ГЛАВА 24

Я едва видела город. Большие серые здания колледжей казались мне похожими на тюрьмы. Мама была очарована стилем и архитектурой старинного университетского городка, я же думала о том, что окна зданий слишком малы, а фасады угрюмы.

Позже я поняла, что красота колледжей спрятана глубоко внутри, потому что здания построены в виде квадрата, обрамляющего собой очаровательные садики. Если портье знал ваше имя, вас могли пропустить внутрь, где вы имели возможность посидеть в тиши и уединении, глядя на величественный кедр или прислушиваясь к шепоту фонтана. Но с внешней стороны здания выглядели отталкивающе, и даже наличие скрытых садиков не могло компенсировать для меня их безобразие. Эти колледжи казались мне задумчивыми и серьезными мужчинами, рядом с которыми я была наивной девчонкой с погубленной репутацией, ожидающей рождения незаконного ребенка. Присутствие женщин, даже тетушек и кузин, не приветствовалось в Оксфорде. А уж что касается беременных любовниц, то их присутствие начисто исключалось. Это был город мужчин, они его создали для себя, и библиотеки, книги, театры и сады существовали только для них.

Ричард ожидал нас, и в его комнате был уже накрыт стол для чая, но он быстро заметил страх в моих глазах. Я забыла его исключительную способность к обману, и его невинное удивление, когда он вспомнил, что оставил свои книги в доме преподавателя, казалось убедительным, как у невинного херувима. Мама согласилась посидеть с газетой и подождать нас, пока мы с Ричардом сходим за книгами, и, как только мы вышли из дома, мой кузен повернулся ко мне.

— Что случилось? — отрывисто спросил он.

Мне бросилась в глаза суровость его тона, и мое сердце упало. Если Ричард больше не хочет жениться на мне, тогда я и вправду погибла.

— Я должна была повидать тебя… — неловко начала я. — Ричард, это насчет нашей помолвки…

Встретившись с его потемневшими глазами, я умолкла.

— Что насчет нашей помолвки? — спросил он, и я проглотила остаток фразы от страха, что раздражаю его.

— Ричард, — сделала я новую слабую попытку заговорить. — Ричард, ты должен помочь мне, Ричард, пожалуйста!

— Что ты хочешь от меня? — ровно спросил он.

Мы шли по дороге вдоль глядящих на нас колледжей, но я положила обе ладони на его рукав и принудила его остановиться.

— Ричард, пожалуйста, не говори со мной в таком тоне. Я погибла, если ты не спасешь меня. Ричард! Я беременна!

Он был в восторге. Я не могла ошибиться в сиянии его глаз, так же как я не могла ошибиться в моем собственном ужасе. Я положила ладонь на его руку и рассказала ему, что погибла, и на его лице была написана такая безудержная радость, будто я только что вручила ему Вайдекр и подарила в придачу половину Суссекса.

Он немедленно опустил глаза, чтобы скрыть их выражение.

— Джулия, — печально обратился он ко мне. — Ты действительно в сложном положении.

— Я знаю это! — отозвалась я.

Но каким-то маленьким уголком разума я осознала, что он сказал: «Ты в сложном положении». Он не сказал «мы».

— Это убьет твою маму, — продолжал он. — Она принуждена будет отослать тебя из дома. Ты не сможешь более оставаться в Вайдекре. Думаю, это разобьет ее сердце.

Я кивнула. Тревога так сильно сжимала мое горло, что я не могла выдавить ни слова.

— Тебя не станут принимать в обществе. — Ричард, казалось, смаковал каждую фразу. — Никто из твоих друзей не захочет видеть тебя. Это ужасная перспектива. Я даже не знаю, где ты будешь жить. — Тут он немного помолчал. — Полагаю, отец поселит тебя в маленьком городке где-нибудь за границей. Или же они попытаются выдать тебя замуж за фермера или кого-нибудь еще, кто согласится принять на себя твой позор.

Я попыталась заговорить, но смогла издать только звук наподобие жалобного хныканья.

— Ричард, — умоляюще прошептала я.

— Что? — отозвался он таким тоном, будто был недоволен, что я прервала его во время серьезных размышлений о моем будущем.

— Но мы были помолвлены, — тихо проговорила я.

