Книга: ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ В ОДНОМ ТОМЕ
Назад: Металлический привкус
Дальше: Ожидание

Звонил твой любовник

Зазвонил телефон, и Ричард Мапл — он простудился и не поехал в пятницу на работу — снял трубку. Звонивший не ответил на его «алло» и разъединился. Ричард явился в спальню, где Джоан стелила постель, и сообщил:
— Звонил твой любовник.
— Что ты сказал?
— Ничего. Он повесил трубку. Удивился, застав меня дома.
— А может, это была твоя любовница?
Как ни мутно было у него в голове из-за заложенного носа, он смекнул, что что-то здесь не так, и быстро сообразил, что именно.
— Если бы это была моя любовница, то зачем бы она повесила трубку, раз ответил я?
Джоан так встряхнула простыню, что получился хлопок.
— Предположим, она тебя разлюбила.
— Какой-то дурацкий разговор.
— Ты сам его затеял.
— А что бы ты подумала, если бы ответила на звонок в будний день, а на том конце повесили трубку? Он явно ожидал застать тебя дома одну.
— Если ты, наконец, уляжешься, я ему перезвоню и объясню ситуацию.
— Считаешь, я приму это за шутку? А я знаю, что именно так и произойдет.
— Брось, Дик! Кто это мог бы быть, по-твоему? Фредди Веттер?
— Или Гарри Саксон. Или кто-то, с кем я вообще не знаком. Какой-нибудь старый приятель по колледжу, переехавший в Новую Англию. А если молочник? То-то я иногда слышу, как вы с ним болтаете, когда я бреюсь.
— Вокруг нас голодные дети. Ему пятьдесят лет, и волосы в ушах.
— Как у твоего отца. У тебя нет неприязни к немолодым мужчинам. Помнишь того, с отделения гуманитарных наук? Ну, когда мы только познакомились. И вообще, что-то ты в последнее время ходишь довольная. Хлопочешь по дому с улыбкой на лице. Вот опять!
— Я улыбаюсь, потому что ты несешь вздор, — объяснила Джоан. — Нет у меня любовника. У меня нет на него времени. Мои дни целиком заняты беззаветным удовлетворением потребностей супруга и его многочисленных детей.
— Значит, все эти дети у тебя родились только из-за меня? А ты мечтала о карьере в моде или в захватывающем мире бизнеса. А может, в астронавтике? Ты бы стала первой в мире женщиной — создательницей искусственного носа. Или проникла бы в загадку графика фьючерсов на пшеницу. Джоан Мапл — девушка-агроном, Джоан Мапл — женщина-геополитик. Если бы не мужлан-прелюбодей, за которого она по ошибке вышла, то эта ясноокая гражданка нашей страждущей героев республики…
— Дик, ты мерил температуру? Много лет не слышала от тебя такого бреда.
— А меня много лет так не предавали. Мне страшно не понравился этот звук отбоя на линии. Он означает «я знаю твою жену лучше, чем ты». Бип-бип-бип…
— Наверное, какой-нибудь ребенок просто не туда попал. Слушай, мы ждем к себе на ужин Мака, так что тебе лучше начать выздоравливать.
— Так это Мак? Ах, сукин сын! Еще не до конца развелся, а уже трезвонит моей жене! Намерен объедаться под мои стоны!
— Скоро буду стонать я. У меня от тебя головная боль.
— Конечно, сначала я в безумном желании плодить потомство штампую тебе детей, а потом у тебя от меня менструальные головные боли.
— Ложись в постель, я принесу тебе апельсиновый сок и порезанный бутерброд, как делала твоя мама.
— Ты прелесть!
Когда он залезал под одеяло, телефон зазвонил снова. На звонок ответила Джоан в холле наверху.
— Да. Нет… нет… Хорошо. — И она повесила трубку.
— Кто это? — крикнул он.
— Предлагают купить «Мировую книжную энциклопедию».
— Так я и поверил, — пробурчал он с иронией самоуспокоения и откинулся на подушки, уверенный, что был несправедлив и никакого любовника нет в природе.

