1572 год, март, Чатсуорт: Бесс

Мне велено прийти на встречу с моим господином, его поверенным и управляющим в кабинет, это официальная встреча. Его поверенный и конторщики прибыли из Лондона, а со мной мой управляющий, в качестве советника. Я притворяюсь, что не знаю, о чем пойдет речь; но я знаю, к чему все это. Я ждала этого несколько недель после вынесения Говарду обвинительного приговора и возвращения моего господина домой.

Милорд послужил королеве верно, как никто, но, даже получив желанный приговор, она не вознаградила его. Он может быть Главным судьей королевства, но знатным лордом он только называется. На деле он нищий. У него совсем не осталось денег, не осталось ни единого поля, которое не было бы заложено. Он вернулся из Лондона разоренным и сломленным. Говард приговорен к смерти, и Англия теперь будет принадлежать Сесилу, а милорд не может жить мирно и процветать в Англии Сесила.

По условиям брачного контракта мой господин должен выдавать мне большие суммы денег, когда мои сыновья достигнут совершеннолетия. Генри уже двадцать один, а Чарльзу скоро будет двадцать, и милорд будет должен отдать мне их наследство и выдать деньги на других детей первого апреля, а также выполнить прочие обязательства передо мной. Я знаю, что заплатить он не может. Он страшно далек от этого.

К тому же я ссужала ему деньги, чтобы платить за содержание королевы весь прошлый год, и уже полгода знаю, что он и этого не сможет мне выплатить. Траты на содержание и охрану шотландской королевы стоили ему арендной платы и доходов от его земель, и достаточно денег он не получает. Чтобы рассчитаться с долгами мне, чтобы выполнить брачный договор, ему придется продать землю или предложить мне землю вместо денег, которые он мне задолжал.

Он наконец понял, в каком он положении, когда не смог, как обычно, открыть дом на Рождество. Он понял, что не может и дальше бросать свое состояние к ногам шотландской королевы. Когда я сказала ему, что в сокровищнице ничего не осталось, что во всем Дербишире нам не дают кредита, он, в конце концов, увидел, какой крах готовил себе каждый день в последние три года, о чем я его предупреждала каждый раз, когда мы посылали королеве счет и не получали платы. Я три года каждый день думала о том, что нам делать с этими невыносимыми расходами, каждый день в эти три года мысли терзали меня, словно боль, и так я поняла, чего хочу. Его бедность оказалась для него неожиданной, для меня она – давний враг.

Я не сидела без дела. Что там, я намеренно переводила его долги с кредиторов на себя: обеспечивала его займы своими сбережениями, зная, что он не сможет расплатиться. Зная, чего я хочу. Я знаю, на что соглашусь, и знаю, что сразу отвергну.

Я сижу на стуле с прямой спинкой, сложив руки на коленях, и внимательно слушаю, как поверенный, стоя передо мной, объясняет, что финансовое положение графа сейчас несколько напряженно – не по его вине. Ему пришлось нести во имя службы королеве расходы, которых не выдержал бы ни один лорд. Я склоняю голову, как послушная жена, и слушаю. Мой муж смотрит в окно, словно не может вынести описания своих безрассудств.

Поверенный говорит мне, что ввиду обязательств графа по условиям нашего брачного контракта и позднейших долговых обязательств передо мной, он готов сделать мне предложение. Мой старший управляющий бросает на меня взгляд. Его пугали мои ссуды; я чувствую, что он смотрит на меня с надеждой, но не поднимаю глаз.

Поверенный предлагает, чтобы все земли, которые я принесла милорду в браке, вернулись ко мне. Все земли, подаренные мне моим дорогим супругом Уильямом Сент-Лоу и моим прежним прилежным мужем Уильямом Кавендишем, вернутся ко мне. Взамен я должна простить мужу долги по денежным ссудам и отказаться от обеспечения моих детей, которое он обещал мне в браке. Соглашение, которое мы заключили, вступая в брак, по сути, расторгнуто. Я верну себе свое, а он не будет отвечать ни за меня, ни за моих детей.

