Глава 16
Из бездны
Встреча с Тайгером оставила ощущение глубочайшей неопределенности. Он ничего не запрещал прямо, почти не задавал вопросов, больше слушал. Но его взгляд просвечивал меня насквозь, обшаривая все темные уголки моей памяти и подсознания. И от этого пристального внимания становилось не по себе. Хотя я продолжал убеждать сам себя в том, что вряд ли охотник, даже со своим сверхъестественным чутьем, мог вот так просто обнаружить моего спящего дэймоса. Чтобы обезопаситься, я вполне искренне обещал не рисковать, сразу же сообщать о новом появлении морока и предложениях, следующих от него. И все же, определенно, глава Пятиглава заподозрил, что мне есть что скрывать.
Я сидел в вагоне легкого наземного монорельса, идущего в сторону Северного вокзала. Там в моем любимом кафе мы договорились встретиться с Хэл.
На остановках входили и выходили люди, занимали свободные места, разговаривали, рассматривали цветные схемы стыковок транспорта, вставали передо мной, держась за поручни, и снова уходили. Но я почти не различал никого, они сливались в невнятную череду темных силуэтов, скользящих по границе моего внимания.
Очередной поток пассажиров схлынул, многие покинули вагон в районе делового центра, и я увидел, что напротив, через проход, сидит человек с копной темных кудрявых волос и смотрит на меня желтыми пристальными глазами.
Я не отследил момента, когда он появился. Иногда люди заслоняли его, и мне хотелось сдвинуть их в сторону, как ширму. Но я продолжал сидеть не двигаясь, а когда человеческие фигуры исчезали из поля зрения, он оказывался на прежнем месте, в той же самой позе расслабленного покоя, все так же не сводя с меня взгляда. В окне за его головой проносились размазанные пейзажи. Здания – белые и серые полосы, деревья – темные. Мир мчался, меняясь ежесекундно, и лишь он один оставался неизменной величиной. Константой, определяющей законы этого пространства.
– Осуждаешь? – спросил я, не надеясь на отклик.
Однако Феникс меня услышал и насмешливо улыбнулся. Не осуждал. Наоборот, выглядел вполне довольным.
– У меня очень много вопросов. И ответы на них можешь дать только ты.
Он приподнял бровь, словно говоря – спрашивай.
– Кто был твоим учителем? Он оказался настолько силен, что сумел пленить Лонгина? Как ему это удалось? Он знал про логосов? Сталкивался с ними?
Феникс не торопясь подался вперед, протянул руку, и я потянулся к ней. Сквозь пространство, людей, движение состава по рельсам. Прикосновение его пальцев было обжигающим, как пламя.
Видение накатило не сразу. Сначала мелькали какие-то обрывочные фрагменты, а затем на меня нахлынули воспоминания. Яркие, жгущие холодом, очень вещественные. Не мои. Я провалился в них, полностью теряя себя.
Фары машины, медленно пробирающейся по плохо почищенной дороге, выхватывали из темноты высокие сугробы, черные стволы деревьев, прямые росчерки столбов. Чистейший снег сверкал разноцветными огнями. Сквозь тонкую щель приопущенного окна тянуло ледяным воздухом. Свежим, звенящим, ломящим зубы как глоток воды из-под наста. Вместе с ним в салон залетали резкие кристаллы инея и оседали на волосах подростка, сидящего сзади.
– Феликс, закрой окно, пожалуйста, – сдержанно произнесла женщина с переднего сиденья.
Он промолчал и нажал на кнопку, заставляя стекло опуститься вниз до передела. Воздушная волна ударила его в лицо, растрепала копну темных, кудрявых волос, обожгла шею под свитером.
Женщина повернулась было, но мужчина за рулем положил ладонь на ее сжатую руку, заставляя успокоиться, не обращать внимания, не реагировать. Как много дней, месяцев до этого. Как всегда.
– Уже близко, – произнес он спокойно.
Она отвернулась от строптивого сына и стала смотреть прямо перед собой, на плавно разворачивающуюся под колеса белую дорогу.
Феликс жадно глотал холодный воздух, в котором не было ни единого запаха города. Только привкус вымороженной коры диких деревьев, не облагороженных цивилизацией, и кристальная чистота снега.
Домов вокруг не было. С той стороны реки слабо светили несколько огоньков. Здесь же тянулась бесконечная белая пустота, не заселенная людьми. Черные полосы древесных стволов, лохматые, стеклянные от мороза сорняки и высокие мягкие сугробы, наползающие на дорогу.
– А если он откажется принять нас? – спросила женщина, вновь возвращаясь к волнующей ее теме.
– Мне говорили, он не отказывает тем, кто пришел к нему лично, – невозмутимо ответил мужчина. – Ну, в любом случае объясним ситуацию. Он должен понять, посоветовать что-нибудь… Вот его дом.
Теперь машина ползла вдоль длинного деревянного забора. Через него перевешивались голые корявые ветви гигантских деревьев, а за ними, еще дальше, виднелись очертания двухэтажного дома. Окна на первом этаже светились теплым желтым светом.
Машина остановилась напротив калитки.
Отец вышел первым. Под ногами захрустел снег. Звук был похож на визг пенопласта, когда его ломают и крошат.
Ждать не пришлось долго. Звонко бряцнул засов калитки.
Из ворот вышел невысокий, далеко не молодой хмурый мужчина в неопрятной, потертой одежде. Стеганая куртка распахнута на груди, в карманы засунуты меховые рукавицы, теплые штаны заправлены в высокие сапоги, на голове вместо шапки плотный тканевый шлем, один из тех, что надевали под каски строители или сварщики. Казалось, хозяин старого дома только что занимался какой-то тяжелой работой или собирался ею заняться. Таскать тяжести, грузить кирпичи… или что там еще можно было делать в этом доме.
– Вы сновидящий? – спросил отец Феликса. – Мы привезли к вам пациента.
– Этот что ли? – он кивнул на юношу, независимо стоящего в стороне. – На больного не похож.
– Он не болен, – поспешила вмешаться женщина. – Но помощь ему требуется…
– А сам он язык проглотил? – усмехнулся старик. – Ладно, заходите.
Развернулся и пошел к дому. Снег под его сапогами скрипел и взвизгивал.
Мать выразительно посмотрела на сына и кивком велела следовать за сновидящим.
Феликс раздраженно дернул плечом. Вся эта комедия начала ему порядком надоедать. Но все же пошел. Стоять без движения становилось холодно.
Дорожки во дворе были аккуратно расчищены и вели в разные стороны. Одна к низкому, темному от времени сараю, другая к корявым яблоням в саду, третья уводила куда-то за дом. Огромные сугробы сверкали серебряными искрами, из них поднимались стволы гигантских деревьев с толстой грубой корой.
