1570 год, июнь, Чатсуорт: Джордж

Я собираюсь сесть в седло, чтобы поехать кататься с королевой, когда слышу стук копыт небольшого отряда, и человек с несколькими спутниками выезжает на аллею под большими склоненными деревьями. Он подъезжает к входу в конюшню, не колеблясь, словно изучил план дома и знает, где что находится.

Я устало отдаю поводья коня мальчику-груму и иду встречать приезжего.

– Да?

Он спешивается, снимает шляпу и низко кланяется мне. Не слишком-то низко, замечаю я.

– Милорд Шрусбери?

Я киваю. Я узнаю в нем одного из тех, кого иногда вижу при дворе стоящим за спиной Фрэнсиса Уолсингема, когда тот, в свою очередь, стоит за спиной Уильяма Сесила. Так он шпион, еще один шпион. Он враг свободы английского народа, как бы ни внушал доверие и как бы любезен ни пытался быть.

– Я Герберт Грейси. Я служу мастеру Сесилу.

– Добро пожаловать, – вежливо говорю я.

По его одежде я вижу, что он джентльмен, один из тайного отряда Сесила. Бог знает, чего он от меня хочет.

– Вы пройдете в дом?

– Я вас не задержу, – говорит он, кивая в сторону моей лошади. – Вы собираетесь кататься с королевой?

Я улыбаюсь и ничего не отвечаю. Я не обязан отчитываться слугам Сесила, что делаю в собственном доме.

– Простите меня, – говорит он. – Я вас не задержу. Я хотел переговорить с вами лишь минуту.

– Вы далеко ехали ради минуты, – замечаю я.

Его веселая улыбка печальна.

– Когда служишь моему хозяину, привыкаешь к долгим дорогам и малым итогам, – говорит он.

– В самом деле?

Последнее, о чем я хочу слушать, это тяготы службы у Сесила и сложности жизни грязного шпиона.

– Пара слов, – говорит он.

Я отхожу с ним к углу конюшни и жду.

– Слуга вашей жены встречался с тремя заговорщиками и затевал заговор с целью освободить королеву, – прямо говорит он.

– Что?

– Он доложил ей об этом, и она дала ему две гинеи и велела продолжать действовать.

– Это невозможно, – я качаю головой. – В самом деле, Бесс никогда бы не освободила королеву. Ее куда вероятнее освобожу я, а не Бесс.

– Вот как? Почему?

– Бесс ее не любит, – неосторожно говорю я. – Женская ревность… Они как море и берег, ничего поделать не могут, а встречаются. Две сильные женщины под одной крышей, представить себе не можете…

– Слишком хорошо представляю! Она не любит ее настолько, что попыталась бы избавиться от нее, пособив ее побегу?

Я качаю головой.

– Она никогда не станет затевать заговор против королевы Елизаветы и не пойдет против Сесила…

Пока я возражаю, меня вдруг посещает по-настоящему жуткая мысль о том, на что способна Бесс. Может, она, деловитая и слишком деятельная, непокорная, попытаться поймать королеву Марию в ловушку при неудачной попытке побега? Чтобы ее у нас забрали?

– Мне лучше с ней поговорить.

– Я должен буду пойти с вами, – осторожно говорит он.

Я тут же вскидываюсь.

– Вы можете мне доверять, я надеюсь.

– Мы никому не можем доверять, – просто отвечает он. – Ваша жена участвовала в заговоре сэра Томаса Джерарда с целью освободить королеву. Мое задание – узнать, насколько далеко зашел заговор. Мне нужно будет ее допросить. Из любезности к вам, милорд, и из дружбы господина секретаря Сесила с вашей женой я сперва пришел к вам. То, что я говорю с вами частным порядком и никого сразу не арестовываю…

Я стараюсь не показать, насколько я потрясен.

– Аресты могут не понадобиться… – слабым голосом говорю я.

– У меня в кармане ордера.

Я делаю вдох.

– Что ж, я повидаю Бесс с вами, – ставлю я условие. – Ее не будут допрашивать.

