2. Оракул
Утром меня разбудил не нежный поцелуй в щеку, а звук охотничьего рога, протрубившего едва ли не над самым ухом. Я вскочила, в испуге озираясь по сторонам, но увидела только довольно ухмыляющегося Дитера с рогом в руках.
— Ты! — возмущенно вскрикнула я. — Я могла умереть от испуга!
— Подумаешь, обычная армейская побудка, — пожал плечами Дитер.
— Ах, обычная! Так получи! — я запустила в него подушкой.
Дитер подушку поймал и прижал к носу.
— Мм… люблю запах теплой и сонной птички. Она так изящно машет крылышками, когда пугается!
— А еще я изящно машу сапогами сорок второго размера! — в тон ему ответила я и подхватила стоящий у кровати генеральский сапог. — Чей туфля? Твое? Готовься, сейчас будут пули свистеть над головой!
Дитер выставил подушку как щит и принял пафосную позу.
— Фессалийские драконы не сдаются!
— Русские и подавно! — я швырнула сапог, Дитер уклонился и с рычанием бросился ко мне. Я пискнула, ныряя в облако перин и подушек. Дитер навалился сверху и просипел:
— Сдавайся, птичка!
— Ни за что! — сказала я и поцеловала его в губы.
— Вот как! — выдохнул он, глядя глаза в глаза. В его зрачках закрутились золотые спирали. — Запрещенный прием?
— Еще нет, Ваше Сиятельство, — улыбнулась я. — Но сейчас будет…
Я скользнула рукой по его груди, оглаживая напряженные мускулы, чуть выпуклые нити шрамов, круговыми движениями обвела живот. Дитер выдохнул сквозь сжатые зубы и подтянул меня к себе. Его поцелуи обжигали кожу, ладони гладили живот и ноги, задирая подол ночной сорочки все выше и выше, пока не почувствовала, как моих бедер коснулась напряженная плоть.
— Вы… ненасытны, Ваше Сиятельство, — с придыханием произнесла я, дрожа от сладкой истомы. — Неужто мало ночи?
— Твой нектар… слишком дурманит разум… моя роза, — прошептал Дитер между поцелуями. — Его всегда мало…
Горячая ладонь скользнула между бедрами. Я застонала, откидываясь на подушки, и бесстыдно раздвинула колени. Тело горело, по венам пробегал ток, а может магия.
— Дитер! — прошептала я, выгибаясь ему навстречу.
Потом грохнула, открываясь, дверь.
— Ваше Сиятельство, карета подана! — во все горло прокричал Ганс.
Дитер зарычал, но не от страсти, а от ярости. Я залилась краской до корней волос, но не потому, что оказалась почти обнаженной перед ошарашенным взглядом адъютанта, а потому, что услышала отборную и виртуознейшую фессалийскую ругань из уст моего мужа, и единственными разборчивыми словами были:
— Куда прешь, болван? Не видишь, мы с супругой не одеты?!
Потом в несчастного Ганса полетел второй сапог, оставшиеся подушки и даже медный канделябр. Дверь захлопнулась снова, и уже потом послышалось приглушенное извинение:
— Простите, Ваше Сиятельство! И вы, Ваше Сиятельство! Но вы приказали подать карету к девяти утра! И вот я…
— Выполнил и свободен! — закричал Дитер и с неудовольствием глянул на часы. Я проследила за его взглядом и увидела, что минутная стрелка стоит аккурат на двенадцати.
— Опаздываем! — в один голос вскрикнули мы и подскочили с кровати.
Мы разлетелись по комнатам. Жюли уже ждала меня, нервно перебирая гардероб.
— Не смела тревожить вас, фрау! — зачастила она. — Ганс сказал, вы с супругом, поэтому…
— Поэтому нужно скорее собраться! — выпалила я и схватила первое попавшееся платье-ханфу красивого желтого оттенка. — К нему подойдет красный пояс, как думаешь, Жюли? И вон те прелестные туфли. А волосы мне заколи так…
Второпях, я принялась сама помогать Жюли укладывать волосы в прическу, на что девушка поджимала губы и ворчала:
— И откуда только понабрались замашек? Где это видано, чтобы госпожа сама одевалась и сама прически делала? Если так дело пойдет и дальше, то господа скоро сами обеды готовить будут и полы мыть. А на что же тогда горничные?
Она хихикнула и покачала головой, словно укоряя меня в излишней самостоятельности. Я уже почти была готова, когда в будуар заглянул Дитер.
— Ах! — вскрикнула Жюли. — Ваше Сиятельство, нельзя мужчине…
— А супругу можно, — отрезал он и повел пылающим взглядом туда-сюда. — Мэрион, ты готова?
— Почти! — с улыбкой повернулась я, но вместо ответной улыбки наткнулась на плотно сжатые губы.
— С ума сошла! — ничуть не стесняясь Жюли, произнес он. — Заявиться к альтарскому Императору в желтом ханфу? Он подумает, ты собралась узурпировать его трон.
— Что за чушь! — возмутилась я.
— Желтый — цвет солнца, поэтому и носить его можно только Золотоликому, — отрезал Дитер. — Переодевайся, у тебя десять минут.
Дверь хлопнула. Я показала язык и со вздохом развязала пояс.
— Дикая страна и дикие законы, — поддержала меня Жюли, суетливо выбирая новый наряд. — Корсетов не носят, лица белят, губы красят ярко как у куртизанок. Фи!
Она показала мне нежно-изумрудное платье, и я дала добро. Зеленый всегда хорошо сочетался с моими ярко-рыжими волосами, в таком наряде я буду настоящей королевой весны и света.
Снова распахнулась дверь. Дитер, еще суровее прежнего, повел носом и брезгливо сморщился, увидев мой новый наряд.
— А это уже оскорбительно! — сказал он.
— Что опять?! — я уперла руки в боки и с вызовом глянула на мужа. — Герр Дитер, потрудитесь объяснить свое негодование!
— В Альтаре зеленый цвет считается цветом обмана, — сквозь зубы выцедил генерал, посверкивая золотом из-под нахмуренных черных бровей. — В том числе и супружеского. Здесь все еще в ходу выражение «носить зеленую шапку», что в переводе на фессалийский означает «наставить рога».
Я испугалась и робко спросила:
— Тогда, может, белый?
— Белый в Альтаре носят только на похороны.
