ГЛАВА 16
— Ваша мама у себя в спальне, — сказала Мэг. — Она спрашивала, где вы, и решила, что вы сами поехали к доктору.
— Я поднимусь к ней, — ответила я, направляясь к лестнице.
— Она слышала шум подъехавшего экипажа, — заговорщицким тоном предупредила меня Мэг.
Я обернулась и взглянула на нее, она улыбалась, уверенная, что застигла меня в момент тайной встречи с поклонником.
— Благодарю вас, Мэг, — резко оборвала ее я.
Я подождала ее поклона и, только когда она ушла на кухню, постучала в дверь маминой спальни.
Мама явно была больна. За все мое детство я видела ее в таком состоянии не более чем один или два раза. Хотя она выглядела очень хрупкой, но на самом деле была сильной женщиной и ни разу не подхватила те болезни, которыми мы так часто болели в детстве.
Но сейчас она металась головой по подушке, все время отыскивая прохладное местечко, ее лоб и руки горели, а лицо было очень бледным.
— Полежи спокойно, мама, — сказала я, направляясь к колокольчику. — Я велю подать тебе прохладное питье и оботру лицо теплой водой. И сейчас же вызову доктора.
— Ох, это ты, — с облегчением выдохнула она. — Как долго ты была у доктора Филлипса.
Мне следовало рассказать ей, что сегодня я пропустила обычный визит, но она казалась такой слабой и больной, что я предпочла промолчать. Я приподняла ее, перевернула подушки, убрала одно одеяло с постели и пошла к двери попросить Мэг принести мне необходимое и послать лакея за самым лучшим доктором.
Он явился сразу же, потрогал мамин лоб, посмотрел глаза и спросил, как она себя чувствует. Затем тонко улыбнулся и объявил, что это просто больное горло и что леди Лейси будет себя плохо чувствовать неделю или около того, а потом сразу поправится. Он дал маме лауданума, оставил еще небольшой флакон с ним же, для того чтобы она могла заснуть, и порекомендовал пить чай с лимоном и капелькой бренди.
Как только он ушел, я набросала две записки: Джеймсу, прося его вернуться и навестить меня, и другую миссис Деншам, принося ей извинения за то, что мы с мамой не сможем сегодня быть на ее карточном вечере.
Джеймс вернулся одновременно с лакеем, от него он уже знал, что мама заболела.
— Предоставьте все хлопоты мне, — сказал он успокаивающе. — Я схожу к Джимми Дарту и ко всем остальным и помогу им переехать в гостиницу, снабжу их деньгами для самого необходимого и вызову доктора для Рози. А вы оставайтесь дома и ухаживайте за мамой. На обратном пути я заскочу к вам и расскажу, как мне удалось справиться с делами.
— О, благодарю вас, Джеймс, — и я протянула ему обе руки. — Я знала, что вы мне поможете. Вы так добры, что принимаете мои заботы близко к сердцу.
— Но это и мои заботы, — улыбнулся он. — Как и все, что касается вас, Джулия Лейси. Вы не говорили с мамой о нас? Если нет, то, пожалуйста, поговорите с ней, как только ей станет чуть получше.
— Спросить разрешения принять ваше предложение? — поддразнила его я. — По-моему, вы немного запоздали с такой просьбой.
Он притянул меня к себе, обвил одной рукой талию, а другой поднял мое лицо за подбородок.
— Ах, моя дорогая, какая же вы глупышка, — мягко сказал он. — Я спросил разрешения у вашей мамы еще неделю назад! И своим родителям я сказал, что намерен сделать вам предложение, когда ваша мама даст свое согласие. Вчера вечером, когда я провожал ее к портшезу, она сказала, что они с вашим дядей согласны и ваше решение зависит только от вас.
— О! — удивилась я. — А мне она ничего не рассказала.
— Ну, у них есть свои причуды, не правда ли? — легко признал Джеймс. — Они все хотели бы знать, являетесь ли вы обычной молодой леди или нет. И они все думают, что если вы будете жить где-нибудь в другом месте, то вам не будут досаждать все ваши сны, видения и прочие домовые.
— Для меня было бы ужасно уехать из Вайдекра.
Я вдруг испугалась, что Джеймс захочет увезти меня и поселить в своем городском доме в Бристоле.
— Я не вижу причин покидать его, — сказал Джеймс, усевшись на софу перед камином и приглашая меня сесть рядом. — После свадьбы я получу довольно солидное наследство, так почему бы нам не выкупить у вашего кузена его долю и не жить там? Мне чертовски хочется стать деревенским сквайром в Вайдекре, если он таков, каким вы его описываете.
— Нет-нет, — заторопилась я, вспомнив страсть Ричарда к нашему имению и наши детские мечты о свадьбе и будущей жизни на земле.
— Если ваш кузен мало интересуется хозяйством, то я не понимаю, почему мы не можем предложить ему хорошую цену за его половину и выкупить ее? — рассудительно предложил Джеймс. — Или же вы могли бы продать вашу долю ему. В таком случае мы купим свой собственный дом и станем хозяйствовать там.
Я подозрительно глянула на него.
