Во времена моей юности не было в истории ничего более скучного, чем история Великой Отечественной войны Советского Союза. В любом ее варианте на авансцене стояло бесконечно мудрое партийное коллективное руководство, которое отчего-то ассоциировалось с погребенным под килограммами орденов брежневско-сусловским Политбюро ЦК КПСС. На втором плане блистала маршальскими и геройскими звездами когорта воспитанных партией, непогрешимых советских полководцев, опирающихся «на единственно научную теорию познания — марксистско-ленинскую методологию» и благодаря этому освоивших в совершенстве вершины оперативного искусства, в принципе недоступные «реакционным» буржуазным полководцам, вышеозначенным методом не владевшим. Далее сплоченно выступали массово героические труженики фронта и тыла, десятками и сотнями ложившиеся на амбразуры, бросавшиеся под гусеницы танков, все время что-то таранившие, проводившие «дни и ночи у мартеновских печей», и все как один беззаветно преданные делу защиты завоеваний социализма. Где-то на задах выламывался из декорации выпукло зримый, как ни старались его зашпаклевать, Верховный Главнокомандующий со своим «культом».

Захлопывая очередной том бесконечно однообразных «воспоминаний», а также «размышлений», я с увлечением окунался в античную историю: деяния Кира Великого, Мильтиада, Кимона или кого-нибудь из двенадцати Цезарей — вот где кипели страсти и настоящая человеческая жизнь.

Пока пятнадцать лет назад Виктор Суворов не бросил в хрустальную витрину булыжник своего «Ледокола».

Суворов до самого дна взбаламутил застоявшееся болото истории Великой Отечественной войны, одновременно поставив тем самым в нелепую позицию целые поколения советских историков. Он замахнулся на «святое», объявив, что разоблаченный съездами и пленумами, но оттого ничуть не менее любимый товарищ И.В. Сталин со свойственной ему тщательностью сам готовил вероломное нападение на Германию, однако Гитлер, как истинный революционер, первым успел ударить противника по черепу. Всего-то.

Казалось бы, что в этом допущении такого уж еретического? Чему оно противоречит?

Идеологии классиков большевизма, провозгласивших любую войну против «отсталых государств», любого, не понравившегося им соседа оправданной и справедливой?

Моральным принципам товарища Сталина, не признававшего никакой морали, кроме той, которая «способствует делу революции»?

Миролюбивой политике СССР? То-то всю «дружбу» с Гитлером порушили, требуя от него права на оккупацию/освобождение территорий Финляндии, Румынии, Болгарии и Черноморских проливов.

Публикации Суворова развернули в нашем обществе невиданную ранее дискуссию. Сколько авторов благодаря ему сделало себе имя, сочиняя «Антиледоколы» и «Антисуворовы», сколько защищено диссертаций, даже романы написаны, сколько копий сломано!

Как у всякого увлеченного своей идеей автора, в аргументации Суворова есть факты, которые могут показаться притянутыми за уши, другая часть доводов может толковаться двояко. Но если он прав, все аргументы ложатся «в цвет», как укладывались в таблицу Д.И. Менделеева предсказанные им элементы. Притом нельзя забывать, что «Ледокол» написан в тот период, когда большинство наших граждан все германские самоходки считало «фердинандами», а истребители — непременно «мессершмиттами», совершенно нереальным делом было найти справочник по немецкой или советской военной технике. Зато теперь, спасибо Суворову, мы так много узнали о колесно-гусеничных и прочих танках. Для ради нас, чтобы хоть как-то уконтрапупить «перебежчика Резуна», рассекретили сугубо тайную индексацию, присваиваемую мирным советским «паровозам» и «сеялкам» с вертикальным взлетом. Теперь любой желающий может убедиться, что не было никакого автострадного танка, а все рассуждения о нем — это «большая ложь маленького человечка». Где же прятались эти просветители раньше? Ждали очередного постановления партии об исторической науке?

