8. ЭПИДЕМИЯ
« 16 января. Кончились новогодние праздники и повалили больные. Еще Гиппократ сказал: „Раны у победителей заживают быстрее“, но до сих пор влияние эмоционального фактора на изменение иммунитета к инфекционным заболеваниям практически не изучено, хотя всем известно. Кто сказал „Солдаты и влюбленные не болеют“? Болеют, конечно, но меньше. В экстремальных условиях защитные силы организма мобилизуются, при положительных эмоциях также. К праздникам все норовят выздороветь, а к первому рабочему дню их разбивают хворобы. Итак – здравствуйте, господин грипп. Похоже, скоро все отделение будет забито».
« 18 января. Ты смотри, а из четвертой-то палаты дала все-таки отек легких и к утру померла. И нестарая еще баба. В общем-то ей умереть не полагалось, и сердце еще хорошее, и организм не изношен. В идеальных условиях, наверное, надо было определить индивидуальную реакцию на препараты, исследовать на аллергическую симптоматику, но это в чистой теории, а на практике – кто же в условиях эпидемии обычного гриппа вникает в разные нюансы одного из поточных больных. В патанатомии ничего интересного – ослабший организм, получается, интоксикация. Городская жизнь…»
« 20 января . Черт, а это уже припахивает. Еще двоих зачехлили. Один старикашка, а другой – пацан. И опять в мое дежурство, что за наказание. На пятиминутке главный волну погнал. Его понять можно – а если это атипичная пневмония? Симптоматика? – смазана! Вирус? – новый штамм! Только нам еще инспекции из Минздрава не хватало. Милое осложнение дает этот вирус. Похоже, иммунитет он прогрызает, как зверь. Лаборатория корпит, но пока ни черта не нашла».
« 22 января . Похоже, мы нарвались, наконец. Еще двое у нас, и один у соседей, и трое в Седьмой, и двое в Центральной, а всего по Москве семнадцать за неделю по тем сведениям, что дал главный на пятиминутке. Но невозможно сказать, сколько случаев на самом деле – кто там будет носом особо рыть, помер больной от сердечной недостаточности, или от лекарственной аллергии, или с детства легкие слабые, или тут все дело в имунной системе, или еще чего. Ах, какие сейчас возможности для эпидемиологического исследования – если бы была база, да деньги, да люди, да препараты… Иммунологические исследования в сочетании с генетическими, в условиях стрессов постиндустриального общества, – да здесь же нобелевка кругами ходит. Ох, надо валить в Америку, пока годы молодые, а то так и сгниешь здесь в нищете, играя в карты на антибиотики и одалживая на другом отделении склянку физраствора…»
« 24 января . А вот и на телевидение информация просочилась. Эти лопухи берут ее в пресс-центре, а там прохиндей на прохиндее, знали бы они правду! Четвертая-то палата у нас уже фактически смертная. Мрут они, и хоть ты тресни! Антибиотики коктейлем в интенсивных дозах – хны. Кислород, стимуляторы, вентиляция – ну не помогает же. Страшновато становится. Не может это все не помогать! Тут вспомнишь испанку с ее двадцатью миллионами летальных… У вас новые лекарства? А у нас новые вирусы. Но вирус-то какой агрессивный, какой токсичный, просто-таки какой-то боевой штамм! Тут невольно подумаешь: а что, если ребята из Серпухова выпустили какого-то своего джинна из термостата? Доигрался чертов центр со своим биологическим оружием. Как же: чины, зарплаты, квартиры… хотя там тоже сейчас упадок. Вот задвинули в этом упадке какому-нибудь фундаменталисту пробирочку за десяток штук зеленых… а почему невозможно?»
« 25 января . Клиническая картина поначалу обычнейшая. Легкий озноб, легкая ломота, общее недомогание, возможна легкая головная боль (интоксикация пошла, иммунитет пробит). Легкое жжение в носоглотке, обычно – насморк, легкое верхнее респираторное воспаление постепенно спускается по трахее, начинается кашель с мокротой (обычно на третий день). Температура держится в пределах 37,5–37,8. А на четвертый день обычно – уже бронхит и 39. Пятый – двусторонняя пневмония, 40, обильная вязкая мокрота разжижается с трудом. Седьмой день – кризис, и вот тут, что называется, клинический прогноз неблагоприятный. Никакие противогриппозные вакцинации не работают – что их делали, что нет. Гнать всем на первом же этапе антибиотики? Но ведь никаких врачей не хватит обслуживать каждого чихнувшего, а к нам они попадают, когда процесс уже запущен вовсю».