Проходившие мимо люди с любопытством глядели на нас: красивого юношу и хорошенькую девушку, заглядывающую ему в лицо наподобие нищенки. Ричард заметил их взгляды и, ловко взяв мою руку, продел ее под свой локоть.

— Да, были, — согласился он. — Но мне казалось, что теперь ты помолвлена с кем-то другим. Последнее, что я слышал от тебя, были слова о том, что ты не собираешься ни за кого выходить замуж и хочешь, чтобы мы оставались всю жизнь братом и сестрой. Должен признаться, Джулия, у меня создалось впечатление, что ты без радости относишься к мысли о нашей помолвке.

— Да, так и было, — честно призналась я. — Я и сейчас отношусь к этому без радости. — Это было как ночной кошмар, это было хуже, чем кошмар. Я едва могла идти по улице, мои колени подгибались на каждом шагу. Я видела торжество Ричарда и чувствовала себя его жертвой. — Но теперь все изменилось, Ричард.

— Да, — сказал он и даже не смог скрыть торжества в голосе. — Все действительно изменилось.

— Не дразни меня, Ричард, пожалуйста, — попросила я. — Для меня это вовсе не шутка. И если ты отказываешься жениться на мне и не хочешь признать собственного ребенка, то лучше скажи сразу. Скажи это мне прямо сейчас.

Решимость, прозвучавшая в моем голосе, озадачила его, и он искоса глянул на меня, как бы измеряя силу моей воли по сравнению с его собственной.

— И что ты тогда сделаешь? — с любопытством поинтересовался он.

— Сделаю то, что должна была сделать уже давно. — Невесть откуда появившаяся храбрость диктовала мне эти слова. — Я расскажу все маме и дяде Джону. Хоть я и опозорена, но я все-таки не потеряла право на наследство. Если я не могу больше принадлежать к знати, если я не могу быть леди, то я отдам свою долю наследства Экру. Я сделаю им этот подарок. Я сама сниму один из лучших коттеджей в Экре и стану жить там одна и растить мое дитя. Я знаю, что никто не будет приходить ко мне с визитами, но у меня много друзей среди бедноты Экра, и они не оставят меня. Даже если общество и моя семья закроют передо мной двери, то все-таки у меня останется Экр.

Ричард медленно кивнул, и я видела, как его глаза задумчиво скользят по крышам и верхушкам деревьев, словно он напряженно что-то обдумывал. Пока он не знал, можно мне верить или нет, но, опустив глаза и увидев мое сосредоточенное и решительное лицо, он понял, что я решилась. И тогда его глаза потеплели, и он обратил ко мне одну из своих самых чарующих улыбок.

— О, моя любимая Джулия, — сладким голосом заговорил он. — Ну что ты за глупышка. Я люблю тебя всю мою жизнь, я просто обожаю тебя! Конечно же, ты не будешь опозорена, я женюсь на тебе. Я никогда не мечтал ни о чем другом, кроме как быть твоим мужем. И у тебя родится сын, это будет мой сын, и он станет единственным наследником всего Вайдекра!

Я задохнулась, и внезапно вся моя храбрость оставила меня. Я готова была разрыдаться от облегчения.

Улыбка Ричарда была светла, как майское утро.

— Мы должны все обдумать, — по-деловому заговорил он. — Когда он должен родиться? В конце января?

Я молчала. Я совсем еще не думала о рождении ребенка. Все, о чем я могла размышлять, это о том огорчении, которое я доставлю моей маме, о шоке дяди Джона и моем позоре. Но уверенные слова Ричарда о будущем ребенке как о сквайре Вайдекра заставили меня воспрянуть духом впервые с того самого дня. Ребенок будет рожден в Вайдекре — так же, как когда-то родились в Вайдекре мы с Ричардом. Ребенок вырастет здесь, под безоблачным небом моего дома. И она — а я была уверена, что родится девочка, — будет моей сладкой дочуркой, и, может быть, именно она вручит землю людям, которые на ней работают.

— Да, — ответила я после паузы. — Сейчас я на третьем месяце беременности.

— А когда будет заметно? — осведомился Ричард.