Я чуть не плачу от облегчения, но ничего не говорю и ничему не даю отразиться на лице. Я снова получу свое наследство, верну себе состояние, которое нажила с мужьями, знавшими цену деньгам и земле и берегшими их. Вот что я себе верну – себя. Я снова стану женщиной, у которой есть собственность, а женщина, у которой есть собственность, сама отвечает за свою судьбу. Мой дом будет принадлежать мне. Моя земля будет моей. Я сама буду управлять своим состоянием. Я буду независимой женщиной. Я наконец-то снова буду в безопасности. Мой муж может быть дураком и мотом, но его разорение не потянет меня на дно.

– Это очень щедрое предложение, – говорит поверенный, поскольку я не произношу ни слова.

В общем-то, нет, это не щедрое предложение. Оно соблазнительно. Оно придумано, чтобы меня соблазнить; но если я затребую денег, которые мне должен муж, он будет вынужден продать большую часть этих земель, чтобы избавиться от долгов и чтобы я смогла бы купить их по бросовой цене и еще с выгодой. Но, наверное, так не водится между графами и графинями.

– Я согласна, – просто отвечаю я.

– Согласны?

Они ждали, что я стану торговаться. Ждали, что я стану стенать о потерянных деньгах. Что потребую наличных. Все хотят денег, земля никому не нужна. Все в Англии, кроме меня.

– Я согласна, – повторяю я.

Мне удается улыбнуться моему господину, который сидит, надувшись, и наконец-то понимает, во что ему обошлось увлечение шотландской королевой.

– Я бы хотела помочь моему мужу графу в трудное время. Я уверена, что когда королева вернется в Шотландию, она окажет ему милость и возместит все долги.

Я сыплю соль на свежую рану. Королева теперь никогда не вернется в Шотландию с триумфом, и мы все это знаем.

Он слабо улыбается моему оптимизму.

– У вас есть документ, который я должна подписать? – спрашиваю я.

– Я его подготовил, – отвечает поверенный.

Он передает документ мне. Он озаглавлен «Акт о дарении», словно мой муж граф не вынужденно возвращает мне мою собственность. Я не стану к этому придираться, как и к цене земель, которая слишком задрана, и лесов, которые не содержались должным образом. Я бы по многим вопросам могла поспорить, если бы мне не хотелось побыстрее с этим покончить, если бы я так не стремилась снова назвать свои земли своими.

– Вы понимаете, что если подпишете, вам придется самой обеспечивать своих детей?

Поверенный протягивает мне перо, и мне снова приходится сдерживаться, чтобы не засмеяться.

Обеспечивать моих детей! Все, что делал мой муж граф, это обеспечивал шотландскую королеву. Наследство его собственных детей промотано на ее излишества. Слава богу, он больше не будет отвечать ни за меня, ни за моих детей.

– Понимаю, – отвечаю я. – Я сама себя обеспечу, и свою семью тоже, и больше не стану ждать от графа помощи.

Он слышит в этом нотку прощания, поднимает голову и смотрит на меня.

– Ты не права, если ты меня винишь, – с тихим достоинством отвечает он.

«Дурак», – думаю я, но не говорю этого. В последний раз я про себя называю его дураком. Я обещаю себе это, подписывая бумагу. С этого дня, дурак он или мудрец, он не может стоить мне моих земель. Может быть дураком или не быть им, как пожелает, но мне он ущерба больше не нанесет. Я снова взяла свои земли в собственные руки, и я их сберегу. Со своими он может делать, что хочет. Может потерять все из любви к ней, если ему придет такая блажь, но мое он тронуть больше не сможет.

Но он верно услышал в моем голосе окончание всего. Он был моим мужем. Я отдала ему сердце, как добрая жена, я доверила ему наследство своих детей и свое состояние, как подобает доброй жене. Теперь и сердце, и состояние ко мне вернулись в целости и сохранности. Я прощаюсь.