— Вы все это уже обдумали, — обвиняюще заявила я.
Он чуть притянул меня к себе, и мне было так приятно прислониться к нему и заглянуть в его любящие карие глаза.
— Конечно, планировал, — сказал он. — Вы же не думаете, что я собирался украсть моего любимого сквайра Джулию и заточить ее в городском бристольском доме? Конечно, я хочу, чтобы вы жили в Вайдекре. И я намерен купить его для вас.
— А как же мои сны, видения и прочие домовые?
— Что ж, тогда мы вместе переедем жить в Бедлам, — уверенно ответил он и, взяв мое лицо обеими руками, стал покрывать его легкими отрывистыми поцелуями, продолжая при этом говорить: — Поскольку вы (поцелуй) самая милая (поцелуй), самая храбрая (поцелуй), самая умная (поцелуй), самая рассерженная (поцелуй) девушка, которую я имел удовольствие целовать, пока ее мама больна, чтобы присматривать за нами.
Я вскочила на ноги, вся красная, и неожиданно для себя рассмеялась:
— О, это ужасно! И я ужасна, что сижу вот так с вами. И вы, Джеймс Фортескью, в таком случае совсем не джентльмен.
— Я знаю, — печально согласился он. — Торговец, моя дорогая. Первое поколение, которое не стоит за прилавком в магазине.
— И теперь я в этом убедилась, — твердо подытожила я. — Ступайте и выполните мои поручения и не возвращайтесь сюда без ваших сестер, чтобы они не оставляли меня с вами наедине.
— Думаю, они благословят меня на это, — рассмеялся Джеймс. Я вытолкала его из комнаты, и мы увидели Мэг, усердно полирующую стол рядом в холле.
— Я крикну через замочную скважину, как дела у экрских детей, — пообещал Джеймс. — Или спою под вашим окном. Все, что угодно, лучше, чем быть опять с вами наедине. Вы придете к нам сегодня к обеду?
— Нет, — ответила я, пока Мэг стояла рядом, с безучастным видом держа его шляпу, пальто и перчатки. — Я уже написала вашей тете, что я останусь дома с мамой.
— Тогда я вернусь в Клифтон, — решил он. — Я хотел поговорить с папой. Он очень интересуется возможным браком его любимого сына с девушкой из мелкопоместного дворянства.
— Мелкопоместного? — делано задохнулась я от гнева.
— Именно так, — обескураживающе твердо подтвердил Джеймс. — С маловероятным приданым.
— Но это совсем неплохо для сына торговца, — насмешливо проговорила я.
— Совсем неплохо, — с удовлетворением согласился Джеймс и, забрав шляпу из рук Мэг, неожиданно шагнул вперед, поцеловал меня в губы и вышел, прежде чем я успела сказать хоть слово.
— Поздравляю вас, мисс, — сказала Мэг, почтительно закрывая за ним дверь. — Наша кухарка тоже будет обрадована.
И она поспешила на кухню со свежими новостями, прежде чем я успела попросить ее не объявлять об этом всему свету, поскольку даже моя мама еще не знает этого известия. Даже мой дядя. Даже мой кузен.
Дяде Джону и Ричарду я бы написала в тот же день, но мама проснулась такая горячая и слабая, что я просидела с ней все время и едва улучила минутку, чтобы черкнуть записку Ральфу Мэгсону о том, что собираюсь отправить детей в Экр, как только получу от него ответ.
Я сидела у постели мамы и не отходила от нее ни на шаг, разве только чтобы наскоро перекусить. Иногда я позволяла себе отдохнуть после обеда, когда с мамой были либо Марианна, либо миссис Деншам. Джеймс каждый день навещал маму с цветами и великолепными фруктами. Маме не становилось хуже, и я не стала писать дяде Джону, чтобы он приехал. Но как и предупредил нас доктор, ее лихорадило целую неделю.
За эти дни я полюбила и научилась ценить Джеймса. Его семья предоставляла нам любую помощь, которая могла понадобиться. Он был очень легкий в общении человек. С ним было просто ладить, у него не бывало припадков гнева или плохого настроения. Джеймс был открытый и доверчивый юноша, какими бывают обожаемые семьей дети.
Он очень хорошо относился ко мне. Иногда поддразнивал, иногда подтрунивал надо мной. Когда я уставала, он просил Марианну сыграть что-нибудь минорное на рояле для нас, пока мы сидели рядом на софе в молчании. Однажды, в один из таких моментов, он притянул мою голову к себе на плечо, и я вдруг заснула.
— Вы храпели, — вызывающим тоном заявил он при прощании.
— Не может быть! — возмутилась я. — Я никогда не храплю.
В его глазах появилась знакомая любящая улыбка.
— Что же, скоро я смогу убедиться в этом, правда? — Его голос был тихим и теплым от ласки. — Когда мы поженимся и будем спать вместе в одной кровати. И так будет на протяжении всей нашей жизни.
Мои щеки заполыхали румянцем, но я не отвела глаз.
— Я бы тоже хотела этого, — честно ответила я.