Когда генерал армии И.А. Плиев врал советским читателям о том, на какой ерундовой ленд-лизовской технике приходилось ему воевать — крайне ненадежных «английских танках «Шерман», представлявших собой «братскую могилу на четверых», никто не бросался объяснять, что американский «Шерман» с экипажем из пяти человек был одним из лучших и надежнейших танков Второй мировой войны, никто не обвинил усмирителя Новочеркасска в военной безграмотности. Понятное дело — «большой человек», сам своих мемуаров не писал и не читал, танки терял бессчетно, разве все типы запомнишь, займут, чего доброго, всю генеральскую память.

Суворов внятно ответил на вопросы, которые было бессмысленно задавать нашим «корифеям»: все равно ответ получишь дурацкий. Например, почему немцы оказались под Москвой? А это Иосиф Виссарионович, «величайший вождь и полководец», специально их туда заманил, — объяснял генерал П.А. Жилин, заслуженно возглавивший Институт военной истории, — в рамках сталинского учения о контрнаступлении, чтобы тем вернее «загубить» лучшие силы германской армии. И под Сталинград тоже «гениально заманил», — вторил А.М. Самсонов и не прогадал, вышел в академики. Опять же, никто не сказал, что от сих теорий за версту несет продажностью и холопством — как не понять, «время было такое». Впрочем, для придворных лизоблюдов, считающих своим священным долгом учить нас «патриотизму», оно всегда было подходящим.

Чтобы опровергнуть Суворова и положить «конец глобальной лжи», было опубликовано столько архивных документов, что, как говорится, вам и не снилось все предыдущие сорок лет. Только за это я готов снять перед Владимиром Богдановичем шляпу, если бы когда-нибудь ее носил.

И, главное, все «Антиледоколы», повествующие о паническом страхе Сталина перед германской агрессией или разбирающие до винтиков устройство различных танков и самолетов, ничего, по сути, не опровергли. Допустим, не было «автострадных танков». В них ли дело?

Развитие РККА в 1939–1941 гг. было фактически скрытым мобилизационным развертыванием, которое должно было привести к созданию армии военного времени численностью в 8,9 миллиона человек.

Большая часть запланированных сил уже была сформирована или заканчивала формирование к лету 1941 г.

Первый эшелон, в который входили 114 дивизий, ук-репрайоны на новой границе, 85 % войск ПВО, воздушно-десантные войска, свыше 75 % ВВС и 34 артполка РКГ, должен был завершить отмобилизование в течение 2–6 часов с момента объявления мобилизации. Основная часть войск развертывалась на 10—15-е сутки, полное отмобилизование вооруженных сил предусматривалось на 15—30-е сутки. Главной задачей советских дивизий у границы было прикрытие сосредоточения и развертывания своих войск и подготовки их к переходу в наступление.

8 марта было принято постановление Совнаркома, согласно которому предусматривалось провести скрытное отмобилизование 903,8 тысячи военнослужащих запаса под видом учебных сборов. Эта мера позволила к началу июня призвать 805,2 тысячи человек.

Весной 1941 г. вермахт повернул на юг, на Балканы и Средиземноморье, осуществил десантную операцию на Крит — репетицию высадки на Британские острова, демонстрировал подготовку в операции «Морской лев».

В апреле началось скрытое стратегическое развертывание Красной Армии, которое должно было составить завершающий этап подготовки к войне.

Именно с апреля, когда вермахт занимался завоеванием Югославии и Греции и ничем не угрожал стране победившего пролетариата, Сталин стал панически опасаться «провокаций». До этого наши военные на них вполне «поддавались», не страшась никаких «осложнений». Например, адмирал Н.Г. Кузнецов рассказывает: «В конце февраля и начале марта немецкие самолеты снова несколько раз нарушили советское воздушное пространство. Они летали с поразительной дерзостью, уже не скрывая, что фотографируют наши военные объекты… Я предложил Главному морскому штабу дать указание флотам открывать по нарушителям огонь без всякого предупреждения. Такая директива была передана 3 марта 1941 г. 17и18 марта немецкие самолеты были несколько раз обстреляны над Либавой…

…перечитывая сейчас донесения с флотов, нахожу среди них доклады, и в частности от командующего Северным флотом А.Г. Головко, что зенитные батареи открывают огонь по немецким самолетам, летающим над нашими базами. Кстати говоря, Сталин, узнав о моем распоряжении, ничего не возразил, так что фактически в эти дни на флотах уже шла война в воздухе: зенитчики отгоняли огнем немецкие самолеты, а наши летчики вступали с ними в схватки на своих устаревших «чайках»… Глупо заниматься уговорами бандита, когда он лезет в твой дом.

