Город Генезис

СНЕГА ЗДЕСЬ НЕ БЫЛО.

То есть он все еще лежал на ветвях, но, судя по всему, снегопадов не было уже давно. Земля растаяла и превратилась в грязь. Да ведь уже весна!

На следующую ночь я пожалела, что не умерла. Боль накатила такая, что всю трясло. Я молила ночное небо даровать мне смерть, и мои вопли подсказали голодным медведям, где меня искать. Волк все время был рядом, грел меня и удерживал на месте. Проснувшись утром, я почуяла его запах – я спала, зарывшись лицом в мохнатую шею.

Мне понадобилось несколько дней, чтобы избавиться от яда, а потом я вновь стала старой доброй Элкой. Немного заторможенной, зато в голове прояснилось. И вернулись слова, о которых я совсем забыла: «Скажи моей малышке, что я ее люблю». Меня как громом ударило. Скоро я увижу маму и папу. Я не хотела больше жить с Охотником, он оказался фальшивкой. А мама и папа, они настоящие и ждут меня на дальнем Севере.

Однако вместе с этими словами вернулись и воспоминания о подвале Мэтью. Я вспомнила ноги того мужчины, швы и багровые пятна на его брюках. Вспомнила, как он положил руку рядом с моей головой. Он что-то говорил тогда, но я ничего не могла разобрать. «Неинтересно убивать дичь, пойманную в чужие силки». В моей голове хранилось еще много глубоко запрятанных слов, запахов и картин. Кто же то был? Больной ублюдок, ненавидевший преподобного, или Крегар? Крегара Лайон наверняка уже поймала. Ледяная и яростная женщина, хранящая закон.

Когда я увидела с вершины холма город, то упала на пузо и прокляла волка. Мне совсем не хотелось встречаться с людьми. А он лежал рядом и молчал. Вроде даже глаза закатил, прям как моя бабка, когда я какую-то глупость делала. Потом я еще раз хорошенько все обдумала и сказала:

– Ну ладно, Волк.

Нужно было узнать, где я сейчас и как далеко от Халвестона. Охотник рассказывал мне истории про дураков, которые стремились на Север за сотни лет до Большой Глупости. Все они шли через Доусон-сити. Доусону, правда, хорошо досталось во время Второго Конфликта, когда чертовы русские попытались зайти с другой стороны. Старики в Риджуэе рассказывали, что мужчины из долины Муссы наваляли им по самое не балуй. У нас-то в то время клоун при власти был, а за океаном всем заправляла та женщина, вот русские и зашли так далеко. Если верить россказням стариков, то мужчины Муссы голыми руками с ними справились. Впрочем, и Большая Глупость, и Второй Конфликт – что было, то прошло, к чему о них думать.

Доусона больше не было, и наверняка на его месте построили другой город. Может, даже Халвестон. Преподобный говорил, что Север большой, и я не знала, по какой дороге сейчас иду.

Город стоял на перекрестке. Одна дорога вела с востока на запад, вторая – с севера на юг. Она была шире, и по ней явно больше ездили. Деревянные арки с каждой стороны обозначали границы города. Я заметила нескольких парней, которые шли на север и тащили с собой сани и громоздкие вьюки. Этот городок, раза в два побольше Долстона, был одним из перевалочных пунктов – путешественники могли купить здесь все, что им требовалось.

– Сунешься туда, тебя пристрелят и шкуру спустят, – предупредила я Волка, и он обиженно фыркнул и отполз назад.

Я положила руку ему на шею.

– Тебя убьют, как только увидят. Оставайся здесь.

Кажись, Волк меня понял, потому что когда я встала на ноги, остался лежать. Вид у него был несчастный. Он несколько раз тявкнул и даже завыл, хотя отлично понимал, что я говорю правду.

По улице слонялись несколько парней, возле магазинов сидели старики, держа на коленях ружья, и жевали табак. Никто не обратил на меня внимания. Я не думала, что улицы будут такими пустынными, зато деревянные дома оказались намного выше, чем выглядели издалека. Меня в первый раз в такой большой город занесло. Аж волосы на затылке дыбом встали. Ничего, нож при мне; зайду и выйду.

Я сразу направилась в магазин. Продавцы обычно в курсе местных сплетен. Они знают все и всех, кто проходил через их город; если мне где и покажут дорогу, то только там.

На окне висел нарисованный углем портрет Крегара. Так странно было видеть его лицо – ведь столько времени прошло. На меня вдруг навалилась тоска, но быстро рассеялась. Интересно, его уже поймали или он все еще в бегах? Ни за что не стану о нем спрашивать.

Когда я толкнула дверь, зазвенел колокольчик. Вдоль помещения тянулись два высоченных стеллажа, забитых разными товарами, а в дальнем конце за прилавком восседала дородная дама, полируя ногти пилочкой.

– Доброе утро, милочка, – сказала она, когда я подошла поближе. – Чем могу помочь?

– Да вот интересно, как ваш город называется?

