Раскаты грома
МЫ ВЫШЛИ из города, и я быстренько потащила Пенелопу в лес, прочь от дороги. Нас окутали запахи деревьев, смолы, дождя и опавших листьев, смешанные со жгучим предчувствием приближающейся бури, и я улыбнулась – в первый раз за долгое время. Буря стремительно надвигалась. Капли дождя стали холодными и тяжелыми, словно небеса бросали в нас камни. Низкое небо было покрыто густыми черными тучами.
Пенелопа прислонилась к дереву, тяжело дыша, а я на секунду присела на камень, чтобы дать отдых измученным ребрам.
– Надо найти укрытие. Буря приближается.
Пенелопа поднял голову и взглянула на небо, словно зная, что там искать.
– Тут неподалеку у дороги должен быть городок… – начала она, но замолкла, услышав мой смех.
Смеяться было больно, однако я не обращала на это внимание. Я проклинала демона и ангела на моих плечах.
– Следующий город, который ты увидишь, будет Халвестон, – пообещала я, злорадно глядя на ее посеревшее лицо.
– Ты хочешь сказать…
Я взглянула ей прямо в глаза и встала.
– Буря приближается.
Мне некогда было с ней разговаривать, даже смотреть на нее было некогда. Хотелось одного – идти вперед. Я слишком много времени провела сначала в ящике, потом в каюте. Сейчас нужно найти груду камней или пещеру, чтобы спрятаться, прежде чем настигнет буря.
Я не знала этих лесов, и потихоньку под кожу начал закрадываться холодок. Ребрам стало полегче, зато настроение испортилось. Пенелопа, в кружевном платье и дурацких туфлях, шагала вслед за мной, обняв себя руками, чтобы хоть немного согреться. Я слышала, как стучат ее зубы. Слышала, как она спотыкается. Она пыталась заговорить со мной, но я не отвечала.
Однако Пенелопа не жаловалась. Ни разу не сказала: «Мне холодно», «Я есть хочу» или «Далеко нам еще?». Она просто тащилась следом за мной, и лицо у нее было мрачнее тучи.
Подходящий утес нависал над ручьем, который из-за дождя превратился в бурлящий поток. Пенелопа смотрела на воду, разинув рот, словно перед ней была Мусса. Городские жители совсем не умеют понимать природу. Им все кажется намного больше, хуже или злее, чем есть на самом деле. Прихлопнут москита, который сосет кровь из руки, а потом неделями на зуд жалуются. Так если его прихлопнуть – зудеть еще хуже будет. Обитатель леса прекрасно знает: москита надо смахнуть тихо и осторожно и потом не обращать внимания на красные точки. Есть вещи и похуже, чем зудящий локоть. Когда за тобой по пятам гризли несется – тут уж не почешешься.
– Шагай по моим следам, – велела я Пенелопе, и она судорожно сглотнула. – Вода ледяная, свалишься – можно уже не вылазить.
– Ты серьезно? – обиженно спросила она. – Через такой ручей мне не перейти.
Очень хотелось схватить ее за волосы и потащить, но я сдержалась. Просто сказала:
– Ну и подыхай здесь, когда грянет буря.
Ручей пенился и бурлил. Да, крепкий орешек.
– Оставайся здесь, – велела я.
Через час начнет темнеть, а я костями чувствовала надвигающуюся бурю. Она быстро приближалась, словно гнев безумного бога, которому я забывала молиться. Нужно найти путь через ручей. В прежние времена я бы просто перешла его вброд, и пусть бы вода лупила меня, как хочет, пока я не переберусь на другой берег. Однако сейчас у меня просто не было сил. Я представила, как вода хлещет по ребрам и животу, и меня аж затрясло. Зато выше по течению я увидела поваленное дерево, нависающее над ручьем, – наш мост и смертельная ловушка. Природа ничего просто так не дает.
От дождя кора, поросшая мхом, стала скользкой и осклизлой. Ствол пролежал тут уже довольно долго, отчего за ним получилось что-то вроде дамбы. Спокойное озерцо, через которое мы с Пенелопой сможем перейти. Я взяла ветку и, стоя на берегу, померила глубину: по грудь, может, в середине чуть глубже. Потом провела рукой по стволу, чтобы увидеть, сможем ли мы по нему перейти. Он был сколький как лед. Я не обрадовалась, конечно, что придется задницу намочить; с другой стороны, хуже свалиться с него прямо на камни.