— О, как бы я хотела, чтобы Клари была жива! — воскликнула я невольно, с внезапной тоской по здравому смыслу и житейской мудрости своей подруги. — Я попытаюсь вспомнить, как это было у Клариной мамы и других женщин, — по-моему, это бывает заметно в три месяца. Но, Ричард, я хочу, чтобы мы поженились не откладывая. Я не хочу выходить замуж, когда это будет уже заметно.

Нотка паники, прозвучавшая в моем голосе, вызвала на лице Ричарда жестокую ухмылку.

— Хорошо, — мягко сказал он, — я так и думал. Я никогда прежде не видел тебя такой испуганной, Джулия.

Я не могла говорить, я только смотрела на него и чувствовала, как прыгают мои губы.

— Все нормально, — сказал он шелковым голосом, в котором звучало счастье оттого, что он видел меня такой жалкой. — Я сделаю необходимые приготовления, а теперь перестань трусить, Джулия, мы должны вернуться к чаю.

Его приготовления оказались более простыми, чем я ожидала.

Ричард попросил у своего куратора несколько дней, чтобы проводить нас обратно в Суссекс. Как только мы оказались дома, мама и дядя Джон ответили согласием на просьбу Ричарда отпустить нас на прогулку к морю. Он предупредил, чтобы они не ожидали нас рано, и мы выехали из дома на рассвете, пока все еще спали, и направились в Портсмут. Ричард насвистывал и напевал обрывки песен, я же сидела молчаливая и печальная, будто отправлялась на собственные похороны. Движение экипажа утомляло меня, и после того, как мы остановились позавтракать и поменять лошадей, я уселась поудобнее, положила голову на плечо Ричарда и задремала.

Мне казалось, что я слышу вокруг себя странный шум и топот множества ног, будто бы нас окружала толпа людей. Когда я вздрогнула и открыла глаза, оказалось, что рядом никого нет. Я ехала на свою свадьбу и не ощущала ничего, кроме страха. А когда я искоса взглядывала на Ричарда, меня охватывал необъяснимый ужас. Мы въехали в город, и стук копыт стал немного тише. Тротуары были запружены народом, Ричарду постоянно приходилось сдерживать лошадей.

Нам нужно было съездить на набережную и разыскать там одного капитана, который был достаточно жадным и безответственным человеком, чтобы вручить нам лицензию о венчании, которое он якобы совершил во время нашего путешествия на его корабле.

Ричард проверял маршрут по расстеленной на его коленях карте, которую начертил для него его приятель Ригли из Чичестера. Он же назвал и имя этого капитана. Мой секрет был раскрыт. Молодой человек, живущий всего в нескольких милях от Вайдекра, знал, что мы должны пожениться, и, безусловно, Ричард ему рассказал почему. Никто не собирался делать из этого тайну, и для меня не было никакой возможности избежать позора.

Ричард остановил экипаж у отеля. Передав поводья груму, он велел тому быть здесь через два часа, затем подал мне руку, и мы быстро направились на набережную.

Гавань представляла собой лес невозможно высоких мачт, с моряками, карабкавшимися по ним, вокруг стоял гомон, словно на птичьем дворе. Я судорожно цеплялась за руку Ричарда.

— Как мы разыщем нужный корабль? — спросила я и с удивлением поняла, что надеюсь, что мы не найдем корабль и сможем сразу же возвратиться домой.

Даже разбитое сердце мамы, даже мой позор были лучше этого бессмысленного кружения по городу, которого я не знала, с человеком, чей истинный характер я только начала узнавать.

— Это здесь, — отозвался Ричард. Экспедиция, каждый шаг которой отнимал мои последние силы, была замечательным приключением для Ричарда, его глаза сияли, и он оживленно оглядывался по сторонам. — Это здесь, — повторил он торжествующе, — теперь остается только найти капитана.

Ричард подтолкнул меня к узким сходням, и я пошла, опустив глаза и стараясь не смотреть на полдюжины грубых лиц, появившихся на корабле, с любопытством разглядывающих мои платье и шляпку и гадавших, что нам здесь надо.

Когда мы достигли палубы, они исчезли, и Ричард казался слепым и глухим, не замечая неловкости создавшейся ситуации.

— Эй, там, — уверенно обратился он к одному из моряков. — Где капитан?