Что бы она ни сделала, думаю я про себя, она не останется без моей защиты. Она решительная женщина, и когда она думает, что что-то правильно, она это сделает, и к черту последствия. К черту ее саму, так точнее.

– Она в комнате с документами, – говорю я, и мы поворачиваем к дому как раз, когда королева выходит из двери в сад и весело кричит:

– Чюсбеи!

Прежде чем человек Сесила успеет что-то сказать или сделать, я подхожу к ней.

– Это шпион из Лондона, – говорю я быстрым шепотом. – Скажите мне скорее. Вы затевали заговор? Есть заговор, чтобы помочь вам бежать? С вами говорил человек по имени Джерард? От этого зависит моя жизнь.

У нее такой стремительный ум, она сразу видит, что я в опасности, видит ждущего человека, слышит мой серьезный тон. Она отвечает тут же, не уклоняясь, быстрым шепотом:

– Нет. Клянусь. Я никогда даже не слышала о нем.

– Бесс не говорила с вами о заговоре, чтобы вас освободить?

– Бесс? Жизнью клянусь, нет.

Я кланяюсь.

– Мне придется отложить нашу прогулку, если вы меня простите, – громко говорю я.

– Я повожу коня, пока вы не будете готовы, – отвечает она формальным тоном и поворачивается к своему коню.

Я жду, пока ее коня не установят перед ней, чтобы поднять ее в седло. Даже когда за мной стоит человек Сесила, желающий допросить мою жену, я не могу позволить кому-то другому поднять королеву Марию и обнять ее на это краткое волшебное мгновение. Она улыбается мне.

– Soyez brave, – шепчет она. – Я невиновна. У Елизаветы нет против меня свидетельств, и она не посмеет ничего со мной сделать. Нам нужно быть смелыми и ждать.

Я киваю, она разворачивает коня и выезжает со двора. Проезжая мимо шпиона Сесила, она на мгновение улыбается самой шаловливой улыбкой и кивает в ответ на его нижайший поклон. Когда он выпрямляется, ее уже нет, но выражение его лица говорит само за себя.

– Я не знал, – заикаясь, произносит он. – Господи, она красавица. Боже, ее улыбка…

– Именно, – мрачно говорю я. – По этой причине я и плачу стражникам вдвойне, поэтому не перестаю наблюдать и поэтому могу вам ручаться, что в моем доме заговоров нет.

Мы находим Бесс, как я и ожидал, в комнате, где должны храниться записи, записи о прошлом семьи: родословные, свидетельства пэров, описи турниров и замен и тому подобное. Под командованием Бесс история чести отринута, полки и ящики вместо нее заполняют отчеты о доходах и тратах из Чатсуорта, настриг с овец, древесина из лесов, свинец из рудников, камень из каменоломен, выработка угля, отчеты корабелов и дорожный сундук, который она повсюду с собой берет, полон отчетами из других ее поместий и земель. Они все теперь мои, стали моими в браке. Но Бесс так волнуется при мысли, что мои управляющие будут всем руководить, – хотя они делают это превосходно, – что продолжает проверять отчеты о своей прежней собственности, а я просто получаю доход. Мне разницы нет. Я не торговец, которому в удовольствие считать золото. Но Бесс любит знать, как поживают ее земли, ей нравится участвовать в утомительном труде пастухов, шахтеров, камнедробителей и корабелов. Ей нравится просматривать все деловые письма и самой на них отвечать. Нравится складывать все и видеть, сколько у нее прибыли. Она ничего не может с собой поделать. Это для нее большое удовольствие, и я не могу ей в нем отказать. Хотя и не могу не находить это поведение весьма принижающим достоинство английской графини.

Я вижу, что Герберт Грейси слегка теряется, застав Бесс в ее логове, окруженную книгами, исписанными писарским почерком; два писаря, склонив головы, пишут под ее диктовку. Воспользовавшись мгновением замешательства, я подхожу к ней, беру ее за руку, целую и шепчу на ухо: «Берегись».

