Ферма Мэтью

В МИРЕ ЛЮДЕЙ правил еще больше, чем в лесу. Некоторые совсем простые, и большинство им следует, не задавая вопросов, – не убий, не укради и все такое. Другие – странные, например, нельзя разговаривать во время еды или охотиться на оленей на чужой территории. Правда, это правило я нарушала, и не раз. И еще одно – когда ты встречаешь новых людей, не подкрадывайся к ним. Постучись в двери как друг, что приходит на чай и приятную беседу. Покажи им свое оружие, не прячь его. Впрочем, тут я сжульничала, спрятав нож под курткой. Правила – хорошая штука, но если я их нарушаю, значит, и другие могут.

Деревянный знак над воротами покачивался на цепи и был пробит пулей. Первая подсказка, что в этом месте что-то неладно. Вторая – запертый скот, который в это время дня должен пастись на равнине, поедая последнюю летнюю траву. На окнах я заметила защитные железные ставни – такие есть почти у всех домов в БиСи, но эти были закрыты и закреплены цепями. Зачем? Солнце сияло, и в воздухе не ощущалось запаха бури. Однако мой желудок бурчал, а руки тряслись от мыслей о еде, так что я наплевала на все подсказки. Вот дура!

Я осторожно шла по тропе к дому, держа руки на виду, чтобы хозяева знали, что оружия у меня нет. Я была уже на полпути, когда на крыльцо вышел мужчина – старый и тощий, как ивовое дерево. Он направил на меня двустволку и спросил:

– Мисс, что вы здесь делаете?

Еще одно правило – никогда не говори прямо, что тебе нужно, иначе останешься без туза в рукаве.

– Я заблудилась в лесу. Ищу дорогу на север.

Волос у него на голове вообще не было, и я подумала, что в жизни такой болячки не видела. Если замечаешь лысую рысь или медведя, значит, они больны и до весны не дотянут. А этот тип, похоже, пережил больше зим, чем я могла сосчитать. Что-то у меня в мозгу не складывалось.

– Ты куда идешь? – спросил он.

– В Халвестон.

Еще одно волшебное слово из маминого письма. Мужчина странно посмотрел на меня, потом его лицо расплылось в улыбке.

– Что такой юной девушке делать в Халвестоне?

Я вспомнила еще одно правило Охотника. Не отвечать на вопросы.

– Неважно. Я просто хочу найти дорогу.

Он кивнул.

– У тебя впереди долгий путь. Выглядишь ты не очень – одна кожа да кости. Голодная? – спросил он. Потом поставил ружье и широко открыл дверь.

Я не знала, что делать. Я ведь у него только дорогу спросила, а он мне место за столом предлагал. Конечно, я надеялась, что предложит, но не думала, что получится легко. Люди в этих краях не так уж просты.

– У меня на плите кастрюля с чили.

Ну и ладно. У меня нож, и я вышибу дух из этого дохляка, прежде чем он схватится за ружье. В животе прям буря началась.

– Да, сэр, голодная.

– Тогда заходи, не стесняйся. Пока будешь есть, я карту нарисую.

Голос у него был тихий и дружелюбный. А еще он улыбался глазами – Охотник так не умел. Его улыбки были на поверхности, а у старика они словно шли изнутри. Если посмотреть на них обоих – сразу поймешь разницу.

Я поблагодарила его и подошла поближе, хотя эти несколько шагов были самыми трудными за всю мою жизнь. Ноги будто налились свинцом, а жилы затрещали от усилий, когда я попыталась сдвинуться с места.

– Это твой дом? – спросила я, вспомнив про дырку от пули в табличке над воротами.

Он опять улыбнулся.

– Ты имя на воротах видела?

Я кивнула.

– Там написано Мэтью.

У меня терпения не хватало его загадки разгадывать.

– Значит, ты Мэтью?

– Я бы признался, что меня именно так зовут, но вдруг я тебе денег должен.

Он подмигнул мне и громко рассмеялся. Я не знала, что думать об этом типе по имени Мэтью, но до меня доносился запах чили, кипящего на плите…

Видать, старик заметил, что я колеблюсь. Сделал умный вид, вроде как угадал, о чем я думаю, и заявил:

– Мне нужно посмотреть, как там чили, потому заходи, как будешь готова. Двери открыты.

