1569 год, июнь, поместье Уингфилд: Бесс
Шотландская королева, ожидающая эскорта в Эдинбург, увлекает меня погулять по садам Уингфилда. Она ничего не знает о садоводстве, но очень любит цветы, и я говорю ей, как они называются по-английски, пока мы ходим по гравийным дорожкам между низкими изгородями. Я понимаю, почему ее слуги и придворные ее любят, она не просто очаровательна, она внушает любовь. Иногда она даже напоминает мне мою дочь Фрэнсис, которую я выдала за сэра Генри Пирпонта и у которой теперь есть моя внучка, маленькая Бесси. Королева спрашивает меня о моей девочке, и о трех мальчиках, и о двух других дочерях.
– Замечательно, когда есть такая большая семья! – восхищается она.
Я киваю. Я даже не пытаюсь скрыть гордость.
– Мой старший, Генри, уже женат на моей падчерице Грейс Талбот, дочери моего мужа, а дочь Мэри замужем за пасынком, Гилбертом Талботом.
Королева смеется.
– О, Бесс, как умно вы придумали: все деньги остались в семье!
– Так мы и хотели, – соглашаюсь я. – Но Гилберт – чудесный мальчик, я не стала бы искать лучшего мужа для дочери, и он так хорошо дружит с моим мальчиком Генри, они вместе при дворе. Гилберт будет графом Шрусбери, когда не станет моего господина, и приятно думать, что моя дочь унаследует мой титул, станет графиней и будет жить здесь, как я.
– Я бы так хотела, чтобы у меня была дочь, – говорит она. – Я бы назвала ее в честь матери, думаю. Я потеряла своих последних детей. Зачала близнецов, мальчиков, у меня были бы близнецы. Но после последней битвы, когда меня захватили, я потеряла моих мальчиков.
Я ахаю в ужасе.
– Дети Ботвелла?
– Мальчики Ботвелла, – говорит она. – Подумайте, что за мужчины бы из них выросли! Близнецы, сыновья Ботвелла и Марии Стюарт. Англия больше никогда не смогла бы спать спокойно!
Она смеется, но ее голос пресекается.
– Поэтому вы и признали брак с ним? – тихо спрашиваю ее я. – Потому что знали, что носите ребенка?
Она кивает.
– Единственный для меня способ сохранить честь и корону – это сделать хорошую мину при плохой игре, позволить Ботвеллу довести этот брак до конца и отказаться когда-либо обсуждать его с кем-либо.
– Он должен за это умереть, – яростно говорю я. – В Англии мужчин за изнасилование вешают.
– Только если женщина посмеет назвать своего насильника, – сухо отвечает она. – Только если она докажет, что не давала согласия. Только если присяжные поверят слову глупой женщины против здравомыслящего мужчины. Только если присяжные в сердце своем не верят, что любую женщину легко соблазнить и она говорит «нет», имея в виду «да». Даже в Англии слово мужчины ставят выше. Кого заботит, что скажет женщина?
Я протягиваю ей руку. Я ничего не могу с собой поделать. Я родилась бедной девушкой, я знаю, как опасен мир может быть для женщины, которую некому защитить.
– Вы уверены, что сможете сберечь честь и предъявить права на трон? Вы можете вернуться в Шотландию и быть уверенной, что на этот раз вам ничто не угрожает? Вам не станут припоминать этот позор?
– Я королева, – решительно отвечает она. – Я признаю брак с Ботвеллом недействительным и забуду о нем. Я никогда больше не буду о нем говорить ни с кем. Словно его и не было. Я вернусь в Шотландию как королева-помазанница замужем за родовитым дворянином. Это обеспечит мне безопасность, а скандал будет забыт.
– Разве вы можете решить, что будут о вас говорить?
– Я королева, – отвечает она. – Один из талантов королевы – делать так, чтобы люди о тебе хорошо думали. Если я им одарена и если мне повезет, я сделаю так, что и история будет обо мне доброго мнения.