Внутри жилища сновидящего было забавно. По двум сторонам от темного коридорчика – кухня и маленькая комната, впереди еще какое-то помещение, побольше. Узкая лестница вела на второй этаж. Дверь наверху была приоткрыта и поскрипывала от сквозняка, приоткрываясь и снова захлопываясь. Пахло горячим камнем нагретых печей, вареными овощами, каким-то барахлом. Феликс поморщился. Дом плебея. Можно было догадаться.
– У него серьезные проблемы с социализацией, – снова заговорила мать, и Феликс покосился неодобрительно. Считали, что он похож на нее. Густыми, кудрявыми волосами, цветом глаз, врожденным аристократизмом, доставшимся от очень далеких предков.
– Проблемы, значит, – повторил старик, стягивая засаленную куртку.
Мать хотела ответить, но осеклась под его неодобрительным взглядом.
– Посидите в зале, – велел хозяин родителям пациента. – А мы с парнем поговорим.
Он внезапно взял Феликса за плечо, ухватил словно железной клешней и потащил в комнату напротив крошечной грязноватой кухни. Закрыл дверь. Привалился спиной к косяку и спросил вполне добродушно:
– Ну?
Феликс сел на единственный стул, стоящий напротив кровати, застеленной потертым одеялом, и вызывающе посмотрел на сновидящего.
– Что, «ну»?
– Рассказывай.
– О чем именно, простите? – надменно скривил губы гость, хотел добавить, что не обязан озвучивать глупости, которые пришли родителям в голову, но наткнулся на взгляд сновидящего и предпочел не произносить вслух заранее подготовленную фразу.
– Что ты натворил? – спросил старик.
– Ничего.
– Пока ничего?
Феликс снова дернул плечом и признался неожиданно для себя самого, хотя не собирался вообще ничего говорить, предоставив это сомнительное удовольствие родителям:
– Им кажется, что я безразличен, жесток и вообще мне на всех плевать.
– Убил кого-нибудь? – заговорщицки подмигнул старик.
– Нет! – Феликс невольно отшатнулся. Но бежать было некуда, спинка стула, к которой он прижался, отрезала все пути отступления.
– Но хотел?
Он промолчал.
– Ладно, давай посмотрим.
Хозяин вытащил из-за шкафа дряхлую раскладушку. Поставил на пол возле кровати, бросил на нее тонкое одеяло, снятое с кровати, подушку.
– Ложись, – велел сновидящий. – И спи.
– Что-то не хочется. – Феликс брезгливо осмотрел жалкое ложе.
– Постарайся захотеть. – Мужчина пошел к выходу и выключил свет.
Скоро из-за неплотно прикрытой двери послышалось приглушенное бормотание голосов. Пациент снял ботинки, стянул куртку, небрежно бросил ее на стул. Лег. Пружины раскладушки тут же завизжали и застонали под ним. В нос ударил запах пыли от подушки и плесени от древней мебели. Феликс несколько раз чихнул, спихнул одеяло в ноги, подальше от лица, и закрыл глаза.
Несмотря на все неудобства, он больше не чувствовал ни раздражения, ни злости. Было скорее смешно. В печке шелестел и потрескивал огонь. За окном падал снег. Тишина и тепло обволакивали мягким коконом. Уходила суета и вечная гонка в попытке доказать, что он лучший. В учебе, в спорте, в отношениях с девушками.
«Здесь-то я точно лучший», – подумал Феликс удовлетворенно и уснул.
Ему ничего не снилось. Сон был глубоким и спокойным. Без кошмаров, мучительного желания насилия, выматывающих неисполнимых желаний.
Кажется глубокой ночью заходил хозяин, гремел заслонкой в печи, смотрел на спящего, сказал что-то невнятное, потом ушел.
Феликс проснулся от света, бьющего в глаза. В комнате было зябко. Сквозь окно, покрытое морозными узорами, светило белое зимнее солнце.
Тишина дома давила на уши. Для того чтобы обойти его весь, потребовалась пара минут. Ни матери с отцом, ни их вещей нигде не было.
Феликс выглянул в окно – машина тоже исчезла. На том месте, где она стояла вчера, из-под снега, примятого колесами, выглядывали вызывающе красные цветы.
В коридоре хлопнула дверь, потянуло ледяным воздухом. Сновидящий вошел в большую комнату, которую называл залом, нагруженный охапкой дров. Свалил в раззявленную пасть камина.
Сейчас, при дневном свете, он еще больше был похож на лесного духа сильвана. Невысокий, но крепкий. С мощными руками, привыкшими к тяжелой работе. Абсолютно белые, кудрявые волосы отступили ото лба, делая его еще шире и монументальнее, вызывая ассоциации с изображением Сократа. Под густыми, тоже седыми, бровями поблескивали пронзительно-синие насмешливые глаза.
– Есть будешь? – спросил он как ни в чем не бывало.
– Где мои родители?
– Уехали.
– Они бросили меня?!
– Ты не младенец, – оборвал его старик, – проживешь без материнской юбки.
Феликс сжал зубы. Значит, как только появилась возможность, от него избавились! Сбагрили первому встречному. Даже не попрощались.
– Я здесь тоже не останусь!
– Ну давай. Сам дойдешь или проводить? – Сновидящий издевался, глядя на молодого гостя из-под кустистых бровей. – До остановки километров пять пешком. И автобуса часа два прождешь. Если дождешься.
– Такси вызову, – процедил Феликс.
– Каким местом вызывать будешь? – осведомился старик насмешливо. – На дерево можешь влезть и покричать.
Феликс схватился за карман. Телефона не было. Ни в джинсах, ни в куртке.
– Родителям твоим отдал, – сказал хозяин, наблюдая за ним. – Ни к чему он тебе здесь.
– Знаешь что… – От злости не хватало слов, остались лишь разъяренные междометия и бешенство, клокочущее в груди.
– Меня зовут Нестор, – невозмутимо произнес сновидящий.
– Да мне плевать, как там тебя зовут! Я ухожу!
Феликс развернулся и стремительно вышел из дома, на ходу натягивая куртку. Пинком открыл входную дверь, громко захлопнул ее за собой.
Мороз вцепился в него, едва он сошел с крыльца на расчищенную тропинку. В Полисе никогда не бывало таких жгучих холодов. Там и снег выпадал, может, раз в десять лет, и это считалось невероятным событием.
Дым поднимался над крышей столбом, упирающимся в блеклое небо. Корявые ветви деревьев застыли в мертвой неподвижности. Иногда с них сыпались мелкие кристаллы инея, похожие на серебряную пыль. В стерильном воздухе ощущался едва заметный запах сажи.
Куртка Феликса, считающаяся в цивилизованном мире зимней, мгновенно задубела, заледенели ноги в новых ботинках, и пальцы начала покусывать неумолимая стужа.
