Дворец Колдхарбор, Лондон. Празднование Рождества, 1485 год

На рождественские праздники я была приглашена в гости к моему жениху, который со своей свитой направился во дворец Колдхарбор, где держала свой двор его мать. Мне отвели там лучшие покои. Когда я вошла в гостиную в сопровождении матери и двух сестер, по комнате пролетел изумленный шепот, а какая-то фрейлина, читавшая вслух отрывок из Библии, увидев меня, тут же смолкла, вскочила и полетела прочь. В комнате воцарилась полная тишина. И в этой тишине леди Маргарет, восседавшая на кресле под балдахином цвета государственного флага, как настоящая королева, некоторое время внимательно нас рассматривала, спокойно выжидая, когда мы подойдем ближе.

Я склонилась перед ней в реверансе, спиной чувствуя, что мать, оценивая глубину моего поклона, решает, стоит ли и ей делать столь же глубокий реверанс. Дома мы даже потренировались в этих сложных церемониальных движениях, пытаясь определить точную глубину поклона. Дело в том, что моя мать испытывала к леди Маргарет стойкую неприязнь, ну а я, разумеется, не могла простить своей будущей свекрови того, что она сама велела сыну еще до свадьбы изнасиловать меня и обрюхатить. Впрочем, Сесили и Анна поклонились леди Маргарет с непринужденным почтением, как и подобает двум младшим принцессам склоняться перед всемогущей королевой-матерью. Сесили, выпрямившись, посмотрела на нее, свою крестную, с заискивающей улыбкой — видно, рассчитывала на доброжелательное отношение и какие-то особые милости со стороны этой властной особы; более всего, разумеется, моей сестрице хотелось, чтобы продвинулось дело с ее новым браком. Она и не подозревала — а я решила никогда и ни за что ей об этом не рассказывать, — что и ее бы изнасиловали столь же хладнокровно, как и меня, если бы я не сумела столь быстро зачать ребенка; да, ее тогда изнасиловали бы, а меня попросту отшвырнули бы в сторону, и эта женщина с твердым, как кремень, лицом снова стала бы молить Господа послать ее сыну наследника.

— Добро пожаловать в Колдхарбор, — сказала леди Маргарет, и я подумала, что это очень подходящее название — эта гавань всегда считалась самой неприветливой и убогой на всем побережье. — Рада видеть вас в нашей столице, — продолжала она, словно мы росли вовсе не в Лондоне, не в королевском дворце, пока она торчала со своим незнатным и незначительным мужем где-то в провинции, ее сынок находился в ссылке, а Дом Ланкастеров потерпел очередное серьезное поражение.

Моя мать, оглядевшись, заметила, разумеется, что подушки на простом оконном сиденье сшиты из какой-то второсортной ткани, а отличные гобелены заменены коврами куда более низкого качества. Леди Маргарет была в высшей степени рачительной хозяйкой, если не сказать прижимистой.

— Благодарю вас, — сказала я, слегка поклонившись, и она, глянув на меня, заметила:

— Кстати, приготовления к свадьбе идут полным ходом. А на будущей неделе вы все сможете посетить королевскую гардеробную и примерить свадебные наряды. И подвенечное платье тоже почти готово. Я приняла решение, что всем вам стоит присутствовать на свадьбе.

— Мне стоит присутствовать на собственной свадьбе? — сухо переспросила я и заметила, как на щеках леди Маргарет вспыхнул румянец раздражения.

— Всей вашей семье, — поправила она меня, и моя мать, одарив ее самой сладкой улыбкой, тут же спросила:

— А как насчет принца Йоркского?

После этого вопроса в комнате на мгновение воцарилось поистине леденящее молчание; казалось, всех вдруг сковал жестокий мороз.

— Принц Йоркский? — медленно переспросила леди Маргарет, и я отчетливо услышала, как дрогнул ее жесткий голос. Она смотрела на мою мать с нескрываемым ужасом, опасаясь услышать нечто смертельно для себя опасное. — Что вы хотите этим сказать? Какой еще принц Йоркский? Что вы такое говорите? Что вы имели в виду?

Моя мать отважно встретила ее взгляд и повторила свой вопрос:

— Надеюсь, вы не забыли пригласить принца Йоркского?

Леди Маргарет побелела как мел. Я видела, как судорожно она вцепилась в подлокотники кресла — даже ногти побелели; ее явно охватила паника. А моя мать тем временем развлекалась — так дрессировщик порой пытается раззадорить своего медведя, дразня его длинным хлыстом.

— Кого вы имеете в виду? — почти взвизгнула леди Маргарет. — Уж не предполагаете ли вы… — Она не договорила; у нее, по-моему, даже дыхание перехватило от ужаса перед тем, что она может сказать. — Вряд ли можно говорить…

Одна из ее фрейлин шагнула к ней:

— Ваша милость, вам нехорошо?