Пенелопа стояла на берегу, там, где я ее оставила, и дрожала, словно новорожденный жеребенок. Даже издалека я видела ее страх. Она переступала с ноги на ногу и трясла головой, глаза лихорадочно бегали. Мне показалось, что передо мной олень – он прядет ушами, его длинные ноги, как сжатые пружины, и хруста веточки достаточно, чтобы он сорвался с места. А длинная тонкая шея готова для ножа.
– Ты что-то нашла? – заорала Пенелопа.
Я вытащила нож.
– Нашла, но боюсь, тебе не понравится.
Я всадила нож в поваленный ствол. Он глубоко вошел в древесину. От толчка ребра вновь заныли. Пенелопа догнала меня возле спокойного озерца как раз тогда, когда по небу покатились первые раскаты грома.
– Слушай сюда, – сказала я. – Я буду держаться за ствол. Как только переберемся на другой берег, скидывай платье и начинай прыгать.
– Я не могу… – опять начала она.
Я схватила ее за плечи и взглянула прямо в глаза.
– Приближается буря. Мы должны найти укрытие, и если ты не перейдешь сейчас эту речку, то буря доберется до тебя и порвет на клочки, как тряпку. Поняла?
Пенелопа несколько секунд смотрела мне в глаза, затем кивнула.
– А ты?
– За меня не волнуйся.
Я сняла куртку, ботинки и носки и запихнула их в рюкзак. Здоровой рукой, которая с другой стороны, не там, где поломанные ребра, я буду держать его над головой.
– Держись рядом и не тормози.
Я шагнула в ледяную воду, и бок вновь заныл.
За моей спиной Пенелопа подоткнула платье до талии и сняла туфли. Она неловко держала их в поднятой руке, а второй цеплялась за поваленный ствол. Я слышала, как она выдохнула, когда вода дошла до задницы, а потом выругалась, когда вода поднялась на пару дюймов выше. Мне уже доводилось слышать такие слова. Однажды охотник загнал в палец рыболовный крючок. Он проклинал небеса и всех людей на Земле. Я смеялась до упаду, пока тот крючок вырезала.
Я вытащила нож и теперь использовала его как медведь – когти. Сколькие камни так и норовили вывернуться из-под ног. Ручей становился все глубже – вода почти добралась до моих повязок. Я не сдержалась и застонала, когда холод обжег синяки.
Грянул раскат грома.
– Быстрее, – крикнула я и всадила нож в дерево.
Слишком глубоко.
И слишком резко вытащила.
Ствол треснул. Один из камней, державших его, сдвинулся с места.
Время будто замедлилось.
Я швырнула рюкзак с вещами на берег и рванулась к Пенелопе, чувствуя, как трещат ребра. Она изо всех сил пыталась оттолкнуться от бревна, но оно уже разворачивалось по течению, увлекая ее за собой.
– Элка! – вновь и вновь выкрикивала она, борясь со стволом и с течением.
Над головой раздался удар грома, но мне сейчас было не до бури. Только бы вытащить Пенелопу.
Однако я никак не могла до нее дотянуться. Ствол крутился и переворачивался, затаскивая девушку под воду. Он тащил ее к бушующему потоку и острым камням.
Я вылезла из воды и помчалась по берегу, но река неслась слишком быстро, а я была ранена. Белое платье терялось в белой пене.
– Пенелопа!
Ствол застрял между двумя камнями, и я бросилась в воду. Через секунду я заметила в пене светлые волосы и бледную руку. Дерево с жутким треском начало ломаться под напором воды.
– Пенелопа! Отпусти чертово бревно!
Треск стал еще громче – теперь он напоминал барабанную дробь. Пенелопа не разжала рук. Она уткнулась лицом в ствол, цепляясь за него изо всех сил.
– Чертова дура! – рявкнула я. – Отпусти!
Вот упрямая фифа!.. Волна ударила в бок, и в глазах потемнело. От холода, боли и безумной усталости закружилась голова. Голые ноги скользили на камнях.
Я схватила руку Пенелопы.
– Я держу тебя! – завопила я, стараясь перекричать шум воды. – Отпусти!
Пенелопа взглянула на меня безумными красными глазами. Сперва мне показалась, что она не узнала меня, но потом она очнулась и отпустила бревно. Мы сражались с течением, и я обнимала ее за талию, стараясь не выпустить. Я забыла про свои ребра. Не думала о том, что им не понравятся мои выходки.
Мы выбрались на берег, и я сразу начала скидывать одежду.