Но он все равно пошел прочь. Злость придавала сил. Распахнул калитку и зашагал по улице. Здесь было еще холоднее. С замерзшей реки, зажатой между белых берегов, на беглеца накинулся ветер. Он вцепился в волосы под капюшоном толстовки и стал колоть уши ледяными иглами. При каждом выдохе изо рта вырывался клуб белого пара, а при вдохе слипались ноздри. «Значит, сейчас ниже двадцати градусов», – подумал Феликс. Он шел, глубоко засунув руки в карманы и ссутулив плечи, чтобы хоть как-то защититься от зверского мороза. Почти не смотрел по сторонам. Кое-как расчищенная среди сугробов дорога вела к березовой аллее и терялась в ней. Вокруг простиралось все то же белое, мертвое безмолвие.
Тлеющие в глубине души огоньки злости продолжали подпитывать волю. А упрямства Феликсу было не занимать. Это признавал даже отец. Мысль о родителях, бросивших его, придала несостоявшемуся пациенту сновидящего новые силы.
Он быстрее пошел вперед, глянул на дорогу и… остановился, словно налетев на каменную стену. Дом, от которого он так стремился уйти, вместо того чтобы остаться за спиной, приближался к нему. Феликс оглянулся в растерянности. Да, вот она, дорога, по которой он шел, это следы его ботинок – рубчатые, с четкой надписью фирменного магазина. Так откуда взялся забор? И старое здание за ним?
– Что за бред?! – Феликс с досадой повернулся и посмотрел в сторону аллеи, к которой шел первоначально. – Я свернул где-то и сам этого не заметил?
Он снова оставил забор за спиной. И теперь шагал, постоянно оглядываясь, даже перестал чувствовать жалящие прикосновения мороза так сильно.
Как только путешественник шагнул под тонкую тень первых берез, наваждение рассеялось. Стало смешно, как он только что едва не запаниковал, сбившись с пути.
Феликс на ходу посмотрел на часы – подарок друзей на шестнадцатилетие. Десять двадцать. Нормально. Вполне успеет добраться до этой их станции, там наверняка можно выпить кофе, позвонить родителям… Мысль оборвалась. Он едва не споткнулся. Спину покрыла испарина, тут же застывшая на холоде. Вместо деревьев и широкой колеи перед ним снова тянулся забор. И стоял дом, нагло ухмыляющийся окнами на облезлом фасаде.
Феликс машинально поднял руку и снова взглянул на часы. Десять двадцать… Не испытывая больше никаких желаний и чувств, он повернулся и не разбирая дороги бросился бежать. Захлебывался в ледяном ветре, глотал воздух, пронизанный инеем, набирал снег в ботинки, оступаясь в сугробы. Поскользнулся на льду, едва не упал, но удержался, схватившись за… гнутую металлическую ручку в заборе. Том самом, глухом, сколоченном из серых досок.
Беглец выругался, слыша в своем голосе дрожь приближающейся паники и беспомощность. Отступил, проваливаясь в снег, и побрел прочь. Больше он не думал ни про возвращение домой, ни про станцию, ни о словах, которые скажет бросившим его родителям. Просто хотелось уйти от кошмарного дома куда угодно, только подальше.
Мороз усилился, хотя, казалось, куда уж больше. Феликс промерз насквозь, и только упорство толкало его, заставляя идти вперед.
Он не знал, сколько времени двигался по замкнутому кругу. Часы тоже издевались над ним, показывая все те же десять часов двадцать минут.
Смеркалось. День шел на убыль. А впереди вновь маячил дом, скрывающийся за длинным серым забором. И больше Феликс сопротивляться не смог.
Сновидящий чистил картошку. Сидел за кухонным столом, аккуратно срезал кожуру на замызганную газетку, опускал желтые, как сливочное масло, клубни в кастрюлю с холодной водой.
– Есть будешь? – спросил он снова, как будто не было утреннего столкновения и взаимных оскорблений.
– Буду, – отозвался Феликс, негнущимися пальцами расстегивая куртку. Уронил ее на пол.
Подошел к печке, прижался к ней боком, щекой, обеими ладонями, блаженно впитывая жар раскаленных кирпичей. Ему уже было все равно, что произошло с ним, единственное, чего хотелось – перестать трястись от озноба.
Нестор поставил на плиту кастрюлю и полез в шкафчик за тарелками.
– Ну, как погулял?
– Замерз как собака, – признался Феликс. – И дом твой словно заколдован. Куда ни пойду, к нему выхожу все время.
Сновидящий хмыкнул.
– Бывает. Сосед вокруг моего забора полночи ползал. Идет, по доскам шарит и все в калитку упирается. Пришлось выходить, провожать.
Феликс усмехнулся невольно, поворачиваясь к печке спиной. Нестор посмотрел на него с улыбкой, притаившейся в ярко-голубых глазах с опущенными внешними уголками.
– А ты, я гляжу, проветрился. Ум вернулся.
– Извини, – сказал гость искренне. – Я вчера вел себя не слишком вежливо.
– Ладно. Забыли. Парень ты неплохой, вижу. Но больше не груби. Не люблю этого.
– А я не люблю, когда мне указывают.
Простая еда была нереально вкусной. И лишь после третьей порции добавки Феликс продолжил разговор:
– Так что ты увидел? Про меня.
Старик отодвинул тарелку.
– Увидел кое-что.
– Ну и? Проблемы с выработкой серотонина? Недостаток магния, влияющего на хорошее настроение? Полное отсутствие в мозге черного миндалевидного тела, отвечающего за минимальную осторожность…
Феликс мог еще долго перечислять всевозможные симптомы. «Умничать», по словам приятелей. Но старик зыркнул на него исподлобья и буркнул:
– Ты дэймос.
Феликс выронил вилку, и та звякнула о край тарелки. Уставился на старика, довольного произведенным эффектом.
– Это типа шутка?
– Таким не шутят. – Сновидящий поднялся и принялся неспешно убирать со стола.
– Дэймос. – Повторил Феликс, осторожно пробуя опасное слово на вкус. Оно отдавало терпкой крепостью дорогого вина, сладостью вседозволенности и горечью пепла от сожженного будущего.
– Танатос. Убийца, – подбросил Нестор два новых определения в разгорающийся костер сомнений и тревог.
– И что теперь?
– Теперь я буду тебя учить.
– Чему?
– Всему, что знаю.
Нестор посмотрел на гостя, ошеломленного свалившейся на него правдой.
– А сейчас иди-ка ты спать. Едва сидишь. Завтра поговорим.
Сил на спор и дальнейшие расспросы не было. Феликс поднялся и пошел в комнату, где уже провел одну ночь. Снял ботинки, лег на раскладушку, натянул шерстяное одеяло, его больше не смущал его пыльный запах, и отключился.