И вошел в дом. Повернулся спиной к незнакомцу и даже дверь не закрыл. Он ведь знал, что я могу его убить. Решил, что такая девчонка ему не опасна? Доверия во мне не осталось ни капельки, а вот у Мэтью его хватало на нас обоих.

Я шла к дому медленно и упрямо, словно пробираясь сквозь густой кустарник, но скоро махнула на все рукой. На этой ферме все было как в бабкиных глянцевых журналах. Она их хранила под матрасом и заворачивала в пластик, чтобы не отсырели. Если я хорошо себя вела, а такое бывало нечасто, бабка разрешала мне посмотреть их перед сном. Говорила, что они не дают ей забыть о тех вещах, которые мы потеряли после Большой Глупости и Второго Конфликта. Наверное, она была такой сердитой, потому что жила в прошлом, а не здесь и сейчас. Так вот фотографии в тех журналах словно были сделаны в поместье Мэтью. Отдых на дикой природе. Понаблюдайте за медведями в их среде обитания. Горячий шоколад у камина. Ну и все такое прочее. Медвежья шкура с когтями на полу, кожаные диваны, плита с двумя конфорками и столько кастрюль, сковородок, поварешек и тарелок, что любому нормальному человеку на десять жизней хватит. На самом деле нужен только большой железный чайник, сковородка и острый нож. А все остальное так, для забавы. Мне вдруг начало казаться, что я десять лет в выгребной яме прожила.

Мэтью стоял у плиты, помешивая чили длинной деревянной ложкой. Он ничего не сказал, когда я вошла, но один из стульев за обеденным столом был слегка отодвинут. Мэтью взял другую ложку, маленькую, серебряную и, как по мне, совершенно бесполезную и попробовал соус. Причмокнул, как козел, и добавил немного соли, перца и еще травы какой-то.

– Кофе хочешь? – предложил он и снова попробовал соус.

Охотник мне не разрешал пить кофе. Говорил, что него мысли путаются. А мне сейчас нужна была светлая голова.

– Спасибо большое, не хочу. А можно стакан воды?

«Веди себя вежливо, однако будь начеку, в этих лесах всякие люди попадаются». – Так меня Охотник учил. Тогда я еще не знала, что это он о себе говорил.

– Возьми. Вода минеральная, тебе сейчас полезно будет.

Я понятия не имела, что это за вода такая и чем она отличается от обычной речной, но у меня во рту пересохло, а она была холодной. Я осушила стакан одним долгим глотком, поставила его на стол и, забыв про манеры, смачно рыгнула.

Мэтью промолчал, лишь улыбнулся.

– Извини, – сказала я. – Просто целый день не пила, а кое-какие позывы трудно сдержать – сам знаешь, как оно. Черт, твой чили отлично пахнет!

Он аккуратно, двумя пальцами, взял стакан со стола.

– Знаю, юная леди, и не сержусь. Наоборот, как по мне – это был отличный комплимент.

Я улыбнулась. Наверное, я была красная, как рак. Мэтью пододвинул стул и сел напротив.

– А ты раньше в Халвестоне была?

– Нет. Я иду на север, потому что ищу кое-кого. Я их много лет не видела. Может, они здесь прошли.

Что можно ему рассказать? Он казался дружелюбным и добрым. Приятный, в общем-то, парень, вот только я его в первый раз видела.

От аромата, доносящегося из кастрюльки, у меня желудок свело.

Он опять кивнул. Наверное, привычка.

– У меня редко гости бывают.

– Лет пятнадцать тому назад женщина с мужем по пути на золотые прииски.

Я не хотела ему так много рассказывать, однако каждый раз, когда я пыталась уснуть, из глубин памяти всплывали слова из маминого письма, и сейчас я отчаянно надеялась, что он все-таки видел моих родителей. Вдруг расскажет, как они выглядят. Бабка свои журналы как святыню хранила, а дочкиных фотографий в доме не было ни одной.

Мэтью откинулся на стуле, надул щеки и почесал в затылке.

– Пятнадцать лет тому назад? И не упомнишь… Значит, за золотом шли?

Я кивнула.

– Мы в то лето церковь в Мартинсвилле достроили. Немало путешественников к нам заглядывало.

Я почувствовала слабый проблеск надежды. Мартинсвилль мама упоминала в письме.

Он продолжил рассказ, в этот раз глядя прямо на меня, хотя до того в потолок пялился – вроде как все воспоминания у него на чердаке хранились.