Джеймс едва слышно вздохнул, наклонился, легко поцеловал меня и вышел.
Он обязательно приносил мне какой-нибудь пустячный, но очень приятный подарок. Иногда это был пышный букет цветов из дорогого магазина, иногда изящная маргаритка из их собственной теплицы в Бристоле. Однажды он принес обруч и стек.
— Мне кажется, нам необходима небольшая разминка, — невинно заявил он и, невзирая на мои протесты, увел меня в парк, и мы катали обруч по дорожкам, чуть не падая от смеха под осуждающими взглядами старых кумушек Бата.
И всегда, прощаясь, он целовал меня. С мелочной дотошностью он сначала целовал мне кончики пальцев на обеих руках, затем запястья и наконец легко, будто касаясь кистью, целовал меня в губы.
Так было всегда, кроме одного раза, когда Марианна забыла сумочку и ему пришлось за ней вернуться. Я уже подошла к окну, чтобы помахать им на прощание, и, когда Джейм вошел, удивленно обернулась. Несколькими быстрыми шагами он пересек комнату и, не говоря ни слова, жадно схватил меня в объятия. Он так крепко прижимал меня к себе, что я едва могла дышать, и покрывал поцелуями мое лицо. Затем нагнулся и прижался ртом к моей шее, будто жадно вдыхая запах моей кожи.
— Мой бог, Джулия, — беззвучно простонал он. И чуть отстранился. — Извините, — смущенно сказал он, придя в себя. — Я напугал вас?
Я улыбнулась ему как равная. Я знала, что он извиняется за этот взрыв страсти, нарушивший равномерное течение нашей жизни. Он беспокоился на случай, если я окажусь глупенькой мисс, полной предрассудков и девических страхов.
Но мое лицо сияло.
— Пожалуйста, напугайте меня еще раз, — попросила я его.
И мы покатились со смеху.
— Ты самая настоящая девка, — сказал Джеймс с глубоким удовлетворением.
И поднял мое лицо, придерживая за подбородок. Я смотрела ему в глаза, не испытывая ни малейшего смущения. Если бы он захотел, он мог бы взять меня прямо сейчас и здесь же, на голубом ковре будуара.
— Джулия Лейси, — медленно проговорил он. — Я хочу, чтобы вы знали, что только система присмотра за девушками ограждает вас сейчас от полного бесчестья.
— Вы любите меня бесчестно? — В моем голосе дрожали нотки желания.
— Совершенно бесчестно, — заверил он меня и, наклонив голову, нашел губами мой рот.
Мы стояли, обхватив друг друга руками в течение долгих минут. Я прижималась к нему все ближе и ближе, так, чтобы чувствовать его всем своим телом, и, не отрываясь от моих губ, Джеймс тихо застонал.
Раздался тихий стук в дверь, и мы медленно отодвинулись друг от друга, так, словно были под водой. Я взглянула на Джеймса, его глаза стали темными от желания, волосы разлохматились. Я попыталась заколоть мои растрепавшиеся локоны. Ни один из нас не в состоянии был сказать: «Войдите».
Дверь чрезвычайно медленно отворилась, и Марианна просунула в нее голову.
— Моя сумочка, — сказала она, обращаясь к ковру на полу между мной и Джеймсом, — была в холле, где она находится и сейчас. Я заберу ее. И вообще, если вам угодно, чтобы я присматривала за вами, стоя у входной двери, то я была бы премного обязана, если бы для меня там положили коврик и подушку, а также поставили свечу.
Джеймс рассмеялся и взял сестру за руку.
— Прости нас, пожалуйста, — сказал он. — Мы обошлись с тобой ужасно. Позволь, я провожу тебя домой. — И он с улыбкой обернулся ко мне. — До свидания, Джулия Лейси. До завтра. — С этими словами он прошел к двери и вышел.
Я бросилась в ближайшее кресло, не зная, смеяться ли мне или плакать оттого, что меня так любят. Наконец меня любят.
Мама все еще была больна, и ей было особенно плохо в предрассветные часы. Джеймс хотел, чтобы я наняла ночную сиделку, и взялся подыскать кого-нибудь с этой целью. Но четыре беседы с возможными кандидатками убедили его в безрезультатности поисков.
— Кроме того, доктор был уверен, что через неделю у мамы должен произойти кризис и после него ей станет легче, — объяснила я ему. — По-моему, виной всему этот ужасный, сырой город. Если бы мама была в Вайдекре, она бы давно поправилась.
Он согласно кивнул. Сухая морозная погода кончилась, и дни, которые я провела взаперти, были туманными, влажными и холодными.
— Вполне возможно, — согласился Джеймс. — Слава богу, что мы успели вытащить маленькую Рози Денч из той темной, холодной каморки, прежде чем началась такая ужасная погода. Не думаю, что она бы пережила эти дни.
Джеймс каждый день заходил к экрской четверке. Он сообщил мне, что они устроились очень хорошо. Нату удалось смыть с себя многолетние слои сажи, и он стал гораздо светлее. Джимми Дарт толстеет с каждым днем, а Рози хотя все еще кашляет, но выглядит уже лучше и каждый день спускается в гостиную и сидит с остальными. Только Джули казалась недовольной.
