Караван Онфима через четыре дня подходил к Царьграду. Величавая громада святой Софии вырастала с каждым часом.

Близка заветная цель!

Гребцы дружно ударяли веслами. Цветущие берега Босфора медленно уходили назад, а Зоря и Светлана всей душой рвались к таинственному и уже близкому городу, где томилась в неволе их мать. Нетерпение ребят разделял и бродник Угар – ему тоже хотелось поскорее увидеть Ольгу. Угар и Зоря просили у Ефрема разрешения взять челнок и одним плыть вперед. Пусть они выиграют два-три часа, но при их нетерпении и это казалось много.

Купец добродушно рассмеялся.

– Эвося, торопыги! – сказал он. – Да кто вас в город пустит?

– А почему же нет? – спросил Зоря.

– Скрепи сердце, – ответил новгородец. – Ждать свиданья с матерью вам придется, может, два-три дня, а может, и того боле.

– Так вот же он, Царьград, совсем близко! – воскликнул Зоря.

– А ты знаешь поговорку: «Веников много, да пару мало»? Не к теще на блины явились, к грекам едем, а они – народ осмотрительный. Ватагу нашу они в город не впустят, а жить мы будем за стеной, в монастыре святого Мамы. Подворье такое есть для иноземных купцов и их челяди. И как приедем туда, от ихнего эпарха, сиречь градоправителя, придет человек. Наш старейшина предъявит ему княжую грамоту, где написано, сколько в нашем караване людей. Ежели окажутся лишние, то греки с нами торговать не станут, а будут писать нашему князю, почему-де в нашей грамоте неустойка…

– Ой-ой-ой! – вскричал Неждан. – Так это же на полгода дело?

Светлана боязливо спросила:

– А у нас княжая грамота есть?

– Есть, голубка, есть, не беспокойся. Не в первый раз в Царьград приходим. А распорядок такой установлен еще по договору нашего князя Игоря, прадеда Ярославова, и было это без малого сто лет назад. Вот какие дела-то, ребятки! – закончил Ефрем.

Светлана и Зоря совсем приуныли.

– Так, может, нам в город, к матушке, совсем и не попасть? – тихо спросил юноша.

– Не печалься, – успокоил его купец. – Мы по приезде списки даем на тех, кто нам помогать в торговле должен, чтобы их в город пускали. Ну вот я вас троих и запишу: тебя, Светлану, Угара.

– А меня? – робко спросил Неждан и покраснел.

– Ладно, и тебя, – согласился Ефрем.

– А про меня ты уж, верно, совсем позабыл? – обиделся Митяй.

– Что ты, сынок, – усмехнулся купец. – Ты мой самый главный помощник, ты первый в списке будешь.

– То-то же, – буркнул успокоенный мальчик.

И вот уже совсем близко полуостров между Пропонтидой и Золотым Рогом, где раскинулся великий город, красивейший в мире.

Русские суда взяли вправо, так что город остался у них с юга.

Царьград величаво возвышался на семи холмах. Быть может, их было и не столько, но в древности число «семь» считалось священным, и летописцы старались приспособить топографию главнейших городов мира к этому числу. Так и Рим гордо именовал себя «семихолмным», а впоследствии и Москву считали расположенной на семи холмах, и поэт писал: «Сколько храмов, сколько башен на семи твоих холмах!»

Почти на самом мысе, ближе к югу, возвышался белокаменный императорский дворец, поднимаясь от берега в гору. Он был соединен крытыми переходами с гаванью Вуколеон. Но эта гавань была не для наших скромных мореплавателей – она предназначалась для императорских кораблей. Далее виднелся златоглавый дворцовый собор, за ним снова ярус за ярусом палаты и великолепные церкви, и все подавляла грандиозная София с устремленным к небу огромным куполом – нетленное чудо света, предел человеческих мечтаний…

Да, не было в мире города более пышного по внешнему виду, чем сверкающий белизной Царьград. И русские, впервые попадавшие в него, говорили, что Киев по сравнению с ним кажется очень скромным городом.

И снова вдоль берега тянулись храмы, палаты, дворцы. Вот поднимается массивный громадный замок Петрион, а там вдали виден дворец императора-летописца Константина Багрянородного, и уже на самой границе города стоит великолепная церковь Влахернской божьей матери и рядом Влахернский дворец – вторая резиденция византийских императоров.