– В основном мужчины – группки из четырех или пяти друзей, которые складывали в общий котел все, что у них было. Еще нескольких одиночек – глупые идеалисты. Теперь припоминаю – была там одна семейная пара. Как их звали, не помню, но шли они в Халвестон. А женщина была симпатичной… – Он рассмеялся и добавил: – Точно, я ее запомнил, потому что она назвала Юкон Великим. Ни разу не слышал, чтобы старину Юкона так называли.

Еще слова из маминого письма. Наверное, я улыбнулась, потому что Мэтью замолчал и взглянул на меня. Потом спросил странным бесцветным голосом:

– Твои родители? Правда?

Было в его голосе что-то такое, отчего отвечать совсем не хотелось, однако мое лицо все за меня сказало. Мэтью молчал, глядя на меня со странной смесью жалости и веселья. Чего это он?

Потом он встал и подошел к высокому книжному шкафу в другом конце комнаты. Из щели между шкафом и стеной достал рулон бумаги и развернул его на столе. Я увидела карту БиСи, Севера и других территорий, мне неизвестных. На ней не было надписей, как на бабкиной.

– Мы здесь, – сказал Мэтью и ткнул длинным тонким пальцем в черную точку, окруженную пустотой.

Я нашла хребет, с которого спустилась, и Муссу. Дальше на юг была еще одна точка – наверное, Долстон, хотя вполне возможно и Риджуэй. На карте весь мой путь занимал не больше фаланги пальца, и когда я взглянула на север – бескрайний и пустой, – мне стало страшно.

– Это Мартинсвиль? – спросила я, указав на черную точку, рядом с которой был нарисован крест.

Мэтью еще раз кивнул и улыбнулся. Интересно, а он больше ничего не умеет?

– Твои родители отправились в путь во время второй Лихорадки?

– Да, сэр.

Я слышала, что во время Большой Глупости какие-то идиоты сбросили бомбы не туда, куда надо, искорежив землю и открыв залежи желтого металла.

Мэтью откинулся на стуле, поглаживая подбородок.

– Долгий путь. Посмотри сюда – это Халвестон.

Дорога к нему была одна – вверх по карте, через пустоту.

– Как ты сама туда доберешься? Несколько сотен миль…

Я поморщилась. Зачем он спрашивает? Лучше бы он не видел моего испуга. Дорога есть дорога, десять миль или сто – какая разница? Ну, так я себя успокаивала.

– У меня есть две ноги. А что еще надо?

Он кивал и кивал, словно деревянный болванчик.

– Еда, например, – сказал Мэтью, взглянув на горшочек с чили, – и вода.

Он посмотрел на пустой стакан, потом перевел взгляд на меня.

Стул вдруг показался ужасно неудобным.

– Мне просто не везло. Я умею охотиться… Просто… просто не везло.

Мэтью улыбнулся одними глазами, а потом забарабанил по столу.

– Тогда возблагодари Господа за то, что он послал тебе меня.

Он встал и подошел к плите, где кипел горшок. Навалил целую миску чили, от которого шел пар, и поставил передо мной. Затем положил рядом одну из тех серебряных ложечек. Себе накладывать не стал.

– Ешь, пока горячее.

Меня дважды просить не надо было. Во рту пекло, но я не обращала внимания. Как будто голос мне нашептывал: «Привыкай к роскоши, Элка. Теперь все будет хорошо! Такой же чили, острый и мясной, ждет тебя на севере».

А потом донесся топот копыт. Несколько лошадей. У меня сердце упало. Мэтью помрачнел, молча встал, взял ружье и направился к двери. Я продолжала жевать. Пропади оно все пропадом, но я таки набью желудок, прежде чем начнут палить.

– Эй, вы! – рявкнул Мэтью и, пинком открыв дверь, вскинул ружье.

Я сидела в стороне от двери, но могла видеть, что происходит снаружи. Мэтью, стоявший в дверном проеме, оглянулся. Его лицо, освещенное льющимся с улицы светом, исказила жутковатая улыбка. У меня внутри все сжалось, но я продолжала глотать чили.

Над дверями висело распятие. Ну, знаете, вроде как Господь благословляет вас, когда вы выходите из дома. Я-то всегда считала, что это трусость. Как говорится, на бога надейся, а сам не плошай. Потом я прищурилась и хмыкнула. Распятие было перевернуто. Уж если ты деревяшку прибить не способен, то тебе никакой бог не поможет.

