Глава 7

Очередное экстренное (кто бы мог еще несколько месяцев назад подумать, что подобное странное сочетание слов станет вполне привычным) заседание Государственной Думы России началось, как и предыдущие, с вопроса обсуждения ультиматума пришельцев. Экономический кризис, неподготовленность некоторых регионов к зиме, плохой урожай и другие злободневные вопросы остались где-то там, в прошлом, как будто и не было их. Головы у «слуг народа» пухли только из-за одного, тем более что данную ситуацию можно было использовать в своих амбициозных целях. Такое уж это дело — политика. А цели у всех разные, поэтому в зале было шумно, точнее, стоял такой гвалт, будто депутаты находились на одесском Привозе.

— Попрошу тишины, — попытался успокоить зал председатель.

Зал, конечно, не угомонился, но он продолжил:

— Первым сегодня будет выступать господин Свинарев. Прошу вас, Степан Иванович.

Свинарев медленно встал со своего кресла и направился на «лобное место». Шел он, глубоко погруженный в свои невеселые думы. От вчерашней уверенности не осталось и следа, и речь, написанная им с помощью пресс-секретаря, уже не казалась такой убедительной, как накануне ночью. Но выступать было надо — ведь именно от этой речи зависело многое, включая и такую «малость», как продолжение столь хорошо и, казалось бы, безоблачно начатой политической карьеры.

— Уважаемый председатель, уважаемые коллеги! Надеюсь, что у вас хватит терпения дослушать мое выступление до конца, поскольку то, с чем мы столкнулись на данный момент, как ни странно, закономерно. Можно даже сказать, что человечество давно уже к этому шло. Если на миг забыть об ультиматуме и так называемых пришельцах, агрессивность, которую мы, я не побоюсь этого слова, мы все накопили за мировую историю, вышла нам боком. И с этим надо что-то делать. Более чем вероятно, что агрессивность, которая сегодня, как злое наследие, сидит в крови у нас, людей, является результатом внутривидового отбора, влиявшего на наших предков десятки тысяч лет на протяжении всего палеолита. Использование инструментов вывело человека из мастерской естественного отбора, если можно так сказать, в значительной степени недоделанным. Мы унаследовали от пращуров многие худшие инстинкты, которые не только не полезны, а прямо вредны для развития общества разумных существ. После того как человек справился с хищниками, движущим фактором отбора почти исключительно стала война.

Если бесстрастно посмотреть на то, каков человек сегодня — в руках водородная бомба, подарок его собственного разума, а в душе инстинкт агрессивности, наследие человекообразных предков, с которым его рассудок не может совладать, — трудно предсказать ему долгую жизнь. Как раз знание того, что агрессивность является подлинным инстинктом — первичным, направленным на сохранение вида, — позволяет нам понять, насколько она опасна. Главная опасность инстинкта состоит в его спонтанности. Если бы он был лишь реакцией на определенные внешние условия, что предполагают многие социологи и психологи, то положение человечества не являлось бы столь опасным, как в действительности. Тогда можно было бы основательно изучить и исключить факторы, порождающие эту реакцию. Агрессивность же древняя, родовая, если можно так сказать, накопившаяся в нас с течением веков, переполнила чашу терпения, и с этой точки зрения совсем не кажется странным появление пришельцев, которые якобы, я подчеркиваю: якобы пришли подарить нам разумный мир, лишенный этого наследия палеолита.

Зал неодобрительно зароптал, с мест послышалось: «Вон провокатора!», «Предателя к ответу!».

— Господа, прошу дослушать меня до конца, — повысил голос Степан Иванович. — Я еще не сказал ничего такого, что могло бы расцениваться как предательство. Прошу вас только задуматься над тем, что может быть, а чего быть не может. Ведь в любой ситуации есть положительные и отрицательные стороны. Возьмем, к примеру, обычную вакцинацию детей. Когда мама ведет ребенка на прививку, он боится уколов и думает, что ему хотят причинить боль — и все. Он не понимает пользы, которую несет в себе прививка, способная в будущем защитить его от смертельных порой вирусов. А представим, что сердобольная мамаша пойдет на поводу у своего малыша и, удрученная его хныканьем, не поведет ребенка к врачу. Через месяц-другой ребенок заболевает смертельным недугом и погибает. Ему плохо, и уже не боязнь укола, а приступы боли заставляют его страдать. Только сделать ничего нельзя. И когда ребенка не станет, кого будет винить эта мать? Его или себя? Можно, конечно, и ребенка, который не хотел идти на прививку, исходя из того, что это был его выбор, проявление его маленькой свободы.

А то, что его не стало, — что ж, такова судьба. Но как к этой горе-матери отнесется общество, не будет ли она сродни детоубийце? А если усложнить ситуацию и представить, что в будущем из этого малыша вырос бы гениальный ученый, врач, который как раз и спас бы человечество от смертельных болезней? Но нет ничего этого, потому что всего лишь не был своевременно сделан укол, о котором ребенок забыл бы уже через десять минут.

— Объясните свою позицию конкретно, — вмешался председатель, — вы за ультиматум или нет? Красиво говорить мы все умеем, но в этот час от нас требуются конкретные действия и жесткая позиция.

— Позиция моя ясна: я хочу, чтобы россияне жили счастливо. И как раз на данном этапе мы, все мировое сообщество, напоминаем эту мамашу, стоящую перед выбором. От того, каков будет этот выбор, зависит слишком многое, чтобы делать его на основе чистых эмоций. Допускаю, что не прав, но перед своими избирателями я чист — хотя бы потому, что мне чуждо чистоплюйство и я сказал все, что думаю. И еще уверен в одном: при любом положении вещей я лично и вся наша фракция будем радеть только за счастье людей, за их мирное счастливое будущее, и поэтому для нас очевидно, что решение следует принимать умом, а не чувствами! Уж больно велика цена ошибки.

Под гомон солидных людей в пиджаках и галстуках, которые, словно решив подтвердить суть его речи, сейчас скорее напоминали стаю рассерженных павианов, спускался Свинарев с трибуны. Что ж, его помощник по информационной политике на подобное и рассчитывал. Ведь, в сущности, он не предложил ничего, лишь толок воду в ступе, а в зависимости от того, куда качнется общественное мнение, можно было трактовать его выступление по-разному — от принятия ультиматума до его полного отвержения. Это было первое глобальное выступление Свинарева. В целом же их задумывалось три. Второе должно было окончательно сформировать его личное отношение к проблеме, третье же — вывести шашку в дамки. Так и совершается это, пожалуй, самое грязное в мире дело — политика .

Следующим к трибуне буквально прорвался господин Хорев, лидер оппозиционной по отношению к Свинареву фракции, известный своей несдержанностью, а порой и агрессивностью, о которой как раз и говорил предыдущий оратор.

