Как известно, родителей не выбирают.

Существуют люди, события и явления, на место и роль которых в нашей жизни мы не можем повлиять при всем своем желании. Связка «семья – детский сад – школа – друзья – институт – работа – снова семья – карьера – пенсия» работает как часы и предопределена каждому заранее. Перефразируя столетнюю поговорку, могу с уверенностью сказать: главное – родиться в нужном месте и в нужное время.

Это аксиома, интернациональная истина.

Можно, конечно, хлопнув дверью, взять билет в одну сторону и попытаться изменить линию судьбы на своих ладонях, но лишь единицам из миллиона удавалось взять новую высоту в незнакомом месте.

Смельчаки уезжали в неизвестность, набивали шишки, ломали шеи, сами себя называли счастливцами, ненавидели чужой и малопонятный язык, но продолжали надеяться на лучшее. В прежней жизни мягкие, тихие и интеллигентные, в новой они не могли позволить себе одного – признать свои же собственные ошибки.

Но самая большая проблема заключалось в другом. Раньше эти люди жили на родине, теперь на чужбине. Здесь их окружало какое-никакое, но общество, там же – диаспора.

Одна волна эмиграции сменяла другую, история повторялась с точностью до запятой, но заморская морковка на вид была так сладка, что удержаться казалось невозможно.

Но с какого-то момента все изменилось.

Заработав чуть больше или чуть меньше, продав доставшуюся по наследству дедушкину квартиру, можно попробовать изменить географию своего места жительства, не меняя собственного паспорта. Многие из моих друзей имеют недвижимость в Латвии и Германии, на Юге и Севере Франции, на Бали и Кипре, в Турции и Египте. Для одних это дальняя дача, для других – возможность жить и работать в более комфортных для себя условиях, для третьих – вынужденный или добровольный даун-шифтинг, для четвертых…

Но во всех случаях, если речь идет о временных выездах, не нужно переламывать себя в поисках единственно правильного решения.

С родиной все значительно сложнее. Относительно недавно, во времена моего детства, она могла быть только одна. Если возникала острая необходимость получить новую родину, от старой приходилось отказываться навсегда. Другого варианта не было. Выбора, впрочем, тоже.

Та, в которой мы жили с рождения, гордо называлась «Родина». Для всех остальных – итальянцев, австрийцев, голландцев, поляков – тоже допускалось использовать такое понятие, но исключительно с маленькой буквы. Чтобы подчеркнуть разницу между одной шестой и всеми остальными частями суши.

Советским евреям в этой истории приходилось тяжелее, чем всем остальным. Ту страну, куда их иногда выпускали на ПМЖ, вслух нельзя было называть родиной даже с маленькой буквы. В ОВИРе просили не произносить само название государства, эволюция которого за последние пять с половиной тысячелетий стала учебником истории всего человечества.

Но вернемся на сорок пять лет назад. Я жил на окраине Москвы. Между несколькими четырех-пятиэтажками гуляли две-три коровы, на болоте по осени собирали клюкву, с одной стороны дороги был пруд, с другой располагался квартал, построенный еще немцами-пленными. Говорят, среди них были архитекторы, потому эти темно-красные кирпичные домики не были похожи на весь окружающий ландшафт. Невольно обращали на себя внимание немолодые мужчины в галифе и черных хромовых сапогах – фронтовики, так и не сменившие свои военные привычки на современные веяния. По дорогам ездили в основном 401-е «Москвичи» и «Победы», изредка встречались довоенные экземпляры. Ветка метро заканчивалось на ВДНХ, до которой за полчаса можно было доехать на 9-м или 93-м автобусе. Бабушка, по привычке, такой вояж называла «съездить в город». Но и ездить приходилось нечасто. Своя молочница, своя овощница, почти свой лосиноостровский хлебозавод, работавший сначала на дровяных, затем на газовых печах. Все было свое.

Это была моя родина, о существовании других в то время я просто не знал.

– Сашка, ты из евреев? – спрашивала милейшая соседка, тетя Клава.

– Наверное, – наивно отвечал я, не понимая вопроса, но и не ожидая от тетки никакого подвоха.

– Значит, жиденок! – радостно резюмировала Клава и гладила меня по голове.

Это чуть позже, поступив в школу и став октябренком, я понял, что таких расспросов следовало избегать. Не всегда могло повезти на тетю Клаву, и тогда вместо поглаживания меня бы ждал в лучшем случае подзатыльник. А пока мое детство ничем не омрачалось, у меня имелись две бабушки, папа с мамой, брат и куча друзей разных возрастов и национальностей.

Мы все были русскими, жили в советской стране и принимали это как должное.

Но я взрослел и с годами стал понимать, что различия между мной и моими друзьями все-таки существуют. У меня была несколько иная фамилия, имена моих родственников вызывали хихиканье у окружающих, дома мы отмечали праздники, о существовании которых друзья и не догадывались… А вскоре один хулиганистого вида старшеклассник ни с того, ни с сего вдруг назвал меня грузином.

С того момента я отчетливо осознал себя евреем, живущим в многонациональной стране, в которой у людей титульной национальности было все-таки чуть больше прав, чем у остальных. При этом у грузин была Грузия, у казахов – Казахстан, у молдаван – Молдавия. Даже у прибалтов остались их собственные республики, пускай с приставкой «советская социалистическая». Как позже выяснилось из учебника географии, у нас тоже имелась некая Еврейская автономная область, каменистая равнина, занесенная Б-гом, или, скорее, партией, куда-то на Дальний Восток. И как ни странно, первым секретарем обкома этой самой партии там разрешали избирать не кого-нибудь, а именно еврея.