Женщина отложила пилочку, а ее брови, похожие на огромных волосатых гусениц, сошлись на переносице.

– Ты что, на арке прочитать не смогла?

Я покачала головой.

– Это город Генезис, а ты в универсальном магазине Мод. Назван в честь выдающейся особы – меня.

Она рассмеялась, но я шутку не поняла. Хотя грудь у Мод и правда была выдающаяся.

– Куда направляешься?

Я не стала ей лгать. Что посеешь, то и пожнешь, и если посеешь ложь, то плоды будут горькими. В этой женщине я почувствовала доброту, и хотя она была глубоко спрятана, я не хотела, чтобы после моей лжи доброта ушла еще глубже.

– В Халвестон. Говорят, там есть желтый металл, который делает людей богатыми. Вдруг мне тоже повезет.

Губы Мод расплылись в улыбке, обнажив пожелтевшие от табака зубы.

– Ха-ха! – Ее смех был похож на ослиный рев. – Дорогуша, да полмира на это надеется!

Я скромно потупила глаза, сделав вид, что ее слова оскорбили мои чувства.

– Черт, девочка, я не хотела сказать ничего такого…

Она накрыла мою руку пухлой ладонью, достала с полки карту и расстелила ее на прилавке. У Мэтью была почти такая же.

– Парни, что охотятся за золотом и камушками, идут через Халвестон, поэтому будь осторожна. Ступай на север через перевал, потом через озеро. В тех местах лишь несколько маленьких городишек. Главное, не сходи с дороги глупцов.

Она подмигнула, и во мне шевельнулось беспокойство – женщина вдруг показалась очень знакомой.

Я нашла на карте длинное и узкое озеро, а к северу от него, на расстоянии пальца, обнаружила Халвестон. Настроение поднялось. Теперь у меня были отличные ориентиры, значит, можно не идти по дороге. Горный перевал и озеро. Если их придерживаться, то точно не потеряешься.

– Спасибо, мэм, – поблагодарила я и уже было развернулась, чтобы уйти, когда она меня окликнула:

– Постой.

Из-за прилавка она не встала. Трудно ей было, видать, с таким весом.

– Задержись в городе ненадолго. У нас сегодня повешение. Весь город на площади соберется поглазеть.

– А кого вешать будут?

– Одну женщину. Промолчала, когда ее сынок магазин грабил.

В горле встал большой холодный ком.

– Вы здесь людей за такое вешаете?

– Да в наших краях и за меньшее вешают.

– Правда? – спросила я, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал.

Мод кивнула.

– Парень застрелился, когда его нашли. Он свое получил. А теперь та, что его прятала, получит.

– Ну и правильно! – заявила я, сама не веря в то, что говорю. Разве мать сделала что-то плохое? Не заслужила она, чтобы ее вешали.

– Точно! – ответила женщина. – Судья Лайон ее арестовала и привезла к нам. На север от Кувер-Сити лучшей виселицы, чем у нас, не сыскать.

Тут она рассмеялась, и ее жиры заходили ходуном.

Тяжелый комок из горла провалился прямо в желудок. Лайон! Здесь! Сейчас! Она меня в лицо знает, и мне совсем не хотелось нарваться на нее еще раз. Но, черт возьми, какая-то темная часть меня мечтала о встрече с ней, так же как я когда-то хотела пойти на медведя. Интересно, Лайон сможет меня поймать? Помнит ли мое лицо после долгой зимы забытья? Эта женщина пугала меня до смерти, но все равно я сгорала от любопытства. Очень хотела узнать, как человек может стать таким холодным?

– Ты в порядке, дорогуша? – спросила Мод.

Я слишком долго стояла столбом.

– Никогда не видела, как людей вешают. Пожалуй, поброжу по округе еще немного.

– Ее на закате повесят.

Я поблагодарила Мод и вышла из магазина.

До заката оставалось всего ничего, потому я последовала за толпой на городскую площадь, в центре которой рос огромный дуб. Веревку перекинули через толстый сук и привязали к паре лошадей. Больше на этом дереве ни ветвей, ни листьев не было. Короля леса ободрали, превратив его в орудие казни. Вроде как поймали огромного гордого гризли, побрили и заставили танцевать. Женщина меня мало волновала, но дуб такого не заслужил.

Лайон я увидела сразу же. Она стояла возле виселицы. С ног до головы в черном, и револьвер на поясе, на виду. По бокам два помощника. Какая она холодная! Наверняка у нее лед вместо крови и сосульки вместо костей.

Толпа оживилась, и вскоре я поняла почему. Два шерифа вели преданную мать. Женщина была истощена. Видать, зима далась ей нелегко. Она ведь ничего плохого не сделала – только попыталась спасти сына. Черт, может, она даже не знала, что он натворил.

Я потом перевела взгляд на Лайон, и ее глаза показались мне черными дырами, потому что в них я не могла уловить даже проблеска чувств.