 

Мак Деннис был симпатичным, приятным и застенчивым, их сверстником, чья жена Элеонор уехала в Вайоминг и там подала на развод. Он отзывался о ней излишне нежно, как о любимой дочери, впервые отправленной в летний лагерь, или об упорхнувшем ангеле, не порывающем тесной связи с оставленной землей.
— Она говорит, что у них прогремели волшебные грозы. Дети каждое утро ездят верхом, вечером играют и ложатся в десять. Все в самом лучшем здравии. У Элли прошла астма. Она подозревает, что у нее аллергия на меня.
— А ты бы сбрил все волосы и замотался в целлофан, — посоветовал Ричард.
— А как твое здоровье, Мак? — спросила Джоан. — Нормально? Что-то ты похудел.
— Когда я не остаюсь ночевать в Бостоне, — стал рассказывать Мак, хлопая себя по карманам в поисках сигарет, — то обычно ем в мотеле на Тридцать третьем шоссе. Там хорошо кормят, можно наблюдать, как дети плавают в бассейне. — Он удивленно посмотрел на свои пустые ладони. Оказалось, он скучает по своим детям. Можно было подумать, что это стало для него сюрпризом, откровением.
— У меня тоже кончились сигареты, — сказала Джоан.
— Я съезжу, — вызвался Ричард.
— Захвати еще содовой, если будет.
— Я смешаю мартини, — пообещал Мак. — Хорошо, что снова наступила погода для мартини.
Это было время позднего лета днем и ранней осени вечером. На город опускались сумерки, загоралась реклама. Ричард торопился за сигаретами и содовой, радуясь своему секрету — больному горлу. Была какая-то лихость, безрассудство в том, чтобы вечером бегать по городу, проведя день в постели. Вернувшись, он оставил машину у заднего забора и зашагал по лужайке, шурша опавшими листьями. На деревьях, впрочем, еще оставалась почти вся листва. Освещенные окна его дома манили золотой идиллией; вверху располагались комнаты детей (мелькнуло личико Джудит, старшей дочери, ее пухлая розовая рука поправила куклу на полке), внизу кухня. Там горели флуоресцентные светильники, под ними разворачивалось безмолвное действо. Мак переливал содержимое шейкера в частично заслоненный оконным переплетом стакан, который держала длинная белая рука Джоан. Обворожительно наклонив голову, она что-то говорила, слегка выпячивая губы. Ричард знал, что она всегда так делает, когда смотрится в зеркало, говорит со старшими, вообще старается выгодно себя подать. Мак от ее слов радостно смеялся, отчего струя у него (блеск серебряной головки шейкера, капли зеленоватой жидкости, иногда летящие мимо) получалась неровной. Наконец он поставил шейкер на стол и заложил ладони, недавно преподнесшие ему сюрприз, себе под мышки.
Джоан шагнула к нему, не ставя свой стакан, и ее затылок с тугим овальным узлом волос и несколькими пушистыми прядками, щекотавшими шею, заслонил лицо Мака, оставив на виду только его зажмуренные глаза. Они целовались, голова Джоан была наклонена в одну сторону, голова Мака в другую, чтобы было удобнее ртам. Изящную линию ее плеч продолжала вытянутая рука со стаканом. Другой рукой она обвивала ему шею. Позади них находился распахнутый кухонный шкаф с парализованной шеренгой вздыбившихся от изумления коробок, надписи на которых Ричард разобрать не мог, хотя оформление свидетельствовало, что это хлопья к завтраку. Слегка откинувшись, Джоан провела пальцем по клетчатому галстуку Мака и слегка ткнула его в область пупка, выражая не то отказ, не то сожаление. Его лицо, бледное и бугристое в резком