Проснулся он от жара, кипящего во всем теле. Голова раскалывалась, горло болело так, что невозможно было глотать, а еще саднили руки и ныл бок. Феликс поднес ладони к лицу и в свете крошечной настольной лампы увидел, что запястья забинтованы. Кроме того, он разглядел длинные рукава своей одежды – какая-то холщовая хламида, вроде ночной рубахи. Шея тоже оказалась замотана – шерстяным шарфом, на лбу лежала тряпка, воняющая спиртом и уксусом.
Феликс попытался приподняться, и в тот же миг в комнату вошел Нестор с чашкой в руках.
– Что со мной? – хотел спросить пациент, но вместо этого захлебнулся кашлем.
– Нагулялся вчера, – сказал сновидящий, дождался, пока он откашляется, и велел: – Выпей, полегчает.
Феликс послушно глотал горячий чай, чувствуя, как оттаивает горло, забитое колючками, становится чуть легче дышать, но кое-что, по-прежнему, не давало покоя. Он помнил свое блуждание по морозу, но помнил и еще что-то… другое, лежащее под основными воспоминаниями. Тяжелое, мучительное, болезненное…
Белая дорога, рубчатые следы в снегу, злость на родителей, заколдованный дом…
Он опустил чашку.
– Что у меня с руками?
– Обморозил, – сухо ответил Нестор.
– Не помню.
Голова болела, глазам было тесно в глазницах и горячо.
– Спи, – старик опустил тяжелую, жесткую ладонь ему на голову. – Я тебя подлечу. Завтра встанешь.
– А ты точно целитель? – Феликс откинулся на подушку.
– Спи давай, – усмехнулся сновидящий, сменил тряпку на его лбу, смочив в миске, стоящей на столе.
Второй раз молодой дэймос проснулся днем… или поздним утром. Он не смог точно определить по блеклому свету время суток. Спина болела, словно он очень долго пролежал в одной позе. В горле по-прежнему перекатывался раскаленный песок.
Феликс попытался подняться, и получилось это не с первого раза. Слабость накатывала волнами, то накрывала с головой, то давала возможность перевести дыхание и начать соображать более-менее внятно. В одно из таких прояснений он услышал равномерный скребущий звук, доносящийся с улицы, скрипучие шаги.
Половицы под босыми ступнями казались ледяными, а чтобы добраться до самой большой комнаты, Феликсу понадобилось довольно много времени.
Он подошел к окну, распахнул форточку и едва не задохнулся от свежего, прохладного воздуха, хлынувшего в душную комнату. По двору ходил Нестор и расчищал дорожки. Сгребал тонкий слой снега деревянной лопатой и отбрасывал на белые холмы, крепостными стенами ограждающими узкие проходы.
На улице все еще было холодно. Но по легким, едва уловимым признакам становилось понятно, что зима заканчивается. Растаяли узоры инея на окнах. Сугробы немного осели и выглядели подтаявшими, а потом снова застывшими грудами мороженого. Больше не было в них величественной неприступности, ледяной несокрушимости вечной стужи. Они ежились и опадали. Деревья свободно раскачивали ветвями на ветру, сбросив оцепенение. Ликующе каркала ворона, пытаясь изобразить нечто вроде пения, радуясь еще далекому, но уже реальному теплу.
– Сколько же я болел?
Неудержимо потянуло туда, за пределы дома. Побродить по расчищенным дорожкам, дышать, выталкивая из легких последние душащие сгустки болезни, прижать ко лбу комок ледяного снега.
В зеркале старомодного серванта он увидел свое отражение. Бесцветное лицо с синяком во всю левую половину, ввалившимися щеками и тенями вокруг глаз, бледная, почти серая кожа туго обтягивала выступающие скулы. Длинные спутанные волосы свисали на худые плечи. На шее и ключицах кровоподтеки и ссадины. Человек, который смотрел на него из зеркала, явно был не способен целый день бодро ходить по морозу и снегу, пытаясь вырваться из плена заколдованного дома. Слабо верилось, что он вообще годен хоть на какое-то физическое усилие. Да и кормили его последний раз хорошо если неделю назад…
Смутно припомнился ресторан, в котором они обедали с родителями по дороге сюда. Белая накрахмаленная скатерть, серебро вилок и ножей… глубокая бульонница с крышечкой из тонкого слоеного теста. Под запеченной корочкой окутанный ароматным паром густой грибной суп-пюре. Феликс невольно сглотнул, прогоняя невероятно яркое, праздничное воспоминание, снова посмотрел в окно.
Нестор поднял голову, словно почувствовав его взгляд, прислонил лопату к двери сарая и направился в сторону дома.
Феликс еще раз глотнул воздуха из окна, и его скрутил приступ кашля, лишающий последних сил.
До кровати ему помог добраться сновидящий, на ходу рассказывая негромким рокочущим голосом, что будет, если больной продолжит шляться по дому и высовываться на холод, не долечившись.
– Родители не звонили? – спросил Феликс, вытягиваясь под тяжелым, горячим одеялом.
– Нет, – хмуро ответил Нестор.
– Но они хотя бы знают, что я заболел?
– Даже если и узнают, чем тебе помогут? Домой все равно не заберут. И нормального из дэймоса не сделают…
– Логично, – вздохнул Феликс.
Нестор принес горячего отвара и, пока он пил, включил радиоприемник. Чудовищный древний монстр в корпусе из светлого дерева, на четырех тонких ногах. Самое место в музее, как многому, если не всему, в этом доме.
Хотя, стоило признать, передавал старинный прибор довольно чисто.
Феликс лениво прислушивался к звукам, доносящимся из угла.
Сновидящий крутил колесо настройки, гоняя тонкую красную полоску по разным радиочастотам, вылавливая из треска помех то обрывок мелодии, то невнятное бормотание диктора… В одну из пауз между шипящим белым шумом ворвался бодрый женский голос, торжественно рассказывающий о прекрасных переменах, происходящих в Бэйцзине, на заднем фоне звучала бравурная музыка.
– Культурная революция, – произнес Феликс, глядя на скрученные провода, тянущиеся к старой люстре по сероватому потолку, – здесь бы она тоже не помешала…
Нестор покосился на него и заинтересовался:
– Ну-ка, ну-ка, что еще говорят?
– Культурная революция затрагивает все большие слои населения… Великий замысел, гарантирующий наше будущее на сто лет вперед… Целиком и полностью искореним зловредные замыслы и засилье ревизионистов… ну и так далее. Ты разве не слышишь?
Тот хмыкнул многозначительно, и Феликс вдруг сообразил. Он резко повернулся к приемнику, внимательно ловя каждое слово. Нет, не ошибся, не показалось…
– Я понимаю по-бэйцзински?!
Нестор проворчал что-то неопределенное, но, похоже, был доволен этой новостью.
– А может, и не только понимаю, но и говорю на этом языке?