— Черный?
— Привлекает злых духов.
— Да что ж тогда можно, дракон их раздери? — выругалась я, беспомощно оглядывая гардероб.
Дитер усмехнулся и оттопырил лацкан военного френча с золотым шитьем и узорчатыми эполетами.
— Красный, дорогая, — важно ответил мой генерал. — И поторопись, через пять минут жду во дворе.
Проклиная всех духов, драконов, придворный этикет и собственную невнимательность, я принялась переодеваться в алый наряд с серебряными цветами и золотыми лентами. В пять минут я уложилась с натягом и поспешила вниз, на ходу застегивая серьги.
— Ты уложилась, — похвалил Дитер, указывая на цветочные часы, установленные посреди нашего дворика. — Еще немного и будет собираться не хуже моих подчиненных.
— Бывших подчиненных, — поправила я. — Напомню, Ваше генеральское Сиятельство, что вы в отставке.
— Скорее, в самоволке, — невесело усмехнулся Дитер и поправил темные очки, которые привычно закрепил вокруг головы ремешком.
— Решил вспомнить прошлое? — приподняла я бровь.
— Решил, что ни к чему сеять при императорском дворе панику, — в тон мне ответил Дитер и взял меня за руку. — Помни, дорогая. Что бы ни говорил Император и какие песни не пел, мы чужие в его стране. А я более того — захватчик. Ведь не будь меня, альтарские провинции не стали бы фессалийскими колониями. И нельзя сказать, что я сожалею об этом, — он пожал плечами. — Я только исполнял долг в интересах моей родины.
Мы пошли по аллее, подсвеченной золотистым солнцем. Сливовые сады почти облетели, скоро на них завяжутся плоды, и я подумала, что тоже подобна этим садам: созрела и расцвела, а теперь пришел срок плодоносить.
Когда мы вышли на лужайку, на солнышко набежало облачко. Дорожку закрыла тень, и я подняла голову, чтобы проверить, не собирается ли дождь. Но так и замерла с запрокинутым лицом.
— Дитер, — прошептала я, в страхе сжимая его ладонь. — Ди…
— Спокойно, милая, — донесся до меня мягкий голос мужа. — Это пэн, ездовая птица.
Я проглотила заставший в горле комок. Виверны, драконы… да кто угодно! Мне казалось, я видела уже все чудеса этого магического мира, но жизнь не готовила меня к встрече с птицей размером с трехэтажный дом.
— Мы полетим на ней? — шепотом спросила я, прячась за спину генерала и разглядывая темно-синие перья на исполинской груди, сложенные черные крылья и могучий клюв, нацеленный в небо. Птица подергивала головой, пытаясь избавиться от сбруи или от шор, закрывающих ее глаза. Медные когти скребли по земле, оставляя глубокие борозды.
— Пэн самая быстроходное животное, даже виверны не могут соперничать с ней, — сказал Дитер и мягко подтолкнул меня к птице. — Давай, не бойся.
— Сначала ты, — заупрямилась я. — Вдруг эта… этот Пэн голоден?
— Думаешь, он соблазнится мной в качестве пищи? Да во мне одни жилы!
— А во мне кости!
— Ну так иди первой.
— Да вот что-то камушек в туфлю попал, — я задрыгала ногой, делая вид, что вытряхиваю камушек. Дитер хмыкнул и, отпустив мою руку, подошел к птице.
— Видишь? — он похлопал ладонью по упругому боку. — Это совсем не…
Птица раскрыла клюв и издала такой ужасающе скрежещущий крик, что все волоски на моем теле поднялись дыбом, и я зажмурилась и приложила ладони к ушам, чтобы не оглохнуть. Но даже тогда все еще слышала звенящее эхо.
— Кажется, мне надо переодеться, — пробормотала я, дрожа и оглядываясь по сторонам в поисках путей к отступлению. — Да-да, я только сейчас вспомнила, что хотела надеть совсем другое платье…
— Мэрион, не дури! — строго сказал Дитер и, вернувшись ко мне, потащил меня за руку. — Ну что за капризная жена мне досталась!
— Я просто не каждый день летаю на гигантских чудовищах, — попыталась оправдаться я, но меня никто не слушал. Дитер подсадил меня на хорошо укрепленную складную лесенку, и сам полез следом, похлопывая меня по заду и не давая ни малейшего шанса на побег. На мое счастье, птица стояла спокойно. У основания ее шеи был закреплен паланкин, перед которым на жестком сиденье держался маленький альтарец в лихой алой шапочке и алой же куртке с кожаными заплатками. Подав мне руку, он заверещал что-то на своем птичьем языке, и я смутно поняла, что альтарец просит меня забраться в паланкин, пристегнуться и не высовываться до конца полета.
— Будто я собиралась! — пробормотала я и влезла в деревянную коробку, обшитую бархатом. Дитер влез за мной следом и сразу же проверил, хорошо ли я застегнула кожаные ремни, потом пристегнулся сам.
— Осторожно, двери закрываются, — буркнула я, осторожно выглядывая в окно. — Следующая станция…
— Дворец Императора! — подхватил Дитер и сжал мою ладонь.
Земля сначала ударила снизу, потом провалилась вниз. Я изо всех сил стиснула руку мужа и зажмурилась, вжимаясь в бархатное кресло, не слыша ничего, кроме клекота и ветра от взмахов исполинских крыльев.
Птица взяла курс на альтарскую столицу.
Все-таки к полету мне было не привыкать. Немного справившись с первым волнением, я выглянула в небольшое окошко. Внизу простирались обширные равнины, засеянные рисом поля, бамбуковые рощи и деревеньки, ютящиеся в долинах и по берегам извилистых рек. Я видела, как работают крестьяне, покрыв головы широкополыми соломенными шляпами, как дети бросают игры и задирают головы, что-то крича и показывая на нас пальцами. Тень от птицы утюжила землю, касалась кончиками крыльев горной ряды на юго-востоке. Там, по словам Дитера, высился самый настоящий вулкан. Альтарцы называли его «Спящий Мао» — при определенном ракурсе вулкан напоминал голову старика. Бытовало поверье, что Мао просыпается перед каким-то трагическими событиями вроде кровопролитной войны или эпидемии, поэтому альтарцы щедро сдабривали духа подарками два раза в год: весной закалывая молодого барашка, а осенью щедрым урожаем с полей.