Моя мать с затаенным интересом наблюдала за этой сценой — так алхимик наблюдает за таинственными трансформациями знакомого вещества. Оказывается, эту выскочку, именующую себя «миледи королева-мать», охватывает леденящий ужас при одном лишь упоминании принца Йоркского! Вдоволь налюбовавшись столь впечатляющим зрелищем, моя мать поспешила снять с леди Маргарет сковавшие ее чары.

— Я всего лишь имела в виду Эдварда Уорика, сына герцога Джорджа Кларенса, — почти ласково пояснила она.

Леди Маргарет судорожно вздохнула.

— Ах, этого! — сказала она. — Юного Уорика… Я о нем и позабыла совсем.

— А кого же еще? — сладким тоном спросила моя мать. — Кого еще, по-вашему, я могла иметь в виду?

— Нет, разумеется, внуков графа Уорика я не забуду, — леди Маргарет тут же вновь обрела прежнее достоинство. — Я и для них наряды заказала, и для ваших младших дочерей тоже.

— Как это приятно! — любезно откликнулась моя мать. — А когда, кстати, состоится коронация моей старшей дочери?

— Чуть позже, — сказала леди Маргарет, все еще чуть задыхаясь; она явно еще не отошла от пережитого потрясения и слова выговаривала медленно, хватая воздух ртом, словно выброшенный на берег карп. — Вскоре после свадьбы. Когда я решу.

К ней подошла одна из фрейлин с бокалом мальвазии. Леди Маргарет отпила глоток, затем еще и еще, и вскоре сладкое вино вернуло краску ее побледневшим щекам.

— После свадьбы новобрачные отправятся в путешествие по стране — нужно же им показаться своим подданным. А коронация, я думаю, состоится после рождения наследника.

Моя мать небрежно кивнула, словно это было не так уж и важно, и заметила:

— Ну да, разумеется. Ведь Элизабет и без того принцесса по рождению. — Она прекрасно понимала, что быть по рождению принцессой Йоркской куда лучше, чем каким-то десятым претендентом на трон, и втайне радовалась, что сумела уязвить леди Маргарет.

— Мне бы хотелось, — сменила тему миледи, — чтобы дитя — мальчик это будет или девочка — появилось на свет в Винчестере, в самом сердце нашего старого королевства, королевства Артура. — Она явно пыталась придать прежнюю значительность каждому своему слову, но, увы, тщетно. — Ведь мой сын — потомок самого Артура Пендрагона.

— Правда? — воскликнула моя мать со сладчайшей улыбкой. — А я-то думала, что он — потомок бастарда из рода Тюдоров и рожден овдовевшей Екатериной Валуа от своего второго мужа Оуэна! Ведь так и не было доказано, что тайный брак Екатерины и Оуэна действителен. Каким же образом эта линия восходит к королю Артуру?

Леди Маргарет побледнела от гнева, а мне захотелось дернуть мать за рукав и напомнить ей, что пора бы прекратить мучить эту жестокую особу. Она и так вывела леди Маргарет из себя одним лишь упоминанием о принце Йоркском. К сожалению, при дворе Тюдоров мы пока что являлись всего лишь просителями, и не было ни смысла, ни тем более выгоды в том, чтобы доводить мою будущую свекровь до белого каления.

— Мне нет нужды объяснять вам, кто именно является предками моего сына; вы лишь благодаря нам были восстановлены в правах королевской вдовы и вновь обрели прежний титул, иначе вы бы так и остались тем, кем вас назвал парламент: прелюбодейкой. — Леди Маргарет и не думала отступать. — Что ж, о приготовлениях к свадьбе я вам уже сообщила, так что не стану вас больше задерживать.

Моя мать, продолжая стоять с высоко поднятой головой, улыбнулась в ответ и сказала с поистине королевским достоинством:

— Очень вам благодарна.

— Мой сын хотел бы увидеться с принцессой Элизабет наедине, — поспешно сказала леди Маргарет и кивнула пажу: — Проводи принцессу в личные покои короля.

Выбора у меня не было. Пришлось идти по бесконечной анфиладе залов и коридоров в королевские покои. Рядом с ними находились и покои королевы-матери. У меня сложилось ощущение, что эти двое — сын и мать — всегда располагаются чуть ли не в смежных комнатах, точно супруги. Король сидел за столом, который я сразу узнала: в последнее время этим столом всегда пользовался мой любимый Ричард, но вообще-то стол был сделан для моего отца, короля Эдуарда, как и рабочее кресло. Было как-то странно видеть Генриха сидящим на этом кресле и за этим столом, где до него подписывали документы два брата-короля, Эдуард и Ричард. Однако он держался вполне уверенно, по-королевски, и мне пришлось вспомнить, что он — действительно наш новый король, и вскоре его бледное, вечно встревоженное лицо будет выгравировано на новеньких английских монетах.