— Но они понимают, почему я пока не отправляю их в Экр? — спрашивала я.
— Конечно, — успокаивал меня Джеймс. — Им прекрасно известно, что мы ждем ответ из Экра, в котором будет сказано, что их готовы принять.
Этот ответ пришел на следующий день, он был написан далеко не каллиграфическим почерком Ральфа.
«Присылайте ребят домой, — писал он. — Все здесь ждут их обратно. И благословляют вас за то, что вы нашли их. И сами возвращайтесь с ними. Успеете как раз к севу, вам следует быть здесь».
Я показала это письмо Джеймсу.
— Он человек не слишком речистый, правда? — улыбнулся он.
— Но умеющий выражаться конкретно, — и я показала на фразу: «И сами возвращайтесь с ними». — Это звучит как приказ.
— Лучшие наши слуги — одновременно и наши хозяева, — кивнул Джеймс. — Главный управляющий моего отца ведет дела по своему усмотрению. И если бы он знал, какую пользу приносят его решения, он попросил бы по меньшей мере удвоить ему жалованье. Ваш мистер Мэгсон похож именно на такого человека.
Я рассмеялась.
— Мистер Мэгсон прекрасно осведомлен о том, сколько он стоит. И единственная причина, по которой он не требует от нас королевского жалованья, в том, что он хочет работать именно в Вайдекре и приносить пользу деревне. Это ведь он разработал идею дележа прибылей и сумел убедить деревню согласиться на нее. Мой дядя Джон говорит, что он пошел бы много дальше, если бы мог.
— Как это? — заинтересованно спросил Джеймс.
— О, я не знаю, — отмахнулась я.
Мы пили чай в гостиной, и Марианна сидела у окна, поочередно глядя то в газету, то на случайных прохожих. Под столом Джеймс держал меня за руку.
— Думаю, он хотел бы передать деревне все права на землю, — продолжала я размышлять вслух. — Чтобы они полностью владели землей и хозяйствовали на ней сообща, как это было прежде.
Джеймс выглядел очень заинтересованным.
— Он не единственный в стране, кто задумывается над такими вещами, — сказал он. — Эту идею удастся воплотить в жизнь, как вы думаете?
— Возможно, — осторожно ответила я. — Если земля попадет в руки добрых и разумных людей, если у них будет достаточно денег на покупку, например, инструментов, семян, на выплату жалованья. Потому что прибыли ведь не начнут поступать сразу. При этих обстоятельствах его идея может быть воплощена в жизнь. Но это довольно маловероятно. Ни один землевладелец не расстанется с хорошей землей. Никто не одолжит крестьянам столько денег, чтобы хватило на такое огромное поместье, как, например, наше.
Джеймс смотрел на меня с полуулыбкой.
— Вот что я скажу вам, Джулия Лейси, — начал он. И я вся обратилась в слух. Ибо когда Джеймс обращался ко мне со словами «Джулия Лейси», я всегда слушала очень внимательно. Эти слова означали либо что-то очень личное, либо что-то очень важное. Или и то и другое вместе. — Я хочу сказать, что у меня есть некоторый капитал. И если вы гарантируете, что мы с вами и наши потомки будем хорошо жить в Экре, когда деревня получит права на землю, то я готов предложить его. Мы построим для себя дом, в котором будем жить, и будем получать свою собственную долю от прибылей и не станем уподобляться собственникам, доводящим людей до нищеты, которую мы наблюдали на Рыбном Молу.
Я заколебалась.
— Нет, — твердо сказала я затем. — Это ваше наследство. И прежде чем вы решите, куда его вложить и где вы будете жить, вы должны увидеть Вайдекр и нашу деревню. Я не могу вообразить себя счастливой, если буду жить в другом месте. Но мы должны обдумать все вместе. Было бы несправедливо принудить вас провести всю вашу жизнь в Вайдекре, так же как было бы несправедливо, если бы меня заставили жить в городе и не позволили вернуться домой.
Джеймс протянул свободную руку над столом в утрированном жесте уличного торговца.
— По рукам, — сказал он. — И помните о моем предложении. Отец называет меня радикалом и якобинцем, но я с этим не согласен. Я всего лишь хотел бы следовать примеру Франции, но идти при этом разумным, английским путем. Создать здесь новое общество, как они пытаются создать его там. И я мечтаю делать это рука об руку с вами, поскольку очень люблю вас, особенно после того дня, когда вы обвинили владелицу шикарного магазина в том, что она ничуть не лучше содержательницы публичного дома. Всю жизнь я был бунтовщиком и хотел бы претворять свои идеи в жизнь, не принося никому зла и не нарушая установленного порядка вещей.
— Да, — радостно согласилась я.
Мое сердце подпрыгнуло при мысли, что именно в Экре начнется счастливая жизнь, в которой не будет ни хозяев, ни сквайров, а будем мы: Джеймс, я, наши дети. И рядом будут жить Клари Денч, Мэтью Мерри, их дети и все дети деревни. И все мы станем просто соседями.