— Говорят, Спящий Мао едва не проснулся чуть больше тридцать лет назад, — заметил Дитер, приобнимая меня за плечо.
— И что тогда произошло? — спросила я, не отводя взгляда от черной горной вершины.
— Родился я, — усмехнулся генерал и добавил: — На самом деле, тогда Фессалия колонизировала некоторые провинции Альтара. С тех пор этот год считается трауром в Империи Солнца.
— Это не более чем глупые предрассудки, — рассеянно сказала я, но смотреть в окно расхотелось. Я приникла головой к Дитеру и прикорнула на его плече, слушая, как гигантские крылья вспарывают воздух.
Проснулась я от поцелуя в висок и мягкого голоса Дитера:
— Вставай, соня. Мы почти прибыли.
Я замурлыкала на плече мужа, потерлась носом о его руку и зевнула.
— Так быстро?
— Хорошенькое дело! — отозвался Дитер. — Да ты двое суток проспала как сурок!
— Как двое суток?! — подскочила я, раскрывая глаза и выглядывая в окно. Птица замедляла полет и ее тень накрывала стенами из красного камня и изогнутые крыши типичной альтарской архитектуры.
— Ну хорошо, всего два часа, — примирительно сказал Дитер и тут же получил тычок под ребра. — Оу! У кого ты брала уроки единоборств?
— У тебя, врунишка несчастный! — ответила я и надула губы, впрочем. Быстро отошла, потому что птица пошла на снижение, и Дитер сгреб меня в охапку, пока нас обоих трясло и мотало, как горошины в банке. Хорошо, оба пристегнулись ремнями.
— После такой тряски я буду выглядеть как кикимора, — пожаловалась я, когда птица коснулась с земли, и нас хорошенько подбросило на мягких сиденьях.
— Тем лучше для меня, — ухмыльнулся Дитер, сверкнув золотыми искрами в глубине очков. — Меньше будет желающих заглядываться на мою жену.
— А вы, однако, собственник, Ваше Сиятельство!
— Настоящий тиран, — заверил он, целуя меня в губы.
Я ответила на его поцелуй, обвивая за шею и прижимаясь к груди.
— Мне немного страшно, — призналась я шепотом. — Как нас примет Император? Что скажет Оракул и вообще захочет ли увидеться со мной?
— Захочет, — пообещал Дитер. — У меня все хотят и делают. Добровольно и с песней.
— Суровый генерал, — улыбнулась я. — За что полюбила?
— За красивые глаза, — без запинки ответил Дитер, посверкивая стеклами очков, потом расстегнул ремни. — Ну, вот мы и прибыли, моя генеральша. И даже почти не опоздали.
Возница помог нам спуститься вниз, и мы очутились во внутреннем дворике, мощеном брусчаткой. Отовсюду с башен на нас щерились разинутые морды не то львов, не то драконов. Впереди аркой раскинулись ворота, пройдя сквозь которые, мы вышли к трехъярусной террасе из белого мрамора. Слева и справа тянулись зеленые аллеи, откуда-то звучала приятная расслабляющая мелодия.
— Зал Верховной Гармонии, — шепнул мне Дитер, указывая на скульптуру дракона, из пасти которого выкатывалось несколько зеркальных шаров. Я увидела собственное отражение, искаженное и перевернутое, и сама себе казалось пришельцем из какого-то иного мира… Впрочем, так оно и было.
— Эта скульптура называется Зеркалом Истины, — пояснил Дитер, даже не взглянув на дракона. — Говорят, в нем можно разглядеть истинное обличие человека. Если он добр, то будет выглядеть красиво и благородно. Если зол — будет напоминать чудовище.
Не сбавляя шага, Дитер зашагал по лестнице, и мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Мой муж не любил зеркал: совсем недавно, когда он еще не умел контролировать силу, собственное отражение могло убить его.
— Ты должна поклониться перед Золотоликим, — напутствовал Дитер. — Но ни в коем случае не становись на колени, даже если увидишь, что все стоят. Мы, фессалийцы, хотя уважаем альтарские законы, но не должны преклонять колен перед проигравшей стороной.
Я послушно кивала, поднимаясь следом за Дитером. Было немного страшно: какой он, альтарский император? Похож ли на надутого Максимилиана? Что скажет, когда увидит меня рядом с фессалийским генералом и о чем будет вести речь? Торжественное запустение напрягало, а воины, стоящие по бокам лестницы, казались неживыми.
— Они ведь не статуи? — шепотом спросила я, прижимаясь к Дитеру.
— Если это не те, кого я заколдовал на поле боя, то вполне живые, — усмехнулся генерал.
Показалось, что один из воинов шевельнулся, и я пригнула голову, стараясь быстрее пробежать под вскинутой алебардой.
Когда мы, наконец, взошли по лестнице, музыка заиграла громче и торжественнее. Я оглянулась через плечо и восхищенным взглядом окинула парк с аккуратными садами камней и маленькими пагодами, с бассейнами, в которых плавали пузатые золотые рыбки, и фонтанами в виде драконов с разинутыми пастями. А впереди слуги уже открывали массивные двери из красного дерева. Я ожидала, что о нашем прибытии возвестят, но ничего подобного не случилось.
От самого порога через всю залу лежала красная ковровая дорожка. По ее правую сторону стояли мужчины, а по левую женщины. Увидела нас, они поклонились все, как один, и у меня зарябило в глазах от обилия алых одежд, которые лишь изредка разбавляли нежно-кремовые, фиолетовые и голубые тона.
Каблуки моих туфель цокали по каменным плитам, точно отлитым из золота, и блестящим до такой степени, что невольно резало глаза. Над головой проплывали алые бумажные фонарики, традиционные в Альтаре, между колонн возвышались рослые воины, закованные в доспехи от макушки до пяток. Шлемов не было, зато лица оказались одинаково выбелены, как у призраков, нарисованные брови были сведены над переносицей, что придавало воинам свирепый и устрашающий вид. Мужчины одетые в основном или в мужской вариант ханфу — длиннополые халаты с орнаментом, или шелковые рубашки навыпуск, военных было легко отличить по красным однобортным френчам с золотыми лычками на рукавах вместо погон. Женщины, разодетые более пестро, прятались за веерами и бросали на нас лукавые взгляды черных как угольки глаз.
