1569 год, ноябрь, замок Эшби-де-ла-Зуш: Джордж
Они один за другим берут северные города, увеличивая число солдат и готовя их к осаде. Королевство Севера раскатывается у них под ногами, как ковер, кажется, их не остановить. Это не кампания, это триумфальное шествие. Армию Севера встречают приветственными криками, где бы она ни появилась. Сырая погода их не задерживает, их встречают, будто они – сама весна. Краткая записка от Сесила Гастингсу (мне, похоже, новости не доверяют) предупреждает, что Дарем они взяли без единого выстрела. Они велели провести в соборе мессу, сбросили протестантский молитвенник и вернули алтарь на положенное место. Люди стекались под благословение, и священники сияли в своих облачениях. В святилищах снова появились статуи, свечи зажжены, добрые времена вернулись, страна будет свободной. Они восстановили старую веру в краю князей-епископов, и под сводами соборов снова эхом отдается истинное слово божье на латыни. На мессу пришли сотни, тысячи услышали о ней и исполнились радости, устремились в свои собственные приходские церкви, чтобы звонить в колокола и показать, что мир снова перевернулся, побежали за серпами и вилами, желая сражаться на стороне ангелов. Священники, которым под страхом смерти было велено положить Библию так, чтобы любой мог ее видеть, словно она – обычная книга, но спрятать святое причастие, теперь могут следовать установлениям церкви и спрятать Библию, но показать облатку всякому, кто придет ей поклониться. Каменные алтари вернулись на место, чаши снова полны святой воды, в церквях снова тепло, там шепчут молитвы. Снова можно заказать мессу за упокой души любимого, снова можно попросить убежища. Старая вера вернулась, и люди могут обратиться к ней за утешением. Мир Елизаветы и вера Елизаветы рушатся вокруг нее, и мы с Бесс падем под руинами.
Сесил, пытаясь бравировать, пишет, что королева Елизавета посылает на север армию, они обучены и будут двигаться быстро, как только смогут. Но я знаю, их будет слишком мало, и придут они слишком поздно. То будут люди из Кента, из Уилтшира, и они устанут, пока доберутся сюда, они будут далеко от дома. Вряд ли они захотят сражаться с северянами, гордящимися своей верой, на их собственной земле. Южанам будет страшно. Нас, северян, знают как людей суровых, мы не берем пленных. Когда Север поднимается, никто не может выстоять против нас. Те, кто помнит истории печальных лет войны Йорков с Ланкастерами, предпочтут остаться дома и позволить королевам-соперницам сражаться между собой. Никто не захочет вступать в новую войну Севера и Юга. Только северяне хотят битвы, потому что знают, что Господь на их стороне, им нечего терять и они точно победят.
Многие – и северяне, и южане – сочтут, что королева Мария имеет право на свободу и должна за нее бороться. Некоторые, знаю, решат, что у нее есть право на английский трон, и не вступят в армию против нее. Они не пойдут на законного наследника трона; кто поднимет меч против родственницы самого короля Генриха? Против дочери его любимой сестры? Столь подлинного Тюдора должен защищать каждый англичанин. Так что сотни, а то и тысячи явятся на север сражаться за нее и за старую веру, за обычаи, которые любят. Большая часть страны вернулась бы к прежним обычаям, если бы могла, и это – лучшая возможность. Графы подняли знамя святых Христовых ран. Люди побегут под него.
У Сесила нет новостей о Говарде, и его молчание показывает, насколько ему страшно. Когда герцог приведет своих людей на поле боя, их будет больше любой армии, которую сможет собрать Елизавета. За него встанет половина Англии. Семья Говардов правила большей частью востока страны много поколений, они были самовластными принцами. Когда Говард встает за короля, полстраны встает с ним, бездумно, как гончие собаки под охотничий рог. Когда Говард отвергает короля, это все равно что объявить его узурпатором. Когда Говард поставит свой штандарт рядом со знаменем королевы Марии, для Елизаветы все будет кончено.
Сесил боится, я честью готов поклясться. Он этого не говорит; но пишет из Виндзора, а это означает, что они оставили Лондон в надежде вооружить единственный замок, который надеются защитить. Хуже этого на памяти живущих не было ничего. Король Генрих никогда не оставлял Лондон. И его отец тоже. Даже королева Мария, которой угрожал Уайетт и мощное протестантское восстание, не отдала Лондон. Маленькая королева Джейн закрылась в Тауэре. Но королева Елизавета оставила свою столицу и готовится к осаде, не надеясь на помощь из-за границы. Хуже: против нее собираются иноземные армии. Ни один король христианского мира не придет на помощь Елизавете, они позволят ей пасть и с радостью увидят ее смерть. Такую жатву приносит Сесилу его политика вечных подозрений. Он и его королева стали врагами французов, они ненавидят испанцев, они разделили свой собственный народ, они чужие в своем королевстве. Она встала на сторону пиратов, торговцев, пуритан и их платных осведомителей, а теперь она объявила войну дворянам, которые должны бы быть ее советчиками.
Я должен быть в Виндзорском замке, я должен быть там, с равными мне, с моей королевой. Ей нужен совет пэров, тех, чьи предки много поколений служили трону, тех, кто веками брал в руки оружие, чтобы защитить английскую корону. Она не должна зависеть от этого писаря Сесила, который явился из ниоткуда и был никем до вчерашнего дня. Как может он дать ей благоразумный и здравый совет, когда он сам исполнен ужаса? Как может объединить народ, когда его страхи и его шпионы разделили нас и сделали нас врагами друг другу? Как могут лорды что-то советовать ей, когда она обвинила большую часть лордов в измене? Лучшие люди в Англии сидят в Тауэре или под домашним арестом.
Видит бог, я хочу служить ей сейчас, во времена ужаса. Видит Бог, я сказал бы ей не вооружаться, не собирать войска, я сказал бы ей, чтобы она послала заверения в дружбе шотландской королеве и вступила с нею в переговоры, пообещала вернуть ее в Шотландию и обращаться с ней, как подобает доброй кузине, а не врагу. Сильнее всего прочего я советовал бы ей не слушать больше Сесила, которому всюду мерещатся враги и который таким образом всюду их заводит.
Что ж, я не могу служить королеве при осаде Виндзорского замка, но я могу послужить ей здесь. Это моя задача, и она не из легких. Я послужу ей, охраняя женщину, которая хочет забрать у нее трон, уклоняясь, если смогу, от армии, которая хочет эту женщину освободить, моля Господа на свой лад – поскольку, сказать по правде, я больше не знаю, папист я или протестант, я думаю, никто не знает, а мне все равно, – чтобы война эта чудом миновала нас и чтобы родственники больше не воевали друг с другом в Англии. А сложив эту молитву, я шепчу другую, обращенную к тезке милой королевы: «Святая Мария, Матерь Божья, сохрани ее. Сохрани свою дочь. Сохрани своего ангела. Сохрани мою бесценную. Сохрани ее».