— Если бы вы двое держались за руки над столом так же успешно, как вы это делаете под ним, то я могла бы не ощущать свое присутствие чем-то излишним, — сухо заметила Марианна, и мы отпустили руки и рассмеялись, как напроказившие дети.
— Твое присутствие совершенно не лишне, — возразил Джеймс и, подойдя к окну, поцеловал сестру. — Во всяком случае, ты очень украшаешь наше общество. Расскажи нам, пожалуйста, что говорил сегодня доктор Филлипс, — попросил он, усаживаясь рядом и забирая у нее газету. — Джулия собирается к нему завтра и намерена сообщить ему, что отказывается от дальнейших визитов. Во-первых, ее ждут дома, а во-вторых, после того как она прекрасно себя чувствовала без его присмотра эти дни, я пытаюсь убедить ее, что она не только здорова, как любой человек в мире, но еще и здоровее многих.
Марианна лукаво улыбнулась мне.
— Если не считать вашего странного увлечения моим братом, то я согласна с этим. — Затем ее лицо погрустнело. — Доктор Филлипс очень старается помочь мне с моим недугом. Ему нельзя отказать в добросовестности, но, несмотря на это, я бы очень хотела, чтобы он оставил все по-прежнему. Если бы я оказалась на необитаемом острове, то, проголодавшись, я стала бы есть как нормальные люди. Все это только потому, что меня вечно стараются накормить, и когда я отказываюсь, то все смотрят на меня и спорят со мной. С тех пор как я посещаю доктора Филлипса и мама всем рассказала про меня, мне стало еще хуже.
— Когда мы поженимся и устроим райские кущи в самом сердце Суссекса, ты приедешь к нам и мы вообще не станем тебя кормить, — любовно пообещал Джеймс. — Совсем не будем кормить целыми днями, пока ты не станешь мечтать о кусочке черствого хлеба как о лакомстве. И никто не станет там смотреть на тебя или задавать вопросы.
Мариана вздохнула:
— Я с нетерпением ожидаю возможности стать вашим первым гостем, но не слишком ли ты торопишь события, Джеймс? Помолвка еще даже не объявлена, и я уверена, что Джулия пока ничего не рассказала маме.
— Я просто не могу сейчас это сделать, — ответила я. — Она все еще так больна и слаба, что я не хочу волновать ее. Мама сразу же начнет планировать приемы и наряды. Ей необходимо как следует набраться сил перед тем, как начать такую кампанию.
— И поэтому тебе приходится присматривать за нами, — вставил Джеймс. — Не найдешь ли ты завтра время пойти с Джулией к доктору Филлипсу? После обеда мы отправляем экрских нищих детей домой, и Джулия сначала хотела бы побывать у него.
Марианна согласилась сопровождать меня к доктору, а потом отправиться вместе со мной в гостиницу посмотреть на отъезд экрской четверки.
— Может быть, вы бы хотели, чтобы я пошел с вами к доктору? — тихо поинтересовался у меня Джеймс при прощании, пока Марианна медленно завязывала ленты своей шляпки перед зеркалом в холле.
Я заколебалась. Был большой соблазн согласиться и принять его помощь. Но я помнила свой крупный успех в модном магазине миссис Уильямс и стремилась повторить его.
— Нет, — отказалась я. — Завтра и так много дел. Лучше мы встретимся прямо в гостинице, когда я освобожусь от ярма власти доктора. Я постараюсь по возможности вежливее отказаться от его услуг. Это будет справедливо, ведь он так много уделял мне внимания, делая все, что в его силах, чтобы помочь мне. Я, конечно, немного трушу, но не думаю, что это будет хуже, чем у миссис Уильямс. Хуже не может быть ничего.
— Да, и я тогда вам здорово помог, — воскликнул Джеймс и, взяв обе мои руки, поцеловал одну из них, а другую прижал к щеке. — Думайте, пожалуйста, обо мне до завтра. Я совсем не могу спать из-за мыслей о вас.
Поцеловав меня быстро в губы, он выпрямился и скорыми шагами вышел в холл, подхватил Марианну, и они ушли.
— До завтра, у доктора! — крикнула на прощание Марианна уже со ступенек. — Не опаздывайте.
И я действительно не опоздала, так как, вылетев из дверей ровно в девять, бежала всю дорогу. И успела прийти раньше Марианны. Когда надутый лакей ввел нас в гостиную и мы напоминали себе двух мух, пойманных толстым пауком, было всего лишь пять минут десятого.
Марианна уселась в кресле у окна, там, где обычно сидела моя мама, а доктор Филлипс поманил меня к креслу у камина. Я осталась стоять.
— Я пришла поблагодарить вас за все, что вы сделали для меня, и попрощаться с вами, — начала я. — Моя мама неважно себя чувствует, и, как только она поправится, я хотела бы увезти ее домой. Меня зовут туда дела.
Доктор Филлипс прекратил неторопливо прохаживаться позади массивного письменного стола и, скрестив на груди руки, уставился на меня.