— Посмотрите, что нам предлагает этот подонок, позволяющий называть себя избранником народа! Рассказал сказочку про укольчики и думает, что народ, великий русский народ пойдет на поводу у этих бредней! Агрессия, видите ли, ему не по нраву! А на мой взгляд, как раз агрессивность может спасти нас от пришельцев, та великая народная злоба и стойкость, благодаря которой наш многострадальный народ еще жив. Именно агрессией надо отвечать на агрессию, а не ждать милости от добрых дядей из космоса. А то выходит так, что и Гитлер нес нам великую арийскую культуру, мы же, как та сердобольная мамаша, не рассмотрели в этом вакцину ценой в двадцать миллионов жизней — мелочь какая! Вот из-за таких, как господин Свинарев, в обществе и ходят разговоры о том, что пришли к нам инопланетяне, космические странники, спасти нас, сирых и убогих.

— А что предлагаете вы? — спросил председатель. — Или у нас сегодня все сговорились лишь многозначительно топтаться на одном месте?

— Наша фракция, — ответил Хорев, — предлагает обратиться к пришельцам с ответным ультиматумом, в котором их следует объявить вне закона, и, если они не уберутся восвояси, применить к ним наше секретное оружие. А оно есть, будьте уверены, уж я-то это точно знаю. Это сказать народу можем только мы, потому что одни мы знаем, что делать. Я с полной ответственностью заявляю: мы можем их победить ! Наша сила в единстве, надо договориться со всеми, забыв прошлые разногласия, и одним огромным кулаком раздавить эту инопланетную гниду, чтобы больше никому неповадно было соваться на нашу планету…

— Господин Хорев, заканчивайте, — настоятельно попросил председатель. — Ваши призывы…

— А вы мне рот не затыкайте! Нагрели тут места… Наверное, уже кресла себе в новом коллаборационистском правительстве под задницей у инопланетян присмотрели!

С мест сорвались несколько депутатов и попытались оттащить Хорева от микрофона. Завязалась драка, и это было так обыденно, что люди, смотрящие эту потасовку в теленовостях, одни с восторгом, а другие с грустной улыбкой, еще долго обсуждали, что опять натворил Хорев.

Что ж, у каждого свой метод пиарить себя, любимого.

Американский самолет садился на один из подмосковных военных аэродромов. Это был не обыкновенный пассажирский либо грузовой самолет — американский спецборт специально прилетел в Россию за телом пришельца, которого после долгих переговоров согласились передать американцам для изучения российские военные и генетики. Этот самолет скрывал в своем чреве специалистов из нескольких военно-биологических центров, а также ответный дар России со стороны США — осколки единственного сбитого в воздушном бою над американской территорией корабля пришельцев вместе с данными уже проведенных экспертами исследований. Лидеры России и Америки в ходе секретных переговоров решили, что в результате объединения усилий специалистов, располагающих такими интересными объектами для изучения, у землян может появиться шанс создать средства противостояния пришельцам. Жаль только, что еще не во всех странах мира политики и военные стали думать так же. Большинство полагало, что еще может придерживаться нейтральной позиции или, проще говоря, прятать, как страус, голову в песок, надеясь, что все как-то решится само собой.

А еще немало было и тех, кто откровенно считал, что ультиматум пришельцев надо принять.

После того как спецборт приземлился, к нему сразу же подкатили заправщики, а по открывшейся аппарели спустились на бетон американские ученые и военные, которые сразу же разделились на две группы соответственно своим миссиям. На месте их уже ждали российские специалисты. Тех, кто прибыл вместе с образцами летательного аппарата пришельцев, встретил грузовой вертолет в сопровождении двух Ми-28-МН, двух Ка-50-С и двух Ми-24-М, в трюмах которых сидели бойцы отряда «Тайфун» спецназа ГРУ в полной экипировке с усиленным вооружением, призванные защитить содержимое двух перегруженных с борта американского «Геркулеса» на борт российского грузового вертолета контейнеров в случае, если этому вертолету, не дай бог, в силу каких бы то ни было причин придется приземлиться. Сразу после погрузки «вертушки» взмыли в воздух и взяли курс на летно-испытательный институт (ЛИИ) в Жуковском. А небольшой криогенный саркофаг с телом пришельца и сопровождающих его российских специалистов под охраной двух групп «морских котиков» погрузили на борт американского транспортника. Завершив заправку, он вырулил обратно на взлетную полосу и, взяв короткий разбег, взмыл в небо в сопровождении шести новейших сверхсекретных Су-39-«Сапсан», единственных российских машин, которые также ухитрились сбить летательный аппарат пришельцев. Который, увы, самоуничтожился, да так, что даже и осколков не осталось. Но теперь благодаря программе обмена и русские ученые получили доступ к тем осколкам техники пришельцев, которые удалось получить американским военным.

В спецангаре ЛИИ после доставки туда обломков корабля пришельцев царило оживление. Похожие, по наблюдениям видевших их пилотов, на доисторических птерозавров летательные аппараты пришельцев приоткрыли свои тайны. И, к немалому удивлению американских ученых, в тех частях, которые попали в их руки, было много сходного с проектами так называемых морфинг-самолетов, над которыми уже не первый год работали инженеры и ученые в исследовательских организациях НАСА и военного научно-исследовательского агентства перспективных разработок ДАРПА.

В связи с этим у российских ученых сразу же возник целый ряд вопросов.

— Господа, насколько возможны такие совпадения в ваших разработках и в конструкции инопланетных машин? — поинтересовался профессор Шкаликов, также работавший над морфинг-самолетами, но не добившийся большого успеха. — Мы с коллегами давно пришли к выводу, что жесткие крылья не могут оптимально работать в разных режимах полета. Это уже хорошо всем известно, отсюда, в принципе, и родилась сама идея морфинга — трансформации самолетных крыльев для большего их сходства с живыми, причем в качестве прообраза выступают не только птицы, но и рыбы. Однако материал, который вы нам предоставили, говорит о настоящем прорыве. При этом вы утверждаете, что понятое вами при изучении этих, прямо скажем, немногочисленных обломков позволяет судить о значительном конструктивном сходстве ваших разработок и технических решений, использованных в конструкции аппаратов пришельцев. Правда, материалы, из которых состоит техника пришельцев, намного превосходят те, которые можем создавать мы. Но и в этом направлении, насколько мне известно по заключениям наших специалистов, изучавших материал боевого костюма полученного нашим спецназом пришельца, мы располагаем наработками, которые лет через пять могут позволить получить материалы с похожими свойствами. Что же до собственно конструктивных решений морфинга, то хотелось бы понять, почему вы считаете, что примененные в аппаратах пришельцев подходы близки к тем, которые были разработаны у вас в НАСА.

