Глава 15
Впереди начал вырастать из оранжевой выжженной земли высокий забор из бетонных плит выкрашенный в белый цвет. По верху густо пропущена колючая проволока и, как я заметил сразу, электрический ток высокой мощности.
Из специальных гнезд поверху торчат тупые стволы крупнокалиберных пулеметов, на тот случай, если нападающие прибудут на защищенных автомобилях.
Две скрытые видеокамеры высокого разрешения тщательно осмотрели нас, прежде чем голос из динамика на воротах произнес:
- Прошу вас, мистер Лавроноф.
Ворота тяжело раздвинулись на роликах, настоящие стальные плиты, способные без ущерба выдержать прямой выстрел из противотанковых ракет.
За воротами на расстоянии в две сотни метров за тщательно ухоженными зелеными газонами начинаются дома, идеально чистые, словно только что выстроенные, хотя по документации им десятки лет, но, как вижу, подновляются, перестраиваются, улучшаются, буры – народ очень деятельный, в свое время сумели нанести вторгшимся английским войскам ряд поражений.
Чтобы победить отважных африканеров, Англия впервые в истории придумала концентрационные лагеря, а поселения буров сжигала дотла, убивая там всех, кто сопротивлялся переселению в концлагеря, где их тоже убивали чуть позже.
Шофер сказал невесело:
- Вот так мы и жили с момента выхода Манделы на свободу…
- Почему не уехали? – спросил я с сочувствием. – Зачем жить за колючей проволокой, стреляя во всех, кто пытается перелезть через стену?
Он сказал с болью:
- Это наша земля!.. Наши предки ее открыли и заселили! Здесь никто раньше не жил… Вы считаете Европу гигантской, но знаете сколько европ поместится на африканском континенте?
- Представляю, - ответил я мирно. – Даже исполинская Россия там поместится трижды.
- Ну вот! А кто придумал термин «Черная Африка» и лозунг, что Африка должна принадлежать неграм?.. Вся Африка? Это значит, Египет, Тунис и Алжир тоже изгнать?
Я любовался идеально ровным газоном, немецкая пунктуальность и тщательность чувствуется во всем, начиная от безукоризненного асфальта до пышных цветов у крыльца каждого коттеджа.
Автомобиль подкатил и остановился на выложенной плиткой стоянке для машин вблизи роскошного даже по штатовским меркам двухэтажного дома, хотя уже знаю, все сделано руками самих же колонистов. Протестантская этика требует работать больше и лучше, так как именно этого от людей ждет Творец, который создал для них планету и велел самим за нее следить и ухаживать.
Православные, да и немалая часть католиков, что от работы отлынивают всеми путями, по этому поводу язвят: «Протестант страшится не перевыполнить дневную норму, словно за это его не возьмут в рай».
Ингрид сказала непререкаемо:
- Я подожду в машине.
- Я хотел уехать, - напомнил водитель.
- Езжай, - велела она. – Я подберу что-нибудь из брошенных.
Выбравшись из автомобиля, я сразу ощутил аромат диковинных цветов, что выращиваются с трудом и требуют постоянного ухода, но для африканеров, живущих в постоянной опасности нападения, и это, похоже, не кажется особенно трудным.
Из дома вышел высокий седой человек, даже не представляю, сколько ему лет… хотя да, это же Ганс Майтиус, ему девяносто два года, работал в яяяя, яяяя и яяяя, повсюду оставаясь верным соратником Ронхольда.
Он взглянул на меня с живейшим интересом.
- Мистер Лавронов?.. Я знаком с вашими работами в нейрофизиологии. А в последней вообще прорыв!
Я ответил польщенно:
- Спасибо. Рад, что мои труды знают даже здесь.
Он сделал широкий жест в сторону распахнутых дверей в дом.
- Прошу вас. Мистер Ронхольт ждет вас. Да-да, проходите сразу в гостиную, но позвольте сперва указать, где у нас туалетная комната.
Уже на выходе из туалетной комнаты меня тихонько перехватила молоденькая медсестра.
- Доктор Лавроноф, - прошелестела она почти неслышным голосом, - доктор Ронхольт готов вас принять. Но он очень слаб, так что не больше пяти минут, прошу вас.
- Да-да, - заверил я, - это не займет и пяти минут.