Генрих что-то диктовал своему клерку; у того на шее болталась чернильница, и одно заточенное перо он держал в руке, а второе засунул за ухо. Увидев меня, король широко и приветливо улыбнулся и одним взмахом руки отослал клерка прочь. Стражники тут же закрыли за ним дверь, и мы остались одни.

— Ну что? Наверняка наши матери шипят, точно кошки на крыше амбара? — усмехнулся Генрих. — Особой любви они друг к другу никогда не испытывали, верно?

И я, вдруг почувствовав в нем союзника, испытала такое облегчение, что чуть не ответила взаимностью на его теплоту, но потом взяла себя в руки и холодно сказала:

— Твоя мать, как обычно, всем распорядилась сама.

Веселая улыбка моментально исчезла с его лица. Он всегда хмурился при малейшем намеке на критику в ее адрес.

— Ты должна понять: она ждала этого момента всю жизнь.

— Не сомневаюсь. И нам, и всем остальным это прекрасно известно. Она же только об этом и говорит.

— И я ей всем обязан. — Теперь тон у него стал ледяным. — И не желаю слышать о ней ни одного дурного слова.

Я кивнула.

— И это я тоже знаю. Она и об этом всех оповестила.

Генрих встал, обогнул стол и подошел ко мне вплотную.

— Элизабет, вскоре ты станешь ее невесткой. И тебе придется научиться любить, уважать и ценить ее. Ты же знаешь, все годы правления твоего отца моя мать была верна своему предвидению и никогда не изменяла поставленной цели.

Я скрипнула зубами.

— Да, и это мне хорошо известно. Об этом все знают. И она не забывает каждому напоминать об этом.

— Ты должна восхищаться ее стойкостью и упорством.

Но сказать, что я восхищаюсь его матерью, я заставить себя не смогла.

— Моя мать тоже в немалой степени обладает этими качествами, — осторожно сказала я. А про себя подумала: но я же не преклоняюсь перед нею, как малое дитя, да и она не пристает ко всем с разговорами обо мне одной, словно у нее в жизни нет больше ничего, кроме одного, достаточно испорченного отпрыска.

— Не сомневаюсь, обе они сейчас так и брызжут желчью, но ведь когда-то они были подругами, даже союзницами, — напомнил мне Генрих. — Мне кажется, после нашей свадьбы они все же сумеют найти общий язык. В конце концов, у них появится общий внук, которого они обе будут любить.

Он помолчал, словно надеясь, что я скажу что-нибудь насчет их «общего» внука, но я молчала, не желая ему помочь.

— Ты хорошо себя чувствуешь, Элизабет?

— Да.

— И месячные у тебя не возобновились?

Я снова скрипнула зубами: мне было на редкость неприятно обсуждать с ним столь интимные вопросы.

— Нет.

— Это хорошо, очень хорошо, — сказал он. — Это и есть самое важное! — Я понимала: он горд и взволнован, и я, наверное, была бы счастлива, если бы… любила его; но эти слова, исходя из его уст, лишь царапали мне душу. И я, глядя на него с неприкрытой враждебностью, продолжала молчать. А он снова заговорил: — Кстати, Элизабет, я хотел сообщить тебе, что наша свадьба состоится в день святой Маргариты Венгерской. Моя мать все уже предусмотрела, и тебе ничего делать не придется.

— Придется лишь подняться на алтарь и сказать, что я согласна, — сказала я. — Полагаю, даже твоя мать не будет возражать, если согласие на брак я дам самостоятельно?

Он с улыбкой кивнул.

— Да, тебе будет нужно только дать свое согласие и постараться выглядеть счастливой. Англия хочет видеть у алтаря веселую невесту, да и мне бы очень этого хотелось. Этим ты доставила бы мне огромную радость, Элизабет.

Святая Маргарита Венгерская была такой же принцессой, как и я, но жила она в монастыре и в такой бедности, что в итоге довела себя до смерти бесконечными постами. То, почему именно ее праздник выбрала для нашей свадьбы моя свекровь, также не ускользнуло от моего внимания.

— Да, я поняла; я должна выглядеть «смиренной и раскаявшейся», — напомнила я ему тот девиз, который выбрала для меня леди Маргарет. — Такой же, как святая Маргарита.

Он даже сумел слегка рассмеяться.

— Ты можешь быть настолько смиренной и раскаявшейся, насколько захочешь сама. — Он с улыбкой склонился над моей рукой, словно собираясь ее поцеловать. — Не стоит ради нас переходить границы и казаться униженной, моя дорогая.