« 26 января . Умные головы из Минздрава додумались делать поступающим поголовный тест на СПИД. Результат: действительно, вроде, нашли СПИД у двоих из полутора сотен, и теперь надо выделять им отдельные палаты, которые бери где хочешь».
« 30 января . Ребята, гадом буду, дело пахнет керосином. Погоды гнилые, и эпидемия нарастает не в геометрической, а в какой-то квадратной уже прогрессии. У нас на третьем этаже пульмонологию освободили дополнительно под инфекционное, уже в коридорах лежат. По телику в ординаторской такие бодрые рапорты в новостях о борьбе с инфекцией, что не по себе становится».
« 6 февраля . Наверху зачесались всерьез – небывалое дело, спустили деньги на медикаменты и аппаратуру! Напросился с главврачом ехать в Мосмедтехнику. Он сам отлично понимает, что надо с ходу осваивать всю сумму на то, что сейчас там есть, а то черт его знает, что потом с этими деньгами будет. Эпидемия раньше или позже кончится, а аппаратура-то нам останется».
« 7 февраля . Как в Центральной качают ВИПов можно, в общем, предположить, методики везде одни. Дело только в средствах, а мозгов везде мало. Все в мыле и зашоре, под это дело я отлаял себе право на единичное исключение: испробовать все. Весь день в реанимации вытягивал тридцатилетнего парня. Поставил на купленный мембранный оксигенатор, переливание, гемасорбция, облучение, кардиостимуляция, только что в бубен над ним не бил и новые легкие не пересаживал. Не тянет. Умер. Умер, сука!!! Руки опускаются…»
« 10 февраля . Елки-палки, Андрей Ильич помер, вот так штука. Тридцать лет стажа, первая категория, на рожон не лез – а вот заразился и помер. М-да. Возраст гормонального спада и снижения иммунитета. Мы знали, конечно, что персонал тоже заражается за милую душу, но все-таки профессионализм мыслится вроде такого психологического скафандра, мол, врач – для вируса лицо неприкосновенное, типа парламентера. А дальше?»
« 11 февраля . Ходим по отделению в балахонах и респираторах, как кинобойцы чумного фронта. Аврал такой – я уж забыл, когда высыпался».
« 14 февраля . Еще один этаж нам отдали. Официально летальные исходы перевалили на третью сотню по Москве. Ограничения на въезд в город, в транспорте морды в масках появились, по телику рекомендуют дома сидеть, школы на карантине. Подлая штука эта статистика. Если кто от сердечной недостаточности или рака собрался коньки отбросить, то этот гриппок его просто подталкивает: в какую графу хочешь, в ту и списывай, в общем, прогибаясь под инструкцию Минздрава. Если учесть, что только у нас уже двадцать три случая…»
« 15 февраля . Закрыты театры, кино, музеи. Официально город на карантин не закрыт, но билеты на поезда и самолеты в Москву не продают, на вокзалах милицейские кордоны спрашивают московскую прописку и загоняют обратно в электрички».
« 18 февраля . В Москве официально объявили чрезвычайное положение по пандемии гриппа-М (как его назвали). Пошли контейнеры с гуманитарными медикаментами от ООН. Въезд и выезд только по пропускам (и тут же объявления в газетах – „оформляем пропуска, фирма такая-то“). Прибыли группы французских и американских вирусологов».
« 23 февраля . С мужским днем вас, доктор. Хе-хе. После четырехсотого покойника цифры сообщать перестали, а неофициально – счет на тысячи. У нас Галочка, сестричка со второго поста, померла. Мэр выступает, министр выступает, президент выступает – чем-то мне это напоминает детские впечатления от чернобыльской истории. Кабаки закрываться стали, с Ленинградки и Триумфальной проститутки исчезли – а вот это уже серьезные симптомы».
« 24 февраля . Распоряжение – вскрытия по гриппу-М прекратить. В приемном по инфекции лежат уже на полу. Оказать помощь всем мы физически не в состоянии – мрут пачками. Половина участковых врачей выбыла. Некомплект „скорой“ – семьдесят процентов. Сегодня заболел главврач. По Мосздравовским сводкам – больно уже до десяти процентов населения. И хрен бы с ним, но кривая летальности летит вверх, как ракета, и любой насморк ввергает в панику».
« 28 февраля . Со „скорой“ и с участков народ разбежался. Их тоже можно понять – боятся быть смертниками. Введена уголовная ответственность за неоказание медработниками помощи заболевшим без уважительных причин. Закон работать не будет – справку всегда купят, а в квартиру с больным, если так ответят из-за двери, никакой мент не полезет».
« 1 марта . Весна и солнце. Должно пойти на убыль. Видимо, от переутомления у меня невроз: предчувствия апокалиптические».
