Глава 9
Управляемый живой
Кай не поверил своим ушам и переспросил, невольно скривив рот:
– Черный Судья?
Очень хотелось дать по твари очередь, но руки отказывались слушаться, не удавалось пошевелить даже пальцем. Судья обошел вокруг него, осмотрел со всех сторон. Движения его были вполне человеческими. Когда он снова попал в поле зрения, у него изменилось лицо, теперь сомнений не оставалось, Судья – человек. Во всяком случае, когда-то был человеком, двухметровым мужчиной с широченными плечами и мелковатой для такого туловища головой. Мимика у него была настолько живой, что на лице отражалась каждая мысль, ярко-синие глаза то вспыхивали, то гасли, как мерцающие звезды.
Кай разбирался в людях, и его утешало, что человек с таким ясным взором – не подонок и не маньяк. Во всяком случае, был.
– Как ты уже понял, права на адвоката у тебя нет. Зато у тебя есть последний шанс убедить меня, что ты все сделал правильно, или осознать свою вину и покаяться.
Голос у Судьи, как и голова, не подходил к его комплекции – был слишком мягким, усталым.
– Значит, ты существуешь, – прохрипел Кай.
Судья развел руками:
– Как видишь. Итак, я слушаю.
– Эти люди убили моих друзей и покалечили жену, она сейчас умирает в больнице. Разве человеческая жизнь стоит денег? Понимаю, сколько существует человечество, столько убивают ради выгоды, но разве это правильно? Разве не пора что-то менять? Судья, я ж твою работу сделал, преступники наказаны…
– Тебе бы с трибуны выступать. Может, я и поверил бы, если бы не знал больше. Твою душу сожгла ненависть, ты приговорил людей, вообще не разобравшись, кто виноват. В итоге погибли невиновные. Кто ты такой, чтобы миловать или казнить? – Судья заговорил громче, и в его голосе зазвенел металл. – Кто дал тебе право? Ты со своей извращенной справедливостью еще опасней убивающих за деньги, они хотя бы предсказуемы.
Зверь в душе Кая проснулся и оскалил клыки, ненависть заклокотала, потекла по венам расплавленным свинцом, сердце затарабанило, готовое пробить грудную клетку. Он заговорил, задыхаясь от возмущения:
– Что мне было делать? Никто не стал бы расследовать смерти моих друзей. Хочешь сказать, что ты наказал бы виновных? Ха. Кто дал право? А тебе? Как и ты, я сам себе дал право…
– Молчать, – Судья вскинул руку – Кай замер с открытым ртом.
Слова, уже готовые пролиться обвинительной речью, тоже замерли, а потом заметались мыслями, требуя выход. Чертов маньяк. Убийца. Вивисектор душ. Вляпался в аномалию и возомнил себя Богом, обрел могущество. Вот кто самый опасный в Зоне! Он ведь не успокоится, будет бродить по Зоне, карать и миловать по своему усмотрению…
Или не по своему?
Судья скрестил руки на груди, его взгляд изменился, будто бы обратился внутрь, как если бы он слушал чей-то голос.
– Ты казался мне благородным, – сказал он с упреком. – Так что лучше помолчи, не усугубляй, я и так знаю, что ты скажешь.
Всезнайка выискался. Ничего, и на него найдется управа.
– Думаешь, мне нравится, что я делаю? – Судья криво усмехнулся. – Я был таким же, как ты, – дерзким, право имеющим, а потом… Зона присвоила меня в обмен на услугу. Что знает Зона, знаю и я, плюс я еще кое-что вижу. Хочешь посмотреть?
Судья шагнул вперед, его глаза распахнулись, сделались неподвижными, колючими, как кристаллы льда, и морозом пробрало до самых костей. Казалось, лед прорастает в жилы, ползет, ползет, стирая нужное, важное, гасит огонь и воцаряется, метит захваченную территорию флагами. Зверь заскулил и заметался, поджав хвост, Каю почудилось, что он, покачиваясь, стоит на краю ледника. Неловкое движение – и бездна проглотит его, растворит в себе.
«Позволь мне помочь Веронике, а со мной делай, что хочешь», – пульсировало в мозгу, там, куда еще не добрался лед.
Судья положил руки на плечи Кая, уперся лбом в его лоб так, чтобы глаза оказались напротив. Толчок – Кай, размахивая руками, летит в черный тоннель его зрачка.
Хлоп!
Сперва ничего не видно, но ясно, что он стоит в затемненном помещении, но в то же время это не он, льется голос, слов пока не разобрать. Светлеет, проступают образа на стенах, взор Кая устремлен на обитый алым бархатом гроб. Цветов столько, что не видно, кто там – мужчина или женщина. Голос священника, отпевающего покойника, будто бы закручиваясь по спирали, летит вверх, туда, где из-за купола собравшихся благословляет седой старец, а весь мир так же по спирали закручивается вокруг человека в гробу. Кай летит к смерти, как свет – в черную дыру, и только холодная рука, сжимающая его ладонь, удерживает в этом мире.
Чужое тело тоже не слушается Кая, но боковым зрением он видит, что за руку его держит мальчишка лет двенадцати-тринадцати, и лицо его в слезах.
