ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Злоключения Питера. — Расторжение договора. — Корнелис и Питер хотели бы унести ноги. — Стрельба из лука. — Тропический ливень. — Баримы успокоились. — Жозеф видит ручей, в котором кипит молоко. — Взрыв в шахте — Сэм Смит. — Землетрясение?
Питера бесила медлительность, с которой двигался его плот. Но вот бур убедился, что вся его охота за фургоном была потерянным временем, как если бы он гонялся за тенью: Александр пустил фургон по течению. Тут Питер пришел в неподдельное отчаяние.
Подняться на плоту обратно вверх по Замбези, да еще в таком месте, где из-за близости водопада течение в десять раз более стремительно, было долом нелегким.
Так что Питер был не только разъярен неудачей — он уже беспокоился за весь конечный исход возложенного на него дела.
Он как будто и не замечал, что люди Каймана изнурены долгими странствованиями по воде и по суше, и все время подбадривал их крепкими словами, не скупясь также и на тумаки для тех, кто недостаточно хороню понимал слова.
Ему удалось обойти водовороты, островки и подводные скалы, и вот он вошел в спокойные воды. Именно тогда, то есть после того, как он потерял три часа на охоту за пустым фургоном и на возвращение к своей исходной точке, Питер заметил флотилию батоков, которая, сильно налегая на весла, шла как будто туда же, куда и он.
Питер не сомневался, что там находятся те самые европейцы, которые ушли от него, пустив фургон по течению. Но он и помышлять не мог о том, чтобы на них напасть, когда их охраняли воины Магопо, рядом с которыми его грабители имели довольно жалкий вид.
Опять ему пришлось отступить, и весьма поспешно, пока его не заметили батоки: они обошлись бы с его шайкой не слишком дружелюбно.
Питер трясся от бешенства, но все же отдал команду повернуть другим бортом. На сей раз ему не пришлось прибегнуть к обычным своим мерам поощрения: его люди были и сами достаточно напуганы появлением батоков. Питер благополучно добрался до берега, но никакими силами не удалось ему удержать при себе люден: они пустились врассыпную, едва почувствовали под ногами твердую почву.
Питера одновременно охватило и бешенство и уныние, и он решил вернуться туда, где оставил Корнелиса и Сэма Смита. Питер не знал, что произошло за это время со Смитом, и хотел с ним посоветоваться.
Он поднялся на холм, все время думая о том, как бы отомстить европейцам. У него даже созрел план.
Тогда-то и разыгрались события, которые мы описали в предыдущей главе. Они завершились тем, что холм был занят батоками, а их вождь отправился на Садовый Остров.
Когда Питер увидел, что из скалы бьет густой дым, его тоже охватил суеверный ужас. Белый дикарь был достаточно закален, чтобы не бояться опасностей физических, но дрожал, как дитя, столкнувшись с явлением, причины которого были ему непонятны, а последствия могли быть ужасны.
Корнелиса он нашел скоро. Того тоже обуял сумасшедший страх, и он не решался покинуть свое место, защищенное эвфорбиями, алоэ и гигантскими кактусами.
— Ах, вот и вы! Это хорошо! — сказал Корнелис.
— Пусть меня задушит чума, если я не радуюсь, видя вас!
— Где вас черти носили?
— А вы-то сами что поделываете? Вы небось укрылись здесь, как леопард в засаде, а за мной гонятся по пятам все чернокожие демоны, какие только живут на берегах Замбези! Где мастер Смит?
— Это мне известно не лучше, чем вам, — угрюмо ответил Корнелис. — Вот уже несколько часов, как он ушел за провизией, и я не знаю, куда он девался.
— Мне кажется, дело серьезно, Корнелис!
— Очень серьезно, Питер!
— Все осложняется и осложняется. Я не знаю, что и думать.
— С тех пор как нет Клааса, некому за нас думать и все идет из рук вон плохо.
— Пожалуй, мы напрасно враждовали с Клаасом и бросили его. В конце концов, он наш брат и всегда умел помочь добрым советом.
— Советом и делом.
— Загадочное исчезновение мастера Смита тревожит меня больше, чем что бы то ни было на свете. Вы так-таки ничего о нем не знаете?
— Ничего ровно.
— В какую сторону он пошел?
— Не знаю. Могу сказать только одно: он не спустился в долину. По-моему, он не ушел с холма, на котором мы находимся.
— Уж не оступился ли он и не упал ли в пропасть?