После одного из таких случаев меня вызвали к Сталину. В кабинете, кроме него, сидел Берия, и я сразу понял, откуда дует ветер. Меня спросили, на каком основании я отдал распоряжение открывать огонь по самолетам-нарушителям. Я пробовал объяснить, но Сталин оборвал меня. Мне был сделан строгий выговор и приказано немедленно отменить распоряжение.

Главный морской штаб дал 1 апреля новую директиву: «Огня не открывать, а высылать свои истребители для посадки противника на аэродромы».

С апреля 1941 г. начался полномасштабный процесс сосредоточения в западных округах выделенных для войны с Германией 247 дивизий (81,5 % наличных сил РККА). После мобилизации резервистов и доведения численности до полных штатов они насчитывали бы свыше 6 миллионов человек, около 70 тысяч орудий и минометов, свыше 15 тысяч танков и 12 тысяч самолетов. С 12 апреля началось выдвижение к западной границе четырех армий, созданных из войск из внутренних округов, готовилось выдвижение еще трех армий, которые должны были завершить сосредоточение к 10 июля. Эти армии, объединявшие 77 дивизий, составляли второй стратегический эшелон. 12–16 июня Генштаб приказал штабам западных округов начать под видом учений скрытное выдвижение вторых эшелонов армий прикрытия и резервов округов, которые должны были занять к 1 июля районы сосредоточения в 20–80 км от границы.

Понятно, что эти приготовления были окружены завесой строжайшей секретности и обеспечивались мощной дезинформационной кампанией. К примеру, из дневников Ф. Гальдера следует, что немцы так и не вскрыли наличие в Белостокском выступе ударной советской группировки (10-я армия) в составе двух стрелковых, одного кавалерийского и двух механизированных корпусов — почти 1500 танков. Да что говорить, если наличие у русских танков Т-34 и КВ, принятых на вооружение в 1939 году, участвовавших в войне с Финляндией, оказалось для немцев сюрпризом.

Режим маскировки распространялся даже на Коминтерн, которому было отказано в публикации воззвания к 1 мая 1941 г. с обстоятельным анализом международного положения на том основании, что это «могло раскрыть наши карты врагу». Вообще в апреле — июне советское руководство вело столь осторожную внешнюю политику, что это дало ряду авторов повод говорить о политике «умиротворения Германии». Дескать, Сталин боялся Гитлера. Еще круче: «Сталин знал, что весной и летом 1941 г. армия не была готова к войне… Неготовность армии к войне явилась причиной стремления Сталина оттянуть сроки начала войны. В конце концов он убедил себя в том, что войны в 1941 году не будет».

Вот странность: Сталин боялся «спровоцировать» германское нападение и одновременно выдвигал на запад 77 дивизий второго стратегического эшелона, в прямое нарушение секретных договоренностей приказал сформировать 238-ю стрелковую дивизию, «укомплектованную личным составом польской национальности и лицами, знающими польский язык, состоящими на службе Красной Армии». С какой целью? Для парада в «освобожденной» Варшаве? Это ли не «провокация»?

С чего бы Сталину бояться? Он обладал всей полнотой информации о силах вермахта и возможностях германской промышленности. Он имел перед собой цифры. Он знал, что советская боевая техника значительно превосходит германскую количественно и не уступает ей качественно. Он верил, что по боевой выучке красноармейцы и их командиры не уступят германским солдатам и офицерам. Он собирался напасть внезапно, в самый выгодный момент огромными силами. Он прекрасно понимал, что в случае выступления СССР против Германии неизбежно получит в союзники Англию и Соединенные Штаты. Он вполне логично рассуждал, что нападение на Советский Союз — самоубийственная затея, на которую Гитлер никогда не пойдет. Одно только не могло прийти в голову «вождю всех народов» — что Гитлер не считает его серьезным противником, так же как и «непобедимую и легендарную» Красную Армию, и собирается разгромить СССР за четыре недели. Привыкнув играть в свои игры со скулящими «старыми большевиками», ломать волей все преграды, иметь дело с подобострастными ничтожествами, Иосиф Виссарионович дал маху в психоанализе германского фюрера. У Адольфа была своя логика, имелись свои планы, «дух Ильича» на челе Сталина не повергал его в трепет, как Н.И. Бухарина.