Сердце мое сжалось, когда увидел Ронхольта в инвалидном кресле, плед наброшен на колени, сам он исхудал до невозможности, лицо желтое, покрытое глубокими морщинами, кожа обвисла, выказывая, что совсем недавно прилегала к телу достаточно плотно..
Я поклонился.
- Мистер Ронхольт…
Взгляд его оставался ясным и острым.
- Мистер Лавроноф, - ответил он слабым голосом. – Мы все знакомы с вашими блестящими работами.
- Ох, - сказал я, - польщен… Честно говоря, не ожидал, что меня будут узнавать…
- Прошу вас, - проговорил он, чуточку растягивая слова, - садитесь ближе с этой стороны, я теперь слышу только правым ухом. Да, я понимаю, почему вы здесь… Не ищу оправдания, но в самом деле вовсе не хотел гибели всего негритянского населения! Расчет был на то, что вирус поразит местных в Кейптауне, а также ту часть ЮАР, где больше всего банд, с которыми не могут справиться даже правительственные войска, после чего мутирует и станет безвредным. Вы же сами генетик, знаете, создать устойчивый вирус очень сложно, почти невозможно.
Я кивнул.
- Да. Иначе еще в древние времена истребили бы человечество.
- Вот-вот, - сказал он. – Я рассчитывал, что вирус потеряет силу уже через два-три дня. В любом случае он бы не вышел за территорию ЮАР!
- Вам не повезло, - сказал я с сочувствием. – Вирус в самом деле мутировал… Но его мутация как раз закрепила эту смертоносность при смене поколений. Вирус уже совсем другой, но убивает все так же… Вы гений, доктор Ронхольт.
- Когда я узнал, - сказал он, - что вирус не слабеет и уже вышел за пределы ЮАР, а потом попал даже в Европу, я… не покончил с собой не из-за чувства вины… хотел дождаться кого-то… из вас. И рассказать, что это свойство неизменяемости можно использовать, к примеру, для очистки воды. Почти вся Африка и Ближний Восток остро нуждаются в питьевой воде!.. Не нужно буксировать из Антарктиды айсберги, достаточно поместить этот видоизмененный вирус… такое сделать легко!.. в резервуар с морской водой, и там через десять минут станет чистейшей питьевой!..
- А на дно выпадет чистейшая морская соль, - согласился я. – Вы правы, модифицировать вирус для этой цели нетрудно, хотя и затратно. Главное, чтобы через пять секунд жизни не превратился в нечто совершенно бесполезное, живущее своей жизнью. Вам это удалось, доктор…
Он возразил:
- Это получилось совершенно случайно!
- Многие открытия делались случайно, - напомнил я. – Но слава доставалась тем, что их получил. Ваше имя войдет в историю, как величайшего злодея, но и благодетеля. Я уже вижу, где этот устойчивый вирус можно применить, помимо опреснения воды или очищения урановой руды…
- Вот-вот, - сказал он с надеждой. – У меня в нижнем левом ящике стола несколько флешек. Одна поцарапанная, с иероглифом на черной стороне. Там все о вирусе ЯЯЯЯ.
Я спросил быстро:
- И полная последовательность фаз?
Он прошептал:
- Да… я пытался… но не успел… Вы сможете в сегмент КА-40 ввести изменения… я их в отдельном файле… и тогда…
Дыхание его прервалось, я видел как ему трудно говорить, но смолчал, догадываюсь, но пусть скажет сам, это важно.
Через минуту он прошептал с усилием:
- Вирус можно модифицировать так, что он, распыленный в атмосфере, защитит ген, ответственный за разницу в расах… А если его взломают, тут же сам закроет бреши и… предотвратит…
Я проговорил:
- И никто не сможет создать генетическое оружие?
- Да, - ответил он. – В современных условиях… нет. А далекое будущее… надеюсь… будет к нам благосклоннее.
- Будущее ответил за себя само, - произнес я, - а я представляю сейчас, как ни странно, сегодняшний день, в котором места гуманизму больше, чем рациональности. Потому, кто создал вирус ЯЯЯЯ так и останется неизвестным. А вот кто модифицировал его в вирус «Защитник», узнает весь мир…
Он посмотрел на меня неверящими глазами.
- Но это же… неправильно…
- Только Бог прав, - ответил я. – А мы толкуем то в одну сторону, то в другую. Вы же убедились, как многое зависит от поступков одного человека…
Он прошептал:
- Спасибо…
Я поднялся.
