Глава 5
Небоскребы раньше официально именовались тучерезами. Сейчас вижу насколько назвали правильно, высокие башни Южного Бутова распарывают низкие тучи быстро и безжалостно, как острые ножи умелых поваров толстую рыбу.
Ингрид позвонила, едва я вышел из дома своего старого учителя. Навстречу уже катит массивный автобус, в котором вся необходимая аппаратура для подготовки к заморозке, как говорят в народе, я успел увидеть в окна зеленые халаты и лица медиков.
Когда я садился в автомобиль, автобус остановился перед подъездом, задние дверцы распахнулись, выпрыгнул жизнерадостный толстяк с надписью на спине рубашки «Роман Любимов, тот самый!» и начал вытаскивать аппаратуру.
- Привет, - сказала Ингрид, - ты что, совсем забросил свой отдел?
- А чего тебя это так интересует? – поинтересовался я. – Рассвет близок, но тьма все еще рулит…
- Ты сейчас едешь по магистрали, - определила она, - в десяти минутах от меня. Давай пересечемся там на углу возле кафешки «Sc zzzzzzяяяяя»?
- Тогда уж в самой кафешке, - уточнил я.
- Заметано, - ответила она обрадованно. – Я успею раньше, что тебе заказать?
- Сперва успей, - ответил я.
Моя мышечная реакция значительно уступает скорости мышления и обработки информации, гонщик из меня получился бы не просто первоклассный, а все призы были бы мои, так что я повел автомобиль на той скорости, которую может выжать из своего двигателя, и хрен с ними, штрафами, за превышение права не отбирают, а смешные финансовые потери меня не разорят.
Я оставил автомобиль на парковочной площадке «Sяяяя», вышел и увидел как на достаточно большой скорости мчится вольво Ингрид.
Увидев меня, она покачала головой, авто оставила у обочины, выскочила сердитая и злая.
- Ты не мог приехать раньше меня!
- Я старался ехать медленнее, - сознался я. – Но как-то вот так…
- Сама прослежу, - пригрозила она, - чтобы штраф тебе впаяли по максимуму!.. Жаль, у нас нельзя, как в Аргентине, в зависимости от дохода нарушителя, тогда бы ты поплясал!
Я взял ее под руку.
- Ты злая, потому что голодная? Пойдем перекусим.
Она тряхнула головой, красиво сделав волосы веером, а локоть выдернула из моей не слишком-то и цепкой ладони..
К противоположной стороны к кафе идут четверо парней, я моментально ощутил как по мне вздыбилась шерсть, а внутри проснулся и заворочался питекантроп.
Ненавижу эту манеру, когда несколько дюжих самцов прут посреди улицы, грубо распихивая тех, кто не успел отскочить в сторону. Сильные, наглые, уверенные в своей мощи, а еще и в том, что не в одиночку, тогда еще можно нарваться, а вот так группой собьют с ног любого и вытрут о него подошвы.
- Ты чего? – спросила Ингрид.
- Да так, - ответил я медленно.
Она что-то поняла, женщины вообще-то чуткие существа, отошла в сторону, наблюдая за мной искоса. Я нарочито сдвинулся в сторону, чтобы оказаться на пути этих доминантов.
Они заметили меня, даже не переглянулись, как одно трехголовое существо, все понимают и чувствуют одинаково.
Так и надвинулись все трое, средний напрягся, намереваясь сбить в сторону, но в последний момент передумал и грубо цапнул меня за плечо, явно восхотел что-то еще покруче.
Сердце у меня уже не стучит, а колотится. Мои пальцы жестко перехватили его за руку, я дернул, послышался хруст ломаемой кости. Что-то во мне проснулось звериное, я повернул резко, ломая и выворачивая суставы, разрывая связки и сухожилия.
Вожак даже не закричал, горло перехватило, захрипел в агонии, а я отшвырнул его на руки друзей.
- Хорошо получилось? – спросил я.
Один пролепетал:
- Хорошо… Простите, мы уходим… Можно, мы уходим?
Оба отпрыгнули, когда я пошел прямо, Ингрид догнала через пару шагов, голос ее прозвучал как будто из другой галактики:
- Что с тобой?
- Не знаю, - ответил я откровенно. – Что-то накатило… Надо быть спокойнее. Будто забыл, в каком мире живу.
- Ты зверь, - проговорила она, в ее голосе послышался страх. – Ты зверее всех зверей!.. Ты сломал ему руку с наслаждением, я все видела!..
Я вошел в гостеприимно распахнутые двери кафе, зал освещен ярко, ненавижу эти якобы романтичные полумраки, за спиной простучали каблуки Ингрид.
- Да, - ответил я, - мне тоже так показалось. Похоже, то ли еще не гуманист, то ли уже не гуманист. Как думаешь?
- И, - договорила она тем же потрясенным голосом, - как молниеносно!.. И просто, будто соломинку…
Я присмотрел свободный столик, здесь готовят и принимают, как добрых друзей, скромно и ненавязчиво, Ингрид села рядом и покосилась с недоверием, будто и ее то ли стукну, то ли укушу.