— Господин Шкаликов, — ответил глава американской делегации профессор Алистер К. Алистер, — мы и сами весьма удивлены подобным совпадениям. Но все же попробую объяснить, на чем основаны эти наши предположения. Позволю себе сделать краткий экскурс в историю развития тех основных направлений, которые были положены в нашу концепцию создания морфинг-аппаратов.

— Конечно. Заодно мы сможем сразу сравнить наш и ваш подходы.

— Хорошо. Итак, началось все с того, что палеонтолог Санкар Чаттерджи из Техасского технического университета и авиационный инженер Джой Темплин из Канадской национальной аэродинамической лаборатории еще в конце ХХ века провели детальное исследование полета птерозавров — подлинных драконов мезозойской эры. В своей работе они впервые постарались самым тщательным образом соединить все известное об анатомии летающих ящеров с новейшими компьютерными моделями обтекания крыла и в результате этих исследований пришли к выводу, что древние ящеры могли бы многому научить современных авиаконструкторов.

— И вы, само собой, не упустили возможности этим воспользоваться, — с некоторым ехидством сказал Шкаликов, которому все-таки было немного обидно, что не он первым догадался провести подобное исследование.

— Само собой, — не растерялся американец. — Оказалось, что эти гигантские драконы, размах крыльев которых зачастую превышал десять метров, были способны на длительный машущий полет с активным набором высоты и максимальной скоростью 15 метров в секунду!

— Но это утверждение расходится с распространенным мнением, что летающие ящеры могли лишь планировать, — удивился русский профессор.

— Вот именно!.. И это навело нас на определенные мысли. Ведь птерозавры могли в значительной степени менять форму крыльев непосредственно во время полета, отклоняя четвертый палец, к которому у этих животных крепился конец крыла-перепонки. Также они могли сильно изменять кривизну поверхности крыла благодаря набору длинных мышечных волокон и сухожилий, составлявших каркас несущей поверхности. При этом крыло птерозавра было чувствительным сенсорным органом, позволявшим ящеру ощущать распределение давления воздуха по всей его поверхности, срыв потоков воздуха и так далее. Синтез этих ощущений осуществлялся через особые каналы внутреннего уха ящера.

— Значит, для вас живым воплощением идеи морфинг-самолета стали птерозавры, — задумчиво сказал один из российских специалистов. — А мы, хоть и знали про такие работы, вот так вот прямо все это воплотить в железе даже и не пытались. Наш подход опирался на совершенствование уже известных конструкций с изменяемой стреловидностью крыла и двигателей с изменяемым вектором тяги в комбинации с принципом, который наглядно демонстрируют мультипликационные роботы-трансформеры.

— Не переживайте, коллега. У нас бионическое направление тоже победило далеко не сразу. И второй конкурирующей концепцией была такая же, как у вас. В принципе она тоже достаточно перспективна, но давайте не будем забывать, что этот подход предусматривает лишь большие по сравнению с уже существующими возможности трансформации крыла в воздухе и активной адаптации аэродинамики машины к условиям полета. В идеале же крылья нового поколения самолетов должны в широких пределах менять любые свои основные геометрические параметры, причем отдельно для каждого крыла и очень быстро. Это и может позволить достичь принципиально иных по сравнению с существующими ныне характеристик маневренности.

Поэтому следующим важным достижением на этом направлении явились исследования по данной теме, выполненные в университете Пенсильвании. Именно там изобрели крылья самолета, которые изменяют форму, как крылья птицы, и покрыты чешуей, как рыба. Правда, построена была весьма ограниченная по своим параметрам настольная модель. Но возглавляющий работу над этим проектом доктор Джордж Лезитр полагал, что именно такой подход позволит создать крылья, способные плавно изменять свою форму в широких пределах. Основа этих крыльев — изменчивая клеточная или сотовая силовая структура, выполняющая роль костей и связок, а также сегментированная чешуйчатая «кожа». Многоугольные ячейки каркаса, расположенные вдоль верхней и нижней поверхностей крыла, могут складываться по-разному, изгибая, таким образом, крылья вверх и вниз. А если их трансформировать согласованно, меняется размах крыла. Впрочем, все это вы сможете увидеть в привезенных нами документах.

— Но, насколько нам известно, до сих пор настоящих прорывов в этой области достигнуто так и не было.

— Ваши разведданные точны. Но ведь бионическое направление возобладало и получило приоритет всего полгода назад, причем во многом благодаря как раз изучению этих самых обломков, которые мы вам сейчас передали. Они послужили зримым доказательством верности именно подобного подхода.

— Ну, это и нам знакомо. Как говорится, нет пророков в своем отечестве, — Шкаликов был весьма доволен тем, что американцы опережают российские разработки всего на полгода. — Но почему же авторы всех этих ваших бионических проектов все-таки не попытались воплотить эти природные патенты в металле?

— Этому есть вполне понятное объяснение, — Алистер явно знал больше, чем говорил, и поэтому был невозмутим. — В идеале целое крыло должны составлять сотни миниатюрных ячеек каркаса со своими осями, приводами и прочим. Насколько действенной окажется такая сложная система? У нас были большие сомнения насчет эффективности именно этого пути развития крыльев летательных аппаратов. Увлекшись полностью гибким, будто живым крылом, пошедшие по этому пути инженеры забыли о том, что чрезмерное усложнение и утяжеление его начинки может в значительной мере нивелировать аэродинамические преимущества морфинг-схемы. Кроме того, были значительные сомнения и относительно того, найдется ли вычислительная система приемлемых для монтажа на самолете размеров, способная управлять подобной машинерией в режиме реального времени при скоростях полета выше хотя бы трех махов. Возможно, поэтому, несмотря на исследования в данном направлении, проведенные разными организациями в течение нескольких лет, мы так и не приступили к созданию полнофункциональной модели морфинг-истребителя или хотя бы беспилотного разведчика. Однако когда к нам попали более-менее крупные обломки «птерозавра» пришельцев и мы произвели их полный анализ, то сразу поняли все свои просчеты и теперь готовы приступить к созданию близких к ним по характеристикам машин — совместно с Россией, конечно же. Поэтому мы здесь.

— Ну что ж, завтра и приступим. А сегодня давайте поужинаем и пойдем отдыхать. Вы же наверняка устали с дороги, — предложил Шкаликов, думая, что чего-то американцы явно недоговаривают и, несмотря на принятые на самом верху решения о сотрудничестве, полностью доверять парням из НАСА и ДАРПА все-таки нельзя.

А сутки спустя американские микробиологи, генетики, медики и физиологи терзали вопросами российских коллег, уже целый месяц изучавших тело пришельца, доставленное теперь в один из сверхсекретных биологических центров Министерства обороны США.