Понимает она не так быстро, как шотландская королева.

– Чего, что такое? – спрашивает она, громко, как дурочка.

– Это Герберт Грейси, он от Сесила.

Она тут же расплывается в улыбке.

– Добро пожаловать, – говорит она. – Как господин секретарь?

– Здоров, – отвечает Грейси. – Но просил меня переговорить с вами с глазу на глаз.

Она кивает писарям, и они собирают перья, готовые выйти.

– Здесь? – спрашивает она, словно графине пристало заниматься делами в конторе писаря.

– Пойдем в галерею, – прерываю ее я и, воспользовавшись возможностью пойти с нею впереди, снова пытаюсь ее предупредить: – Он расследует заговор с целью освобождения королевы. Говорит, ты в нем участвуешь. С человеком по имени Томас Джерард.

Она ахает, и я понимаю все.

– Жена, – шепчу я почти со стоном, – что ты натворила?

Она не отвечает мне, она не обращает на меня внимания, хотя я рискую собственной шеей, перешептываясь с нею. Она оборачивается к молодому мистеру Грейси, стоящему на ступеньку ниже нее, и протягивает ему руку с открытой честной улыбкой.

– Мой муж говорит, что Сесил знает о заговоре Джерарда, – быстро произносит она. – Это из-за него вы здесь?

Я подавляю ужас от этой простоты. Если бы она меня послушалась, если бы не действовала, как считает нужным, с этой вечной независимостью.

Он берет ее руку, словно они скрепляют сделку, и кивает, пристально глядя на Бесс.

– Да, это по поводу заговора Джерарда.

– Вы, должно быть, думаете, что я поступила очень глупо, – говорит она. – Я пыталась все сделать правильно.

– В самом деле?

– Я собиралась сегодня рассказать мужу, он об этом ничего не знает.

Быстрого взгляда карих глаз мистера Грейси на мое оцепеневшее от ужаса лицо хватает, чтобы убедиться, что это так, и он возвращается к Бесс.

– Мой слуга, Джон Холл, пришел сказать, что кто-то пытался его подкупить, чтобы он вывел шотландскую королеву на пустошь, где ее встретили бы друзья и увезли с собой.

Человек Сесила снова кивает. Меня поражает, что это для него не новость, он уже все об этом знает; он слушает, чтобы убедиться, что Бесс не лжет. Это не допрос, это ловушка.

– Говори правду, жена, – предупреждаю ее я. – Не пытайся защитить своих слуг. Это важно.

Она поворачивает ко мне бледное лицо.

– Знаю, – говорит она. – Я расскажу мистеру Грейси всю правду, а он скажет моему доброму другу мистеру Сесилу, что я честна и верна, как всегда.

– Что вы сделали, когда ваш слуга Джон Холл пришел к вам? – спрашивает ее мистер Грейси.

– Я спросила его, кто еще замешан в заговоре, и он назвал мистера Роллстона и сэра Томаса Джерарда и сказал, что за ними может стоять кто-то еще, кто-то более знатный.

– И что вы сделали?

Бесс смотрит на него с открытой улыбкой.

– Ну, думаю, вы посчитаете меня коварной женщиной; но я подумала, что если пошлю Джона Холла к этим людям, чтобы сказал, что можно продолжать, он сможет выяснить имена заговорщиков и есть ли за ними кто. А потом я могла бы рассказать мистеру Сесилу обо всем заговоре, а не о никчемной его ниточке.

– И он вам докладывал?

– Я его сегодня не видела, – отвечает она и смотрит на него, внезапно понимая. – Ох, вы его схватили?

Грейси кивает.

– И его сообщников.

– Он сразу пришел ко мне, хотя они его подкупили, – говорит Бесс. – Он верен, я за него поручусь.

– Его допросят, но не станут пытать, – говорит Грейси.