— Осторожно, Мэрион, — шепнул мне вдруг Дитер. — Ты сейчас сойдешь с ковровой дорожке прямо на полы одежды Его Императорского Величества!
— Как это? — подпрыгнула я, с подозрением глядя под ноги и не сразу поняла, что золотые ленты, красиво окаймляющие ковровую дорожку, тянутся все вперед и вперед, к трону, возвышающемуся у дальней стены помещения, и крепятся к золотому одеянию, в которое оказался завернутым, как в панцирь, сухощавый старик с вызолоченным лицом.
— Я думала, это статуя! — тараща глаза, ответно шепнула я.
Дитер ухмыльнулся одним уголком рта, и, не доходя до трона, сложил ладони на уровне груди и поклонился.
— Пусть солнце освещает твой дом, о, Золотоликий!
Застывшие черты старика шевельнулись и губы сложились в тонкую улыбку. Старик простер правую руку вперед и проговорил дребезжащим голосом:
— Пусть солнце освещает и твой путь, Черный дракон Фессалии.
Я повторила жест Дитера, поклонившись и произнеся приветствие на альтарском. Старик качнул головой, отчего круглый диск, укрепленный над его головой и явно символизирующий солнце, тоже качнулся и от него отразились лучи многочисленных светильником, точно над троном блеснуло настоящее солнце.
— И тебе солнечного пути, наследница Белого дракона.
— Благодарю, что оказал нам честь и предоставил политическое убежище, Золотоликий Ли Вэй-Дин, — сказал Дитер, смело поднимая голову и спокойно глядя на Императора сквозь свои темные очки.
— Моя страна нуждается в сильных людях, — спокойно ответил Император. — Небесный Дракон указал мне путь, на котором сойдутся великие воины и мудрецы нашего времени, и только вместе мы сможем противостоять невзгодам, которые бьют нас, как град бьет посевы, и мучают, как засуха поля.
— Я буду счастлив оказаться полезным Альтару, но не в ущерб моей родине, о, Золотоликий, — снова поклонился Дитер, и я повторила за ним, краем глаза наблюдая, как некоторые мужчины опустились на колени и жестикулируют, отгоняя злых духов. Может, суеверно гнали прочь несчастья, а может, слава Дитера бежала впереди него, и появление василиска при альтарском дворе само по себе являлось несчастьем.
— Теперь вы можете присоединиться к церемонии объединения, — провозгласил Император, разводя руки ладонями вверх. — Да будут ваши помыслы чисты, дух крепок, а сердце горячо!
— Теперь, к сожалению, мы должны разделиться, пичужка, — прошептал Дитер, погладив меня по руке. — Мужчины идут в залу Воинской славы, а женщины — в сад Безмятежности.
— И тут дискриминация! — возмутилась я, но тут же смягчилась и ответила: — Конечно, я подожду, мой генерал. Вспоминай обо мне, и тогда я буду чувствовать тебя рядом всегда.
Я намекающе потеребила кулон и поцеловала Дитера в щеку.
Было немного беспокойно за него, я отлично помнила, чем закончилась подобная встреча при дворе фессалийского короля. Но война — мужское дело, мне оставалось только ждать своего генерала с переговоров и слушать бесконечное щебетание альтарских девиц, расположившихся кружком на плетеных циновках под навесом, разрисованном драконами и птицами.
Я присела в сторонке, с благодарностью приняв из рук служанки маленькую глиняную чашечку с ароматным напитком, и принялась прихлебывать его, вслушиваясь в разговоры девушек. Они говорили довольно громко и совершенно меня не стесняясь, то поглядывая на меня со смешанным чувством любопытства и превосходства, то наоборот, игнорируя, будто я была мебелью. Наверное, они полагали, что я совершенно не понимаю по-альтарски, но ошибались.
— Как же не вовремя эта война! — говорила одна, томно обмахиваясь веером и с досадой поглядывая в сторону дворца. — Мне только сделал предложение любимый Чен, и будет обидно, если его заберут в армию.
— Не ты одна такая, подружка, — покачивала головой другая, с густо подведенными глазами. — Мои братья подали прошение самому Императору, чтобы их приняли на воинскую службу. А еще по нашим домам проходили сборщики податей и собирали лишние вещи и рисовые зерна на благо альтарской армии.
— И у нас ходили!
— И у нас! — донеслось со всех сторон.
— А хуже всего, что изъяли новые шелка и платья, которые я только что заказала из северных провинций! — подхватила еще одна девушка, высокая и худощавая по меркам альтарок. Ее прическу украшали длинные спицы с брильянтовыми подвесками, и при каждом повороте головы подвески качались и сверкали как маленькие ледяные сосульки. — Можете себе представить? Шелка они продадут, а на вырученные деньги закупят армейский провиант! Все с ума посходили с этой войной.
«Конечно, — зло подумала я, опуская глаза в чашку. — Когда вашу страну захватит кентарийский вождь, у вас не будет ни шелков, ни драгоценностей. Для победы уж могли бы и потерпеть! Курицы!»
Ругнувшись про себя, я взяла вторую чашку, и на меня неодобрительно поглядела размалеванная красотка. Придвинувшись к худощавой, она произнесла, слегка понизив голос:
— Я все-таки надеюсь, что Кентария остережется воевать с фессалийским драконом. Говорят, его взгляд обращает в камень…
— И не только говорят, но это действительно так, — кивнула худощавая, и подвески в ее прическе подпрыгнули. — Вы видели, он явился в темных очках? Василиск проклят.
— А я слышала, что проклятие снято, — робко заметила скромная девушка, сидящая, как и я, чуть в стороне. Она была наряжена не так богато, как прочие, видно, происходила из бедного рода. — Разве не с той женщиной он явился во дворец? — она слегка качнула головой в мою сторону, и несколько пар горящих глаз воткнулись в меня как шпаги. — Я слышала, это его жена…
— Если это его жена, то я птица Пэн, — усмехнулась худощавая. — Фесалийский дракон любит формы, а эта сухая и костлявая как рыба.
Я вспыхнула и едва не подавилась чаем. Да что они себе позволяют? Глянув поверх чашки, я уловила, как девушки сразу же приняли скучающий вид и, обращаясь друг к другу, слегка понизили тон.
— Откуда ты знаешь, Сю-Ин? — спросила у худощавой та, что была с подведенными глазами. Худощавая надменно улыбнулась.