Феликс сосредоточился, постарался воспроизвести что-нибудь простое. К его изумлению, в памяти начали всплывать легкие, звенящие конструкции слов и целых предложений….Он не просто знает несколько элементарных выражений – он мог говорить. Свободно и уверенно, используя устойчивые выражения-идиомы. Отличительную карточку каждого образованного бэйцзинца.
– Я не помню, когда учил все это, – произнес он, потрясенный внезапно свалившимся знанием. – Не могу вспомнить…
– Лучше поспи, – велел Нестор, укладывая на его пылающий лоб мокрую тряпку. – А то уже голова задымилась.
– У тебя один рецепт в любой непонятной ситуации, – сказал Феликс с досадой. – Спать. Лучше скажи, откуда у меня синяки по всему телу?
– Оттуда, – глубокомысленно ответил сновидящий и придавил тяжелой ладонью его лоб.
Сопротивляться не было сил. Устало размышляя о территориальном расположении загадочного места «оттуда», а также о времени, необходимом, чтобы из него выбраться, Феликс уснул.
Он проснулся от звуков приглушенной беседы. Решил, что это очередная радиопередача, и собирался заснуть снова, но сообразил, что переговариваются в гостиной. Стянул с головы подсохший компресс, приподнялся. Прислушался.
– Раньше ты всегда был удовлетворен товаром, – говорил раздраженно незнакомый мужчина за стеной. – Необходимости в личных встречах не было. Я приехал исключительно из уважения к тебе. У меня серьезная репутация…
Услышав этот голос с едва уловимым акцентом, Феликс почувствовал вдруг, что его начинает трясти. Не от болезненной лихорадки. От бешенства. Неукротимого, раскаленного, сметающего все доводы разума.
– Это не товар, – проворчал хорошо узнаваемый хрипловатый бас Нестора. – В собачьей будке его держал на цепи? Весь в синяках, тощий как скелет.
– Злобный гаденыш! – с досадой буркнул гость. – Пусть радуется, что я его вообще не закопал по дороге.
Феликс откинул одеяло, стараясь не скрипнуть раскладушкой, спустил ноги на холодный пол. Никаких прямых указаний на то, о ком конкретно говорил ночной гость, не было. Но парень был уверен – товар, доставленный Нестору в недолжном виде, – это он сам.
Воспоминания хлынули, сметая заслоны ложной памяти. Его действительно везли сюда по ночной, промерзшей дороге. Но не родители на заднем сиденье дорогой машины. А в багажнике, со связанными руками и мешком на голове. Голодного, избитого, но не запуганного…
И этот голос, звучащий в гостиной, вызывал все больше ярких образов – боль от пинка под ребра, содранная кожа на запястьях, тело, занемевшее в одной неудобной позе. И клетка. Клетка тоже была. Ледяные прутья, железный пол, на который брошено какое-то тряпье. Голод, сжирающий изнутри. Отчаяние и злость. Но не страх. Страха не было.
– Что ж ты его не усмирил? – спросил Нестор насмешливо.
– Сопротивляется, – огрызнулся мужчина. – Не действует на него внушение.
– А может ты сам слабеешь, Вир? Дохлого мальчишку не одолеть.
Феликс поднялся. Красная пелена колыхалась перед глазами, в висках стучало. Ступая по холодным половицам и держась за стену, он выбрался в коридор. Голоса зазвучали четче и громче.
– Стану я силу на сопляка тратить, – высокомерно отозвался гость.
– Мне теперь его на ноги ставить.
– Зачем? Сольешь в него свои могилы, и убивать не придется. Сам сдохнет от истощения.
Феликс вошел в кухню, освещенную бледным светом луны. Приподнял клеенку на столе, бесшумно выдвинул ящик, вынул нож. Сжал рукоять, замотанную изолентой, и почувствовал почти наслаждение от тяжести орудия убийства в своей руке. Посмотрел на внушительное лезвие и пошел на голоса.
– Откуда ты его привез?
– Это тебя не касается. Следов не осталось.
Нестор сидел за столом лицом ко входу. Его собеседник – спиной. Феликс рассматривал лоснящийся затылок с короткими волосами, оплывающие плечи, втиснутые в дорогой пиджак, на толстом запястье руки, небрежно закинутой на спинку стула, массивные часы, тоже не самые дешевые. На безымянном пальце золотая печатка.
Феликс помнил этого человека. Не должен был, но помнил все равно. И эти часы, и эти жирные пальцы на своем горле. Ненависть вспыхнула с новой силой.
Нестор увидел его, бледное привидение в длинной белой рубахе, возникшее в черном дверном проеме. Ничего не сказал, даже не пошевелился, но его глаза под насупленными бровями блеснули интересом.
– Этот не сдохнет, – произнес он задумчиво.
– Ну так поможешь ему.
Феликс шагнул вперед, замахнулся, целясь в мощную, потную шею, и ударил. Но гость почувствовал движение за спиной или услышал что-то, повернулся, уходя в сторону, и лезвие всего лишь скользнуло по плечу, распороло рукав и рубашку, царапая кожу. Мужчина вскочил, отбрасывая стул, выбил нож и отшвырнул нападавшего к стене. Сказал почти нежно:
– Ах ты, дрянь…
Феликс устоял на ногах. И ему уже было все равно, что с ним сделают. Он был готов вцепиться в эту глотку зубами, сжимать их до тех пор, пока не порвутся связки и кровь не брызнет в горло.
Нестор успел перехватить его на середине прыжка. Смеясь, крепко прижал к себе, не давая вырваться.
– Хватит, звереныш. Уймись.
– Ты что, не запер его?! – рявкнул Вир.
– Так ведь мой товар, – продолжал посмеиваться хозяин. – Заплатил. Теперь что хочу, то и делаю.
Продавец несколько секунд смотрел на Феликса злобным, давящим взглядом. Потом как будто принял какое-то решение.
– Ладно. Твое дело. Но больше ко мне не обращайся, Нестор.
Он развернулся и вышел, тяжело топая. Хлопнула входная дверь. Проскрипели по снегу тяжелые шаги под окном. Брякнула калитка.
Старик выпустил Феликса, и тот рухнул на диван, рядом с которым стоял.
– Что это значит? Что все это значит?
Нестор сел около него, погладил свои колени, обтянутые потертыми штанами.
– Не хотел тебе говорить.
– Меня не привозили к тебе родители, не бросали здесь, я не пытался сбежать из странного дома, не блуждал на морозе. Это все был сон, внушенный тобой? Меня продали? Тебе?
– Да.
– Для чего?
– Каждое убийство оставляет след в моем мире снов, – начал рассказывать сновидящий нехотя. – Это улики против меня. Но на молодого, неопытного дэймоса можно слить все следы, все могилы. А потом убить его. Ни один охотник не найдет повода для ареста. Я – чист. Ты – мертв вместе с моими преступлениями.