Я покачала головой, доела чили и взглянула на карту. Маленькие городки на ней были отмечены красными точками, а те, что побольше, – черными квадратиками. Вдоль дороги на север я вообще черных квадратиков не увидела. Только пригоршня красных точек, окруженных пустотой. Вот и отлично! Людей-то я не особо люблю. Никогда не знаешь, что у них на уме. Поди разбери, обнять они тебя хотят или придушить?

В верхней части карты Мэтью зарисовал целый кусок старой территории. Наверное, это то место, куда бомбы во время Большой Глупости упали. Я разглядела там только одну красную точку, однако букв я не знаю, потому название прочитать не сумела.

Звук копыт стих.

Я уже вылизала всю тарелку и не смогла сдержать отрыжки. Брюхо сказало спасибо за отличный хавчик.

Потом я услышала голоса. Вернее один, женский, который мне был отлично знаком. Какого черта тут Лайон делает? Она что, за мной шла? Или это просто единственный дом между Муссой и горами? Случай привел этого бледного демона сюда или она умнее, чем я думала?

Вдруг весь хавчик попросился наружу. Я вскочила и спряталась за дверью.

– Преподобный Мэтью? – спросила судья Лайон. От ее ледяного голоса по спине побежали мурашки.

Желудок от страха скрутился в тугой узел, выпихивая чили.

Я не слышала, что ответил Мэтью. Наверное, опять кивнул.

Потом до меня донесся скрип седел – видать, всадники спешились.

– Преподобный Мэтью, вы знаете, кто я?

– Да, мэм, знаю.

– Я ищу двух людей, – сказала она, и мне показалось, словно на меня обрушился огромный камень. Двух!

– Посмотрите на этого человека. – Я услышала хруст бумаги. Наверное, тот портрет Крегара. – Вы его видели?

– Да уж, такое лицо я бы запомнил, – сказал Мэтью. – Вот только я его ни разу не видел.

– А девушку?

Я напряглась.

Мэтью молчал. Неужели выдаст меня? Может, уже выдал?.. Я судорожно шарила глазами по комнате, ища выход, но железные жалюзи на окнах превратили ее в крысиную ловушку.

Потом я услышала шаги, звяканье шпор и скрип деревянной ступеньки.

– Не возражаете, если я тут осмотрюсь?

Голос Лайон теперь прозвучал намного ближе.

Я нащупала нож и встала за дверью. Я слышала, как фыркали лошади на улице. Судя по всему, там было еще двое, помощники Лайон. Она их хорошо выдрессировала, они не проронили ни слова.

– Мадам, – произнес Мэтью и сделал шаг ей навстречу. – Вы думаете, такой старый кобель, как я, не заметил бы девчонку?

Он рассмеялся.

На сердце полегчало. Он меня не продал. Пока.

Лайон сдвинулась с места, и я смогла разглядеть ее в узкую щель между дверью и стеной. Поразительно, как она здесь оказалась? Я еще раз напомнила себе – держись подальше от людей, потому что они привлекают других людей. От них одни неприятности. Вот она, стоит передо мной – бледная, вся затянута в черное, и волосы прям идеально уложены. Она была выше, чем Мэтью, а спину держала так прямо, что я взглянула на нее и сама выпрямилась.

Лайон ничего не сказала, лишь кинула на него холодный взгляд. Потом шаг, и она уже возле дверей. Так близко, что я чувствовала запах конского пота и слышала ее дыхание. Спокойное и размеренное. Наверное, если бы за ней медведь погнался, у нее и тогда дыхание не сбилось бы.

Лайон сделала еще один шаг вперед, и теперь я уже не могла ее рассмотреть. Плохо.

– А как та девушка выглядела? – спросил Мэтью.

Заскрипели деревянные ступени.

– Приблизительно вот такого роста, каштановые волосы до плеч, карие глаза. Дикарка.

Сердце бешено стучало, и я молилась, чтобы она его не услышала.

– В зеленой куртке? – спросил Мэтью, и сердце вдруг остановилось.

– Вероятно. – Лайон сделала шаг назад, и теперь я вновь могла ее рассмотреть. – Значит, вы ее видели?

– Да, видел.