кухонном свете, было насмешливым и при этом напряженным. Он приблизился к ней еще на дюйм-другой. Все это походило бы на завораживающе медленное подводное действо, если бы не топорность монтажа, неизбежная при подсматривании с улицы. На втором этаже подошла к окну Джудит, не замечавшая отца в тени дерева. Она простодушно почесывала себе подмышку и изучала мошку на стекле. Это тоже создало у Ричарда сосущее ощущение, будто он, подобно ребенку, сидящему в одиночестве в кинозале, оказался в опасной близости к скрытому механизму, управляющему всем сущим. На другое кухонное окно напустил пару закипевший чайник. Джоан опять что-то произносила, казалось, что ее выпяченные губы строят мостики через сужающуюся пропасть. Мак молча пожал плечами, потом заговорил, морщась, словно перешел на французский. Джоан, смеясь, запрокинула голову и снова обняла его свободной рукой. Его ладонь, звездообразно растопыренная у нее на затылке, поползла вниз — куда именно, видно не было, но, очевидно, в направлении ее ягодиц.
Ричард громко сбежал вниз по цементным ступенькам и пинком распахнул кухонную дверь, перед этим, правда, немного помедлив, чтобы они успели отпрянуть друг от друга перед его появлением. Стоя у дальней стены кухни, маленькие, даже меньше детей, они смотрели на него ничего не выражающими взглядами. Джоан выключила кипящий чайник, Мак стал расплачиваться за сигареты.
После третьего круга мартини напряжение ослабло, и Ричард сказал, находя удовольствие в своей жалобной хрипоте:
— Вообразите мое смущение. Невзирая на недомогание, я тащусь в беспросветную тьму, чтобы купить для жены и гостя сигарет, ведь им необходимо отравлять воздух и дополнительно ухудшать мое плачевное состояние. И что же я вижу в окно кухни? Они занимаются в моем доме Камасутрой! Это все равно что смотреть порнофильм, зная исполнителей.
— Интересно, где ты сейчас смотришь порнофильмы? — поинтересовалась Джоан.
— Да брось, Дик, — робко проговорил Мак, сильно растирая себе бедра, словно гладя утюгом. — Братский поцелуй, ничего более! Братские объятия. Бескорыстная дань прелести твоей жены.
— Нет, правда, Дик, — подхватила Джоан, — разве это не низость — шпионить, подглядывать в собственные окна?
— Я просто застыл от ужаса! У меня настоящая психическая травма. Впервые в жизни! — Его распирало от счастья, он наслаждался своим умом и остроумием, а эта парочка казалась ему куклами, карликами, которых он играючи стискивает в кулаке.
— Мы ничего такого не делали. — Джоан вскинула голову, словно хотела привстать над всем этим. Ее подбородку шло напряжение, выпяченные губки тоже ее не портили.
— Понимаю, по вашим стандартам это было только самое начало. Вы всего лишь примеривались к возможным позам соития. Решили, что я не вернусь? Отравили мне питье, но я оказался слишком могуч, чтобы подохнуть, совсем как Распутин.
— Дик, — сказал ему Мак, — Джоан любит тебя. Я тоже, если только способен любить мужчин. Мы с Джоан уже много лет назад решили остаться просто друзьями.
— Оставь эти свои кельтские штучки, Мак Деннис! «Если я люблю мужчину, то тебя!» Забудь обо мне, парень, и вспомни о бедняжке Элеонор, как ее мучает ваш развод, как она день за днем скачет и скачет верхом, из сил выбивается…
— Давайте есть, — предложила Джоан. — Ты так меня взвинтил, что я, наверное, пережарила мясо. Лучше перестань дурачиться, Дик, это плохой способ оправдаться.

