Вестминстерский дворец, Лондон. 28 ноября 1489 года

Схватки начались рано утром; я проснулась от резкой боли — ребенок с силой повернулся у меня в животе — и даже слегка застонала. Мать тут же оказалась рядом. Она держала меня за руки, пока акушерки грели эль и ставили передо мной икону, чтобы я могла ее видеть во время родов. Только прохладная рука моей матери у меня на лбу, когда я, мокрая от пота и измученная, теряла счет схваткам, только ее глаза, прикованные к моим глазам, только ее тихие убеждения, что никакой боли нет, что я всего лишь плыву по водам некой волшебной реки, — только это помогло мне пережить эти невероятно долгие мучения; потом я наконец услышала пронзительный крик ребенка и поняла, что все позади. У меня родилась девочка, и как только мне ее дали, я тут же услышала резкий голос своей свекрови:

— Мой сын пожелал, чтобы принцессу назвали Маргарет в мою честь. — Внезапное появление миледи послужило толчком, вернувшим меня в реальный мир. У нее за спиной я увидела мою мать, которая сворачивала пеленку, низко склонив голову, с трудом сдерживая смех.

— Что? — переспросила я. Голова у меня все еще кружилась — и от родильного эля, и от тех магических чар, которые ухитрилась сплести моя мать, чтобы уменьшить боли и ускорить бег времени.

— Мне будет очень приятно, если она будет носить мое имя, — гнула свое леди Маргарет. — И это так похоже на моего сына — оказать мне уважение, назвав дочь в мою честь. Могу только пожелать тебе, чтобы и твой сын Артур был так же добр к тебе и так же тебя любил, как мой сын любит меня.

Моя мать, у которой было два сына — два королевских наследника, — ее обожавших, отвернулась и стала складывать пеленки в сундук.

— Принцесса Маргарет из Дома Тюдоров, — сказала миледи, пробуя на вкус звучание своего собственного имени.

— Разве это не проявление тщеславия — стремиться назвать внучку в честь себя самой? — наинежнейшим тоном спросила моя мать.

— Это имя она получит в честь моей святой покровительницы, — возразила леди Маргарет, ничуть этим вопросом не обескураженная, — а не в честь меня. И потом, ведь ваша дочь сама в итоге выберет ей имя, не так ли, Элизабет?

— О да, — покорно сказала я, чувствуя, что слишком устала, чтобы спорить с ней. — Самое главное, что девочка здорова.

— И красива, — заметила моя красавица-мать.

Поскольку в Лондоне бушевала оспа, пышного празднества по случаю крещения девочки мы устраивать не стали; я тоже втихомолку прошла обряд очищения и вновь перебралась в свои покои, незаметно вернувшись к придворной жизни. Впрочем, мне было ясно, что Генрих и не собирался тратить излишне много средств на празднование дня рождения дочери-принцессы. Вот если бы родился еще один мальчик, он устроил бы народные гулянья, во время которых вино лилось бы рекой прямо из городских фонтанов.

— Я совсем не разочарован тем, что родилась девочка, — заверил он меня, когда мы с ним встретились в детской; девочку при этом он с удовольствием носил по комнате на руках. — Нам, конечно, нужен был бы еще один мальчик, но это самая хорошенькая малютка, какая только появлялась на свет.

Я заглянула ему через плечо: личико малышки было похоже на розовый бутон, кожа как лепестки роз, ручки напоминали маленькие морские звезды, а ноготки на пальчиках — крошечные раковинки, какие море выносит на песчаный берег.

— Я назвал тебя Маргарет в честь моей матери, — сказал Генрих, целуя дочь в макушку, прикрытую беленьким чепчиком.

Моя кузина Мэгги подошла и взяла у него ребенка, и я успела шепнуть ей:

— Нет, я назвала ее Маргарет в твою честь!