Даже бывалые гребцы Ефрема не могли оторвать взоров от чудесного зрелища и часто сбивались с такта, замедляя ход лодей.

– Да, вот это город! – воскликнул восхищенный бродник Угар. – А что там внутри? Наверное, умрешь, как посмотришь!

– Внутри он намного хуже выглядит, чем с моря, – заметил Ефрем. – Там и плохоньких домишек не оберешься, только сей час они не видны из-за стен, дворцов, церквей…

Угар сомнительно покачал головой.

Миновав оконечность городской стены, русские суда плыли еще версты три, пока кормчий Хрисанф не отдал приказ поворачивать к берегу. За пристанью, которая мало чем отличалась от киевских, начиналось городское предместье, где и предстояло жить ватажникам в подворье при монастыре святого Мамы.

Управитель подворья – юркий грек Серапион, с бегающими черными глазками, с курчавой бородкой, встретил русских приветливо. Для него начиналось лучшее время года: иноземные купцы щедро оплачивали его услуги. Онфим сразу же вручил ему две золотые монеты и попросил поскорее известить эпарха о прибытии первого русского каравана. Без подачки Серапион даже с этим несложным делом мог тянуть несколько дней.

Зоря и Светлана изнывали от нетерпения. Как им хотелось прорвать все преграды, устремиться в город, найти родимую, обнять ее. Но – увы! – приходилось подчиняться здешним порядкам.

Серапион разместил приезжих в обширных каменных корпусах подворья с открытыми галереями, с многочисленными балконами. Люди каждой лодьи разместились по соседству.

Товары были перенесены в амбары, и каждый купец закрыл дверь своим замком. Но, не полагаясь на эту предосторожность, приезжие выставили у амбаров стражу – вооруженных кметов. Они должны были нести охрану круглосуточно, потому что царьградские мошенники были очень ловки, и не раз случалось, что товары исчезали из складов с закрытыми дверями.

Когда закончились все хлопоты по размещению людей и переноске товаров, четверо молодых и с ними Угар отправились к городу. Присутствие Угара было кстати: бродник умел немного объясняться по-гречески. Этому он научился от грека, вместе с которым терпел печенежскую неволю.

Шесть главных ворот вели в столицу Византии. С севера на юг они шли в таком порядке: ворота Серебряного озера, Харисийские, ворота Святого Романа, ворота Пиги, Пятибашенные и, наконец, Золотые, почти у самой Пропонтиды.

Наши герои прошли вдоль всей стены Феодосия и пытались проникнуть в каждые из шести ворот. Тщетные усилия! Сторожа сразу обращали внимание на их чужеземный вид, спрашивали разрешение на вход. Угар и его спутники с досадой уходили прочь.

Зоря и Светлана с завистью смотрели на вереницы пешеходов, совершенно свободно входивших в город и возвращавшихся оттуда. Переодеться бы на греческий лад, смешаться с толпой… Но где ее возьмешь, греческую одежду? Да вряд ли это и помогло бы. Дерзких выдали бы белокурые волосы, голубые глаза, высокий рост.

Славян нетрудно было сразу различить среди невысоких ромеев со смуглыми лицами, черноволосых. А к славянам в Византии было настороженное отношение: там помнились лихие набеги киевских князей.

Вот почему для русских купцов были учреждены очень строгие правила: они должны входить в город без оружия, группами не более пятидесяти человек, и притом только в сопровождении греческих провожатых. Зато им разрешалось торговать беспошлинно, и во все время пребывания в Царьграде они получали от города «месячину», то есть полное содержание, но на срок не более полугода.

Съестное выдавалось и на обратный путь, и, помимо того, русские имели право бесплатно получать вместо изношенных новые паруса, канаты, якоря… Купцы широко пользовались этим правом. Иной из жадности набирал столько всякого корабельного имущества, что люди с трудом размещались на переполненном судне.

– Ничего, до Березани перебьемся, – посмеивались предприимчивые торгаши, – а там продадим все это добро византийцам. Лишняя гривна серебра кошель не продерет…

Угар и его молодые спутники, проходив у городской стены несколько часов, вернулись, что называется, не солоно хлебавши.