Откуда Сталин мог знать о «неготовности армии»? Совсем наоборот.

По свидетельству адмирала Н.Г. Кузнецова: «И.В. Сталин представлял боевую готовность наших вооруженных сил более высокой, чем она была самом деле. Совершенно точно зная количество новейших самолетов, дислоцированных по его приказу на приграничных аэродромах, он считал, что в любую минуту по сигналу боевой тревоги они могут взлететь в воздух и дать надежный отпор врагу».

На приеме в Кремле в честь выпускников военных академий 5 мая 1941 г. вождь уверенно заявил: «Мы до поры до времени проводили линию на оборону — до тех пор, пока не перевооружили нашу армию, не снабдили армию современными средствами борьбы. А теперь, когда мы нашу армию реконструировали, насытили техникой для современного боя, когда мы стали сильны — теперь надо перейти от обороны к наступлению. Проводя оборону нашей страны, мы обязаны действовать наступательным образом. От обороны перейти к политике наступательных действий… Война против Германии неизбежно перерастет в победоносную народно-освободительную войну».

Победы германской армии в Европе советское руководство объясняло слабостью противников, немецким нахальством и численным превосходством. С Красной Армией подобный номер не пройдет: «Все то новое, что внесено в оперативное искусство и тактику германской армией, не так уж сложно и теперь воспринято и изучено ее противниками, так же как не является новостью и вооружение германской армии. На почве хвастовства и самодовольства военная мысль Германии уже не идет, как прежде, вперед. Германская армия потеряла вкус в дальнейшему улучшению военной техники. Если в начале войны Германия обладала новейшей военной техникой, то сейчас… военно-техническое преимущество Германии постепенно уменьшается». То есть, с точки зрения товарища Сталина, ничего особенного вермахт из себя не представлял.

К середине мая был готов окончательный план будущей войны.

В этом документе прямо была сформулирована мысль о том, что Красная Армия должна «упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск». Таким образом, основная идея советского военного планирования заключалась в том, что Красная Армия под прикрытием развернутых на границе войск западных округов завершит сосредоточение на театре военных действий сил, предназначенных для войны, и перейдет во внезапное решительное наступление.

Поскольку никаких документов по плану «Барбаросса» советской разведке добыть не удалось, задуманная Сталиным война не являлась превентивной. «Величайший стратег всех времен» не верил в германское нападение на Советский Союз и считал, что «для ведения большой войны с нами немцам, во-первых, нужна нефть, и они должны сначала завоевать ее, и, во-вторых, им необходимо ликвидировать Западный фронт, высадиться в Англии или заключить с ней мир». Отсюда делался вывод, что Гитлер двинет вермахт либо на Ближний Восток, либо на Британские острова, но не пойдет на риск затяжной и безнадежной для него войны с «великим и могучим», имея в тылу Англию.

В целом видно, что в советских планах отсутствовала всякая связь действий РККА с возможными действиями противника. Отсюда вырисовывается сценарий начала войны: под прикрытием войск западных округов Красная Армия проводит сосредоточение и развертывание на Западном ТВД, ведя одновременно частные наступательные операции. Завершение сосредоточения служит сигналом к переходу в общее наступление по всему фронту от Балтики до Карпат с нанесением главного удара по Южной Польше.

Немецкие войска в советских планах обозначены термином «сосредоточивающиеся», а значит, инициатива начала войны будет исходить полностью от советской стороны, которая первой начинает и заканчивает развертывание войск на театре. Переход в наступление был привязан не к ситуации на границе, а к моменту сосредоточения назначенных сил — это 20-й день начала развертывания.