Тот оторвался от чистки ногтей длинным зловещим ножом и оглядел нас, будто бы раздумывая, заслуживаем ли мы его ответа. Ричард сунул руку в карман, и звяканье монет послужило паролем. Меня задело, как уверенно чувствует себя Ричард в компании этих проходимцев.

— Он опять напился, — мрачно ответил моряк, презрительно разглядывая нас.

Под его взглядом я вспыхнула. Он знал, что мы прибыли сюда для тайного венчания. Ему было понятно, что существует только одна причина для девушки из знати прийти на этот грязный корабль и разыскивать пьяного капитана. Он смотрел на меня так, будто я была падшей женщиной, готовой пойти с любым мужчиной. Я чуть скользнула за плечо Ричарда и подняла повыше воротник, чтобы спрятать лицо.

У меня было чувство, которое я не могла бы передать словами, что в этом презрительном взгляде было своего рода предзнаменование будущего, ожидающего меня. Я должна была стать собственностью одного мужчины, но теперь любой мог смотреть на меня так, как он пожелает. Я не была более свободной женщиной, только Ричард был моей защитой, и мне теперь полагалось держаться позади его плеча.

— Мы пришли повидаться с ним, — сказал Ричард.

Казалось, он даже не замечал презрительного взгляда моряка. Тот равнодушно пожал плечами и, ткнув пальцем куда-то вбок, лаконично сказал: «Идите вниз». Его акцент показался неприятным моему уху, привыкшему к протяжному, мягкому говору Суссекса.

Ричард начал было спускаться, но я поймала его за руку.

— Ричард, — остановила я его. — Если он пьян, возможно, он не сможет… Возможно, мы не должны… Ричард, подожди!

Ричард уверенно спустился по лестнице и жестом велел мне сделать то же самое.

Я заколебалась. Команда на палубе прекратила работу и открыто разглядывала меня, даже моряки на реях смотрели на меня. Осторожно подобрав юбки, чтобы не запачкаться, я ухватилась рукой за перила и стала спускаться.

Отвратительный запах, царивший внизу, ударил мне в ноздри. Он был крепко замешан на рвоте тысяч больных пассажиров, на запахе старого пота и страха, запахе пороха и грязных одежд, прогорклой пищи и гноя. Я задохнулась и поскорее закрыла рот носовым платком. Ричард странно смотрел на меня, но выражения его лица было не прочесть из-за сумрака, царившего в коридоре.

— Ну что еще? — нетерпеливо обратился он ко мне.

— Мы не должны это делать, Ричард, — заторопилась я. — Это ужасно! Должен быть какой-то другой способ. Мы не можем пожениться в этом грязном месте. Это… Это дурно пахнет, Ричард.

Он издал какое-то восклицание и, повернув меня к себе, с силой ухватил меня за локти так, что я вскрикнула не столько от боли, сколько от страха.

— Слушай, — дико прошипел он. — Ты хотела, чтобы мы были любовниками. Ты лежала на спине и улыбалась. Ты обнимала меня за шею и не сказала ничего, кроме «да». Ты приехала домой на лошади с Джемом и протянула руки, чтобы я тебя снял. Если ты этого не хотела, ты должна была бороться. Ты могла бы остановить меня, если бы захотела. Но ты не хотела останавливать меня. И когда Джем нашел тебя, ты сказала, что упала с Мисти. Если бы я тебя изнасиловал, ты бы так и сказала. Но это было не так. Ты сама хотела этого, потому что ты шлюха. И это очень благородно с моей стороны — чертовски благородно — жениться на тебе.

Я, не отрываясь, смотрела на него. Его жестокая хватка была ничто по сравнению с той болью, которую я ощущала под ребрами. Каждый раз, когда он говорил «ты», это слово вонзалось в меня, словно нож, в самое сердце.

То, что он говорил, было всего лишь частью правды, но я была совершенно не способна отвечать на несправедливые обвинения. Я винила себя с того самого момента, когда поняла, что произошло на полу беседки. Женщина всегда виновата в таких вещах. Если бы я была настоящей леди, если бы я была по-настоящему чиста, Ричард не сделал бы этого. Я потеряла мою невинность, и этого достаточно, чтобы погубить меня в глазах всех, в том числе моих собственных.

