Пролог
Мягкий, приглушенный свет ламп, спрятанных под матовыми плафонами. Тихая, ненавязчивая музыка, льющаяся из невидимых динамиков. Блестящие громадные колбы из толстого стекла с хранящимися в них, в желтой жидкости, останками разных чудищ. Хирургические инструменты, аккуратно разложенные на передвижном столе. Стеклянные шкафы с препаратами и различными медицинскими приспособлениями. Темные мониторы компьютеров и журнальные столы. Кожаные диваны и кресла. Стеллажи с книгами. Фрески с изображениями богов врачевания: Исиды – с расправленными руками-крыльями – и Тота – с головой ибиса, с посохом и анхом в руках.
Сочетание всего этого выглядело странным, и человеку непосвященному трудно было бы идентифицировать назначение этой небольшой комнаты, запрятанной в недрах Пирамиды. Помещение могло быть как операционной, так и анатомическим музеем или библиотекой.
Впрочем, первый вариант перевешивал все остальные. В комнате находился доктор – в белом халате и хирургической маске. Человек же, сидевший в кресле перед большим зеркалом, с лицом, скрытым под намотанными в несколько слоев бинтами, явно был пациентом. На нем был широкий, расшитый ярким орнаментом халат, а на груди поблескивал массивный золотой кулон в виде жука-скарабея.
– Ну вот и все, мой генерал. – Доктор взял со стола ножницы, подошел к пациенту и остановился за его спиной. – Простите за неудобства. Такова уж специфика пластической хирургии. Теперь мы снимем повязку, и вы сможете убедиться в том, что профессор Хмельницкий – по-прежнему лучший в своей области.
– А я в этом никогда и не сомневался, доктор. Может, это звучит несколько нескромно, но у меня талант собирать вокруг себя лучших из лучших. Коллекционировать здания, предметы, людей – это то же самое для вашего покорного слуги, что для обывателя – запасаться спичками, солью, мылом и керосином перед войной. Думаю, причина кроется в нищете, которую я испытал в юности. Мои покойные родители очень бы удивились, если бы узнали, что их сын, пасший когда-то овец на горных склонах, живет и здравствует в самом центре заповедника российской богемы. Еще пару минут, профессор. Оставьте в покое свой инструмент. Мы дождемся одного важного гостя, выпьем с ним по бокалу вина, изготовленного по древнеегипетскому рецепту. Думаю, окончание вашей работы над моей физиономией – отличный повод для небольшого праздника.
– Да-да, мой генерал. Отличный повод.
Хирург вернул ножницы на место, снял маску. Под ней оказалось лицо человека лет сорока, довольного жизнью и своим местом в ней. Сытое и уверенное лицо. Правда, его портили слегка обвисшие контуры подбородка, как, впрочем, и щеки – свидетельство того, что сам профессор Хмельницкий не очень-то рвался прибегать к помощи коллег по цеху, предпочитая скальпелю морщины и мешки под глазами.
– А пока, дорогой профессор, расскажите мне о коллекции, которую вы вместе с Хилой собрали здесь.
– Все и так видно, мой генерал. Что именно вас интересует?
– Классификации мутантов по степени их опасности, разумеется.
– Пожалуйста. – Хмельницкий прошел к стеклянным колбам. – С повадками варанов вы уже знакомы. Гарпии тоже вряд ли заинтересуют вас. Птеродактилями нас не удивишь, как и змеями из Ромашково. А вот безглазые черви… Место, где обычные дождевые черви мутировали и превратились в этих монстров, точно неизвестно. Согласно одной теории они появились в пещерах под Метро, а уже оттуда выбрались за пределы МКАДа. Вырастают до полутора метров. Встречаются, но редко, и двухметровые особи. Чрезвычайно живучи. Чувствительны к малейшей вибрации. Пули против них не слишком эффективны. Так что лучший способ нейтрализации – огонь. Это пока все, что удалось узнать, но мы продолжаем исследования.