Мигель в очередной раз задумался о том, как ему жить дальше. Клиентов вообще не стало, всем было не до развлечений. Кубинское побережье сделалось настолько пустынным и скучным, что в голову дайв-гида и стафф-инструктора этой части побережья все чаще стали приходить философские мысли, чего раньше за ним не замечалось. Нет, глупым он и до этого не был, но в добрые старые времена до Нашествия, когда клиенты шли косяком, размышлять было попросту некогда.

Теперь же, развалившись в шезлонге с бокалом пива в руках и подставив загорелую мускулистую грудь лучам знойного солнца, Мигель предавался размышлениям. Если бы кто-нибудь сказал дайв-гиду, что уже прямо сегодня его жизнь кардинально изменится, причем ему никогда и в голову не пришло бы, как это случится, он бы не поверил. А пока Мигель лежал и размышлял «о вечном и великом», даже не подозревая, что уже сегодня эти его мысли начнут воплощаться в жизнь. Вот уж действительно, не было бы счастья, да несчастье помогло…

Мигель тем временем задумался о войне — самом большом, на его взгляд, проклятии человечества. Как ни печально, но практически любое государство в своем стремлении к могуществу ведет войны, особенно такие страны, как США. Этих хлебом не корми — дай только повоевать на чужой территории. Вся история человечества в значительной степени является историей войн. И если бы не пришельцы, мир обязательно ввязался бы в очередную всеобщую бойню, первыми жертвами которой стали бы сравнительно слабые государства, такие как Куба. Если уж начнут, то достанется всем, мало не покажется. Потому-то он, Мигель, и не видит в ультиматуме пришельцев ничего предосудительного. Разве войны ведутся в интересах человечества? Нет, это люди существуют для войн. Вопрос о войне есть прежде всего вопрос определения жизненных ценностей и приоритетов. Когда могущество государства и нации объявляется большей ценностью, чем интересы обычных людей, то война, считай, уже объявлена, для нее все подготовлено. А вот если бы не стало ни оружия, ни возможности его производить, то история человечества пошла бы совсем по другому пути. Может быть, Куба стала бы прекраснейшей из стран. Она такой и будет, если пришельцы дадут людям то, что те сами себе никогда бы не обеспечили. Ему плевать на войны, он хочет спокойно жить на своей родине, и чтобы не было ни оружия, ни болезней, ни бедности… Он создаст семью (если, конечно, Хуанита согласится) и будет растить детей, не боясь, что им не найдется места в нынешней сумасшедшей реальности. Ведь находятся такие, кто войну даже воспевает — как благо, как высшую цель. Но «романтика» войны, на которую так падка современная молодежь, — просто гнусная уловка, потому что война, связана с убийством себе подобных, это страшная проза, а никак не поэзия. Красивые мифы о героизме, чести и преданности, возвышающих над обыденностью, создают те, кого и людьми-то назвать трудно. Ну да их, слава богу, не так уж много, и как раз таких пришельцы предлагают, как это было сказано в их обращении, позитивно реморализовать… Вот и славно было бы. Ведь войны враждебны жизни, враждебны простому человеческому счастью. Почему солдаты, те же самые убийцы, только узаконенные официальной властью, пользуются такой популярностью? Почему Хуанита любит Хосе, а не его, Мигеля? Только потому, что он — всего лишь мелкий бизнесмен, а Хосе — лейтенант национальной гвардии, а значит, борец за свободу и справедливость?

Мигель давно и безответно любил Хуаниту, но она то дарила ему надежду, то отнимала ее. И все же стафф-инструктор не переставал мечтать об этой девушке. Лучше бы люди забыли о войне и почаще занимались любовью, именно любовью, а не просто сексом, что толкает их порой на необдуманные поступки. В любой страсти присутствует агрессия, которая поглощает человека, и любовь — не исключение. Вот и он буквально заболел Хуанитой и ничего не может с собой поделать. Если бы любимая была к нему благосклонна, то он бы…

Замечтавшись, Мигель не заметил, что Хуанита приближается к нему, словно бы он научился материализовывать свои желания. Тень девушки упала на него, и Хуанита сказала ему в спину:

— Здравствуй, Мигель.

Дайвер резко вскочил и оказался с любимой лицом к лицу. Он увидел, что глаза ее полны слез.

— Что с тобой? Что случилось?

— Хосе оказался таким ублюдком, что у меня просто нет слов…

Интересно, чем же мог проклятый соперник довести Хуаниту до слез?

— Так что же все-таки случилось? — повторил Мигель и смахнул с ее щеки капельку соленой влаги.

— У тебя в дайв-центре найдется что-нибудь выпить?

— Конечно.

— Тогда давай пойдем туда, и я все тебе расскажу.

— Хорошо, — согласился Мигель, еще не понимая, почему Хуанита пришла именно к нему, еще вчера ею отвергнутому.

В комнате, которую Мигель гордо называл своим кабинетом, он сделал гостье коктейль из текилы, рома и соков. Работы не было, и все помощники находились в бессрочном отпуске, поэтому никто не мог им помешать поговорить по душам. Молодой человек и его обожаемая Хуанита сели рядом на небольшом диванчике. Взяв одной рукой бокал и сделав изрядный глоток, вторую руку девушка словно невзначай положила на колено Мигеля, отчего тот вздрогнул, и начала говорить:

— Я пришла к тебе потому, что не знаю больше никого, с кем могла бы поделиться своим горем. Как тебе известно, в стране вводится чрезвычайное положение. Правительство никак не может определиться, как отнестись к ультиматуму пришельцев, но все больше склоняется к тому, чтобы его принять и тем самым уравнять себя с другими государствами, а заодно получить поддержку инопланетян…

— Не буду врать, я тоже думал об этом, — перебил ее Мигель.

— Как, и ты?..

— Да! Ведь в мире без оружия все было бы намного проще и лучше. Никто бы никого не боялся, а Куба стала бы поистине райской страной, получив энергетические технологии пришельцев, избавившись от болезней, сведя на нет религиозные и расовые конфликты…

— Мигель, — Хуанита убрала руку с его колена, но с дивана не встала, — это ужасная страна, хотя вчера я любила ее всем сердцем, несмотря на сложности нашей жизни. Но то, что мне сегодня сообщил Хосе, меня просто убило.

— Хуанита, расскажи мне все. Я пойму. Ведь ты для меня…

— Мигель, я давно знаю, что ты меня любишь, но давай об этом поговорим чуть позже. А сейчас выслушай меня. Так вот, Хосе, конечно же, под большим секретом, рассказал мне, что наше правительство готовит любопытный проект. В случае принятия нами ультиматума пришельцев возникает опасность вторжения на территорию Кубы коалиции его противников. Прикрываясь борьбой с мировым злом, они уничтожат нашу страну, которая давно им мешает. Поэтому военные разрабатывают программу отражения агрессии. Туда входит, как сказал мне Хосе, и создание комитета солдатских невест.