- Что-то нашло, - повторил я. – Какое-то первобытное бешенство. Силы в это время почти удесятеряются. Наверное, ты так подействовала?
- Я так тебя разозлила?
- Ты меня всегда злишь, - ответил я. – У тебя такие сиськи, а ведешь себя так, будто их у тебя нет вовсе!.. За это убить мало.
- Как я всех вас ненавижу, - прошипела она. – Доктор наук, профессор!.. А на самом деле просто самец, дикий и примитивный!
К нашему столику заспешила официантка, Ингрид умолкла, а я быстро продиктовал заказ и повернулся к боевому сотоварищу.
- Да, что-то есть такое-эдакое… Вот войдем в сингулярность…
Она почти выкрикнула шепотом:
- Как же ты достал своей сингулярностью! Да не будет никакой сингулярности!.. Ты посмотри по сторонам!.. Не видишь, что творится? Какая на хрен впереди сингулярность?
Я покачал головой.
- Сингулярность неизбежна. Ее творит сама вселенная, постоянно развиваясь от простейших частиц, дальше звезды, галактики, усложнение структуры пространства, и наконец сингулярность, что тоже не конец, для вселенной это только начало разбега… Но для нас, плесени на поверхности планеты, это конец.
- От плесени слышу, - отрезала она.
- А-а, врубилась!
- Зануда, - сказала она. – Не понимаю тебя. То вроде бы напыщенный доктор наук, сплошная одухотворенная святость, то вот это… Да что с тобой?
Я зябко передернул плечами.
- Ощущение большой беды. Как будто из глубин галактики надвигается нечто исполинское и очень опасное. Вселенная тоже может болеть, не знала?..
- То вселенная, - возразила она, - а то мы. Может быть, она и человечество создала для защиты от болезней и всего-всего?
- Вроде иммунной системы?
- Ну да, ты же медик, формулируешь точнее.
- Мы еще слишком слабая защита, - ответил я. – Честно говоря, вообще никакая. Но лет через сто защитим галактику, а через двести и вселенную…
Официантка, продолжая улыбаться, будто слышит наш разговор, принесла на подносе несколько тарелочек с фирменными блюдами. Я втянул запах и ощутил, что да, спасем не только вселенную, но и весь гигамир, где вселенных больше, чем песчинок на всех пляжах мира.
- Догадываешься, - спросила Ингрид, - зачем я тебя перехватила?
- Влюбилась, - предположил я.
- Да я скорее в крокодила влюблюсь!
- Ну и вкусы у современной молодежи, - сказал я с укором. – Совсем с этой политкорректностью сдвинулись. Так чего, колись. А то я в женском методе мышления не совсем, у нас Гуцулов спец по простейшим, могу познакомить…
- О тебе идут дебаты, - шепнула она. – В Генеральном Штабе, а потом перекинулось даже в Министерство Обороны. Сразу скажу, почти все за то, чтобы твоему отделу дать полномочий еще больше. Но…
- …но командовать им самим, - вставил я. – Так?
Она аккуратно резала бифштекс, придерживая кусок мяса вилкой, на меня не смотрела, но по тому как напряглось ее лицо, заметно, мое замечание задело за живое.
- А ты как хотел? – отрезала она.
- Сама знаешь.
- Так не получится, - определила она.
- А как хотят они, - ответил я, - не подходит мне.
- Жизнь, - сказала она, - это компромисс. Не помню, кто сказал. Получится где-то посредине. От чего-то придется отказаться им, от чего-то тебе… Ты ешь, мясо стынет быстро.
- Потому что я ем, - ответил я, - а ты глотаешь, как утка. В Генеральном штабе, где все еще изучают тактику применения боевых слонов, с которыми Ганнибал нанес поражение Риму, до сих пор не поняли, что мир меняется настолько стремительно, что даже танковые заводы пора закрывать за ненадобностью! Потому, Ингрид, уж извини, но из-за таких компромиссов вся планета вот-вот накроется медным тазом.
Она взялась за чашку с горячим кофе обеими руками, на меня взглянула поверх края испытующе и недоверчиво.
- И уступать не намерен?
- Ни на дюйм, - отрезал я. – Как нельзя быть немножко беременной, так и нельзя допускать… ну как тебе на пальцах для доступности… В общем, если выпустить из лаборатории миллиард смертельных вирусов или только одного, то разницы нет, понимаешь?.. Через десять минут из одного вируса получится тот же миллиард. И они будут множиться, пока будут находить корм.
Она медленно и чисто механически прожевала отрезанный комочек, на меня не смотрит, плохой признак.
Я ел молча, она сказала наконец задумчиво:
- Беда еще в том, что ты не силовик, у тебя даже склад мышления другой…
- Ну-ну?
- Насколько я знаю, - продолжила она тем же прокурорским тоном, - высокий интеллект вовсе не означает присутствие высоких моральных принципов. Скорее, наоборот, не так ли?
Я подумал, кивнул.