— Да потому, что фессалийский дракон сватался ко мне, — жеманно ответила она, и на этот раз я не смогла сдержаться и закашлялась. Девушки глянули на меня с презрением, но тут же отвернулись.
— Врешь!
— Когда успел?
— Когда только принял чин генерала, — кокетливо сказала Сю-Ин. — Да, да! И не смотри так насмешливо, Мэй-Ли! Василиск правда сватался ко мне, вот только я отказала!
— Почему же, Сю-Ин? — снова спросила та, сидящая в сторонке. — Разве плохая партия?
— Мой отец был против. Сказал, что отрубит василиску руку, если он попытается тронуть меня, — Сю-Ин гордо вскинула подбородок. — А все потому, что его жены после первой ночи обращаются в камень. Нет, отец не хотел мне такой участи. Хотя говорят, фессалийский дракон хорош в постели.
— Кто же говорит?
— Я тоже слышала, — вмешалась девушка с подведенными глазами. — Братья рассказывали, что по молодости василиск часто посещал «весенние дома» и развратничал с девушками-гунци, он хорошо платил, хотя и не всегда девушки выживали после связи с ним. Однажды он испортил одну хорошую гунци, и хозяин «весеннего дома» подал на него в суд, но фессалийский дракон откупился золотом.
Девушки заохали, а я сжала кулаки, едва сдерживая крутившееся на языке колкости. «Весенние дома» — это, значит, бордели, а гунци — шлюхи. Я понимала, что Дитер вовсе не был ангелом, но слушать сплетни о его темном прошлом у меня не было ни сил, ни желания.
— Я тоже слышала про этот скандал, — важно закивала Сю-Ин. — Поэтому и отказала. Конечно, я приняла подарки и назначила свидание, но не пришла, и тогда он улетел обратно в свою Фессалию.
— Тогда ты разбила ему сердце, Сю-Ин! — закричала веселая Мэй-ли.
— Ах! — вздохнула та. — Надеюсь, это не из-за меня его сердце окаменело! Мне было бы жаль…
И кокетливо захлопала ресницами.
Этого я уже выносить не смогла. Поднявшись со своего места, я в два шага очутилась возле наглой стервы и, нависнув над ней, прошипела на хорошем альтарском:
— Если кто и мог разбить Дитеру сердце, то не такая ощипанная курица!
И, наклонив чашку, вылила весь чай на ее голову.
Девица заверещала и подскочила, размазывая по лицу заварку и белила.
— Ах ты, нахалка! — взвизгнула она и опрокинула на мое платье свою чашку. — Стража, взять ее! Скорее!
Вместе с ней вскочили на ноги и другие, заохали, завизжали наперебой.
— Не забудь умыться, зебра, — сказала я и с достоинством покинула поле боя, не слушая истошных воплей и кипя от ярости. Теперь Альтар не казался мне таким дружелюбным местом. Любой двор — что альтарский, что фессалийский, — одинаков. Везде найдутся змеи, готовые облить тебя ядом. Я была уверена, что про любовь Дитера эта дрянь наврала, но все-таки кипела от злости, сжимая кулаки и шагая по аллее. Кровь стучала в висках, кулон немного обжигал — наверное, где-то поблизости была магия.
Подойдя к маленькому бассейну. Я села на край и принялась с ожесточением оттирать испачканный подол.
— Сплетница! — сквозь зубы цедила я. — Дрянь!
Казалось, что если бы я сама обладала даром василиска, то от нахалки не осталось бы и каменной пыли!
Глаза щипало от подступивших слез. Я шмыгнула носом и вытерла глаза.
— Возьми платок, — раздался над ухом незнакомый голос.
Я с удивлением обернулась и увидела пожилую женщину в фиолетовом ханфу и фиолетовой же накидке, ее лицо было скрыто тенью капюшона. Женщина протягивала мне носовой платок, и ее пальцы были желтыми, сухими и длинными, точно паучьими.
— Вытри слезы, Мария, — повторила она своим глубоким голосом, звучащим как будто со дна глиняного кувшина, и мое сердце тревожно сжалось. — Воину, вступившему на дорогу жизни, не пристало показывать слабость, особенно в самом начале пути.
Эта женщина знала мое настоящее имя! Имя, которое я почти забыла, ведь в новом мире меня никогда не называли Марией, только Мэрион. Откуда меня знает женщина? Кто она?!
Вопросы вихрем пронеслись в голове, но ни один задать я не успела. Женщина резко нагнулась над бассейном и прыснула в меня водой.
— Ай! — воскликнула я от неожиданности и сразу прислонила к щеке только что протянутый платок. Меня обрызгали снова, на этот раз холодные капли обожгли шею и плечо.
— Да что вы такое делаете? — возмутилась я, подскакивая с бортика бассейна.
Женщина с невозмутимым видом выпрямилась, но капюшон по-прежнему скрывал ее лицо, и я не могла понять, смеется она или нет.
— Иные невзгоды как вода, — нараспев произнесла незнакомка. — Они холодят тело и душу, но быстро высыхают, и завтра ты уже не вспомнишь про них
Тут она быстро нагнулась, и, подобрав камешек, бросила в меня. На этот раз я успела увернуться, в ужасе прикрывшись веером. Да эта женщина сумасшедшая! Бежать! Срочно бежать отсюда! Я заозиралась, выискивая пути к отступлению, и услышала, как женщина продолжает:
— А иные беды, как камни. Летят в спину и больно ранят, и эти раны долго заживают. Как те, что были на сердце фессалийского генерала. Но ты смогла исцелить его.
— Вы знаете и моего мужа? — я повернулась к ней, комкая в руках платок. Эмоции переполняли меня, сердце трепыхалось в груди, и я не знала, чего мне больше хочется: бежать, сломя голову, подальше от этой странной женщины, или сесть рядом и заглянуть под капюшон. Но в то же время при одной мысли об этом становилось жутко и слабели колени.
Словно уловив мою нерешительность, женщина похлопала ладонью по бортику бассейна и произнесла:
— Не бойся, дитя. Сядь рядом.
— А вы не будете больше брызгаться водой и швыряться камнями? — с подозрением спросила я.
Капюшон качнулся из стороны в сторону.