Могу поспорить на свой нож, что Лайон точно так же бродила по округе и расспрашивала народ о ней, как и тогда обо мне. Разыскивается в связи с убийством. «В связи» – вот что имеет значение в этой забытой богом стране. Попадешь в одну комнату с преступником, а тебя потом Лайон за это повесит. Значит, мне надеяться не на что. Я ведь столько лет бок о бок с Крегаром прожила.

Один из помощников судьи накинул петлю женщине на шею. Лошади храпели и били копытами. Толпа вопила.

Я зажмурилась, когда щелкнул хлыст, и лошади сорвались с места. Вопли толпы заглушили хруст ломающейся шеи. Никогда раньше не видела, как вешают людей, и не хотела, чтобы моим первым повешенным стала любящая мать.

Когда тело упало на землю, я вновь открыла глаза. Лайон не шевельнулась, словно ей было все равно, что рядом умирает женщина.

Мимо проскользнул какой-то малец, и я почувствовала, как в кармане орудуют крошечные пальчики. Вот ворюга! Я схватила его за руку и подтащила поближе. Он был весь покрыт пылью и угольной сажей. Лет десяти.

– Отпусти, – тихонько взвизгнул пацан.

Я опустилась на колени, лицом к лицу.

– Верни!

По моему взгляду он понял, что я с ним шутки шутить не собираюсь, и разжал ладонь. Один из моих силков упал в грязь. Я про них совсем забыла. Взять-то у меня больше нечего – в карманах ни гроша.

– Вокруг столько полиции, а ты воровать пытаешься?

Пацан молчал.

– Сделаешь для меня кое-что, и я тебе дам кусочек серебра. Он подороже сотни силков будет.

Глаза пацана вспыхнули, и он кивнул.

Я ему прошептала на ухо все, что нужно сделать.

– Понял?

– Да, мэм, понял.

Он попытался выдернуть руку, но я держала крепко.

– И не вздумай предать меня, горло перережу!

Я вытащила нож, и мальчишка оцепенел, а потом еще раз кивнул, уже серьезно. Больше никаких шуток – в его глазах я видела страх. А страх, если им правильно пользоваться, действует на людей лучше, чем все деньги мира.

Я отпустила пацана, и он начал проталкиваться сквозь толпу. Я стояла и смотрела, как он идет прямиком к Лайон. Та опустилась на колени, чтобы поговорить с ним, и испачкала в грязи черные брюки. Впрочем, на это она внимания не обращала. Она слушала пацана, а я, затаив дыхание, ожидала ее реакции.

Лайон резко обернулась к своим помощникам и что-то сказала – мне было не разобрать. Потом улыбнулась малышу, дала ему монетку и отпустила. Он вскочил на ноги и сорвался с места.

Вскоре мальчишка подбежал ко мне.

– Я ей все передал.

– Уверен? Повтори, что ты ей сказал.

Пацан набрал в грудь побольше воздуха и затараторил:

– Моя кузина видела того мужчину с татуировками в Мартинсвилле пару дней назад. Он кричал, что законники спалили его дом, и если он кого из них увидит – им мало не покажется. Я сказал ей: думаю, вам стоит об этом знать, мисс Лайон.

– Молодец! – Я почти не соврала – тот мужчина в доме преподобного рядом с Мартинсвиллем вполне мог оказаться Крегаром. Правда, случилось это шесть месяцев назад, а не пару дней. Черт, да мне просто нужно было знать, не сидит ли он в одной из Лайоновских камер или не повесили ли его уже на том бедном дубе. – А что она сделала?

– Сперва серебро! – Пацан протянул руку, нахмурив тонкие брови, словно я уже его обманывала раньше.

Я рыкнула, как Волк, и повторила:

– Что она сделала?

Он обиженно фыркнул.

– Она спросила, была ли с ним девушка.

К горлу подкатил ком.

– А ты ей что сказал?

– Сказал, что про девушку ничего не слышал.

Я облегченно вздохнула, но ком в горле так и не исчез.

– И что потом?

– Она крикнула мужикам, чтобы седлали лошадей. Сказала: «Хочу увидеть, как этого ублюдка повесят за то, что он сделал с моим мальчиком». А потом они ушли.

Меня затрясло.

Я отдала пацану одну из ложек и отпустила его. В голове мутилось – похуже, чем возле того озера. Значит, Крегара еще не поймали, и это он убил сына Лайон. Теперь ясно, отчего она так его ненавидит. Да она всю страну прочешет, и могу поспорить, тот, кто встанет у нее на пути, получит пулю. По спине побежали мурашки. Я перешла ей дорогу, и теперь она охотилась и за мной. Тогда, в Долстоне, я ее обманула, а теперь, когда узнала, что забрал у нее Крегар, мне прям не по себе стало. Наверное, она решила, что мы с ним заодно. Может, она и права. Я столько всего не помнила о жизни с Крегаром; теперь же, вдали от него, воспоминании возвращались все быстрее и быстрее.