— Какого комитета? — переспросил Мигель.

— Солдатских невест. Человек, которого я еще вчера боготворила, предложил мне подать пример женщинам нашего города!

— А в чем, собственно, дело? — Мигель ничего не понимал, только видел, что Хуанита напугана и раздосадована.

— А в том, что планируется полная национализация и мобилизация всего , включая и людей! Комитет солдатских или партизанских невест есть не что иное, как национализация женского тела — маленький пунктик в проекте всеобщего безумия.

— Как это?

— А так, что при партизанской войне, другую, мол, мы вести не сможем, каждый, кто воюет за нашу идею, в любом доме сможет рассчитывать на еду, питье и женскую ласку. Отменяется брак, отменяются чувства… Перед любым кубинским солдатом, который явится в мой дом, я должна раздвинуть ноги. Дети же, которые родятся от этого, должны вырасти в новых солдат. То, что они не будут знать, кто их отец, мол, только им на пользу. Они будут детьми всей нации а на самом-то деле — детьми армии, всей той солдатни и офицерья, что оттрахают на досуге их матерей. И Хосе предложил мне возглавить комитет солдатских невест нашего города. Для начала я должна отбросить предрассудки и отдаться по крайней мере трем офицерам, чтобы показать женщинам Кубы, как надо любить героев, — родина это никогда не забудет! Ну а первым будет, конечно же, сам Хосе! Скотина! — девушка в гневе плюнула. В другой раз Мигель вряд ли простил бы плевок на пол своего кабинета даже ей, но сейчас он был буквально раздавлен сообщенной вестью. Все это не укладывалось у него в голове.

— Ничего себе! — только и смог он сказать.

— Ладно, не будем больше о грустном, — Хуанита вдруг улыбнулась. Затем она положила руки ему на плечи и, лукаво глядя в глаза, произнесла: — Мигель, я знаю, что давно тебе нравлюсь. Я решила вступить в комитет, но в другой — назовем его Комитет Любви. Я хочу, пока не наступило это безумие, отдаться чувствам. Не верю больше ни нашему правительству, ни кому бы то ни было, тем более пришельцам. Я убеждена, что близится конец света, но, пока я жива, хочу утопать в чувственности. Предлагаю тебе создать секс-коммуну прямо в твоем дайв-центре. Решать, кто сможет стать ее членом, вольны только мы с тобой. И пусть все будет красиво! А сейчас…

Не договорив, Хуанита страстно впилась в его губы. Ошарашенный Мигель невольно ответил на поцелуй. И когда между ласками его мечта спросила: «Ты согласен?», он ответил: «Да», не особенно задумываясь, — слишком уж много выпало сегодня на его долю новостей и переживаний. А теперь он утопал в объятьях возлюбленной, предвкушая исполнение самых смелых своих желаний…

Потом Мигель лежал рядом с обнаженной Хуанитой на диване. Любимая тихонько посапывала на его могучей груди и была все так же прекрасна. А у него в голове постоянно всплывали одни и те же слова, звуча теперь, как призыв: «Занимайтесь любовью, а не войной!»

Ваха Справедливый, он же Нисар, уроженец Пакистана, имевший в роду вайнахскую кровь, сидел в полном одиночестве, предаваясь тяжелым размышлениям. Совсем недавно, а точнее, три дня назад, на одной из тайных баз боевиков в Саудовской Аравии прошло экстренное заседание основных подразделений исламских фундаменталистов, видеоматериал о котором тайно был доставлен и ему. Это было руководство к действию исламским радикальным полевым командирам во всем мире.

После вчерашнего нападения на одну из автоколонн федеральных войск Нисар потерял много бойцов, посчитав из-за поступившей к нему дезинформации их колонной гуманитарной помощи. Да и оформлена она была соответственно — фуры с красными крестами и продовольственные грузовики…

На самом же деле это была засада. В машинах сидели хорошо вооруженные спецназовцы. Ваха понимал, что вчера потерял намного больше людей, чем его заклятые враги. Еще хорошо, что самому удалось унести ноги… Теперь голова его была занята только одним: вычислить «крота». Ведь если раньше Ваха только предполагал, что в его окружении завелся предатель, то теперь был в этом уверен. И в его интересах было выяснить, кто же этот шакал и сын ишака, сдавший его федералам. Ведь иначе при следующей такой заварушке могло и не повезти.

А тут еще этот пришедший к нему из-за границы материал!.. Надо было глубоко проанализировать все и передать через связных указания полевым командирам на территории Ичкерии. В голове же вертелось лишь одно: «Кто же он, этот гад?» Но надо было выполнять указания лидеров мирового ваххабизма, а то ведь можно остаться и без финансовой поддержки, и без поставок оружия. Этого ему очень не хотелось бы. В очередной раз Ваха вставил диск с видеоматериалом в ноутбук и тупо уставился в монитор. Малозначащие прения своих бородатых собратьев о разных там теологических догматах он неспешным нажатием на клавишу клавиатуры пропустил, остановившись на выступлении основного докладчика, известного всему миру как «террорист номер три», или «одноногий убийца»:

— В сложившейся ситуации было бы глупо не использовать Нашествие как посланный нам Аллахом знак свыше. То, к чему мы стремились, пришельцы сделали за нас. Америка, Россия и вся Европа в полном замешательстве. Они находятся на грани поражения, точнее, они уже практически разгромлены. Нам остается лишь сделать весомый вклад в полное завершение начатого пришельцами дела и принести в мир полный хаос, дабы на обломках цивилизации построить наш праведный, угодный Аллаху мир. Дело за малым: на кого-то надо возложить миссию переговоров с инопланетными гостями и внушить им, что лишь наша великая организация способна подвигнуть мир на принятие их ультиматума. Если все выйдет так, как я планирую, и чужаки согласятся с нашим предложением, то, возможно, мы будем первыми, с кем они поделятся своими технологиями. Но даже просто имея за спиной такую могучую поддержку, мы сможем обратить весь мир в нашу веру . Надо убедить пришельцев, что, исходя из исторического опыта нашей планеты, все лучше делать чужими руками. И для них самыми лучшими руками будем мы, истинные мусульмане. Кто же не согласится принять ультиматум пришельцев и заодно нашу версию ислама, тот будет признан неверным, а всех неверных мы истребим, вырежем их семьи, взорвем их дома, чтобы их мерзкое семя исчезло, будто его никогда и не было. Это богоугодное дело я предлагаю начать безотлагательно. Всем командирам, которые еще в состоянии бороться с кафирами, предлагаю удвоить, а то и утроить свою активность, заставить глав неугодных нам мировых держав отвлечься даже от ультиматума, не давая им покоя ни днем ни ночью. Надо разработать и осуществить такие теракты, чтобы мир ужаснулся тому, что могут сделать наши борцы за веру с их никчемными жизнями. Надо вновь начать бить американских, русских и прочих грязных свиней всеми возможными способами. Во славу Аллаха… Ну и, конечно, нашим борцам надо будет помочь и оружием и прочим.