— Сядь! — сказала она так настойчиво, что ноги сами потащили меня к бассейну. Я почувствовала, как защипал угольно-черный кулон на моей шее и, посмотрев вниз, увидела, что он приподнялся, точно его притягивал к себе какой-то магнит.
Магнит, которым была странная женщина в фиолетовом одеянии. Которая знала мое настоящее имя и прошлое моего мужа.
Оракул?!
Догадка пронзила меня подобно молнии. Я плюхнулась рядом, подвернув полы ханфу.
— В жизни будет еще много невзгод, — сказала женщина, покачивая капюшоном, в тени которого не было видно лица, а голос выходил глухим и глубоким. — И тех, что холодят, как вода, и тех, что ранят, как камни. Но и тем, и другим свойственно заканчиваться. Помни об этом, малютка-воин.
— Почему вы назвали меня воином? — спросила я, заглядывая в черную тень, но снова ничего не увидела, зато услышала сухой смешок.
— Потому что ты уже боролась за свою любовь, — ответила она, и ее желтые цепкие руки снова вынырнули из широких рукавов. В пальцах замелькали длинные красные нити, сплетаясь в тугие узелки. — И придется побороться еще. За любовь, — один узелок появился и повис на плетеном шнурке. — За счастье, — появился и второй узелок. — За благоденствие на земле, — а вот готов и третий. — И за свое дитя.
Она затянула четвертый узелок, и внутри меня все заныло и свернулось в такой же узел.
— Что вы знаете?! — с придыханием воскликнула я. — Умоляю, скажите! Ведь я… мы… мы как раз приехали, чтобы узнать…
— Знаю, малютка-воин. Именно поэтому я здесь.
В паучьих пальцах замелькали узелки. Женщина перебирала их быстро-быстро, как четки, бормоча под нос:
— То не узелки, то плод завязывается. Завяжись, не развяжись, с каждым днем прибывай, полней возрастай. Начинаю, приступаю, дитя заклинаю. Волосы как у отца, глаза как у матери, в руках сила, в ногах прыть, сердце призвано любить. От той любви не будет войны, от тех очей утихнет звон мечей. Вижу ясно, слово крепко… — женщина вздохнула, и меня окатило холодком. Паучьи лапки перестали мельтешить, теперь в них оказался браслет с узелками.
— Дай руку, малютка-воин, — сказала женщина.
— Что вы увидели? — испуганно спросила я. Бормотание еще отдавалось в ушах, я тряхнула головой, пытаясь избавиться от этого звона.
— Все хорошо будет, — ответила Оракул. — Родится дитя, от него и счастье придет, и благоденствие наступит. Войны не будет, горя не будет. Сольется ваша с мужем любовь в один сосуд, и тот сосуд принесет в мир лад и покой.
— А сила василиска? — спросила я, протягивая руку и слегка касаясь пальцами узелков. — Проклятие не перейдет к ребенку?
— О том беспокоиться не стоит, — утешила Оракул. — Духи говорят: сила уже запечатана, не сковырнешь. Будет твое дитя в безопасности.
Изловчившись, она надела на мое запястье браслет. И он волшебным образом стянулся, плотно обхватил мою руку, и запульсировал теплом.
— Не снимай его, пока не разрешишься бременем, — сказала Оракул. — На тех узелках наговор на дитя завязан.
— Не сниму, — пообещала я и тронула узелки. Они совсем не мешали и казались крохотными и теплыми, приятными на ощупь.
— И за войну не беспокойся, — продолжила провидица. — Возле двери стоит, но за порог не перекатится. Если только…
— Что? — спросила я почему-то шепотом и снова похолодела.
Капюшон качнулся, послышался тяжелый вздох.
— Если только не раскроется Черное Зеркало.
Я с опаской поглядела на небо. Уже знала, что Черным Зеркалом называют созвездие, похожее на овальную рамку, внутри которой клубилась пустота. Легенды говорили, что это портал, и он открывается раз в тысячу лет. Возможно, через этот портал и я попала в Фессалию из своей родной России.
— А если оно раскроется? — прошептала я.
— Что находится за гранью Зеркала, то скрыто даже от глаз провидицы, — сказала она и снова вздохнула. — Однако же, опасайся Черного воина и человека с каменным сердцем.
— Что это значит?
Я содрогнулась. Никакого Черного воина в моем окружении не было, а вот человек с каменным сердцем… когда-то говорили, что у Дитера окаменело сердце. Проклятый от рождения своим отцом, он очерствел и замкнулся. Значит, мне нужно остерегаться собственного мужа?! Но ведь все закончилось! Дитер изменился, мы любим друг друга…
— Вы уверены насчет каменного сердца? — спросила я с надеждой. — Возможно, вы ошибаетесь?
— Оракул О Мин-Чжу никогда не ошибается! — отчеканила женщина и вздернула голову. Капюшон качнулся и принялся сползать назад. — Я вижу вокруг себя на двенадцать сторон, небо до самых звезд и землю до самых корней. Поэтому меня прозвали Тысячеглазой!
Капюшон упал и я, наконец, увидела ее лицо.
Гладкое, почти лишенное морщин, оно было испещрено извилистым узором татуировки, линии которой складывались в маленькие и большие глаза. А самих глаз не было — вместо них я увидела сросшиеся веки, впалые и почерневшие, как грязный пергамент.
Оракул согнула длинный костлявый палец и покачала им перед моим лицом.
— Помни это, малютка-воин! Не открывай Черное Зеркало, иначе…
Я всхлипнула, ощущая, что мою голову точно сдавливает в тисках. Появилось ощущение падения, все поплыло перед глазами, горло сдавило, и кулон стал вдруг невыносимо тяжелым, он тянул меня вниз, в беспамятство. Я рванула цепочку и стала заваливаться назад, будто земля уплывала из-под ног.
Кто-то подхватил меня под руки. Потом я почувствовала, как щеки обожгло холодными каплями. Я замотала головой и застонала.
Опять! Опять эта странная женщина брызгает мне в лицо! Оракул…
— Оракул! — вслух произнесла я и распахнула ресницы.
Надо мной склонилось встревоженное лицо молодого альтарца. Миндалевидные глаза смотрели с сочувствием, тонкие ноздри трепетали.
— Вы в порядке, госпожа? — спросил незнакомец.
Я застонала и потянулась вперед. Молодой мужчина помог мне присесть на бортик бассейна.