Под одобрительный кивок пациента профессор перешел к следующей колбе.
– Бесшерстные собаки. Впервые были замечены на станции Чкаловская, которая с тех пор негласно считается местом их появления. Именно там их обитает больше всего. Так же живучи, весьма агрессивны. Охотятся стаями. По заверениям наших сталкеров, собак можно остановить, пристрелив одну из них. Когда они начинают лакомиться своим мертвым собратом и сбиваются в кучу, то становятся отличной мишенью. Пара хороших стрелков – и можно спокойно уничтожить два десятка псов. Ну и, наконец, самые загадочные из наших клиентов. Пожалуй, самое страшное в них – это то, что они процентов на двадцать остались людьми. Это потомки тех, кто не имел возможности укрыться от радиации. Лучевая болезнь, выпадение волос и зубов – еще цветочки. Этих существ называют вампирами, вурдалаками, но я зову их ги́пносами, поскольку они травоядные и гастрономические пристрастия не являются для них чем-то определяющим. Как видите, мой генерал, пока нам удалось добыть всего одну особь. При этом мы потеряли два взвода профессиональных воинов, а существо досталось нам в изрядно подпорченном состоянии. Мне, к сожалению, не удалось исследовать самую важную часть гипноса – его мозг, который в результате мутаций дал монстру способность гипнотизировать все живое взглядом, а также телепатически. Большая часть ученых считает, что гипносы пришли к нам из Метро и являются побочной ветвью эволюции мутантов Филевской линии, но я собрал достаточно сведений, чтобы утверждать – впервые они были замечены у нас, в лесах под Одинцово. Возможно, главной причиной их появления стал торсионный генератор, который доставляет нам столько хлопот. По какой-то непонятной причине гипносы мигрировали к Москве-реке и, подобно ласточкам, обосновались в норах-пещерах на ее берегах. Я ожидаю, что нашим сталкерам все-таки удастся захватить хоть одного гипноса живым или хотя бы не слишком поврежденным. Это пока все, мой генерал. Как вам известно, уже готов контейнер для слизня, которого на днях нам должны доставить из Москвы. Моя команда с нетерпением ждет момента, когда образец можно будет препарировать.
– Гипносы. Гм… Это очень интересно. – Человек с забинтованным лицом встал, подошел к колбе, где в мутной жидкости находился изуродованный пулями труп монстра, и постучал по стеклу согнутым пальцем. – Я лично буду курировать эту тему. Представьте себе, что было бы, если бы их удалось приручить. Гипносы разговаривают?
– Издают звуки, я бы сказал. По обрывочным сведениям тех, кто с ними сталкивался и сумел выжить, – иногда очень членораздельные. Но я склонен сомневаться в том, что мутанты могут соединять их в слова и предложения. Хотя гипносы и похожи на людей, но они все-таки животные.
Рассуждения профессора прервало тихое шипение. Открылась массивная пневмодверь, и в комнату вошел наголо бритый, бледный мужчина в белом балахоне.
Он остановился у порога и с почтением поклонился генералу.
– Как прошли похороны, Носитель Истины? – поинтересовался тот. – Надеюсь, в Жуковке никто не сомневается, что их фараон отбыл на небо, чтобы слиться с сияющим светилом Ра?
– Все сделано как полагается. Теперь заговорщики уверены в том, что руки у них развязаны. Скоро они окажутся в западне.
– Отлично, мой друг. – Генерал направился к встроенному бару, открыл его, достал бутылку и три бокала. – Выпьем же за то, чтобы нам удалось вывести врагов на чистую воду, а также за очередную удачную операцию, проведенную нашим профессором.
Наполнив бокалы, он подал их Хмельницкому и жрецу. Чокнулся с ними, но, когда те выпили вино, поставил свой бокал на стол, даже не пригубив.
– Проклятье. Я не смогу смаковать этот благородный напиток через соломинку. Повязка, профессор. Совсем о ней забыл. Давайте от нее наконец избавимся.