– Зачем рассказываешь? Зачем лечил? Сон про моих родителей для чего?
– Старый я стал, – произнес он медленно. – Умру – ничего не останется. И никого.
– Но почему я?
– Сильный. Смелый. Упорный, – начал перечислять Нестор, – на меня похож. Сработаемся.
– Значит, ты тоже дэймос? – Феликс откинулся на неудобную спинку дивана. – Такой же, как я?
– Это ты такой, как я, – проворчал он, встал, подобрал с пола нож. – Больше на людей не бросайся. Если хочешь убивать, научу.
– Хочу. Научи.
– Тогда пошли. Покажу как. Пусть только отъедет подальше.
– Но если я убью его, в моем мире сна останется след… могила?
– Не останется. – Нестор сгреб его за плечо, заставляя подняться. – К себе заберу. Мне теперь без разницы – еще одна лишняя или две.
– Спасибо, – сказал Феликс. – За сон. Запрошлое, состоятельных родителей, друзей, успехи в учебе…
– Могу восстановить его, – предложил дэймос. – А то, что было сейчас, забудешь.
– Нет. Я хочу помнить. – Он сам удивился жесткости, прозвучавшей в своем голосе. – Я никогда не хочу забывать. Никого…
Убивать оказалось очень просто. Не мучили ни угрызения совести, ни сожаление. Наоборот, утром после своего первого воздействия Феликс проснулся в прекрасном настроении, спокойный и удовлетворенный. Хотелось умыться, есть, встать и выйти на улицу… убивать еще. Ощущение власти над ничего не подозревающим человеком оказалось невероятным, вдохновляющим и пьянящим.
Молодой дэймос поднялся, чувствуя в себе новые силы. Как будто испуганная дуновением недавней смерти болезнь поспешила убраться из его тела.
Нестор был на кухне. Жарил яичницу с колбасой, судя по запаху. Коротко взглянул на выбравшегося из постели гостя.
– Ну как?
– Хорошо, – подумав, ответил тот. – Очень хорошо. У тебя есть еще кто-нибудь, кого можно… – Феликс многозначительно провел себя ребром вилки по шее. – Мне понравилось.
– Слушай меня, – сказал Нестор сурово. – Три смерти в год. Не больше. А лучше меньше.
– Почему так мало?! Мы же танатосы, наше предназначение убивать.
– Мы… – насмешливо фыркнул дэймос. – Ты пока еще никто.
– Ладно, ты. Разве смысл существования таких, как ты, не в убийствах?
– Нет. Иначе станешь наркоманом.
– И что произойдет?
– Перестанешь себя контролировать. Будешь жить от убийства до убийства. Все время нужна новая доза. Некоторые сходят с ума.
– Ты видел таких?
– Видел. – Хмуро ответил Нестор, кромсая колбасу в своей тарелке вилкой. – А другие начинают считать себя настолько великими, что готовы всех под себя подмять. Хотят, чтобы волки перед крысами на задних лапах бегали.
– Хочешь, я помогу тебе? – Феликс придвинулся ближе к столу, азартно глядя на мрачного собеседника.
– Чем же ты можешь мне помочь?
– Поймать крысу.
Нестор устремил на него холодный, пронизывающий взгляд.
– Ты ведь говоришь про себя? Тебе кто-то перебежал дорогу? Не дает жить спокойно? Или не хочет принять в клуб богатых дэймосов? Это ведь как-то связано с торговлей молодыми сновидящими?
Танатос приподнял косматые брови, но тут же справился со своим удивлением.
– Ты такой умный или подслушал что по дороге?
– Такой умный, – ослепительно улыбнулся Феликс, – отец говорит… – Он осекся, мотнул головой, отбрасывая ложные воспоминания. – Ну, так я могу помочь тебе? Я у тебя в долгу. За спасение. Спасибо, кстати.
– На здоровье, – усмехнулся Нестор. – А пожалуй, ты мне пригодишься в этом деле. Только синяки пускай сойдут. Идем-ка со мной…
На второй этаж из коридора вела узкая лестница с гладкими перилами, отполированными частыми прикосновениями руки. За крепкой деревянной дверью было темное пыльное пространство. Нестор пошарил по стене и щелкнул выключателем. Тусклый плафон лампы осветил большую комнату со скошенным потолком. Та была заставлена по всему периметру ящиками, коробками, связками рассыпающихся от дряхлости книг. Здесь же стояло несколько мышеловок, пока пустых.
Но самым главным было огромное зеркало. Потемневшая от времени амальгама, заключенная в тяжелую резную раму из красного дерева.
Феликс увидел свое отражение, но не успел разглядеть детали, пыльная поверхность неожиданно помутнела, пошла мелкой рябью, как вода в осеннем озере.
– Что это? – Молодой дэймос коснулся темно-красных деревянных завитков, почувствовал под пальцами резную холодную поверхность.
– Стекло привез…один знакомый, – сказал Нестор, – раму сам делал.
Он шагнул вперед, прямо в дрожащее марево и оказался с другой стороны. Зеркало больше не было зеркалом, а стало дверью в еще одну комнату.
«Обман зрения, – решил пока так считать Феликс. – Хитрая техническая конструкция, которая кажется совсем не тем, чем является на самом деле».
Он прошел следом за дэймосом и очутился в новом помещении. Здесь тоже оказалось много хлама. Старая мебель, книги… какие-то лари с тяжелыми замками. Но в расположении этих вещей просматривалась четкая система. Все аккуратно расставлено, ящики подписаны кривоватым почерком, узкий диван застелен относительно чистым пледом. Над верстаком в строгом порядке на крючках висят столярные инструменты. Феликс задумчиво снял стамеску с острым лезвием, повертел в руках, повесил на прежнее место.
Пахло стружками, пылью, слежавшейся бумагой.
Особенно заинтересовали Феликса деревянные полки, на которых стояли маленькие жестяные коробки из-под чая. Он взял одну, открыл плотную крышку и увидел лежащий внутри ссохшийся скрюченный корень. Присмотрелся и понял, что это отрезанный по второй фаланге палец с треснувшим, желтым ногтем.
– Это чей?
Нестор, перебиравший книги в другом конце комнаты, подошел и забрал из его рук неожиданную находку.
– Не твоего ума дело.
– Ясно. А что моего?
Дэймос подал ему книгу. С потрепанным корешком и желтыми страницами.
– «Печное дело», – прочитал Феликс название на красной обложке и насмешливо приподнял брови. – А почему не справочник юного кочегара? Или столяра?
– Двадцать пятая страница. Между шестнадцатой и семнадцатой строчками сверху, – приказал Нестор. – Прочитай и запомни.
– Ладно.
Уже ничему не удивляясь, ученик танатоса начал листать книгу. Остановился на нужном месте. Там, между чертежей древних отопительных систем и описаний методов кладки и обмуровки печей была сделана запись простым карандашом. Буквы почти стерлись. Но еще можно разобрать. Abyssus abyssum invocate.