– Снимай платье, быстро, – рявкнула я, когда увидела, что Пенелопа прижимает к себе туфли. Потом заметила, что у нее по ноге течет кровь из жуткой рваной раны под коленом. Природа всегда возьмет свое.
Раздался треск. Ствол лопнул как раз в том месте, где за него держалась Пенелопа, со звуком, похожим на щелчок резиновой ленты. Течение понесло его на камни. В воздух полетели щепки, и река тут же их поглотила.
Мы не сказали друг другу ни слова.
Разделись до белья и бледные, покрытые гусиной кожей, начали прыгать, пока звезды из глаз не посыпались. Затем помчались туда, где я бросила свой рюкзак. Я вываливала из него все, пока не обнаружила деревянный ящичек преподобного.
– Найди несколько сухих веток, только с деревьев не обрывай, и несколько сучьев потолще, – сказала я, выдыхая пар. Пенелопа не стала спорить.
Вновь загремел гром, весь мир закачался. Быстро… огонь… нужно разжечь огонь… найти укрытие и забиться туда. Сейчас! Немедленно!
Я открыла сундучок трясущимися руками, чтобы убедиться, что кремень и шерсть не намокли. Слава богу, сухие.
Я перетащила все в пещеру и обнаружила, что она уходит далеко в глубь холма. Собрала побольше веток и расчистила место рядом со входом, но подальше от дождя. На мне ничего не было – только белье, меня трясло, а зубы цокотали, словно любопытные птахи. Я дышала на руки, пытаясь согреть их.
Солнце садилось, и небо потемнело перед бурей. У меня оставалась всего одна попытка.
Я разорвала на кусочки вощеную бумагу, сложила побеги и веточки на поросшей папоротником площадке и сверху положила железную удочку. Несколько глубоких вздохов. Главное, чтобы руки не дрожали.
– Давай, Элка, – сказала я себе.
Я ударила кремнем по железу, и на бумагу посыпались искры. Еще и еще раз, пока она не вспыхнула. Аккуратно, словно больному цыпленку, я скармливала костру побеги и веточки. Вскоре дрожащая Пенелопа принесла несколько толстых веток, которые успели высохнуть после дождя, и огонь заревел.
Я сняла бинты, чтобы просушить их вместе с одеждой, и на глаза навернулись слезы. Хотя после купания в холодной воде отек на боку спал, черно-фиолетовый синяк все еще выглядел ужасно. Он тянулся от живота до середины спины. Интересно, а моя кожа станет такой, как раньше?
Проклятый Колби!
Потом я заметила, что Пенелопа не сводит с меня взгляда, а лицо у нее испуганное.
– Что? – спросила я.
– Шрамы… – пробормотала она. Те самые, которые мне от преподобного достались. Если честно, я о них вообще забыла. Они были неглубокими, быстро зажили.
– Долгая история, – сказала я, улыбаясь. – Однако интересная.
Пенелопа устроилась поудобнее на плоском камне и попросила меня рассказать.
– Они мне достались от человека, который потом получил по заслугам. Чертов ублюдок.
Я рассказала ей про ферму Мэтью, про его чили. Рассказала про преподобного. Представляете, я-то думала, что рядом с божьим человеком я в безопасности.
– Прикинь, как я удивилось, когда проснулась в подвале с голой задницей.
Пенелопа рассмеялась – я в первый раз слышала такой смех. Словно колокольчик, звенящий среди шумной толпы.
– Он разрезал меня от плеча до плеча, потом от шеи до задницы. А потом… кто-то пришел и перерезал ему глотку.
– Кто?
Я вспомнила ноги, запах леса, голос, исполненный горечи.
– Не знаю, но всю дорогу до Генезиса я надеялась, что мне удастся пожать ему руку.
– Генезис? – побледнев, повторила Пенелопа.
– Да, одна дыра неподалеку от того озера.
Она кивнула.
– Я там Джеймса встретила.
Я поняла.
– Он умер и больше тебя не тронет.
Однако я знала, что мертвецы на самом деле иногда не умирают. Я все еще слышала дыхание Кабана и, когда закрывала глаза, видела его слюнявую морду.
Небо потемнело, загремел гром, отозвавшись дрожью у меня в костях. Ветер гнул деревья, было слышно, как ломаются ветки и трещат стволы. Повезло, что сейчас у меня над головой каменная крыша.
Пенелопа придвинулась ближе к костру и прислонилась спиной к стенке. Она выжала волосы и пыталась сушить их над костром, осторожно, чтобы они не вспыхнули. Кровь на ноге она вытерла и перевязала рану полоской ткани.