— Это безумие, — сказал с места известный своей осторожностью Абу Кукнар. — Как можно победить неверных при помощи других неверных? Как можно быть уверенным в том, что после этого наша вера будет оплотом мира, если мы прибегнем к помощи иных ? Где гарантии, что впоследствии они не уничтожат и нас как отработанный и ставший им ненужным материал? Все знают меня как одного из ярых борцов с неверными, но делать это при помощи непонятно кого я считаю ошибочным. И еще, — Абу Кукнар повысил голос и сделал протестующий жест, потому что предыдущий оратор захотел его прервать, — как мы можем предложить им использовать нас в качестве оружия для достижения того, чтобы их ультиматум был принят, если они изначально против тотального насилия — ведь все это время они, безусловно, старались никого не убивать?

— Мой брат Абу, все знают тебя как одного из самых преданных нашей святой идее, но на этот раз ты не прав, — сказал «одноногий убийца». — Пришельцы, эти в прямом смысле слова посланцы неба, тоже ведь применяют на данном этапе свое оружие, чтобы разгромить военные базы ненавистных нам государств. Так какая им разница, кому поручить эту миссию? А в будущем, скажем мы им, когда исламский порядок установится на всей планете, мы сами с радостью откажемся от оружия. Но сказать — не значит сразу же выполнить. Неизвестно, как там получится дальше, но, может, они улетят, оставив именно нас своими наместниками. На все воля Аллаха!.. Верю, что и в эти смутные дни он нас не оставит.

— Я отказываюсь в этом участвовать, — твердо заявил Абу Кукнар. — Согласен удвоить или утроить активность верных мне отрядов, но исключительно по своим соображениям. А становиться оружием неверных из космоса — это не для меня. Я буду всегда и везде бороться со всеми, кто не исповедует мою веру.

И буду делать это до тех пор, пока Аллах не прекратит мои дни и не закроет мои глаза…

Тут Ваха оторвался от компьютера, потому что в штабную палатку зашел его единственный друг, в котором он был уверен на все сто процентов, его правая рука — Руслан Худоев. Очень кстати! У Нисара уже просто мозги закипали от того, что он несколько раз просмотрел. Он всегда уважал и главного оратора, того самого «террориста номер три», но еще больше уважал Абу Кукнара, потому что был с ним знаком лично и финансирование получал именно через него. Поэтому раскол на самом верху движения Ваху никак не радовал. Чтобы принимать решение не одному, он решил поделиться секретной информацией с Худоевым.

Ваха опять запустил видеофайл и уже в который раз просмотрел его, только теперь вместе с другом, после чего спросил у Руслана:

— Ну и что ты думаешь по этому поводу?

— Ты меня знаешь давно, — начал издалека Руслан. — Мы с тобой не в одном бою вместе были, бок о бок бились с неверными. И хотя я обучался в московском университете, ты знаешь, что за нашу веру я готов резать кафиров, даже стоя по колено в крови.

— Руслан, нельзя ли короче? — перебил его командир. — Я знаю твою преданность нашему делу, и я очень устал. Поэтому давай сразу по существу, ладно?

— Хорошо, Нисар. Скажу тебе честно, потому что знаю: ты отнесешься к этому с пониманием, даже если мое мнение не совпадет с твоим. Мне кажется, что прав наш брат Абу. Я не верю тому, что пришельцы поддержат нас, мало того, я опасаюсь, что после того, как они проведут всеобщую реморализацию, нашей веры просто не станет. Ведь мы, как и наши заклятые враги, никогда не согласимся отказаться от оружия. Мы и они — на самом-то деле звенья одной цепи и привыкли управлять, организуя порядок из того хаоса, который перед этим сами же и создали! В этом мы похожи. Вера у нас разная, но вот способы ее демонстрации во многом сходны.

— А что бы предложил именно ты, Руслан? Ведь ты, брат, действительно очень умен. Я университетов не заканчивал, а был лишь обычным трактористом. И оставался бы им и дальше, если бы такой же умный, как ты, Мовлади Удугов не растолковал мне и таким, как я, всю важность дудаевских преобразований.

— Ваха… Нисар, — робко начал Худоев, сомневаясь в положительной реакции командира на то, что собирался сказать, — то, что ты услышишь сейчас, возможно, тебе очень не понравится и ты даже захочешь казнить меня как неверного. Но я все же скажу. Скажу только тебе, потому что ты друг мне и брат.

— О чем ты? — Нисар даже вытянулся на стуле.

— Я очень много думал о том, что нас ждет. Нас давят со всех сторон. Финансирование стало очень плохим, а русские свиньи все чаще захватывают и уничтожают наши караваны. Людей остается все меньше, многие лишились крова и семей, и все они устали. Нет, конечно, мы готовы стоять до последнего, но разве это выход? Разве за это мы боролись… боремся? Да еще эти пришельцы… Когда они разобьют регулярные войска всех государств, то не уверен, что не возьмутся за нас. Аллах милостив, и все в его воле, но мне кажется, что в некоторых ситуациях можно и даже нужно пойти на некоторый компромисс, чтобы попросту попытаться выжить… для последующей борьбы, само собой.

— Говори! — голос Нисара стал стальным. Он почувствовал, к чему ведет Руслан.

— Ваха, — голос Худоева стал уже не таким уверенным, — я не знаю, что решат наши зарубежные друзья. Мне кажется, что при правильной расстановке сил и определенной дипломатии мы сможем воспользоваться моментом и, повторяю, только во имя последующей борьбы с неверными договориться с федералами и объединить усилия для борьбы с инопланетными захватчиками. Им вовсе не помешают дополнительные силы, а при нашем опыте партизанской войны мы будем просто незаменимы. Я думаю, что во время этого полезного для них объединения они не станут применять по отношению к нам никаких репрессивных мер. Они могут даже согласиться на амнистию. Что же до нас, то, как говорится, знакомый черт лучше незнакомого. И если воевать против федералов мы научились, то я совсем не уверен, что мы сможем противостоять пришельцам.

— Что ты говоришь! — Ваха взорвался. — Если бы ты не был моим боевым товарищем, моим братом, я бы подумал, что ты продался федералам, и прямо здесь сам зарезал бы тебя, как барана! А сейчас убирайся и, пока не одумаешься, не попадайся мне на глаза, а то могу и не сдержаться!

Худоев поспешно удалился. То, что Нисар оставил его в живых, было большим подвигом со стороны Вахи. Тот и за меньшую «ересь» карал без размышлений, за это его и прозвали Справедливый, а тут такое… Удалившись в глубь леса, Руслан закурил и в очередной раз задумался о своем сыне, который был теперь неизвестно где. И стало ему грустно.