— Пвинятое вами вешение не кажется мне вазумным, — заговорил он мягко. — Оно совевшенно невазумно. Вы посоветовались с вашей мамой? Нет? Вы написали вашему дяде? Нет? — Тут он снисходительно улыбнулся мне. — Такие вещи лучше всего делать, обсудив их либо с водителями, либо с опекунами. Когда вы пвишли ко мне, вы ствадали от целого вяда галлюцинаций. Тепевь я счастлив сообщить, что дело пошло на лад. Думаю, что у вас не было больше подобных снов и видений с тех пов, как вы стали посещать меня? И ничто больше не поет в вашей голове? — Тут он одобрительно кивнул самому себе. — Мы достигли значительного пвогвесса. Надеюсь, что вы пвидете сюда опять, когда ваша мама попвавится, и мы станем пводолжать столь успешно начатое лечение.
— Нет! — спокойно возразила я. Это оказалось гораздо хуже, чем в магазине, потому что я не чувствовала гнева, охватившего меня тогда. — Нет, — повторила я. — Я не приду сюда больше и скажу вам почему. — Мои руки дрожали, и я спрятала их в муфту, чтобы доктор Филлипс не увидел этого. — Вы ожидали, что мои сны прекратятся, а вместе с ними прекратятся и видения, посещавшие меня. Но если бы вы преуспели в этом, я не была бы больше Джулией Лейси, я была бы кем-то совсем другим. И я не уверена, что стремлюсь к этому. А также не уверена, что вы отдаете себе отчет, в чем тут дело. Вы думали, что перед вами глупенькая девушка, страдающая галлюцинациями. Я же считаю, что я человек, наделенный особым даром, если хотите, опытом предшествующего поколения. И я сопротивляюсь тому, что вы пытаетесь лишить меня его, так же как я сопротивлялась бы тому, кто пытался бы лишить меня денег.
— Что-нибудь пвоизошло? — задал точный вопрос доктор.
— Да, — честно ответила я. — В одном из факельщиков Бата я узнала мальчишку из Экра, одного из тех, которых забрали оттуда десять лет назад и кого я никогда прежде не видела. Я услышала голос, который говорил мне: «Забери его, забери его домой». И я действительно собираюсь увезти его к себе.
Доктор Филлипс не шевельнулся, но глаза его заблестели острее.
— И вы считаете это очевидным доказательством того, что называется втовым звением? — спросил он.
У меня вырвался легкий смешок, и я пожала плечами.
— Не знаю! Мне безразлично, как это называется. Это для меня так же естественно, как видеть цвет неба или слышать звуки музыки. И я не позволю лишать меня этого только потому, что другие не знают, что это такое.
Доктор Филлипс кивнул и поднялся на ноги.
— Очень ховошо, — согласился он. — Но позвольте мне пведупведить вас. Может быть, вас и посещают таинственные видения, но нельзя быть обычной леди и иметь галлюцинации. Вы должны следовать условностям света и его законам.
— Хорошо, — сказала я. — Благодарю вас.
Тут Марианна шагнула вперед и встала рядом со мной.
— Я тоже пришла попрощаться с вами, — тихо произнесла она. Я увидела, что ее лицо побледнело, но не утратило выражения решимости. — Благодарю вас за работу, которую вы провели со мной. Но я хотела бы иметь возможность сама обдумать, что со мной происходит.
Доктор Филлипс грузно опустился на стул и воззрился на нас обеих.
— Вся моя система покоится на том, что пациент обдумывает пвоисходящее в его голове.
— В моей голове ничего необычного не происходит, — храбро продолжала Марианна. — Мои проблемы заключаются в том, что моя мама несчастна и папа плохо с ней обращается. А единственное время, когда мы видим его, — это за столом. И происходящее меня так расстраивает, что я не могу есть. Но мой отец платит вам гонорар, и поэтому вы никогда не хотели принимать такое простое объяснение. Я это прекрасно понимаю, но это не причина для меня признавать свою несуществующую вину и считать себя виновной в неудачном супружестве моих родителей. Я не ем дома потому, что там я несчастна. А несчастна я потому, что отец несправедлив к маме и они выбрали обеденное время для сведения своих счетов. И больше я не стану, сидя в этом кресле, жаловаться, плакать и обвинять себя во всем.
— Да-да, — проговорила и я.
Мне хотелось закричать «ура!» и подбросить в воздух мою шляпку.
Доктор Филлипс опять встал во весь рост и без удовольствия посмотрел на нас.
— Если таковы новые вадикальные женщины, то не могу сказать, что мне они по душе, — хмуро проговорил он. — Певедайте вашим мамам, что я вышлю им счета по почте и что я, а не вы, медам, вешил пвеввать наши дискуссии. Вы обе мне чвезвычайно непвиятны.
Я проглотила колкий ответ, просившийся мне на язык, и присела в почтительном реверансе. Затем мы с Марианной оставили этот дом и быстрым шагом пошли к гостинице. И, только завернув за угол, мы начали хохотать, прыгать и поздравлять самих себя с освобождением.