 

Назавтра Маплы проснулись с сильным похмельем. Мак просидел у них до двух часов ночи, стараясь убедиться, что все в порядке. Джоан утром в субботу обычно играла в дамский теннис, а Ричард развлекал детей; в этот раз, надев белые шорты и кроссовки, она никак не уходила, предпочитая ссору.
— Какой ужас, что ты обвиняешь нас с Маком! — наседала она на Ричарда. — Наверное, сам пытаешься что-то скрыть?
— Дорогая миссис Мапл, дело в том, что я все видел своими глазами, — объяснял он. — Через окна собственного дома я наблюдал, как достоверно ты изображаешь паучиху, которой щекочут брюшко. Где ты научилась такому отчаянному флирту? Это было даже выразительнее кукол-марионеток.
— Мак всегда целует меня в кухне. Эта такая привычка, она ничего не значит. Ты сам знаешь, как сильно он любит свою Элеонор.
— Так сильно, что разводится. Воистину донкихотская преданность!
— Развод ее инициатива. Он совершенно раздавлен. Мне так его жалко!
— Это я видел. Ты превзошла медсестер Красного Креста под Верденом.
— Мне хотелось бы понять, чему ты так радуешься?
— Радуюсь? Да я растоптан!
— Нет, ты такой довольный! Посмотри в зеркало на свою ухмылку!
— А ты даже не просишь прощения, вот что невероятно! Откуда только берется вся эта ирония?
Зазвонил телефон. Джоан сняла трубку и сказала: «Алло!» Ричард услышал с другого конца комнаты щелчок. Джоан положила трубку.
— Все ясно, — произнесла она. — Она думала, что я уже на теннисе.
— Кто «она»?
— Ты еще спрашиваешь? Твоя любовница, кто же еще!
— Нет, звонил твой любовник. Твой тон послужил ему предостережением.
— Ступай к ней! — вдруг выкрикнула она в приступе воинственной энергии, в другие похмельные утра помогавшей ей сворачивать дома горы. — Будь мужчиной, ступай к ней, перестань мной манипулировать, я все равно тебя не понимаю! Нет у меня любовника, нет! Я позволила Маку меня поцеловать, потому что он одинокий, а еще он был выпивши. Хватит изображать меня интереснее, чем я есть на самом деле. Я просто потрепанная домохозяйка и иду играть в теннис с такими же, как я!
Ричард молча достал из спортивного шкафа ее ракетку с недавно перетянутой сеткой, принес ее в зубах, как пес палку, опустился на четвереньки и положил у ее ног. Ричард-младший, их худенький старший сын девяти лет, в данное время поглощенный собиранием открыток с Бэтменом, заглянул в гостиную, увидел эту пантомиму и захохотал, пряча испуг.
— Папа, мне полагается десять центов за вынос мусора.
— Мама собирается на теннис, Дикки, — сказал Ричард, облизывая соленые от рукоятки ракетки губы. — Давайте поедем в универмаг «Файв-энд-тен» и купим «бэтмобиль».
— Здорово! — неуверенно откликнулся сын, переводя широко раскрытые глаза с одного родителя на другого, словно пространство между ними грозило опасностью.
Ричард повез детей в магазин, потом на спортивную площадку и в кафе перекусить. Эти безобидные занятия превратили остатки алкоголя и простуды в такую вязкую усталость, от какой дети падают и засыпают без задних ног. Изредка он вспоминал о саднящем горле, встречал послушными кивками рассказ сына, излагавшего нескончаемый сюжет: «…У пингвина был зонтик, из него пошел дым, а те двое в масках засели в банке и давай качать воду, не знаю зачем, а Робин карабкался по мокрым ступенькам, чтобы спастись от воды, а потом, папа…»
Вернувшись домой, дети пропали где-то по соседству, унесенные той же загадочной волной, которая порой забрасывала к ним во двор чужих сорванцов. Джоан вернулась с тенниса вся потная, с глиной на лодыжках. Ее тело источало наслаждение от недавних усилий. Он предложил прилечь и подремать.
— Не более того! — предупредила она.
— Разумеется, — согласился он. — На спортивной площадке у меня была встреча с любовницей, мы замечательно удовлетворили друг друга на «шведской стенке».
— Мы с Морин выиграли у Элис и Джуди. Этих трех приходится исключить, они целых полчаса ждали меня.
В постели, в непривычной тени, созданной опущенными жалюзи, глядя на стакан с водой, освещенный просочившейся снаружи полоской яркого солнечного света, он спросил жену:
— Ты считаешь, что я хочу сделать тебя интереснее, чем ты есть на самом деле?
— Конечно. Ты скучаешь. Ты нарочно оставил меня наедине с Маком. Когда это ты покидал дом простуженный?
— Мне грустно от мысли, что у тебя нет любовника.
— Извини.
— Все-таки ты очень интересная. Вот здесь, здесь и здесь.
— Я же сказала: только подремлем.
В холле наверху, по другую сторону закрытой двери в спальню, зазвонил телефон. Четыре звонка, ледяные уколы издалека — и телефон умолк. Последовала пауза озадаченности. Ее прервал глухой стук, словно кто-то случайно наткнулся на тумбу. Звуки набора номера, переминание у телефона, мысленный счет до двенадцати. Трубка легла на рычаги.
Назад: Металлический привкус
Дальше: Ожидание

Антон
Перезвоните мне пожалуйста 8 (953) 367-35-45 Антон.