Ваха же по прозвищу Справедливый, пребывая в еще большем, чем до прихода Худоева, расстройстве чувств (помог, называется, ишачий сын! а он его еще братом своим считал!), включил радио и стал слушать новости. Но все эти сообщения совсем не радовали, и Вахе кругом мерещились предатели.

«…Между тем правительства многих стран стали все больше убеждаться в целесообразности объединения усилий в противостоянии той проблеме, которая буквально свалилась на них с неба. Только некоторые страны Латинской Америки и Африки по-прежнему воспринимают пришельцев как карающий меч для толстосумов, хотя даже там находятся здравомыслящие люди, не согласные с подобным подходом.

Правительства же и ученые мировых держав по разные стороны океана — России, стран объединенной Европы, США, Индии и Китая — пришли к выводу, что, работая порознь, с возникшей угрозой не справятся никогда. В доказательство же своих благих намерений созданные при главах ведущих государств оперативные кризисные центры обменялись информацией о полученных в ходе разного рода спецопераций и во время первых столкновений с пришельцами частях вооружений и боевой техники пришельцев.

Более того, Россия после скрупулезного изучения в своих научных центрах захваченного в ходе одной из спецопераций трупа пришельца передала его для исследования американцам, а те, в свою очередь, передали российским специалистам свои наработки по части анализа конструктивных особенностей летательных аппаратов захватчиков. Немаловажным явилось и то, что, кроме России, Америка передала эти наработки еще нескольким странам — абсолютно безвозмездно. Такого в истории пока не было, и это заставило многие умы в который уже раз задуматься над тем, почему по-настоящему сотрудничать людей заставляют только общие неприятности.

Теперь о других событиях. Сегодня на территории Пакистана был найден труп предводителя одной из близких к “Аль-Каиде” исламских фундаменталистских группировок “Карающий Джихад” Абу Кукнара. Точное место обнаружения трупа не сообщается в интересах начатого спецслужбами Пакистана расследования. Имеются разнообразные версии его гибели. Основных две: удачная операция американских спецслужб либо результат разборок с руководителями других организаций подобного толка.

Теперь о погоде…»

Майор Леонов выключил радио и сказал Платову:

— Еще одним уродом стало меньше.

— Да уж, хорошо бы, если б и с Нисаром такое случилось…

— Ничего, и Нисару глаз на жопу натянем. Жаль, конечно, что вчера не получилось, но при такой работе разведки мы очень скоро до него доберемся. После вчерашнего он еще долго не сможет очухаться. А раз…м Нисара и прочих ваххабитов долбаных — возьмемся и за инопланетян. Ведь и они не такие крутые, как кажется. А что до Нисара, то мне одно непонятно: как это наша разведка так лихо на сей раз сработала?

— Мне кажется, — вмешался лейтенант, — что у него прямо под боком есть теперь их человек. Может, вы чего слышали в штабе там или от знакомых?

— Ага, разбежался! Если уж такого «крота» внедрили к самому Вахе Справедливому, чтоб он сдох побыстрее, то будут помалкивать в тряпочку. Это же сверхсекретная информация! И если у нас на базе вообще о ней знают, то, небось, два-три человека, включая начальника разведотдела. А тебе зачем? Ой, смотри, попадешь ты со своим неуемным любопытством на контроль к вэкаэровцам — мало не покажется!

— Да я просто спросил, — сделал невинное лицо Платов.

— Вот мне бы еще нашу крысу вычислить, а то все так же кто-то у нас этому уроду Нисару стучит!

— Ну уж это никуда…

— Жаль, что ты, лейтенант, вчера в операции не поучаствовал.

— Да черт меня дернул с этими головорезами из спецгруппы, которая прилетела позавчера из Москвы, в рукопашке тягаться. Сущие звери! А то интересно было бы увидеть, как Вахе задницу надрали. И впрямь удивительно, как это разведка так лихо сработала.

Не знали ни Платов, ни Леонов, что методом «захват заложника» могут пользоваться не только те, с кем они воевали, и что в целях обеспечения эффективности действий в ситуации, осложненной наличием пришельцев, многие писаные и неписаные правила были пересмотрены, порой радикально. Теперь и ГРУ, и ФСБ получили приказ действовать по обстановке, а значит, и близкие родственники противника могли стать заложниками.

Вадим мчался на экстренный слет байкеров за городом. События, происходящие в мире, всколыхнули до глубины души и эту часть населения. «Харлей» чувствовал себя уверенно, так как по совету друга Вадим все же купил новые свечи. Правда, самого приятеля, который обещал ему их достать, он так и не нашел, так что пришлось покупать самому, и жадничать в этой ситуации не было никакого смысла. Еще бы, ведь уже завтра всего этого может не быть — ни денег, ни свечей, ничего…

На поляне, где частенько собирались байкеры со всего города, было около ста мотоциклов, которые стояли кругом, оставив место в центре для оратора. Так было всегда, так было и сейчас. Хром и никель сияли на солнце, создавая изумительную световую фантасмагорию, а запах паров бензина мог вызвать у непривычного человека легкую токсическую эйфорию. Но таких здесь не было. Множество людей в коже и с татуировками либо сидели на своих «верных конях», либо располагались подле них. Одни курили, другие пили пиво, третьи миловались со своими подругами, большинство же просто беседовали. Они были в своей среде, но все же в горячем летнем воздухе ощущались нервозность и растерянность.

Когда почти все собрались (понятное дело, все никогда собраться не могут), в центр круга вышел Демиург, глава этого мотоциклетного сообщества, в миру Дмитрий Ургант.

— Братья мои, — начал он, — в этот хреновый час собрал я вас, чтобы решить, что делать будем мы, баранами ли послушными станем внимать мировым правительствам либо свое что-нибудь замутим?

По толпе пронесся шумок, в котором можно было разобрать «А что мы можем?», «Хрен козлам», «Давай, Демиург» и тому подобное. Громко же, так, что его услышали все, высказался, не вставая со своего «Харлея», только Вадим, в байкерской среде — Стрелок:

— А что ты предлагаешь? Мы хоть ребята и крутые, и, сам знаешь, среди нас разные люди есть, со связями и деньгами, да при этом еще и с характером, но, как говорится, где поп, а где приход… А с пришельцами бороться — это не с ментами разбираться. Так что, если есть план, говори конкретно.

— Стрелок, Череп, Балу, Ворон, — продолжал Дмитрий, переводя глаза с одного из названных на другого, — не один год колесим мы по дорогам нашей многострадальной эрэфии, а порой и за ее пределами, и все для чего? Для того чтобы «фридом» был нам дом, а отстой жизни был лишь пылью под нашими подошвами. Правильно?!

— Пра-а-а-вильно! — загудела толпа.