Войскам ставилась задача нанести удар по германской армии, для чего следовало «первой стратегической целью действий войск Красной Армии поставить разгром главных сил немецкой армии, развертываемых южнее линии Брест — Демблин, и выход к 30-му дню операции на фронт Остроленка, река Нарев, Лович, Лодзь, Крецбург, Оппельн, Оломоуц. Последующей стратегической целью иметь: наступление из района Катовице в северном или северо-западном направлении с целью разгромить крупные силы центра и северного крыла германского фронта и овладеть территорией Южной., Польши и Восточной Пруссии. Ближайшая задача — разгромить германскую армию восточнее р. Висла и на Краковском направлении, выйти на р. Нарев, Висла и овладеть районом Катовице…» Для обеспечения мощного первого удара основные силы планировалось развернуть в восемнадцати армиях первого эшелона, куда включалась большая часть подвижных соединений. В тылу у них развертывались семь армий второго стратегического эшелона, а за ними — еще три армии третьего стратегического эшелона. Роль ударных подвижных группировок должны были сыграть 29 механизированных корпусов, по 1031 танку в каждом, формирование которых началось в июне 1940 г.

К лету 1941 г. Вооруженные силы СССР были крупнейшей армией мира. К началу войны в них насчитывалось 5774,2 тысячи человек, из них в сухопутных войсках — 4605,3 тысячи, в ВВС — 475,7, в ВМФ — 353,8, в погранвойсках — 167,6, во внутренних войсках НКВД — 171,9 тысячи человек. В сухопутных войсках имелось 303 дивизии, 16 воздушно-десантных и 3 стрелковые бригады. Войска располагали 117 581 орудием и минометом, 24 488 самолетами и 25 886 танками. В первой половине 1941 г. советская промышленность выпускала 100 % танков и 87 % боевых самолетов новейших типов, завершив переход только на выпуск этих образцов. Ежегодный прирост военной продукции в 1938–1940 гг. составил 39 %, втрое превосходя прирост всей промышленной продукции в стране.

Одним словом, Сталин решил первую из важнейших задач: превратил-таки СССР в «базу для дальнейшего развития мировой революции».

20 мая «всесоюзный староста» Калинин заявил: «Капиталистический мир полон вопиющих мерзостей, которые могут быть уничтожены только каленым железом священной войны». В стране раздувался военный психоз, прикормленные трубадуры изнывали от нетерпения: «Когда ж нас в бой пошлет товарищ Сталин?» В общественном сознании формировалось представление о войне как об относительно безопасном и безусловно героическом занятии, закладывалась уверенность, что война начнется, когда мы пожелаем, и закончится, когда мы этого захотим.

27 мая издан приказ о создании полевых фронтовых командных пунктов.

При этом советское руководство знало о сосредоточении у границ Советского Союза германских войск, но, судя по всему, его это не слишком беспокоило. Сталин, а вместе с ним и посвященные в Большой план Тимошенко с Жуковым почти до самого 22 июня верили в оборонительный характер германских мероприятий и продолжали подготовку наступательной операции.

Например, в сводке разведывательного отдела штаба Западного Особого округа от 5 июня 1941 г. отмечали наращивание германских войск у границы. Но в выводах подчеркивалось, что усиление группировки происходит «преимущественно артиллерийскими и авиационными частями», причем одновременно немцы «форсируют подготовку театра путем строительства оборонительных сооружений, установки зенитных и противотанковых орудий непосредственно на линии госграницы, усиления охраны госграницы полевыми частями, ремонта и расширения дорог, мостов, завоза боеприпасов, горючего, организации мер ПВО». Говорилось также, будто «антивоенные настроения в германской армии принимают все более широкие размеры». Подобные донесения, поступавшие в Генштаб, скорее должны были создать убеждение, что вермахт готовится к обороне против возможного советского вторжения, но сам на СССР в ближайшее время нападать не собирается.

18 июня Сталину передали донесение агентов из Германии о дислокации немецких истребителей и назначении будущих глав оккупированных русских земель. Ослепленный захватывающими дух перспективами, Освободитель Европы поставил резолюцию: «Можете послать ваш источник на…»

«Кремлевский горец» не сомневался, что Красная Армия сильнее вермахта и что бояться должен Гитлер. Бояться и, вполне естественно, принимать оборонительные меры против советского вторжения. Маршал Жуков в одном из вариантов бессмертных своих мемуаров так и пишет: «Помню, как однажды в ответ на мой доклад, что немцы усилили свою воздушную, агентурную и военную разведку, И.В. Сталин сказал: «Они боятся нас». Сам Сталин опасался одного — спугнуть «зверя», и был озабочен лишь одним — до последнего момента сохранить тайну, не раскрыть раньше времени свои планы.