— Я готов жениться на тебе, — бешено продолжал Ричард. — Но это одолжение, которое я делаю тебе. Я делаю это только для того, чтобы ты могла взглянуть в лицо своей маме и моему отцу. А если бы я рассказал им, как ты соблазняла меня и настаивала, чтобы мы стали любовниками, то думаю, позор убил бы твою маму.

Фонарь, горевший на стене, мигал, и пламя его колебалось на сквозняке, гулявшем по коридору. В этом неверном свете я внезапно увидела лицо Ричарда. Он улыбался так же, как улыбался когда-то, когда дразнил меня во время наших детских игр. Я вспомнила, как однажды он позвал меня на чердак сарая, стоявшего посреди заброшенного поля, сказав, что видит там гнездо совы. Он настоял, чтобы я взобралась к нему по шаткой лестнице. Мне не было видно, на что он смотрит, хотя он показывал на темную дыру в стене около балки. И когда я напряженно смотрела туда, пытаясь что-то рассмотреть, он внезапно толкнул меня. Я потеряла равновесие и, сорвавшись с лестницы, уцепилась за балку. Ричард же мгновенно соскользнул вниз и сбросил лестницу на пол. И когда я повисла в двадцати футах над полом, он стоял внизу и улыбался. «Думаю, ты выдержишь».

— Думаю, ты выдержишь, — сказал он сейчас.

Я смотрела на него и медленно прозревала. Дыхание храбрости овевало меня, свежее и сладкое, как дуновение вайдекрского ветерка. Несмотря на удушливое зловоние, я расправила плечи и гордо вздернула подбородок. Я не была больше глупой потаскушкой, охваченной похотью. Я была Лейси из Вайдекра. Я была дочерью своего отца и наследницей Беатрис, ведьмы Вайдекра, которая создавала и разрушала землю одним желанием. После Беатрис никто в Суссексе не считал женщин слабыми. Имея пример Беатрис перед глазами — даже Беатрис-разрушительницы, — я обретала силу внутри своего слабого тела и любящего ранимого разума.

Я смело встретила смеющийся взгляд Ричарда.

— Ты прав, — ровно сказала я. — Я выдержу. Давай пойдем в эту вонючую маленькую комнату, вызовем пьяницу капитана и поженимся. А потом я отправлюсь домой и обо всем расскажу моей любимой матери и дорогому дяде Джону. Я лицом к лицу встречусь с их горем и разочарованием. Но я сумею пройти через это. И это правда, что я больше не боюсь. Вернее, я боюсь, но я умею справляться с собой. И мой страх не может возобладать надо мной.

Улыбку Ричарда словно смело с лица, и он смотрел на меня с чем-то вроде уважения.

— Да, — тихо признал он. — Я знаю, что ты не боишься, Джулия. И даже когда ты боишься, ты словно обретаешь где-то храбрость. Я не знаю, как ты это делаешь.

— Я — Лейси, — сурово сказала я, и само это слово словно бы принесло воздух Вайдекра в это затхлое место. — А теперь пойдем, Ричард, и давай с этим покончим.

Как будто послушавшись моей команды, он постучал в дверь, и мы вошли. Итак, хотя Ричард частично лгал, говоря, что я опозорена зачатием ребенка, именно мне пришлось заставить себя решиться на свадьбу, и у меня была странная мысль, что свадьба погубит меня больше, чем погубило само насилие.

Это было ужасно.

О, конечно, это было ужасно.

Все мое детство и юность я мечтала о свадьбе перед алтарем готической экрской церкви. Я мечтала о том, как солнце будет светить через витражи, как заиграют его лучи на моем белом платье, как улыбнется мама, сидя на нашей фамильной скамье позади меня.

Когда я была девочкой, я мечтала, что Ричард поведет меня к алтарю и, надевая на мою руку обручальное кольцо, запечатлеет поцелуй на моих губах. В своих причудливых мечтах я представляла себя в волнах белого муслина или узорчатого атласа. Я даже знала, какие цветы я буду держать в руках: дикие цветы Вайдекра. И здесь мои детские мечты шли вразрез с журнальными картинками. Я думала, что пойду к алтарю с громадным букетом алых маков в руках, а голову мою будет украшать венок из белых маргариток и синих васильков.