– «Бездна взывает к бездне», – перевел Феликс и озадаченно посмотрел на Нестора.
– Запомнил?
– Ну да, – продолжая недоумевать, ответил тот.
Дэймос забрал у него книгу. Выдрал страницу с латинской фразой, небрежно смял и сунул бумажный комок в карман штанов. На вопросительный взгляд ученика ответил:
– Больше не пригодится.
«Он открывает мне свои секреты, которые хранил всю жизнь, уже не надеясь, что найдет ученика», – с невольной признательностью подумал Феликс.
– Ложись, – велел Нестор, указывая на диван. – Выходи в сон, как я тебя учил. Там спустишься в подвал и скажешь, что увидел.
Вчерашнее погружение в сновидение сложно было назвать самостоятельным действием. Дэймос прихватил нож, которым Феликс пытался зарезать ночного гостя, и сам вывел ученика в другое пространство. Провел через дом, оставшийся точно таким же, как в реальности, и в то же время сильно изменившийся. За калитку молодой танатос вышел уже один и, помня краткие наставления Нестора, устремился сквозь сон в чужое подсознание. Остановился на самом краю, перед входом в тенистый парк, ничуть не напоминающий кладбище. Здесь не было ни одной могилы, видимо, Вир сам активно пользовался молодыми дэймосами, сливая в их миры собственные преступления. Подавив вспышку бешенства, Феликс разжал кулак. На ладони сидела пчела. Маленькая, серая, с полосатым брюшком. Она покрутилась, ощупывая кожу лапками, испачканными в цветочной пыльце, расправила крылья. Взлетела с мягким жужжанием и вскоре исчезла среди деревьев.
Феликс развернулся и пошел прочь. Он хорошо знал, что произошло сейчас в реальности. Человек, на которого он повлиял только что, схватился за шею в приступе удушья, попытался остановить машину, но лишь сильнее утопил в пол педаль газа. Неуправляемый автомобиль рванул вперед, врезался в опору моста. Визг шин и скрежет покореженного металла, приглушенные расстоянием, отозвались в мстительном сознании дэймоса торжествующим гимном победителя, вспышка взорвавшегося топливного бака мягким теплом коснулась затылка. Феликс улыбнулся, ощущая удовлетворение и покой.
– Неплохо сработал, – одобрительно сказал Нестор, ожидающий ученика возле калитки. Во сне он выглядел точно так же, как в реальности. Косматый сильван с пронизывающими ярко-голубыми глазами. – Подучу тебя, толк выйдет.
Феликс кивнул в ответ. Смятение и тревоги ушли. Провалы в памяти тоже перестали беспокоить. Надежда превратилась в уверенность. Желание действий и знаний окрепло. Он знал, чего хочет. Уничтожить всех, кто пытался унизить его…
Второй осознанный выход в сон дался ему очень легко. Магическое слово, которым пользовался Нестор, открывало дверь и для его ученика.
Дом вновь изменился. Он вздыхал сквозняками, поскрипывал суставами дверей, шуршал обоями. Казалось, пытался стряхнуть с себя привычный образ скромного жилища и принять другой, более значительный. Феликс ощущал себя точно так же. Под обликом человека, едва оправившегося от болезни, недавнего пленника – огромный, непознанный мир… Бездна.
«Я сам – бездна», – думал он отрешенно, без привычного амбициозного осознания себя, это была всего лишь констатация факта.
Феликс оказался на кухне, подцепил кольцо и потянул крышку люка. Поднял. В темноту и холод вела узкая деревянная лестница.
Молодой дэймос спустился, наклоняя голову, чтобы не стукнуться о низкий потолок. Бледное свечение из углов давало разглядеть старинную каменную кладку, на которой стоял дом, неровные плиты на полу.
– Abyssus abyssum invocate, – произнес ученик танатоса тихо, и дом услышал его.
Камень под ногами зашевелился, заставляя отступить назад, ближе к лестнице. Гранит раздвинулся, открывая новые ступени, ведущие в еще более глубокую темноту. Феликс огляделся и шагнул вниз.
Я последовал за ним… хотел последовать, изо всех сил желая узнать, что произойдет дальше, что скрывают глубины моего убежища. Но видение оборвалось. Сон выбросил меня. Настойчивый стук, чужой голос ворвались в изменчивую реальность и разрушили ее.
Я открыл глаза, пытаясь сообразить, где нахожусь. Приборная панель, руль, удобное кресло с подголовником. Я сидел в машине на стоянке, на территории Северного вокзала. Слева виднелась его башня с часами. Я обернулся в другую сторону и увидел за стеклом женское лицо.
– Все в порядке? – спросила незнакомка, внимательно вглядываясь в меня.
– Да, – ответил я, – спасибо.
– Мне показалось, ты…
– Со мной все хорошо, – сказал я с вежливой настойчивостью. – Просто устал. Спасибо за беспокойство.
Девушка поняла, что не стоит больше тревожить меня вопросами о самочувствии, и отошла к своей машине.
«Бездна взывает к бездне»…
В зеркале заднего вида я увидел свои глаза – ошарашенные, с налетом легкого безумства. Вздохнул несколько раз, пытаясь успокоиться. Информацию, которую обрушил на меня Феликс, надо было осмыслить.
Теперь я понимаю, почему он не терпел дэймосов, всех вместе и каждого по отдельности. Почему помогал Пятиглаву ловить их и убивал сам. Мстил за унижения юности. Пожалуй, можно сказать, мне повезло. Наши походы по крышам были всего лишь развлечением по большому счету. Опасным, но захватывающим… Никто не готовил из меня жертву для состоявшегося танатоса, не держал в клетке и не избивал регулярно. Хотя… Если бы Нестор не нуждался в смелом, талантливом ученике, меня, пожалуй, сейчас тоже не было бы на свете…
Мысли вернулись к дому, который теперь стал моим. Нужно возвратиться туда немедленно. Попробовать открыть тайный ход с помощью пароля, который подсказал Феникс. Что скрывается в глубинах моего убежища? И почему учитель никогда раньше не говорил мне об этом тайнике? Чувствуя знакомый азарт, я потянулся к навигатору, чтобы забить адрес, и вспомнил.
Хэл… Она ведь ждет меня в кафе на вокзале. Мы договорились встретиться там после моего визита к Тайгеру.
Нечто вроде легкой досады заставило меня помедлить, не спешить выходить из такси.
Она снова будет меня тормозить. Требовать полного отчета главе охотников. Убеждать передать ему все полученные сведения или найденные артефакты. Беспокоиться за меня. Опасаться интриг.