— Но долго ли нам осталось жить при таких раскладах? — встревоженно произнес Демиург. — В мире творится непонятная фигня, и если каждый будет сидеть и наблюдать эту историю со стороны, то сам скоро станет историей, о которой завтра все забудут. Я так не хочу.

— И мы не хотим, — громко сказал Вадим, — но что ты предлагаешь конкретно?

— А предлагаю я, челы, взять ситуацию под свои колеса и, пока не наступил нам трындец, садиться и пылить в места скрытые, организовать там свою коммуну и строить свое сообщество. Надо только связаться с братвой нашей, а может, и из Европы кого подтянуть, чтобы выбрать это место…

— И как ты себе это представляешь? — поинтересовался Стрелок, которому совсем не хотелось уезжать куда-то далеко и бросать свой бизнес.

— А будет это так, — не смутился Дмитрий и сообщил свой план, над которым думал уже не один день.

Ленька один играл во дворе, когда к нему подошел паренек примерно его лет, но выглядевший каким-то слишком уж серьезным и не по годам взрослым. Одет он был в грязные футболку и шорты, на ногах — стоптанные сандалии размера на два больше, чем нужно, — обыкновенный беспризорник, которых так много появилось в последнее время на бескрайних просторах России. Дети, выброшенные за борт жизни, не были нужны ни родителям, ни государству.

— Привет, пацан, — уверенно поздоровался подошедший. — Тебя как звать?

— Ленькой.

— А меня Стас зовут. Закурить есть?

— Я не курю. И никогда не буду, это вредно для здоровья.

У меня даже папа не курит.

— Да прогон все это, — Стас кашлянул и сплюнул на асфальт, — я уже два года курю — и хоть бы хны.

— Ну и зря, — сказал зачем-то Ленька и решил пойти домой. Ему было неприятно общаться с оборванцем по имени Стас.

— За базаром следи, — повысил голос беспризорник и схватил «обидчика» за рукав футболки.

— Отпусти, а то схлопочешь!

— Щас сам огребешь!

— Тебе что, заняться нечем? — сказал уже не так зло Ленька.

— Нечем, — ответил Стас и неожиданно отпустил рукав. — А вообще я есть хочу.

— Так бы и сказал, а то прилип, понимаешь, к людям, занятым делом.

— И каким это таким важным делом ты занят? Какие у тебя проблемы? Накормлен, одет, обут, папа с мамой, небось, тебя любят. То ли дело я: живу в подвале, нас там одиннадцать человек, и каждый день — драка на выживание.

— Как это? — заинтересовался Ленька.

— Да так, — нехотя отвечал Стас, — почти весь день ищу жратву, сигареты и клей — это моя обязанность.

— Странные какие-то у тебя обязанности. Тут такое творится, а тебе все, видать, по барабану.

— А что такого творится? Вроде все, как всегда.

— Ты хоть про Нашествие слыхал? Или к вам в подвал подобные новости не доходят?

— Опять начинаешь? Не выпендривайся. Про все я слыхал. Мне от этого ни тепло, ни холодно. А вот вчера дядьки какие-то на магазин напали, а их менты спалили. Они бежать, менты за ними. Выбросили ящик, который спи…ли. В нем водка оказалась. Менты-то, дураки, никого около ящика не поставили, так погоней увлеклись, а мы с пацанами его к себе в подвал по-быстрому притаранили. Половину на закусь продали, половину сами выпили, так ништяково было! Но это вчера, а теперь башка болит и жрать охота.

— Поесть-то я тебе вынесу. Только что ты делать будешь, когда к тебе в подвал придут эти? — Ленька ткнул пальцем в небо.

— Правда вынесешь? — оживился Стас, пропустив последние слова мимо ушей.

— А это от твоего ответа зависеть будет.

— Ты о чем?

— Об инопланетянах. Если они в твой подвал придут, что делать будешь?

— Ясное дело, мочить козлов. Я свой подвал никому не уступлю. Вон на той неделе заводские приходили, так мы их так отметелили — мама, не горюй. Ну а ты что делать будешь? — последовал вполне резонный вопрос.

— Да то же, что и ты. Надо только, чтобы все вместе держались. Дети, взрослые — все . Вам даже можно с этими, как ты там сказал, с заводскими, объединиться, чтобы народу больше было.

— Да ты гонишь, чувак! Я этих уродов ненавижу.

— Ну и зря, — расстроился маленький политик. — Пойми ты одно: пришельцы прилетели сюда свои порядки устанавливать, нам всем, землянам, приказывать будут, как жить! И им все равно, заводские или подвальские, на это не посмотрят, поймают всех и мозги прочистят!

— Так ты мне пожрать вынесешь? — Стас опять перевел разговор на то, что его сейчас интересовало больше всего.

— Пообещал — значит вынесу! Только и ты мне пообещай, что если мой дом разнесут, то ты меня с родителями приютишь в своем подвале.

— Говно вопрос, неси быстрее.

— Смотри, ты мне обещал, — вполне серьезно сказал Ленька и побежал в подъезд.

Минут через десять он вынес бутерброды с колбасой и полуторалитровую бутылку лимонада (мама дала и даже обрадовалась, что у нее растет такой отзывчивый сын). Когда он передал все это Стасу, тот сразу же умял два «бутера», а остальные спрятал в целлофановый пакет, который достал из кармана шорт. Потом, еще жуя, сказал:

— Реальный ты пацан, Ленька, побольше бы таких. А это я брату своему старшему отнесу, — он показал на пакет, — он тоже голодный. Если будет трудно, давай к нам. Вообще-то правильно ты кумекаешь: чем больше народу, тем легче отстоять свой дом, будь он хоть подвалом, хоть квартирой.

— Ты тоже ничего, — улыбнулся «домашний мальчик». — А ведь вначале-то мы чуть не подрались. Значит, можно договориться, если захотеть. Жаль, у взрослых все сложнее, вечно заморочки какие-то, кто круче да кто умнее. Вот только кому какое дело будет до этого, когда пришельцы всех одинаково построят и мозги по-ихнему вправят!

— Ну, пока, — попрощался Стас и, пожав на прощание руку Леньки, пошел наискосок через двор и вскоре скрылся за углом.

Глядя ему в спину, Леня понял, что сегодня в его жизни что-то изменилось. Он впервые обошелся в сложной ситуации без рукоприкладства, и это дало ему нового друга, который, в это Леня искренне верил, сможет в будущем, если, не дай бог, случится самое ужасное, помочь ему и его родителям. И главное, это было совсем не трудно! Новый знакомый уже не казался ему никчемным оборванцем — он был таким же мальчишкой, которому просто не повезло в жизни. Но Стас был человеком, а значит, с ним можно найти общий язык.

Жаль только, что в мире взрослых правят совершенно другие законы. И от этого порой так грустно…