- Бесспорно. Чтобы совершать открытия, мозг должен быть свободен от догм.
- Вообще?
Я сказал тем же профессорским голосом, сам осознавая, что для простого человека, а силовики не могут быть не простыми, звучит занудно:
- От любых вообще. Моральных, этических, социальных, кастовых, корпоративных… Потому писатели, к примеру, пьют больше и чаще слесарей, курят и развратничают… хотя теперь не существует даже такого слова, однако потребность в диком и разнузданном разврате заменили разнообразием в наркоте, поисками в сексе, опасными играми, извращениями…
- Вот-вот, - прервала она, - только на писателей не кивай. Ишь, удобная мишень. Ученые такие же, только не так на виду. У вас тоже мозги… без моральных принципов.
Я сказал мирно:
- Договаривай. Судя по пупырышкам на твоих руках, ты увидела меня в каком-то из сексуальных маньяков?
- А у тебя есть другие объяснения? – отпарировала она. – Ты же совершенно не признаешь над собой контроля. А без этого просто не может быть общества.
- Контроль над наукой? – спросил я. – Понимаешь, коня можно привести к водопою силой, но заставить пить не получится…. Так и с наукой. По приказу не делаются открытий. Либо буду свободно работать на родную страну… пусть даже в ГРУ, я же признаю острую необходимость в такой организации контроля на данном этапе развития общества… во как задвинул!.. либо буду так же свободно, как и хочу, работать в научно-исследовательском Центре Мацанюка.
Она покачала головой.
- Никто не будет ради тебя ломать систему. Будь реалистом.
- Ты так полагаешь? – спросил я. – Системы ломали, начиная с первобытно-общинного. Систем было столько, что можно перечислять до утра, а ты вообще-то даже не о системе, а крохотном ее пятнышке. И хочешь, чтобы все оставалось неизменным, несмотря на резкие перемены в обществе!.. Нет уж, если я вижу, что впереди, и это мне нравится… надеюсь, продолжать не надо?
Она помолчала, глядя крупными глазищами, как я расправляюсь с бифштексом.
- Ты слишком… независим, - произнесла она уже тише и не таким агрессивным голосом. – Нельзя жить в обществе и быть от него независимым. Потому у меня…
- Недоверие?
Она покачала головой.
- Хочу, чтобы недоверия не было у других.
- Пусть другие о своих делах и заботятся, - предложил я. – Ингрид, я вижу твою настороженность и твое, давай уж по-честному, недоверие. Если что не так, скажи. Я все отвечу. Только, предупреждаю, недоверие… эта штука обоюдная. Если буду чувствовать его к тебе, могу просто воздержаться от работы с тобой. Прости за откровенность.
Она запнулась, во взгляде вспыхнуло чуть ли не бешенство, но не разгорелось, а осталось вот такое, жестко контролируемое. Никто не станет работать с напарником, которому не доверяет или который ему не доверяет, так что мой ответ предельно ясен. Ничего личного, таков кодекс как моральный, так и уставно-служебный.
- Ты груб, - проговорила она, сдерживая в себе нечто недоброе, - никто со мной так не говорил!
- Правда? – спросил я. – А у тебя были напарники?.. И сколько держались?.. День-два?.. Ладно, Ингрид, мне пора идти… и работать, а не. Захочешь извиниться, могу выслушать. Но извинения должны быть не ля-ля для формы.
Я оставил деньги на столе и покинул кафе, выказывая всем видом, что глубоко возмущен, хотя на самом деле, если честно, никакого возмущения. Мысли и эмоции Ингрид как на ладони, все типично, но все равно такое спускать нельзя, если хочет работать со мной. У нее сильный характер, всех нагибает и заставляет работать под собой, и хотя я не против работать под начальством женщины, какая вообще-то разница, но я против того, чтобы работать под нажимом менее развитого интеллекта.
Конечно, это я в самом деле задвинул, никто Ингрид надо мной не ставит, это я в принципе, почему бы не работать под началом, скажем, Марии Склодовской-Кюри, будь она такая, как на портретах и в официальной биографии, но мы, ученый люд, знаем, что все ее открытия сделаны в содружестве с мужем, гениальным химиком Пьером Кюри и Анри Беккерелем, а после смерти мужа работала с великим химиком Андре Дебьерном, и ни одного дня самостоятельно, однако Нобелевскую премию надо было дать женщине для поощрения равноправия, сейчас бы дали негру, если бы нашли хоть одного среди работающих в такой области.
Я цыкнул на мозг, слишком далеко увел в сторону и пытается вообще погрузить в дебри мелких житейских дел, как падкую на сплетни старую бабку.
Ингрид наверняка знает больше, чем говорит. Можно прошерстить тщательно всех, кто с нею разговаривал недавно, наверняка убеждали надавить на меня, обещали повышения, льготы, полезные знакомства и связи, но главное, чем можно было заставить говорить со мной в таком тоне, это объясняли, что меня сломают, работу Генерального Штаба меняет время, а не самоуверенные одиночки.