Хэл лучше бы поняла, почему я не хочу отчитываться за каждый свой шаг, если бы стала настоящей гурией…
Стоп. Об этом думать нельзя. Я закрыл глаза на мгновение, потер лоб, прогоняя нелепые мысли. Открыл дверцу, выбрался из машины и пошел на встречу с ученицей.
Она сидела за «нашим» столиком в полупустом кафе. Стройная, с пышными каштановыми волосами, поднятыми наверх так, что была видна красивая шея с одиноким завитком, игриво лежащим на белой коже. Не спеша заходить, я рассматривал через стекло панорамного окна ее профиль, похожий на изображение со старинной камеи.
«Почему ты пришла в мой давно пустующий дом? Как смогла пройти сквозь зеркало? Кто послал тебя ко мне?..»
У меня не было ответов на эти вопросы, и доверия к ней тоже не было.
Поставив локти на столешницу, Хэл всем корпусом подавалась вперед, ближе к собеседнику. И судя по этой заинтересованной позе, а также легкой скользящей улыбке, она получала удовольствие от общения. Марк расположился напротив и пока не замечал меня. Я увидел крыло выбритого орла на его затылке и тут же испытал непреодолимое желание ударить охотника. Внезапное бешенство начало подниматься в груди. Слишком часто ученик Тайгера стал попадаться на дороге. Мне это не нравилось… вернее, это не нравилось моему дэймосу. Он считал именно этого сновидящего опасным для себя. Не Тайгера, видящего меня насквозь, не Геспера с его вездесущей крысой, не Талию с ее удивительным чутьем. А этого широкоплечего, профессионального охотника, с которым я уже дважды работал вместе. Очень хотелось подойти, выдернуть его из-за стола, а еще лучше выбить из-под него стул и уложить на пол безотказным приемом муай-тая.
Хэл пошевелилась, подняла руку, рассеянно касаясь завитка на шее, словно физически ощутила мой настойчивый взгляд через стекло. Начала поворачивать голову, но я уже отступил в сторону, развернулся и пошел обратно к машине.
С каждым шагом во мне крепла уверенность – то, что мне предстояло сделать, касалось лишь меня и моего учителя. Больше я не собирался вмешивать никого в свои дела. Во всяком случае, до тех пор пока не разберусь со своими подозрениями.
Садясь за руль, я подумал, что пора приобрести свою машину. Надоело зависеть от общественного такси и расписания «Нота».
Дорога до моего дома никогда не занимала много времени, особенно когда я был занят размышлениями. А Феликс подкинул пищи для них достаточно.
Он свободно говорил и даже думал по-бэйцзински. Неужели жил там в детстве и юности? Или просто изучал этот язык? Впрочем, он прекрасно знал и сиамский. Да и общение с местными в Тенчитолане не доставляло ему неудобств… Если честно, я по-прежнему ничего не знал о своем наставнике. А он подбрасывал мне все новые и новые вопросы.
Откуда его привезли к Нестору? И процветает ли до сих пор среди дэймосов торговля молодыми темными сновидящими? Или этот прибыльный бизнес уже прекратил свое существование? Наши охотники прикрыли его, переловив всех поставщиков живого товара? Если бы мой интерес не потянул за собой цепь ненужных расспросов и догадок, я бы поинтересовался у Тайгера, в курсе ли он тех событий прошлого.
Такси наконец остановилось возле забора, знакомого до последнего сучка, я быстро выбрался на улицу. Щелчок закрывающейся дверцы нарушил тишину поздней осени. Где-то надрывно закаркала ворона. Порыв ледяного ветра взъерошил волосы и пробрался в рукава куртки.
Я вошел в дом, невольно сравнивая его с тем убежищем дэймоса, каким он был во времена юности Феликса. Изменилось не многое. Он не стал ни более запущенным, ни, наоборот, современным. Казалось, время обтекало его, как остров посреди реки. Даже запахи оставались прежними. Но все равно прошлое удержать невозможно. Его создают люди, а когда они уходят, превращаются в воспоминания, оно тоже разрушается, выцветает, как старая картинка… Меня вдруг охватило странное чувство. Сожаление, по всей видимости.
Сон принял меня с небывалой готовностью. Я погрузился в него, едва успев произнести свой пароль на вход. Подумал, уже выныривая в другой реальности, что это слово-приказ, которому меня научил Феликс, передал ему Нестор, а я в свою очередь научил Хэл. Преемственность поколений дэймосов.
Я шел по дому, точно так же как и Феликс несколько десятков лет назад. Испытывая те же сомнения и неуемную жажду узнать все тайны этого места.
На кухне я поднял деревянный люк, закрывающий вход в подвал, и оттуда мгновенно повеяло холодом с заметным запахом плесени. Темнота была слегка разбавлена зеленоватым рассеянным светом.
Я знал, что здесь был еще и нижний этаж. Дом в сновидении полностью повторял всю конструкцию реального… должен повторять, по идее. Но у меня никогда не возникало желания бродить тут, внизу.
Я начал осторожно спускаться, чувствуя, как постепенно погружаюсь в заледеневшую пустоту. Если наверху постоянно что-то скрипело, постукивало, раздавалось эхо призрачных шагов и невнятных голосов, то здесь было очень тихо. Эта тишина давила на уши, и ее хотелось поскорее разрушить.
Каменные стены и пол, выложенный плитами из серого гранита. Песок, грязь, холодный запах влажного кирпича.
– Abyssus abyssum invocate.
Мой голос прозвучал в настороженном молчании сна размеренно и четко. Уверенно.
У меня было право находиться здесь и отдавать приказы этому месту. Но, похоже, сам дом так не считал. Ничего не происходило. Меня не слышали или не считали нужным отвечать на призыв дэймоса, возрожденного лишь наполовину…
– Abyssus abyssum invocate, – повторил я настойчивее.
И вновь никакого отклика. Разочарование, пока еще очень далекое, стало стремительно приближаться, нашептывая о бессмысленности дальнейших попыток. Однако я не поддался ему.
– Abyssus… – начал я в третий раз и осекся, потому что к моему голосу присоединился другой голос, звучащий низким, гулким фоном.
– …abyssum invocate, – произнес вместе со мной невидимый спутник.
Пол у моих ног стал таять, превращаясь в дым. Тот потек по всему подземелью, полез на стены, словно живое существо. И затаился там. Свет, едва сочащийся из щелей в стенах, сделался ярче. На приказ, озвученный Феликсом в прошлом, мир снов отреагировал иначе.
Дымка рассеялась, открывая ступени, ведущие под землю, в глубокую непроглядную тьму.
– Спасибо, Феникс, – сказал я в пустоту.
Вытащил из кармана зажигалку, крутанул ребристое колесо, высекая огонь.
Желтый круг света упал на первую ступеньку.
Я начал спускаться. С каждым шагом приближаясь к бездне.
Москва – Рим – Каир – Доха – Москва
Август 2015 – июнь 2017
