете в виду?

ВРАЧ-ВРЕДИТЕЛЬ. Алексей Максимович, вы перевозбудились. Туберкулез, знаете, нередко возбуждает чувственность. (Делает ему укол.) Расслабьтесь, отдохните.

СТАЛИН. Да это история посильнее, чем «Фауст» Гете.

КОЛЛОНТАЙ. Что мы строим, товарищи? Новую жизнь. Что нужно в первую очередь для новой жизни? Новый человек. Что нужно для нового человека? Свободное проявление естественных страстей. Во-первых, обеспечить всех презервативами…

СТАЛИН. Презервативами? Маме твоей презерватив! Папе твоему презерватив! А кто будет рожать солдат? Ты будешь рожать солдат, проститутка?

КОЛЛОНТАЙ. Рожают не солдат, товарищ Сталин.

СТАЛИН. А кого?

КОЛЛОНТАЙ. Детей.

СТАЛИН. Подержал на руках, сфотографировался — и в солдаты!

КОЛЛОНТАЙ. Подержал на руках, сфотографировался — и в дармоеды!

СТАЛИН. Почему надо рожать дармоедов?

КОЛЛОНТАЙ. Больше презервативов — меньше дармоедов.

СТАЛИН. Сегодня дармоед — а завтра солдат. Непобедимая и легендарная!

КОЛЛОНТАЙ. Сегодня дармоед — а завтра дезертир. С презервативом хоть хлопот меньше. Разве это солдаты? Кривые, хромые, слепые, плоскостопие, язвенники, невротики, пацифисты, педерасты, и у всех справки о врожденном идиотизме.

СТАЛИН. Подожди, подожди… Слепой — поведем, кривой — направим, идиот — прикажем, педераст… почему педераст?

КОЛЛОНТАЙ. Потому, что во-вторых — новый человек открыт для всех видов сексуальных отношений. Сексуальные меньшинства, национальные меньшинства, политические меньшинства — теперь все равны!

СТАЛИН. Равны? Все? Кому? Конституционный демократ равен педерасту? Мы не понимаем.

ГОРЬКИЙ (приходя в себя, слабым голосом). Черти вы драповые, вы сами не понимаете, какое дело сделали. Неолиберализм — это фашизм в овечьей шкуре.

ЛЕНИН. Браво, батенька!

ГОРЬКИЙ. Лысая сволочь… Вот чего ты не доделал — то они доделают, фашист говорит: я уничтожу твой народ, твою культуру, и заселю твою землю другим народом.

СТАЛИН. Я ему так уничтожу. Я его самого уничтожил.

ГОРЬКИЙ. А неолиберал говорит: все люди хорошие, все люди равны, все культуры прекрасны, все сексуальные отношения правомерны, человек имеет право быть счастливым как угодно, если не мешает другим…

КЕРЕНСКИЙ. Не лишено. Господа — не лишено!

ГОРЬКИЙ. И тогда — гомосеки, лесбиянки, наркоманы, дармоеды, дикари — все прут… и никого не укоротишь, суды продажны и запуганы, судьи тоже счастья хотят… и никого не выгонишь, шею не свернешь, дикий обряд не запретишь… а твой народ размножаться бросает, лень ему детей кормить, он жировать хочет… вместо литературы блядословие, вместо искусства шизофрения — а как же, все формы равны… А жрать подай! Кровать подай! Развлеки, одень! Своих детей нет — вези мне гастарбайтеров из джунглей! Вот и все. И через сто лет — три-четыре поколения — нет твоего народа, и нет твоей культуры, и нет твоей страны, а земля заселена другим народом, с другой историей, другой культурой, другой религией и другой ментальностью. И никакой войны! Эвтаназия! Сладкая смерть расы! Ты поняла, безмозглая шлюха? Можно перерезать горло — дергаться будет, сопротивляться, и умрет в муках сейчас. А можно пихать ему в глотку пирожные, которые он любит, пока от обжорства сам не сдохнет — это путь чуть длиннее, зато верней и спокойней. Либерализм и фашизм — та ж хреновина, вид сбоку. Ты слов-то не слушай, ты по делам смотри результат! (Плачет. )

КОЛЛОНТАЙ. Что вы имеете против лесбиянок?

ГОРЬКИЙ. Они не размножаются.

КЕРЕНСКИЙ. Очевидно, по этой же причине вам не нравятся гомосексуалисты.

ГОРЬКИЙ. Нет. По этой причине они мне нравятся. Может быть, скоро сами вымрут. А пока меня тошнит.