Думаю, я выглядела бы очень глупо, и моя бабушка леди Хаверинг не допустила бы этого. Вряд ли мне удалось бы представлять собой образчик элегантности с пучком сорняков в руках. Но это едва ли имело бы значение, будь я счастливой невестой в своей родной церкви, окруженной друзьями и родными.

Но ничто не могло быть хуже этой грязной каюты и пьяного капитана, неразборчиво бормочущего что-то из своего грязного молитвенника. Когда он обратился ко мне и спросил, согласна ли я на брак, мне в лицо пахнуло отвратительным перегаром. Из-под его койки виднелась тарелка с несвежими обглоданными костями жаркого.

Но все было сделано законно, и, когда капитан сказал: «Я объявляю вас мужем и женой», мы были женаты точно так же, как если бы эти слова были произнесены в самом грандиозном соборе Чичестера.

— Вы можете поцеловать невесту, — объявил капитан, обращаясь к Ричарду.

Тот наклонил свою темноволосую голову, а я подставила ему лицо для поцелуя. Его губы были холодны как лед, и мои, наверное, не были теплее.

— Я думала, мы должны будем пожениться в море, — тоненьким голосом сказала я.

— А я подделал судовой журнал, — сказал капитан, и его улыбка обнаружила отсутствие переднего зуба. — Если кто-нибудь спросит вас, где вы были сегодня утром, отвечайте, что мы ездили на остров Уайт. Свадьба — дело вас двоих. — И он послал грязную улыбку Ричарду. — Думаю, вы будете рады поскорее очутиться с маленькой леди дома.

Пока Ричард расплачивался с ним, я повернулась и поспешила выбраться наверх, мало заботясь о царящей вокруг грязи и даже не подобрав подола юбки. Очутившись на палубе, я подняла воротник, ежась от холода и от той мерзости, в которой очутилась. Мы быстро вернулись обратно в гостиницу, в молчании выпили по чашке кофе и пошли к экипажу.

Ричард в прекрасном настроении насвистывал веселую мелодию, и мы отправились на север, домой. Дорога проходила вдоль берега, был час прилива, и море лежало громадным серебряным блюдом, на котором покачивались на якоре лодки, а одна шхуна выходила в открытое море, гордо неся распущенные паруса.

— Домой, — с удовлетворением сказал Ричард. — Теперь это мой настоящий дом. Вся земля принадлежит мне, и я единственный ее хозяин.

Лошади резво бежали вперед, я ничего не отвечала. Мое сердце лежало в груди, как огромная глыба льда, и тошнотой, которую я ощущала, я была обязана не ребенку, а знанию того, что я потеряла контроль над Вайдекром и отдала его хозяину, которому не доверяла. Я и себя отдала хозяину, к которому не испытывала ни капли доверия.

Я уже обрела рабскую привычку осторожничать со своими словами и теперь, подождав минутку и прочистив горло, ровно сказала:

— Мной были даны некоторые обещания в Вайдекре и подписаны некоторые контракты за нас обоих. Эти обещания придется выполнить, если мы дорожим своим словом.

Ричард смотрел на меня, и в глазах его не было даже тени лжи. Невозможно было смотреть на него и не верить ему.

— Конечно, Джулия, — сказал он самым сладким голосом. — Конечно, моя дорогая кузина, моя дорогая жена, — наконец могу я сказать. Просто я подумал, что, раз Вайдекр теперь мой, тебе не придется нести за него ответственность в такой мере, в какой ты это делала. Вайдекр теперь моя забота, а не твоя. И кроме того, — продолжал он, и его улыбка стала теплой, — в ближайшие семь месяцев ты будешь занята дома той работой, которую никто, кроме тебя, сделать не сможет.

Это было правдой, но меня бил озноб, когда он говорил о Вайдекре в таком тоне.

— Я хочу работать на земле. Ты будешь сквайром, но я буду работать так же, как сейчас. Я не могу бросить это только потому, что мы поженились.

Ричард ничего не ответил, он старался разъехаться с телегой, доверху груженной новыми парусами. Мы покинули пределы города, и я, подняв голову, вдыхала чистый воздух и чувствовала, как унижение и страх оставляют меня.

Ричард поднял глаза от дороги и, взглянув на меня, увидел, что щеки мои порозовели.

— О, — сказал он, притворяясь, что только что вспомнил. — Я написал Джеймсу Фортескью.

— Что ты сделал? — переспросила я.