Священник заканчивает отпевание, наступает время прощания. Захлебываясь болью, человек, чьими глазами смотрит Кай, бросается обниматься с усопшим, и удается рассмотреть светловолосую девушку лет двадцати – ту самую, что он случайно застрелил у Лексуса. Теперь Кай смотрит сверху, из-под купола, как еще молодая женщина падает на гроб, обнимает дочь, а собравшиеся в церкви, в основном молодежь, кто прячет глаза, кто рыдает в голос.
Мир темнеет, отдаляется… Хлоп!
Мальчик в инвалидной коляске масляными красками рисует вид из окна: серую ленту дороги, фонарные столбы, сосновый лес и новостройки, возвышающиеся среди деревьев. То ли мама, то ли его бабушка ходит взад-вперед по крошечной кухне, снова и снова вытирает пыль, смотрит в окно. Ее рука тянется к телефону, она набирает знакомый номер и слышит: «Аппарат абонента выключен». Садится на стул, смотрит в зал, где рисует мальчик, и шепчет одними губами:
– Где же ты, Володя? За что ты так с нами? – она берет обеими руками телефон, смотрит на него с надеждой и начинает раскачиваться. – Позвони! Позвони! Позвони!
Она думает, что муж бросил ее с ребенком-инвалидом.
Кай снова перемещается в зал и видит старую свадебную фотографию. В юной кудрявой брюнетке с трудом узнается заморенная седая женщина с отвислым животом, а в улыбающемся щекастом ее женихе – ныне покойный сталкер Буряк.
Хлоп – Кай снова стоит напротив Черного Судьи совершенно беспомощный, морально выпотрошенный, стоит сомкнуть веки, как появляется женщина, обнимающая гроб, и ее вой режет ножом.
– И правда, что тебе было делать? Зачем ты застрелил девушку, чем оправдал себя? – Судья посмотрел испытующе, но говорить Каю не дал. – Что с подонками водятся только шлюхи? Нечего им жить, когда Ника умирает? Так ведь?
Кай бессильно таращил глаза и силился мотнуть головой. Он ничем себя не оправдывал, им овладела жажда справедливости, а девочка попала под горячую руку, он согласен отсидеть за нее, только бы спасти Нику…
– Ладно, поверю, что это непредумышленное убийство. Но сталкера Буряка ты застрелил намеренно, хотя знал, что он никому не причинил зла. Человек для тебя стал помехой на пути к цели, и ты избавился от него без раздумий. Чем ты после этого лучше тех, кого казнил? Ты и сейчас раскаиваешься только потому, что просчитался и не сумеешь помочь жене, тебе плевать на этих людей, – он взял паузу, потер подбородок, вскинул голову, глядя пристально. – Вынеси себе приговор сам. Может быть, я соглашусь с ним.
Если бы не Ника, Кай приговорил бы себя к смерти, но сейчас он должен был выжить любой ценой, а значит, надо придумывать, как протянуть подольше.
– Приговариваю себя к смерти с отсрочкой, – прохрипел он, облизал пересохшие губы.
Судья вскинул брови, его лицо посветлело, лед в глазах растаял и превратился в синюю воду.
– Хм. Я считаю правильным давать людям шанс. Смерть с отсрочкой – тоже правильно, твоя жена очень светлая женщина, будет обидно, если она умрет. Даю тебе неделю, за это время ты должен троих избавить от смерти, тогда Сердце Зоны откроется для тебя.
– Мало времени…
– Даже если выделил бы месяц, больше восьми дней у тебя нет. Когда истечет срок, я найду тебя. И не думай, что если уйдешь из Зоны, это тебя спасет.
– А вдруг тебя вообще не существует, и ты мне кажешься?
– Каждый вечер ровно в шесть ты будешь меня вспоминать. Лучше тебе это время проводить в укрытии. Твое время пошло, – Судья щелкнул пальцами.
Мир мигнул, словно его выключили и включили, и вот Кай стоит напротив подозрительной поляны с заморенной травой, вокруг – заросли молодых сосен, ветер шелестит их макушками, гнет к серой земле бледные стебли травы там, где секунду назад стоял Судья.
Как будто и не было ничего, только сердце все еще не могло успокоиться. Кай шевельнул рукой – получилось. Потоптался на месте. Улыбнулся, поглаживая приклад АК. Так было или не было? Вдруг он просто вляпался в «психичку» и начал галлюцинировать?
В душе – пустота и холод, но это не доказательство, что там поселился чужак! Кай попытался нащупать флажки запретов, которыми Судья метил прорастающий в него лёд, и не смог.
И что теперь делать? Спасти троих, чтобы Судья помог спасти Нику? А если все это бред? Даже если не бред, найти трех погибающих за неделю – это слишком.
– Эй! Эй, Судья! – прокричал Кай, вертясь вокруг своей оси, но его голос растворился в тишине.
На минуту выглянуло солнце, и повисшие на сосновых иголках капли вспыхнули всеми цветами радуги. Верить или не верить? Кай вытащил из кармана пятирублевую монету, загадал, что если будет решка, то стоит забыть случившееся, подбросил «пятак», поймал и сразу не решился посмотреть, что выпало. Наконец пальцы разжались: выпал «орел».
Кай вздохнул, выбросил монету и решил все равно идти к Сердцу Зоны. Если повезет, ему попадутся нуждающиеся в помощи, если нет… Он сделает все что от него зависит, чтобы Ника жила.