Дети из Экра находились в восторженной спешке сборов в дорогу. Все их новые приобретения, сделанные благодаря заботам Джеймса, уместились бы в одной небольшой коробке, но бес частной собственности уже попутал их и наделил каждого отдельной поклажей. Нат приобрел почти нормальный цвет лица, за исключением странных черных кругов вокруг глаз. В своем новом костюме он выглядел очень мило. Рози Денч была все еще бледненькая и тоненькая, но болячки вокруг рта исчезли, и она совсем не кашляла. Джимми Дарт суетился вокруг них, хлопотливый, как воробей. Я бы не узнала в них ту обреченную четверку в страшной грязной комнате. Но я не видела Джули.
— Она не поедет, — объяснил Джимми, и его лицо потеряло радостное выражение. — Она не поедет с нами. Сейчас она сидит у себя и даже не хочет выйти к обеду. Мы сами только что узнали о ее решении.
Я огляделась в поисках Джеймса.
— Пусть ее, — мягко сказал он. — Она не может оставить свою торговлю, к тому же ей не обойтись без спиртного.
— Торговля? — непонимающе переспросила я. — Я понятия не имела, что она работает. Что это за торговля?
Джеймс поморщился.
— Джулия, оставьте это. Я все объясню позже. Она не хочет оставлять Бат, вот и все.
— Нет, — решительно возразила я. — Она — дитя Экра, и мой долг — знать, что с ней происходит.
Игнорируя его протесты, я взбежала по лестнице.
Джули лежала на кровати лицом к стене, полностью одетая. Окно было закрыто, но с улицы доносились шум подъезжающих дилижансов и крики кучеров.
— Джули? — осторожно позвала я.
Она резко повернулась ко мне, и я увидела, что ее глаза такие же красные, как нарумяненные щеки. Она плакала.
— А, это вы, — уронила она.
— Отправляйся в Экр вместе с остальными, — сказала я. — Ты еще успеешь, дилижанс прибудет только в два. Поезжай домой, Джули.
Она села и прислонилась к стене, ее глаза казались осколками экрского камня.
— Я не могу, — был краткий ответ.
— Почему? — переспросила я. — У тебя какие-то проблемы?
— Нет.
— В чем же тогда дело? Почему ты не хочешь ехать домой?
Раздался тихий стук, и в дверях возник Джеймс.
— Спросите лучше у него! — раздраженно выкрикнула Джули. — Спросите-ка его, не спрашивайте у меня. Вы, очаровательная мисс Джулия Лейси, из тех, на которых женятся богатые мужчины. И не просите меня объяснять это вам! Спросите вашего жениха! Поинтересуйтесь у него, куда ходят такие молодые люди, как он, и сколько им это стоит!
Я повернулась к Джеймсу.
— Что все это значит? — Я не могла доискаться смысла ее слов.
Его лицо было печальным.
— А ты не можешь бросить все это, забыть и начать в Экре все сначала? — обратился он к ней.
Лицо Джули потемнело от горечи.
— Это единственное, что я умею, — хрипло ответила она. — Маленькая принцесса мисс Лейси позволит мне практиковаться в этом занятии в Экре? И будут ли у меня там клиенты?
— В каком занятии, Джули?
Я просто задыхалась и чувствовала, что ее злоба особенно сосредоточена на мне. А между Джеймсом и ею словно бы существовало какое-то взаимное понимание, и это окончательно сбивало меня с толку.
— Маленькая дурочка, — бросила она. И кивнула Джеймсу: — Расскажите ей.
Я повернулась к нему, его глаза светились печалью.
— Она проститутка. Шлюха.
— Да, именно так я и называюсь, — заговорила Джули. — Я — уличная девка и продаю свое тело мужчинам. Я делала это, когда мы работали на фабрике, для того чтобы у детей был хлеб. Впервые я сделала это, когда мне было одиннадцать лет. Это было так больно, и я возненавидела это занятие. Но с тех пор я все время этим занимаюсь и научилась выносить это. Иногда я даже нахожу в этом удовольствие. Для меня это единственный способ заработать деньги на хлеб и джин. Если бы я не продавала свое тело — о! снова и снова! — во время нашего пути из Манчестера сюда, когда дети голодали, я потеряла бы их всех, так же как мы потеряли маленькую Салли. Так что теперь можете забрать их домой и оберегать их там. Я же не вернусь туда. Экр больше не дом для меня. Мне необходим джин и мужчины, которые платят за удовольствие. Я погибла, Джулия Лейси. И хотя я ношу ваше имя, нас разделяет пропасть не меньшая, чем если бы я была рабыней на плантациях.
Моя голова гудела.
— Я ничего не знала, — сказала я Джули, хотя понимала, что это никудышное оправдание. — Я не знала, что такие вещи случаются с такими юными девушками, как ты.
Она издала грубый смешок.
— Тем не менее они случаются. И это такие шлюхи, как я, делают для вас возможным сохранять невинность до свадьбы. Сколько лет этому вашему молодому человеку? Думаете, он невинен? Вы глупы, Джулия Лейси! У него были десятки женщин. И они были такие же шлюхи, как я! И именно поэтому он может гулять, танцевать, ухаживать за вами и ожидать свадьбы хоть целый год. Разве это не так?