Он говорит между делом, я отмечаю, что пытка теперь стала обычной частью допросов Сесила и о ней можно говорить при даме в доме графа, не извиняясь. Вот до чего мы дошли: человека могут схватить без ордера, без единого слова от мирового судьи, без разрешения его хозяина и пытать по воле Сесила. Прежде было не так. Это не английское правосудие. Не так это должно происходить.

– И вашим намерением было только раскрытие всего заговора, прежде чем вы поставили бы в известность мужа и секретаря Сесила? – удостоверяется он.

Бесс широко открывает глаза.

– Конечно, – говорит она. – А что еще? И Джон Холл вам скажет, что я дала ему именно такое распоряжение. Заманить их и доложить мне.

Герберт Грейси доволен, а то, что говорит Бесс, похоже на правду.

– Тогда я должен просить прощения за вторжение и покинуть вас.

Он улыбается мне.

– Я обещал, что это займет всего минуту.

– Но вы должны поесть! – настаивает Бесс.

– Нет, я должен идти. Мой хозяин сразу же ждет меня обратно. Я должен был только убедиться в том, о чем вы мне любезно рассказали, взять под стражу имеющих к этому отношение и доставить их в Лондон. Благодарю вас за гостеприимство.

Он кланяется Бесс, кланяется мне, поворачивается и уходит. Мы слышим, как его сапоги для верховой езды стучат по каменным ступеням, и только потом понимаем, что нам ничто не грозит. Мы даже не дошли до галереи, допрос произошел на лестнице. Все началось и закончилось в мгновение.

Мы с Бесс смотрим друг на друга, словно над нашим садом пронеслась буря, уничтожившая все цветы, и не знаем, что сказать.

– Что ж, – говорит она с притворной легкостью, – значит, все хорошо.

Она поворачивается, чтобы оставить меня, вернуться к своим делам, словно ничего не случилось, словно она не встречалась с заговорщиками в моем доме, не вступала в сговор с моими слугами и не пережила допрос, учиненный одним из агентов Сесила.

– Бесс! – окликаю я ее.

Выходит слишком громко и слишком резко.

Она сразу останавливается и поворачивается ко мне.

– Милорд?

– Бесс, скажи мне. Скажи мне правду.

Выражение ее лица не мягче камня.

– Все, как ты рассказала, или ты думала, что заговор может пойти дальше? Ты думала, что королеву можно соблазнить, чтобы она дала согласие на побег, и ты бы выслала ее с этими людьми, подвергнув опасности, а возможно, и на смерть? Хотя ты знала, что она должна просто подождать здесь, чтобы ее вернули на престол и возвратили ей счастье? Бесс, ты думала поймать ее в ловушку и уничтожить в те последние дни, что она в твоей власти?

Она смотрит на меня, словно совсем меня не любит, словно никогда не любила.

– С чего бы мне хотеть ее уничтожить? – холодно спрашивает она. – С чего бы желать ей смерти? Разве она мне чем-то навредила? Разве она меня чего-то лишила?

– Ничего, клянусь, она не навредила тебе, она ничего у тебя не отняла.

Бесс недоверчиво смеется.

– Я верен тебе! – восклицаю я.

Глаза у нее, как бойницы в каменной стене лица.

– Вы с ней вдвоем меня уничтожили, – произносит она с горечью. – Она украла мою славу доброй жены, все знают, что ты предпочитаешь ее мне. Все думают обо мне хуже, раз я не сумела сохранить твою любовь. Я посрамлена твоим безрассудством. И ты украл мои деньги, чтобы потратить их на нее. Вы двое меня погубите. Она забрала у меня твое сердце и заставила меня смотреть на тебя другими, менее любящими глазами. Когда она у нас появилась, я была счастливой богатой женой. Сейчас я нищенка с разбитым сердцем.

– Ты не должна ее винить! Я не допущу, чтобы вина была на ней. Она не виновна ни в чем из того, о чем ты сказала. Ты не будешь ее ложно обвинять. Ты не сложишь это к ее двери. Это не ее деяние…

– Нет, – отвечает она. – Твое. Это все ты.