– А почему судья Лайон за тобой охотится? – ни с того ни с сего спросила она.
У меня аж сердце подпрыгнуло.
Шум леса, плеск воды, потрескивание веток в костре, шорох мелких тварей и жужжание насекомых – все звуки вдруг стихли. Я слышала лишь, как кровь пульсирует в ушах, да в небесах хохочет гром.
– Я в Генезисе не только Джемса встретила, – сказала Пенелопа.
– Не знаю никакой Лайон, – ответила я, скаля зубы. Рука потянулась к ножу.
– Не прикидывайся. Мы же с тобой вроде как танцуем. Ты спасаешь меня, я спасаю тебя, потом я тебя и опять ты меня. – Она кивнула на реку.
– И что с того?
Могу поспорить, Пенелопа заметила мою ярость.
– Я видела твой портрет в Эллери. Если бы я не подошла, та толстая женщина тебя арестовала бы.
Я ничего не сказала. Просто не знала, что сказать.
– А знаешь, как я поступила? Мне пришлось подкатить к одному очень неприятному типу, чтобы украсть его билет. Его звали Портер Маклиш.
Я не стала доставать нож, но все равно держала его под рукой.
– Я тебя не просила. Зачем ты это сделала?
Она яростно выдохнула.
– Да потому что ты мою чертову жизнь спасла!
Лес вновь наполнился разными звуками. Я взглянула на эту совсем незнакомую женщину другими глазами и вдруг почувствовала укол стыда, оттого что думала о ней плохо и соврала ей всего пять минут назад.
– Лайон охотится за человеком, который убил ее сына, – тихо сказала я.
Брови Пенелопы взлетели вверх.
– Этот человек вырастил меня. Я не знала, что он убийца, пока мне Лайон не рассказала. Она думает, что я ему помогала или что я знаю, где он сейчас, но я не знаю. Я вообще ничего не знаю.
Пенелопа немного помолчала, обдумывая мои слова.
– А что в Халвестоне?
– Мои родители. Они наверняка разбогатели на золоте и драгоценных камнях.
Пенелопа кивнула. Я видела на ее лице грусть, смешанную с каким-то чувством. Я его и раньше видела, на лице Колби, когда я сказала ему, куда иду. Что-то вроде жалости.
Удар грома сотряс небеса, и порыв ветра задул наш костер, словно пламя свечи. Пенелопа, дрожащая и бледная, как снег, прижалась ко мне в темноте. Пока ветер не утихнет, вновь развести огонь мы не сможем, потому я просто попыталась ее согреть.
Ветер выл, как умирающий волк, стонали деревья, дрожала земля. Словно сама мать природа пробудилась и в гневе шагает по лесу, коваными башмаками выбивая двери и топча тарелки. Сверкали молнии, освещая все вокруг. Медведей и волков я сегодня не боялась – они так же беззащитны перед бурей, как и мы.
Если ты в лесу один-одинешенек, то буря обрушивается на тебя безжалостно. Но если рядом с тобой тот, в чьем сердце есть добро, пусть это даже бесполезная фифа, то буря всего лишь буря. Разрушительная стихия, в которой нет ничего зловещего или порочного. Обычная погода.
Я очень странно себя чувствовала, сидя у стены рядом с Пенелопой. Я казалась себе беспомощной, словно отдала этой почти незнакомой женщине всю свою силу, и теперь остаток пути меня поведет она. Сидя в темной пещере и чувствуя, как Пенелопа вздрагивает с каждой вспышкой молнии и ударом грома, я мечтала избавиться от той жесткости и ярости, которую поселили во мне Крегар и лес. Из глаз брызнули слезы и потекли по щекам, словно дождь.
За всю ночь мы с Пенелопой не сказали друг другу ни единого слова. Через пару часов, когда буря ушла на юг и мы поняли, что нас уже не сдует, я вновь разожгла костер, чтобы выгнать холод из костей, и подбрасывала в него дрова, пока он не разгорелся. Пенелопа достала сухие бинты и нежно, словно мама, начала накладывать новые повязки.
Не помню, когда я закрыла глаза. Спала я недолго, потому что проснулась прямо перед рассветом. Что-то было не так – я даже во сне это чувствовала. Я села, посмотрела по сторонам, и у меня чуть сердце не остановилось.
Нож пропал, Пенелопы тоже не было, а в темноте я услышала рычание.