Интересно, я успею выскочить из дверей и перерезать этому дохляку горло, прежде чем Лайон меня пристрелит?

– Что она натворила? – поинтересовался Мэтью.

Лайон криво улыбнулась, и мне вдруг стало холодней, чем во время снежной бури.

– Она разыскивается в связи с несколькими убийствами.

Черт, меня еще больше затрясло. Я ведь ни в чем не виновата!.. Мне вдруг захотелось выскочить из дома и проорать это прямо в ее самодовольную рожу.

– О, господи, – запричитал Мэтью, – а я-то ее накормил и дорогу показал. Откуда я мог знать? Прости меня, Господи, если она опять нападет на кого-то.

– Где она? – Голос Лайон больше не был холодным – в нем прорезалась сталь.

– Проходила пару дней назад. Я показал ей дорогу и благословил на прощание. Сказала, что пойдет на восток, к побережью.

Лайон прищурилась, и на секунду мне показалось, что она не поверила Мэтью.

– Если задержитесь в наших краях на пару дней, приходите в воскресенье в церковь. На этой неделе мы принесем в жертву агнца и будем молиться о мягкой зиме.

Я закатила глаза. Это ж какими надо быть идиотами, чтобы верить, будто Бог управляет ветрами и снегом.

Лайон кивнула, но не Мэтью, а своим помощникам. Здесь им больше делать было нечего. Потом спустилась по ступенькам и вскочила на лошадь.

– Молитесь своему богу, – сказала она. – Там, где правит закон, ему места нет.

Она рявкнула «Пошли», и все три лошади рванулись с места.

Мэтью, конечно, идиот, верящий во всякие сказки, но он спас мою шкуру, потому, когда он вернулся в дом, я ему чуть на шею не бросилась. Я быстренько спрятала нож, чтобы он его не увидел, и села за стол.

– Спасибо, что отправил Лайон куда подальше.

Мэтью немного постоял в центре комнаты, шевеля губами. Вроде как молился. Потом налил мне воды и сел напротив. Лицо у него потемнело. Я-то все думала, когда он меня про Крегара и Лайон расспрашивать начнет, а он молчал. Вроде как ему дела до этого не было. Вместо этого он спросил, как меня зовут.

– Элка, – ответила я.

Он вроде как заслужил капельку правды.

– Странное имя.

– Папа говорил, что я появилась на свет с оленьими рогами – огромными, как у самца во время гона. Мама чуть не умерла, когда меня рожала. Рога спилили, когда мне годик исполнился. – Я широко улыбнулась. – А потом родители ушли на север.

Мэтью кивал и кивал, и от его дерганий меня прям укачивать начало.

Больше он на меня не смотрел, просто сидел напротив, не зная, куда деть руки. Вроде как его мучило что-то.

– Спасибо, что накормил, – сказал я, вставая с места. – Пойду.

Полуулыбка Мэтью испарилась.

– Лайон еще не успела далеко уйти. Лучше пережди немного, – сказал он, а потом тихо и грустно добавил: – Скоро все закончится.

Тут у меня в голове помутилось, накатила слабость, и я рухнула на стул. Наверное, слишком быстро встала. Перед глазами замелькали яркие пятна.

– Отличная идея, – сказала я.

Все поплыло.

– Совсем недолго осталось… – нежно пробормотал Мэтью, словно убаюкивая ребенка.

Тут свет померк, а когда я очнулась, то почувствовала, что лежу, уткнувшись лицом в холодный стол.

Я не могла ни вздохнуть, ни пошевелиться. Руки и ноги были растянуты и прикованы железными цепями. И я больше не чувствовала ни ножа на боку, ни фляги.

У меня мороз пошел по коже – да на мне ни клочка одежды! В глазах все расплывалось, но я-таки разглядела Мэтью, который стоял на полу на коленях и молился, держа в ладонях что-то похожее на нож.

– Господь всемогущий, благослови заблудшее дитя, агнца твоего, и этот дом, – говорил он, обращаясь к клинку. – Прими эту жертву и ниспошли нам мягкую зиму.

– Ах, ты ж проклятый ублюдок! – завопила я во весь голос, но он лишь продолжил молиться еще громче.

Цепи не поддавались ни на дюйм. Как мне отсюда выбраться? Я видела лишь Мэтью, слышала его голос и чувствовала холодное прикосновение стали к обнаженной коже.