Я обернулась к Джеймсу.
— У вас действительно были женщины? — Мой голос прозвучал странно, словно я была тем глупым ребенком, которым они меня считали.
— Да, — сказал он. — Это правда, и я не отрицаю этого. Мне двадцать четыре года, я взрослый человек со своими желаниями, и у меня, конечно, были женщины. Все они были шлюхи. Но я никогда не обижал их и оставлял им значительно больше денег, чем они просили. А что, по-вашему, я должен был делать?
Я заколебалась.
Несчастная девушка, продававшая свое тело подобно куску мяса, переводила свои обвиняющие глаза с одного из нас на другого. И я видела, что человек, которого я любила, был одним из богатых — так же как и я. Он привык получать удовольствия или же удовлетворять свои потребности, никогда не расплачиваясь за это ничем, кроме денег.
— Не знаю, — только и смогла ответить я.
Рожок дилижанса за окном пронзительно свистнул, призывая пассажиров занять свои места. Это напомнило мне о необходимости принять немедленное решение.
— Отправляйся в Экр, — обратилась я к Джули снова.
Она улеглась обратно и отвернулась к стене.
— Нет, — проронила она. И в ее голосе прозвучала протяжная нотка суссекского выговора. — Со мной кончено. Пусть дети едут, и, пожалуйста, найдите для них работу и дом. Для меня уже слишком поздно. Меня погубили Лейси, потом — мельница, дешевый джин, отсутствие работы. Все кончено. Я не хочу видеть вас больше.
Я медленно шагнула к ней и положила руку на плечо Джули. Она сбросила ее так резко, будто я была нищей попрошайкой.
— Если бы меня могло тронуть такое прикосновение, то я утонула бы в слезах, — хрипло сказала она. — Выйдите отсюда, Джулия Лейси, и уведите своего молодого человека. Или оставьте его здесь. Сегодня у меня есть только один шиллинг.
Я открыла сумочку и высыпала все деньги, которые там оказались, на ее постель. Затем, не глянув на Джеймса, я прошла мимо него к двери и вышла.
Мне было нелегко улыбаться, и прощаться с детьми, и обещать им, что заказанный дилижанс придет за ними в два часа пополудни и что мы непременно встретимся в Экре всего через несколько дней. Думаю, мне удалось обмануть их своими улыбками. Но не Марианну.
— Что случилось? — спросила она, когда мы вместе вышли из гостиницы.
— Ничего, — ответила я. — Просто Джули отказалась ехать и расстроила меня. Мне пора к маме, я, пожалуй, найму портшез.
Едва я повернулась, Джеймс оказался у моего локтя.
— Джулия, — обратился он ко мне.
Я молча смотрела на него.
— Я надеюсь, что вы не думаете обо мне слишком плохо, — смущенно начал он. — Это правда, что джентльмены ходят к таким женщинам и что я из их числа. Вы сами достаточно взрослая, чтобы понять, что в нашей жизни все принадлежит тем, кто сумеет предложить лучшую цену. Все в мире продается. Даже маленькие девочки. — Его глаза изучали мое лицо. — Вы разочарованы во мне, — понял он.
— Да, разочарована. — И внезапно я разразилась потоком слов: — Я думала, что вы не такой, как все. Что вы не из тех, кто плохо обращается с бедными. Деньги нельзя назвать справедливой ценой за наслаждение женским телом. Этим не заплатить за падение и гибель женщин, а вы способствовали этому. И ни одна из них не сможет никогда вернуться домой, так же как Джули. И никогда не выйдет замуж, так же как она. Я не думала, что вы — часть этого мира.
Джеймс криво усмехнулся.
— Я не герой, Джулия, увы. Я обычный человек, боюсь, что самый обычный. И вы не должны ставить меня очень высоко, так же как и кого-нибудь другого. Я не лучше, чем наше время.
— Очень мило, таким и оставайтесь, — гневно сказала я. — Я и не думала, что вы герой, но надеялась, что вы особенный человек. А теперь… — Я не могла продолжать, мое горло сжимали слезы. — Все испорчено, — сказала я жалобно, как ребенок.
Джеймс обнял меня за талию и повел к портшезу.
— Не говорите так, — тихо попросил он. — Я не верю, что вы на самом деле так думаете, но это ужасно огорчает меня. Я не могу слышать от вас такие слова.
— У меня просто голова идет кругом, — ответила я. — Не знаю, что и думать. Я пойду домой и напишу вам потом.
Он несколько натянуто поклонился мне, будто мы были чужими, и вернулся к Марианне. Она болтала и смеялась, и я увидела, что Джеймс делает над собой усилие, чтобы вслушаться в ее слова. Проходя мимо моего портшеза, она весело помахала мне, но Джеймс только глянул в мою сторону. Но смотрел он на меня так, будто я была кораблем в гавани, уплывающим от него.
Я задернула полог портшеза и закрыла лицо руками. Я не плакала. Я только выдыхала мое разочарование, мою любовь и тоску в теплые ладони и удивлялась, что мир, созданный нами, богатыми и знатными людьми, для себя, дарит нам так мало радости.