Германское командование в это время было обеспокоено аналогичными проблемами. Так, Геббельс 18 июня (по случайному совпадению, в тот же день, когда была наложена историческая матерная резолюция) записал в дневнике: «Мы соблюдаем во всех вопросах, касающихся России, абсолютную сдержанность… Мы не должны позволить сейчас спровоцировать нас». И никто не делает вывода, что Гитлер боялся. Все понимают, что это — маскировка агрессором своих гнусных намерений.

С 14 по 19 июня командование приграничных округов получило указание вывести фронтовые и армейские управления на полевые командные пункты. Советская подготовка выходила на финишный этап.

К 22 июня 1941 г. группировка советских войск первого эшелона на западе насчитывала 3088,2 тысячи человек, 57 041 орудие и миномет, 13 924 танка, 8974 самолета. Кроме того, в авиации флотов и флотилий имелось 1769 самолетов. Из состава второго эшелона к этому времени уже прибыли 16 дивизий — 10 стрелковых, 4 танковые и 2 механизированные, в которых насчитывалось 201,7 тысячи человек, 2746 орудий и минометов и 1763 танка.

В западных военных округах было сосредоточено 64 истребительных, 50 бомбардировочных, 7 разведывательных и 9 штурмовых авиаполков, в которых насчитывалось 7133 самолета. Кроме того, имелось 4 дальнебомбардировочных корпуса и 1 дальнебомбардировочная дивизия — всего 1339 самолетов. С 10 апреля начался переход на новую систему организации авиационного тыла. В апреле в западных округах были сформированы пять воздушно-десантных корпусов. 12 июня создано Управление воздушно-десантных войск. Одновременно шло развертывание тыловых и госпитальных частей. На стационарных складах и базах непрерывно шло накопление запасов.

До дня «М» оставались полторы-две недели.

Можно бесконечно дискутировать на тему, собирался ли Сталин напасть первым. И сторонники, и противники этой версии приводят множество аргументов, которые на самом деле почти ничего не доказывают и ничего не опровергают. Спор зашел в тупик по причине отсутствия документов. Российские архивы продолжают хранить секреты погибшей империи, тайны товарища Сталина. Хотя сам факт того, что оперативные планы Красной Армии на 1941 год до сих пор «не нашлись», наводит на размышления.

Во всяком случае, наши оборонительные мероприятия впечатления не производят. К примеру, из работ бывшего начальника штаба 4-й армии Западного ОВО генерала Л.М. Сандалова следует, что никакой обороны в приграничных районах не строили и обороняться не собирались: «кто решался задавать вопросы об обороне на брестском направлении, считался паникером». Не только на брестском. Ни окружные, ни армейские планы прикрытия создания тыловых фронтовых и армейских линий обороны не предусматривали. Конкретно войска 4-й армии готовились к форсированию Буга и наступлению к Висле. В марте — апреле штаб армии участвовал в окружной оперативной игре на картах. В ходе ее отрабатывалась фронтовая наступательная операция на Бяла Подляску. Подготовка шла поэтапно во всех командных звеньях. 21 июня прошло штабное учение 28-го стрелкового корпуса на тему: «Наступление стрелкового корпуса с преодолением речной преграды», а на 22 июня было запланировано новое учение: «Преодоление второй полосы укрепленного района». Это — «армия прикрытия», так она собиралась «прикрывать».

Советские планы прикрытия изначально не предусматривали противодействия сосредоточению войск со стороны противника. Так, полное развертывание войск приграничных округов в полосах прикрытия занимало по планам до 15 дней. Причем при нападении противника войска первого эшелона заведомо не успевали бы занять свои полосы обороны на границе. Снова Сандалов: «Взаимное расположение укрепленных районов и районов дислокации войск не обеспечивало в случае внезапного нападения противника своевременного занятия укреплений не только полевыми войсками, но и специальными уровскими частями. Так, например, в полосе 4-й армии срок занятия Брестского укрепленного района был определен округом для одной стрелковой дивизии 30 часов, для другой — 9 часов, для уровских частей — 0,5–1,5 часа. На учебных тревогах выявилось, что эти сроки являлись заниженными».