СТАЛИН. Вы что-нибудь имеете против лиц кавказской национальности, товарищ Горький?

ГОРЬКИЙ. Я бы не пожалел своей вечной жизни, товарищ Сталин, чтобы оживить вас на неделю — решить проблемы СПИДа и наркомании.

СТАЛИН (усмехаясь). А больше недели — боитесь, да? Зачем неделя — два дня. Торговцев наркотиками расстрелять, гомосексуалистов посадить, наркоманов — в лечебные лагеря. Ничего они не могут без Сталина, только бала-бала говорить.

КОЛЛОНТАЙ. И это вы, коммунисты, говорите, что я зря боролась за отмирание семьи?

КЕРЕНСКИЙ. Почему же зря. Если судить по результату — совсем не зря. Успешно отмерла! Правда, вместе со страной.

КОЛЛОНТАЙ. Между женщиной и мужчиной во всем должно быть полное равенство!

СТАЛИН. Ну давай, сними штаны, покажи свое полное равенство. Умнее Бога быть хочет, честное слово. Ты определись: или ты женщина, или ты мужчина, или ты билядь. А гермафродитов нам не надо.

КЕРЕНСКИЙ. Ч-черт. Надо было сдавать Петроград Корнилову. Он бы перевешал всю эту сволочь… а потом бы мы договорились с государем насчет коалиционного правительства.

ЛЕНИН. Дурашка ты мелкобуржуазная. Это бы мы договорились с Корниловым, а тебя бы шлепнули, чтоб не путался под ногами.

КОЛЛОНТАЙ. А с революционными матросами жили бы половой жизнью! Кто еще хочет комиссарского тела, товарищи?

БРЕЖНЕВ. Я люблю женщин. Они мне нравятся. (Целует Ленина. )

ЛЕНИН (вырываясь). А почему вы целуетесь с мужчинами?!

БРЕЖНЕВ. А я им нравлюсь. Дорогие товарищи, как хорошо, когда все хорошо. Не надо ругаться. Ну, немножко воруют. Немножко врут. Немножко уезжают. Но ведь жить можно.

КОЛЛОНТАЙ. Это при вас не было секса в СССР, товарищ?

БРЕЖНЕВ. Секса не было. А дети были.

КОЛЛОНТАЙ. А как же вы размножались?

БРЕЖНЕВ. Вот так (хлопает ее по плечу). Методом марксистско-ленинского учения. По всему миру.

КОЛЛОНТАЙ. Но это же… просто порнография какая-то!

БРЕЖНЕВ. Я люблю порнографию. И народ любит порнографию. Если бы у них вовремя было больше порнографии, они бы не трогали руководящую роль партии. Для народа главное — колбаса и порнография.

ЛЕНИН. Эге, Ильич, а ты не так прост, батенька!

БРЕЖНЕВ (читает по бумажке). Дорогая Индира Ганди! (Смотрит на Ленина, заменяет бумажку.) Дорогой Владимир Ильич!

ЛЕНИН (отбирает у него бумажки). Ты без бумажек говори.

БРЕЖНЕВ. А зачем?

ЛЕНИН. А чтоб глупость твоя всем была видна, пень, пень!

БРЕЖНЕВ (неожиданно ясным голосом). А вы что думали, я не знаю, что все сыплется? Это товарищ Сталин построил нам такое хрустальное здание, дворец коммунизма в отдельно взятой за жопу стране! Чуть что тронь — и все стены поехали! Или концлагеря с могучей армией — или свобода с анархией и бардаком. А ты живи между милым началом и гадским концом, как акробат на канате! Мы и сопели осторожненько. Волков немножко покормить, овец немножко постричь, диссидентов немножко посадить, автомобилей народу немножко сделать, мастеров искусства немножко наградить. Не трогай — не сломается! Не успел умереть — понабежали: мы, говорят, все сделаем как надо! И устроили тут, понимаешь, всенародное социалистическое соревнование по затяжным прыжкам в дерьмо! Прыгнут — и ну верещать: ой, а где же дно? Высовывается дикая рожа из нужника: это, говорит, социализм с человеческим лицом! Чтобы все сломать — ума не надо! А вот чтобы сохранять, да еще при этом дуриком прикидываться, чтоб товарищи по партии не сожрали… я еще поумнее вас всех!

КОЛЛОНТАЙ. А красивый был мужчина, пока вставную челюсть не потерял.

ПОРУЧИК. За что боролись?..

КОМИССАР. Не то построили.