- Прощайте, доктор.
Он закрыл глаза, я вышел, медсестра стоит ко мне спиной в коридоре. Едва услышала мои шаги, обернулась, в глазах страх.
- Что с ним?
Я сдвинул плечами.
- Вы знаете, что с ним. Это уже не четвертая стадия, это последняя…
- Но он, - сказала она и запнулась.
Я кивнул.
- Несколько дней у него есть. Пусть это будут спокойные дни. Больше обезболивающего.
Я вышел, чувствовал ее вопрошающий взгляд, но не стал копаться что она знает и насколько много. Некоторые вещи пусть остаются нераскрытыми, мы все пока что питекантропы, но скоро этот мир кончится, как и любая нераскрытость человеческих поступков.
Сингуляры смогут увидеть, что человек делал и даже думал в его прошлой жизни досинуляра, какие преступления совершил, а какие только замыслил, но кому та ерунда будет интересна?
Перед Сценарио кафе(?) Ингрид чуть задержалась, припарковывая автомобиль, а я вошел и сел за первый попавшийся свободный стол.
В первое время, помню, было интересно вот так рассматривать людей в кафешке или в баре, мгновенно собирая о них всю информацию, начиная от медицинской карты родителей, пребывания в яслях, детском саду, школе, поведение в обществе, награды и поощрения, приводы в полицию, премии, бонусы, сомнительные сделки, семейный статус, отзывы на работе, характеристики открытые и внутрикорпоративные…
Каждый, как на ладони, и кем бы не прикидывался перед окружающими, моментально вижу, что из себя представляет на самом деле. Сегодня это доступно только мне, а завтра станет обыденностью для всех, а это значит, нынешний мир рухнет безвозвратно.
А каким будет?
Ингрид появилась веселая и оживленная, жизнь в мире налаживается, села напротив. Появилась официантка с папкой «Меню» в руках, взглянула на Ингрид, на меня, папку положила передо мной.
Ингрид усмехнулась.
- Ничего не замечаешь?
Я посмотрел вслед официанте.
- Что? Натуралка, разведена, детей нет, незаконченное высшее, небольшие проблемы с печенью, начальный сколиоз…
Она прервала:
- Я не об этом.
- А о чем?
Она произнесла лениво:
- Уже второй день меню кладут перед тобой. Не понял?
- А-а-а, - сказал я, - ну это понятно, женщины чуют, у кого кошелек толще. У кого толще, тот и мужчина.
Ее нос попытался сморщиться в гармошку, но не получилось, только крылья пару раз хищно дрогнули.
- Все-то понимаешь, мимикрун… Ешь быстрее, Мещерский будет у себя через двадцать минут.
Мы справились с бутербродами и кофе за семь минут, а еще через пять уже докладывали Мещерскому, как и что сейчас в ЮАР, и почему мир никогда не будет таким, каким был вчера или даже сегодня утром.
В разгар доклада вошел Бондаренко, бросил на стол начальству пару распечатанных листков.
Мещерский поинтересовался:
- Что это?
Бондаренко бросил косой взгляд в мою сторону.
- Непонятки, товарищ полковник. Пришло сообщение от военной разведки Пентагона. Там один доложил, что был схвачен на границе с Катаром. Его повезли трое в военный лагерь боевиков. С ними поехала и одна женщина. По дороге застрелила обоих охранников и шофера, его освободила от наручников, велела садиться за руль и гнать на север, там сейчас правительственные войска. Когда он спросил, кого должен благодарить за спасение, она ответила загадочно «Профессора Лавронова».
Мещерский сдвинул печами, поднял от бумаг взгляд на меня.
- Вряд ли имела в виду вас, профессор… Хотя фамилия редкая.
- Жгучая брюнетка, - спросил я, - но с прозрачными, как горная вода глазами?
Бондаренко сказал виновато:
- Это все, что было передано. А нам потому, что фамилия «Лавронов» встречается только у русских.
Мещерский поинтересовался с подтекстом:
- Профессор, что вы о ней знаете?
Я пробормотал:
- Да так, случайная встреча… Повязались пару раз, надо было время скоротать… Ничего личного. Она из Ирландской Революционной Армии.
Бондаренко смотрел на меня с огромным уважением.
- Профессор… А здесь, наверное, деньгами берете?
Назад: Глава 14
На главную: Предисловие