— Я написал Джеймсу Фортескью, — лучезарно улыбнулся Ричард. — Конечно, Джулия, я написал ему, что мы должны сегодня пожениться. У меня было предчувствие — я даже не знаю почему, — что ты забудешь сообщить ему об этом сама. Во всяком случае, джентльмен должен информировать другого джентльмена о подобных событиях.

Я сжалась, будто Ричард ударил меня в лицо.

— Я не стала писать ему потому, что ты ему уже сообщил о том, что наша помолвка расторгнута.

— Очень хорошо, — приветливо отозвался Ричард. — Теперь тебе и не придется это делать.

Я сидела в молчании. Я не могла даже представить, что почувствует Джеймс, когда он раскроет письмо Ричарда и узнает, что я вышла замуж. Я не представляла, как он расскажет об этом Марианне или своим родителям, которые были так добры ко мне. Эта мысль была просто невыносима.

— Я отослал его последние письма назад, — безмятежно продолжал Ричард, — вложив в конверт со своим собственным письмом. Так что тебе совершенно не о чем теперь беспокоиться.

— Его письма? — воскликнула я. — Ты же говорил, что вернул их месяц назад, когда встретил Джеймса на дороге.

— Некоторые из них — да, — признался легко Ричард. — Но некоторые я сохранил, чтобы с удовольствием перечитать их. Там были такие вещи, которые я хотел изучить более тщательно. Но теперь я вернул их все. Он писал тебе очень много, не правда ли?

Мои руки вдруг пронзила острая боль, и я поняла, что сижу, судорожно вцепившись в сиденье, так что побелели костяшки пальцев.

— Он и вправду любил тебя. — Слова Ричарда звучали как поздравление. — Я в жизни никогда не читал ничего более страстного. Когда он писал, как наблюдал за тобой в каком-то там перчаточном магазине, это звучало как своего рода признание в любви, и как он молился на тебя за то, что ты нашла экрских детей. Он действительно любил тебя, да, Джулия? А теперь ты никогда его больше не увидишь.

Я сильно прикусила изнутри щеки, чтобы сдержаться и не зарыдать. Подступившая боль вернула мне голос и придала силу его звучанию.

— Да, — сказала я хрипло. — Да, он очень любил меня. И я любила его. И тот факт, что ты выкрал его письма и прочел их, теперь уже не так важен. Но сегодня я в последний раз произношу имя Джеймса, и ты тоже больше никогда не станешь о нем говорить, если не хочешь обидеть меня или рассердить.

Какое-то время мы ехали молча. Долгие, долгие мили.

— Мы будем дома к ужину, — сказал Ричард. — Возможно, еще до темноты.

— Да. — Я сидела словно в каком-то оцепенении.

— Не думаю, что будет правильно, если мы сразу все им расскажем. Завтра мне придется вернуться в Оксфорд. Давай отложим до того времени, когда я приеду домой.

— Хорошо.

— До этого времени, наверное, ничего еще не будет заметно, — весело продолжал Ричард. — А если они начнут что-то подозревать, то ты всегда можешь дать мне знать и я сразу же приеду.

— Хорошо.

— Ты не кажешься очень счастливой, — нетерпеливо сказал Ричард. — Но все идет точно так, как мы планировали в детстве. А ты смотришь на меня угрюмым понедельником.

— Я знаю.

Больше я не сказала ничего. Я не чувствовала необходимости извиняться перед Ричардом за свою угрюмость. Или притворяться, что я счастлива. Я была поймана и брошена в тюрьму, у меня отняли мою землю, уверенность в себе и мое счастье. Тот факт, что я вошла в эту тюрьму бездумно, заперев за собой дверь и выбросив за окошко ключ, не позволял мне винить никого, кроме себя, за ту мерзость, в которую превратилась моя жизнь.

Я отвернулась от Ричарда и перевела взгляд на раскинувшиеся вдали поля, хорошенькие деревни, чистые речушки, зеленеющую пшеницу Я не рыдала. И даже не проронила ни слезинки. Я просто смотрела вокруг себя и размышляла, откуда же мне взять храбрость, чтобы продолжать, и продолжать, и продолжать жить, пока я не окажусь в безопасной гавани.

Но я знала, что мне никогда туда не попасть.