Таким образом, советский Генштаб исходил из такого варианта начала войны и создавшейся обстановки, при котором удастся без помех со стороны вероятного противника выдвинуться к границе, занять назначенные полосы прикрытия, подготовиться к отражению нападения, провести отмобилизование: «Особенностью всех армейских планов прикрытия было отсутствие в них оценки возможных действий противника, в первую очередь варианта внезапного наступления превосходящих вражеских сил. Сущность тактического маневра сводилась к тому, что надо было быстро собраться и совершить марш к границе. Предполагалось, что в районах сосредоточения будет дано время для окончательной подготовки к бою».

Лишь под влиянием ряда тревожных сигналов за несколько часов до германского нападения Сталин решился дать войскам знаменитую Директиву № 1 — «на провокации не поддаваться». С точки зрения повышения боеготовности в предвидении вражеской агрессии документ совершенно дурацкий. Но сталинские колебания можно понять: буквально две-три недели оставалось до начала «Грозы», может быть, действительно немецкие генералы некоей «разведкой боем» пытаются вскрыть группировку советских войск. Очень не хотелось раскрывать свои карты.

Поэтому вместо директивы о приведении войск западных округов в полную боевую готовность на случай войны Сталин велел дать короткую директиву с указаниями, что нападение может начаться с провокационных действий. Он еще надеялся, что удастся начать дипломатические переговоры и под их прикрытием завершить сосредоточение сил для наступления. Но здесь действительно «история отвела мало времени». Проведение мобилизации директивой не предусматривалось.

Маршал Баграмян, сообщая, что прием первой директивы в штабе КОВО продолжался около двух часов, разъясняет:

«Читатель может спросить, а не проще было бы в целях экономии времени подать из Генерального штаба короткий обусловленный сигнал, приняв который командование округа могло бы приказать войскам столь же коротко: ввести в действие «КОВО-41» (так назывался у нас план прикрытия государственной границы). Все это заняло бы не более 15–20 минут. По-видимому, в Москве на это не решились».

В том-то и дело, за сигналом «КОВО-41» должны были последовать совершенно определенные действия, не имевшие отношения к отражению агрессии. Пока имелась надежда — а вдруг Гитлер блефует, войскам слались предупреждения вроде «ничего не предпринимать» и «границу не переходить».

Причина в том, что, вложив весь талант организатора и все силы в план «Гроза», других планов Сталин не имел. Никаких оборонительных операций советский Генштаб не планировал. Никаких планов на оборону, «красных пакетов», специальных «коротких» сигналов на этот случай в войсках не было. Внезапный удар противника большими силами не рассматривался даже теоретически, а значит, не имелось на этот счет никаких продуманных решений.

Вот флоту на первом этапе Большой войны наступательных задач не ставилось, и нарком ВМФ вместо дезориентирующих директив просто объявил флотам «Готовность № 1». Этого оказалось достаточно, чтобы моряки войну встретили подготовленными: они знали, что нужно было делать в этом случае, и сделали. Не могли Кузнецову помешать выполнить свои прямые функциональные обязанности ни Сталин, ни Жданов, курировавший флот, ни Тимошенко с Жуковым.

И еще один вопрос. А если бы Гитлер не напал на Советский Союз в 1941 году, что предпринял бы товарищ Сталин? Приказал бы дивизиям Уральского, Северо-Кавказского, Московского и прочих округов грузиться в эшелоны и отправляться обратно на зимние квартиры? Можно еще более упростить. Если бы вермахт совершил прыжок через Ла-Манш и вторгся в Англию, соблюдал бы в такой ситуации Советский Союз договор о дружбе с Германией? Положительный ответ рисует Сталина в роли наивного и доверчивого простака, чего просто невозможно представить.

Никто из критиков Суворова так и не сумел непротиворечиво объяснить логику действий советского руководства весной 1941 г., сути грозного движения гигантской советской военной машины на запад, красоту сталинского замысла, воплощавшегося в жизнь в полном соответствии с марксистско-ленинской «методологией».

И потому плавание «Ледокола» продолжается.