Прислушиваясь к разговорам старших, я догадывался, что кто-то из наших знакомых куда-то уезжает, причем, явно не на Дальний Восток. Но все мои более-менее близкие долгое время никуда не собирались, и я не слишком задумывался о перспективах жизни в других странах.

Когда в начале девяностых распахнулись, нет, не калитки, а целые ворота, в очередь за билетами выстроились уже мои двоюродные и троюродные. Теоретически эта же очередь могла дойти и до меня. Но к тому времени я уже хорошо зарабатывал, имел отдельную квартиру, машину; директор пансионата «Голубой залив» в знаменитом Коктебеле всегда держал для меня блатной номер с видом на море. Мой приятель Боря Беркович, балагур и весельчак, уехавший, по его словам, ради счастливого будущего своих детей, уже полгода слал слезливые письма о нелегком житье-бытье в маленьком израильском городке. Поэтому перспектива бросить все и встать рядом с Борей на конвейер упаковщиком одноразовой посуды меня отнюдь не радовала.

Но шли годы. Я открывал новые страны, города. Внутри я почти не изменился, нет, но уже вполне мог отличить импрессионистов от постимпрессионистов и итальянскую ривьеру от французской. В моей жизни появились Марк Шагал и Джордж Гершвин, Хаим Сутин и Давид Ойстрах, отец и сын Пастернаки и Иосиф Бродский…

В какой-то момент мне стало понятно, что я просто еврей, а не российский, московский или советский…

Да и как могло быть иначе. Ведь неважно, кто ты – ашкенази, сефард, литвак или тат, твои предки пришли на новую землю именно оттуда, из Израиля. В тебе течет та же самая кровь, что и у любого соплеменника, где бы он не проживал: в Америке, в Европе, в России или, даже, в Марокко.

Но мало быть евреем по крови, если ты не чувствуешь себя сопричастным к истории и культуре страны, из которой когда-то произошли твои предки. Да что там предки! Предки предков сменяли поколения, когда Моисей выводил их из египетского рабства. Они были рядом с ним, когда Г-дь даровал Тору. Они переписывали строчку за строчкой книгу, которую полмира сегодня почитает священной. И это они сегодня живут как на иголках, а, точнее, как на пороховой бочке, в полной боевой готовности, чтобы не допустить разрастания страха и ненависти по всему миру. Есть на земле место, откуда вышло, по сути, все человечество, и маленький шестимиллионный народ именно там защищает весь мир и свое право на свободу и счастье.

Я к этим мыслям шел много лет. Нельзя считать себя евреем и жить отдельно от Израиля. Это не означает, что нужно взять и перечеркнуть всю свою предыдущую историю. Вовсе нет. Но нас, живущих в России, Америке, Англии, Франции, Германии и еще десятках странах мира, все-таки больше чем тех, кто проживает именно в Израиле. Здесь мы ходим на работу или на службу, лечим, учим, строим, если повезет, руководим банками и адвокатскими конторами, сочиняем музыку и пишем стихи. Независимо от достатка живем спокойно и безопасно. Но «они», живущие там, такие же, как «мы», не лучше и не хуже. Только там неизвестно, когда и откуда прилетит ракета или взорвется бомба. Там в каждой квартире есть комната безопасности, и вой сирены означает именно тревогу, а не проезд на красный свет зарвавшегося чиновника. То, что мы видим в «горячих» новостях по Первому, CNN, BBC и Euronews, для них – обычная жизнь.

А мы стараемся из-за всех сил жить красиво и богато. Даже если это не всегда получается, либо не получается вовсе, очень важно показать, создать картинку. Так и делаем вид, что история творится здесь и сейчас. Поем чужие песни и танцуем под чужую дудку, лишь бы исполнители заметили, что мы тоже в тренде. Десять лет безучастно смотрим, как наши американские и европейские «партнеры» жарят землю вокруг Израиля ракетами и напалмом, не брезгуя кассетными бомбами и противопехотными минами. Мне страшно смотреть на карту и отмечать красным маркером пламя. Пожар уже настолько плотно горит вокруг нас, что, кажется, еще чуть-чуть, и от огня придется спасаться в Средиземном море. Потому что Иордан будет с обеих сторон чужим. Но стоит об этом напомнить все тем же «партнерам», как вся Европа начинает обижаться так, что антисемитизм всплывает даже на государственный уровень. Чтобы мы не забывались и не забывали, куда двигались крестовые походы во все времена.

А Израиль, тем временем, тоже старается жить красиво и богато. Строит здания, какие и не снились нашим строителям, превращает пустыню в цветущий сад, создает лучшие в мире бриллианты, лекарства и оружие, разбивает парки посреди городских небоскребов… Единственная в мире развитая страна, которая дает гражданство только по факту национальной принадлежности.

Но за все в жизни приходится платить. Мальчики и девочки в военной форме, у которых, пожалуй, нет выбора, служить или не служить, враждебное окружение, обязанность перед миром хранить его же главную святыню – Иерусалим, и готовность без промедления придти на помощь любому, кто в ней нуждается.

От нас же никто ничего не требует. Хочешь, закрой глаза и заткни уши и ничего не знай об Израиле. Хочешь, собери чемодан и попробуй новую жизнь на новом месте. Хочешь, просто приезжай и посади хотя бы одну оливу…

Только не нужно фотографироваться на фоне израильского флага и с криком «поддержи Израиль» размещать свое фото во всех социальных сетях, чтобы через минуту даже не вспомнить об этом модном порыве.