« 8 марта . Вот тебе, бабушка, и международный женский день. Юмор висельника. Ни хрена не спадает. Половина Москвы больна гриппом, вторая половина депрессией – ждет своей очереди. Умирают целыми семьями, сантранспорт по моргу вывозит квартиры. Работать там некому, мобилизуют солдат, солдаты разбегаются, их ловят. Заключение в тюрьму равносильно смертной казни – там вымерли все целиком, при их-то скученности».
« 9 марта . Водители и машинисты метро ездят в противогазах и балахонах. Так же одеты продавщицы в продуктовых. Все остальное закрыто. Рынки тоже закрыты, вообще все закрыто. Телик утверждает, что работают государственные и правительственные учреждения, а вранье это или нет – кто знает. Может, все они давно смылись. В Питер, скажем».
« 10 марта . Что примечательно – жесткие старинные меры все же действенны. Москва перекрыта для въезда-выезда наглухо, и вот результат: пандемия так и не разошлась, блокирована в Москве.
Это поразительно, тут есть за что ордена давать».
« 11 марта . Летальность достигла семидесяти процентов. Это мор. У нас уже нет половины врачей. Долг долгом, но если честно – я не понимаю, какого черта я фактически живу в больнице, а не заперся дома. А, на хрена такая жизнь (хе-хе)».
« 12 марта . И все-таки я не понимаю… Ветра, птицы, неизбежно сбегающие из Москвы люди – да хоть ползком, хоть через канализацию, хоть в акваланге по реке, хоть как – ведь наверняка покидали Москву минимум десятками. И нигде больше нет сообщений о гриппе-М. Или просто секретят? Чтоб не было паники? Или – что?»
« 13 марта . Боже мой. Нереальное чувство. Не может быть. Но давно полагалось. Что-то все-таки есть в этом числе 13. Очень похоже, что я заболел. Не факт. Не факт! Похоже. Но не факт!!!»
« 14 марта . Значит, так, ребята. Мне тридцать один год. Я в возрасте физического пика. Иммунитет в пике. Стабильность психики в пике. Тридцать процентов выживают. Кому же выживать, если не таким, как я. Собрать весь дух! Много жидкости и абсолютный оптимизм! Ничего, победим».
« 19 марта . Ничего. Как-нибудь. Ощущение, будто надо пройти сквозь тоннель. Я выплыву. Я хороший человек. Я делал добро, как мог. Я никому не желаю смерти. Пусть живут все. Пусть живут все и будут счастливы. Дух мой крепок. Господь создал меня для великих дел, и я еще не выполнил предназначение. Храбро, спокойно и уверенно. Много жидкости, мочегонное и потоотделяющее, легкий самомассаж, меняем антибиотики в ударных дозах – нет, я явно прохожу. Господи, твоей волей я прохожу. Я сделаю абсолютно все, что могу, абсолютно все, и тогда Ты не оставишь меня своей милостью».
« 27 марта . Какое это счастье, главное, великое счастье – жить. Каждый, кто жив – уже счастлив, и надо благодарить Господа, что ты вообще есть на свете».
« 28 марта . Какое счастье – лежать в чистой постели, пить чай и смотреть чушь по телевизору».
« 29 марта . В больнице я бы точно сдох. Дома, одному, в родных стенах, вобравших и отражающих твою жизненную энергию – можно выживать. Вода из крана идет, печеньем и крупами я запасся, газ горит, наконец-то отосплюсь».
« 2 апреля . Полдня просидел на телефоне. Страшно выходить из дому. Страшно открывать форточку. Вымерло пол-Москвы. Некому убирать трупы и некому хоронить – разбегаются из-под автоматов. Магазины и склады разграблены. Санитарные и похоронные команды работают за продуктовый паек, чтобы не умереть с голоду, и все равно бегут. Трупы возят самосвалами. Лежат на тротуарах. Прохожих почти нет. Ходят только в масках или противогазах, но в основном – ездят редкие машины. Надо отдать должное властям – электричество, водопровод, все работает. Пока. Скоро пойдет весеннее тепло – и жди таких инфекций от падали, что не знаю, что дальше».