— Может, воды?
Я замотала головой.
— Нет, нет… сейчас пройдет… пройдет. Где она?
— Кто?
— Женщина! — я в растерянности огляделась по сторонам. Рядом с нами не было ни души. Легкий ветерок перебирал ветками кустарников и будто нашептывал о чем-то. — Здесь была женщина в фиолетовом танфу. Оракул!
Незнакомец озадаченно покачал головой.
— Но здесь никого нет, — мягко возразил он. — Прошу простить мою дерзость, госпожа. Но я вас приметил еще в Саду Безмятежности и пошел следом. Вы немного посидели у бассейна, что-то шептали. Я боялся подойти, чтобы не нарушить уединение. А потом вы упали в обморок…
Так это был сон?!
Я схватилась за кулон: цепочка не порвана, кулон на месте, все такой же черный и теплый. Тронула запястье и вздрогнула, ощутив узелки. Нет, не сон! Все это было наяву! И Оракул, и предсказание, и подаренный браслет с узелками. Вот только где она теперь? Как странно!
Вздохнула, пригладив волосы. Сердце все еще взволнованно билось в груди, и я с раздражением глянула на альтарца.
— А вы кто такой? — наверное, не очень вежливо спросила я, но нервы все еще дрожали натянутыми струнами и в ушах стоял далекий шепот Оракула.
Альтарец выпрямился во весь рост, одернул портупею на алом военном френче и браво отчеканил:
— Спешу представиться, госпожа! Капитан альтарской армии Фа Дэ-Мин к вашим услугам! И я сражен вашей красотой!
Сражен красотой? Что ж, я сражена пророчествами.
Снова оглядев сад, я подобрала одежды и поднялась:
— Рада познакомиться, капитан. Но я бы хотела…
«… догнать ту женщину», — мысленно закончила я, но Фа Дэ-Мин ловко ухватил меня за локоть.
— Осторожно! — вскрикнул он. — Вы еще слишком слабы, а на плитах полно воды. Того и гляди поскользнетесь!
Я хотела возразить ему, что не какая-то альтарская неваляшка, но как назло мои каблуки поехали по влажным плитам, и я пискнула и сама ухватилась за плечо Фа Дэ-Мина.
— Видите, — укоризненно проговорил он, сжимая мою руку и поглаживая по внутренней поверхности локтя. — Вы еще не окрепли. Но кто же налил здесь столько воды? Наверное, какие-то дети…
«Или Оракул Тысячеглазая», — подумала я, с содроганием вспомнив татуированное и безглазое лицо пророчицы.
— Однако, — продолжил капитан, — сразу видно, что вы прибыли из другой страны. Откуда? Из Фессалии?
— Из России, — буркнула я. После малоприятного диалога с альтарскими курицами мне хотелось хоть немного сохранить инкогнито.
— Что-то такое вертится на языке, — озадаченно нахмурился Фа Дэ-Мин. — Оссия… это ведь та страна, где много…
— Диких ос, — кивнула я, снова предпринимая попытку подняться, а заодно стряхивая вцепившегося в меня капитана. — Это именно она. А теперь простите, мне нужно узнать, закончились ли переговоры у Его Императорского Величества…
— Полагаю, да, моя прекрасная госпожа, — снова заулыбался Фа Дэ-Мин, и я сморщилась. Надо же: уже и «его», и «прекрасная». Местные ловеласы столь же прытки, как и фессалийские. Вот только мне прямо сейчас нужно было найти своего мужа. В голове еще крутились слова Оракула, кулон пощипывал кожу, и все, что говорил капитан, проносилось мимо моих ушей. Но он не умолкал, а продолжал: — Для меня честь, госпожа, познакомиться с такой прекрасной чужестранкой, как вы! Я еще никогда не был за пределами Альтара, и прибыл в Императорский дворец с честолюбивыми помыслами снискать почет и славу. Здесь, — он положил ладонь на эфес шпаги, — сила рода драконов Фа и благословение моего отца. Пределом моих мечтаний было участвовать в боях, победить и получить награду из рук Императора. Но теперь, — он вздохнул и сокрушенно качнул головой. — Теперь я хотел бы получить другую награду…
Фа Дэ-Мин со значением поглядел на меня, ожидая ответа, и я вежливо осведомилась:
— Какую?
— Награду от прекраснейшей женщины, какую я когда-либо встречал на своем пути! — в одно предложение выдохнул капитан. И, воспользовавшись моментом, он взял мою ладонь и прижался губами к запястью.
— Какая наглость! — вскрикнула я, подскочив и сразу же вырвав руку из его горячей руки. — Что вы себе позволяете?!
— Приношу вам во владение свое сердце и воинскую честь! — шустро ответил капитан. — Не было никого в подлунном мире: ни зверя, ни рыбы, ни птицы, ни человека, который оказал бы такое впечатление на меня! — он прижал ладони к груди и низко поклонился в пояс. — Ваша красота подобна падающей звезде. Ваши глаза — озера. Ваши губы — как створки раковины. Я буду счастлив служить вам, госпожа. Всего за один поцелуй…
Тут он снова разогнулся и попытался приобнять меня за талию. Я пискнула, вывернулась из его объятий. Бросило в жар, да так, что вспыхнул и кулон, обжигая шею, и браслет с узелками, и я сама. Отбросив со лба волосы, я с возмущением ответила:
— Вы так ухаживаете за всеми женщинами, капитан? Следите за ними, лезете с непрошенными поцелуями. И, кажется, для вас не существует слова «нет»?
— Иногда «нет» означает «да», — лукаво усмехнулся Фа Дэ-Мин.
— В моем случае «нет» означает «нет»! — отрезала я и тряхнула головой, приглаживая рассыпавшиеся локоны. — Не могу сказать, что это знакомство меня порадовало, поэтому позвольте мне удалиться без лишних расшаркиваний. Я просто…
Запнулась, пожала плечами и, подобрав полы ханфу, быстро зашагала по аллее прочь.
— Позвольте хотя бы проводить вас! — закричал мне вслед Фа Дэ-Мин.
— Обойдемся без любезностей, — пробормотала я и ускорила шаг.
Но избавиться от настырного альтарца оказалось не так-то просто. Сначала я услышала торопливые шаги за спиной, потом меня снова поймали за локоть.