Он вернулся в кресло, стоящее перед зеркалом, а Хмельницкий вооружился ножницами. Несколькими точными движениями бинты были разрезаны и сняты. На пару секунд в комнате повисла тишина, а затем Носитель Истины вскрикнул и уронил пустой бокал на пол. Пациент и профессор одновременно расхохотались.
– Поразительное сходство! Не так ли? А если учесть то, что я поработал и над голосом, то мы просто близнецы. – Мужчина, сидящий в кресле, осторожно коснулся ладонями лица. – Блестящая работа, Хмельницкий. Браво!
Жрец наконец обрел способность двигаться и говорить. Он медленно подошел к зеркалу и остановился за спиной у «близнеца».
– Я… Я не думал, что… Двойник. Почему я?
– Все просто. Мои жрецы – самая закрытая каста. А после того, как я умер, знаешь ли, мне не хочется слишком часто появляться на людях. Поэтому я и выбрал твое лицо, Верховный Носитель Истины.
– Не понимаю. – Лоб жреца покрылся испариной, несмотря на то что кондиционер исправно делал свою работу. – Что это нам даст? Не понимаю!
– Почему нам? Мне и только мне. Ты уже не при делах, ведь Хила – большой мастак по части изготовления ядов. Как тебе вино? Не горчило?
– Ты… Убийца! Отравитель! – Жрец протянул руки к своему палачу, намереваясь вцепиться ему в горло. – Уби…
Не вставая с кресла, а лишь слегка повернувшись, генерал легонько толкнул жреца в грудь, и тот рухнул на колени, пытаясь что-то сказать, но изо рта у него полилась пена, а глаза вылезли из орбит. Наконец Носитель упал навзничь, дернулся и затих.
– А я? – воскликнул Хмельницкий. – Как же я? Я ведь тоже пил из этой бутылки! Мой генерал…
– Мне хотелось бы успокоить вас, но увы. – Пациент встал, подошел к колбе с гипносом и опять принялся рассматривать мутанта. – Увы, профессор, несмотря на то, что нас связывает многолетнее знакомство и что вы спасли мне жизнь в Чечне, мое перевоплощение должно остаться тайной. Для всех. Поверь, Хмельницкий, будь у меня возможность, я оставил бы тебя в живых. Так, говоришь, гипноз и телепатия? Миленькое дело…
Уже не глядя на профессора, человек в халате направился к двери. Услышав за спиной грохот падения тела, он покачал головой.
– Ох, каких спецов теряем…
Оказавшись в коридоре, он коснулся нескольких точек на фреске, украшающей стену, которые были замаскированными кнопками кодового замка. Четыре панели, плавно выехавшие снизу, сбоку, справа и слева, соединились в центре, образовав изображение бога смерти Анубиса, скрывшего стальную дверь – так, словно ее никогда и не существовало.
– Так. Теперь переодеваться. Жрецы будут очень удивлены, если увидят меня в этом халате.
Между тем замурованный в комнате профессор был все еще жив. В отличие от жреца он не делал резких движений, разносивших яд по кровеносной системе, не кричал и, насколько это было возможно в такой ситуации, сохранял спокойствие. Теперь Хмельницкий из последних сил полз к стеклянному шкафу, где в специальном, разбитом на отсеки контейнере, хранились шприцы со всевозможными препаратами. Доктор часто работал с Хилой и по симптомам отравления уже определил тип использованного генералом яда.
Пот заливал профессору глаза, хлопья пены вываливались изо рта, а тело сотрясала мелкая дрожь.
Добравшись до шкафа, Хмельницкий раскрыл дверцу и, вцепившись в контейнер, вывалил его содержимое на пол. Шприцы покатились в разные стороны. Профессор отчаянно искал противоядие. Судорожно дергая посиневшими губами, он читал формулы на наклейках. Но тут перестал работать кондиционер, оборвалась музыка, и погасли все лампы.