« 7 апреля . В больницу возвращаться боюсь. Боюсь! Хотя знаю, что у меня теперь к гриппу-М иммунитет, я выжил, но что-то в психике повредилось, какой-то запас неуязвимости я истратил и больше не могу. Честное слово. Они мне иногда звонят и, кажется, все понимают. Святые, святые люди! Наших там хорошо если треть выжила, боже мой…»
« 22 апреля . Совершенно окреп. Помыл свой балахон, бахилы, противогаз. У метро опять возникли стихийные рыночки – людям жить надо. Купил консервы, гречку и батарейки для приемника: телик гонит туфту, в которой ноль информации. Опять „вражеские голоса“ вещают. Москва блокирована. Но возрождается. Выжила, действительно, половина. Все власти, вроде, здесь. А все-таки молодцы, если не врут. Запад ждет конца эпидемии, чтобы обвалить на нас свою помощь, а то сами заразятся, если раньше. Но что потрясающе: сверхжесткие меры сработали – за пределами Москвы подохших нет!»
«1 июня . В больнице открыли все окна, сами скребем, красим, моем. Ну и мор мы пережили, ребята, ну и ужас, ну и войну! В городе все открыто, цены упали страшно, сейчас начинают тихо ползти вверх. А квартиры как подешевели! Приезжие прут, работы в Москве полно, рабочих рук не хватает, короче – бум. Врачам повысили ставки. Летом работать вообще легче. И все-таки, я думаю, надо уходить в науку».
« 4 августа . Прошли мои документы! Оформляем соискательство! Докторскую необходимо сделать всяко до сорока».
« 7 августа . А больная-то из четвертой палаты все-таки померла от диареи, а. Нетипично, здоровая баба, ну, дизентерия, бывает».
« 10 августа . Ребята, мне худо. Еще двое зачехлилисъ в четвертой. Это не просто дизентерия, клянусь Богом».
« 12 августа . Все по тому же сценарию. Эту разновидность как бы мутировавшей дизентирийной палочки ученые умы решили считать разновидностью кишечного гриппа – он, значит, первичен и прогрызает иммунитет, а она, значит, вторична и доканывает клиента как осложнение. Мы это уже проходили. Драпануть, пока не поздно, или?..»
« 13 августа . Мое любимое число. Москва закрыта. Эпидемия пошла».
« 14 августа . Бахилы, балахоны, маски. Кажется, начинается паника. От первого поноса до смерти – двое суток. Я бы все-таки сбросил нейтронную бомбу на Серпуховский центр».
« 16 августа . Все по тому же сценарию. Это конец!»
« 29 августа . Летальность под сто процентов. Так не бывает, но у нас любую сказку могут сделать былью. Предпочтительно страшную».
« 14 сентября . Вся больница в поносе. Убирать уже некому. Трупы вдоль стен. В телевизоре уже несколько раз сменились дикторы. Властей не видно и не слышно. Сбежали или сдохли?..»
« 15 сентября . Полсуток не было электричества. В сущности, дальше все понятно. Домрет вторая половина. Работаю не столько из чувства долга, сколько от безысходности и чтобы чем-то себя занять, пока помогаешь кому-то – меньше думаешь о плохом».
« 18 сентября . Сегодня ночью Гена позвонил попрощаться. Вот так и не увиделись. А утром, уже перед работой, звонила прощаться Тамара. Боже мой».
« 21 сентября . Испражняются прямо на улицах кровью и тут же падают. Ничего более ужасного и одновременно гадкого нельзя себе представить. Вымершие улицы, зеленые лица, дерьмо и кровь».
« 26 сентября . Все гаснет, все отключается, все кончается. Остался сегодня дома: кипячу запасы воды, надо ждать отключения водопровода. Успел у метро купить свечи, консервы и вермишель».
« 29 сентября . Согласно моему приемничку, Москва вымирает поголовно, а мир в панике полной – но не вымирает! Ну?!»
« 30 сентября . СПИДа они не нашли, но дело, конечно, не в дизентерии, и не в пневмонии, и не в гриппе. Не эти были бы инфекции, так другие. Дело, конечно, в иммунитете, это и пьяному ежу понятно. А вот как он завязан на Москву – это уже вопрос. Видимо, выходит этот вопрос за рамки просто медицины. Когда выспишься и работать не надо, и жить осталось несколько дней или недель – тут невольно настроишься на философский лад, понимаешь. Я смотрю в окно со своего семнадцатого этажа – и такое ощущение, что все уже умерли. И машины не ездят, и трубы не дымят, и все равно какой-то ядовитый желто-зеленоватый смог в воздухе, миазмы какие-то. Словно любому месту на поверхности Земли выделен определенный ресурс на его использование людьми: сколько там миллионов людей сколько веков может жить, сколько всего рыть и возводить, сколько работать и так далее. После чего место делается непригодным для обитания, будто высосали его, выморочным оно становится. Рези у меня начались, засадил я припасенную на этот случай бутылочку водочки, натощак оно взялось крепко, и такое впечатление, что по мертвому городу в ядовито-желтом смоге мелькают призрачные силуэты, тщась продолжить призрачную жизнь…»