— Не так быстро! — срываясь, проговорил Фа Дэ-Мин. — Возможно, вы не знаете, что в Альтаре женщина не может отказать мужчине, если он начинает ухаживать за ней!
— Даже если самой женщине это не нравится? — огрызнулась я, смело глядя в темные глаза альтарца.
— Если бы тебе не нравилось мужское внимание, крошка, — капитан перешел на «ты», — то никогда не нарядилась бы как последняя альтарская…
— Кто?! — вспыхнула я, жар бросил в голову, от ярости стало трудно дышать.
— Твои чувственные алые губы говорят об одном, — хрипло проговорил капитан, подтаскивая меня к себе. — А твои глаза… О, твои глаза! Я сразу влюбился в них, как только увидел! Император Солнца охоч до чужеземных наложниц. Он обещал, что в награду лучшим воинам страны достанутся и лучшие девушки. Теперь я вижу, что это так!
Теперь его лицо было совсем близко: все еще красивое, но уже искаженное похотливым возбуждением. Приловчилась и пнула его в колено. Альтарец охнул, сжал зубы, но меня не выпустил. Вместо этого его глаза налились гневом, он еще крепче сжал мою руку и зашипел в лицо:
— Ах, так…
— Отпусти ее! — послышался за спиной знакомый голос, глухой от сдерживаемого гнева. Я вся затрепетала, когда поняла, кто пришел мне на помощь. Хотела выкрикнуть его имя — но все слова разом высохли в горле.
— Отпусти ее, — повторил Дитер, приближаясь медленно и вальяжно. Но я не обманывалась его расслабленной походкой: так мог бы двигаться хищник, примеривающийся перед прыжком. За черными стеклами очков вспыхивали и вертелись золотые огни, и я сразу же поняла, что генерал шутить не намерен. Но Фа Дэ-Мин не сразу узнал его.
— С какой стати? — самодовольно крикнул он. — Эта наложница обещана мне!
Дитер не повел и бровью.
— Неужели? — холодно осведомился он. — Я только что сидел от императора по левую руку в Зале Воинской славы. Как и дюжина других воинов. Но тебя там не видел. Ты прятался за колонной, птенец?
Фа Дэ-Мина тут же бросило в краску. Узкие глаза еще больше сощурились, но хватку он ослабил, и я, воспользовавшись, извернулась и отскочила на шаг.
— Или тебя вовсе не пригласили на совет? — продолжал Дитер ровно и размеренно, точно вбивал гвозди. — Конечно, куда тебе! Только вышел из военной академии.
— Но уже капитан! — Фа Дэ-Мин сжал кулаки и вскинул подбородок.
— Благодаря протекции отца, — припечатал его Дитер. — Я помню господина Фа, он вел у нас тактику боя. Должно быть, старик совсем сдал, что послал вместо себя такого желторотого щегла, как ты. И капитанские погоны не спасут, со стороны вижу, чего ты стоишь.
— А ну, посмотри! — с вызовом крикнул Фа Дэ-Мин, разом забыв обо мне, и вытащил шпагу. — Давай! Подойди, чужак! Я намотаю твою требуху на эту шпагу! О, она повидала множество фессалийских потрохов!
— Но сегодня затупится о василиска, — отрубил Дитер, и по моей спине россыпью покатились мурашки.
— Не надо! — крикнула я. — Не смейте!
Но никто из мужчин, кажется, не обратил на меня внимания. Капитан вдруг побелел и опустил шпагу. Острым концом она прочертила в мощеной тропинке черту и дрогнула в ослабевшей руке.
— Вижу, что узнал, — ровным тоном произнес Дитер и небрежно поправил очки. Фа Дэ-Мин отшатнулся, точно ему под нос сунули гадюку, поспешно отвел взгляд. Я сама чуть не отвернулась по инерции, хотя уже знала, что сила василиска находится под контролем. Но знали ли об этом другие?
— Узнал, — с трудом вытолкнул Фа Дэ-Мин. — Фессалийский дракон, любитель опиума и шлюх.
Он сказал это так, точно сцедил яд. Во мне все задрожало не то от возмущения, не то от обиды — за Дитера? За себя?
— Я прямо сейчас сниму очки, если ты не уберешься отсюда, — сказал фессалийский дракон и тронул оправу. — Буду считать медленно и вдумчиво. Итак, раз…
Капитан сглотнул. Сунул шпагу в петлю, обеими ладонями пригладил волосы.
— Два…
— Я не хочу разжигать международный скандал, — фыркнул капитан и горделиво выпрямился. — Эта наложница не стоит того.
Круто повернувшись на каблуках и не наградив меня даже взглядом, Фа Дэ-Мин прошел мимо, выбивая из брусчатки пыль.
— Дитер! — я радостно кинулась к мужу, но остановилась. Он все так же стоял на расстоянии, раздувая ноздри, и в его очках клубилась золотая мгла.
— Значит, — медленно и ровно произнес он, — пока я решал важные государственные дела, ты вовсю флиртовала с сомнительными типами?
— Это я-то?! — поразилась и вскинула возмущенный взгляд. Уж чего-чего, а подобных обвинений я не ждала! Особенно после слов, которые только что услышала от капитана и еще раньше от альтарских девиц. — Я едва успела выйти в сад, как…
— Вижу, — перебил генерал. — Птички любят скакать по чужим гнездышкам?
— А сам-то! — вспылила я. Его холодность и несправедливые оскорбления задевали. — Ты сам не прыгал ли по альтарским притонам?
— То было в прошлом! — вскинул голову Дитер.
— Откуда мне знать? — парировала я. — Та тощая дылда говорила так, будто свидание между вами происходило совсем недавно!
— У меня не было свиданий, пичужка! — с неприязнью ответил генерал.
— И у меня!
Какое-то время мы сверлили друг друга взглядами. В очках Дитера искрились золотые молнии, но я и не думала отводить глаза. Возмущение жгло грудь, я задыхалась от невидимой силы, сжавшей меня в тиски. А ведь я хотела рассказать ему про Оракула! Узнать, что сказали на свете… Но теперь ни слова от меня не дождется! Ревнивый осел!
— Хорошо, — наконец, выдавил Дитер, и отвернулся. Я вздохнула, дрожа от негодования. — Едем домой, Мэрион, — продолжил он устало. — Там поговорим.
И первым пошел по аллее, чеканя шаг.