— Понятия не имею. Но вот что меня беспокоит: вскоре после того, как он исчез, показался столб дыма. Он бьет прямо из-под земли.
— Скажу вам по чистой совести, все это мне не нравится. Мне просто-напросто страшно.
— Мне тоже. У меня земля горит под ногами Этот дым нагоняет на меня ужас. И от одиночества у меня тяжело на сердце. Уйдем отсюда.
— Правильно! Уйдем отсюда! Наше соглашение с мастером Смитом считается расторгнутым, потому что мастер Смит исчез. Нечего нам здесь торчать.
— Как говорится, что отложено, то не потеряно. И мы скоро снова возьмемся за поиски клада.
— Гром и молния!
— В чем дело?
— Нам и уйти некуда: мы окружены!
— Окружены?
— А вы поглядите на чернокожих! Они потрясают копьями и идут на приступ!
— Э, да, в конце концов, это всего лишь негры. С ними мы управимся!.. Смотрите, какая черная туча поднимается! Сейчас разразится гроза, и мы сможем прорваться сквозь их ряды.
— Это вы правильно сказали. Пусть подойдут поближе. Тогда мы откроем огонь.
Оба негодяя приготовили оружие и укрылись в зарослях.
Африканские воины приближались. Гроза разразилась со всей яростью, и как раз эту минуту Питер счел подходящей, чтобы разрядить свое ружье в одного из батоков.
Однако воины не только не испугались, когда пал их товарищ, но стали кричать еще более яростно. Мгновенно кто-то другой занял место сраженного. Понимая, что за первым выстрелом могут последовать другие, батоки мгновенно изменили тактику: они бросились на землю, распластались на ней и поползли вперед.
Затем, видимо повинуясь команде, они все, как один, с четкостью движений, которой могли бы позавидовать наши самые отборные европейские войска, схватили свои луки, вырвали из колчанов отравленные стрелы — и на то место, где сверкнул огонь, предшествовавший раскату выстрела, посыпался град стрел.
Буры имели в виду прорваться бегом сквозь ряды батоков, но теперь, внезапно услышав, как пронзительно свистят на лету посланцы смерти, они остановились.
— Клянусь всеми чертями, Питер, вы совершили неосторожность! Смотрите, как ловко они стреляют, эти черти, несмотря на темноту. Наш куст утыкан стрелами, как дикобраз колючками. Чуть-чуть в меня не попало.
— Но что нам делать, тысяча молний! Я ума не приложу!
— Пойдем туда, откуда вырывается это красноватое пламя!
— Да подумали ли вы, что говорите?
— Так хорошо подумал, что сейчас же туда отправляюсь. Оставайтесь, если хотите, чтобы вас нашпиговали отравленными стрелами. Что касается меня, то я предпочитаю немного прожариться, чем погибнуть мучительной смертью от нгуа.
— Вы правы, Корнелис. Тем более что начинается ливень. Он нам поможет незаметно пробраться к реке. А там, кто его знает, быть может, мы сумеем выскользнуть из этой ловушки.
То, что бур называл ливнем, было самым настоящим потопом.
Трудно составить себе представление о количестве воды, которое обрушилось на базальтовые скалы.
Это был водяной смерч. Он оглушительно ревел, ломал деревья, уносил камни и мгновенно все затопил.
Батоки цеплялись за что только было возможно, но не отступали, а европейцы забились в укрытие, прижались друг к дружке и этим спасались от ливня, который мало в чем уступал самому водопаду.
К счастью, длительность таких приступов безумства обычно бывает у природы обратно пропорциональна их ярости.
Все кончилось в каких-нибудь четверть часа.
Перестал греметь гром, молнии больше не прорезали небо, грозовая туча сразу потеряла свою мрачную плотность. понемногу стал пробиваться бледный свет, прекратился дождь.
Последний порыв ветра разорвал темную тучу и унес ее на запад; он пригнул столбы испарений, державшиеся над водопадом, но вскоре они выпрямились и вновь обрели свою величественную неподвижность.
И тогда показалось солнце. Оно сняло ярче, чем когда бы то ни было; небесная лазурь была чиста, гроза промыла ее и придала ей чудесную прозрачность.
Европейцы и африканцы были в одинаковой мере потрясены быстротой этого преображения и не смогли сдержать крики радости и восторга.
Все взгляды были обращены туда, где только что краснело изрыгаемое землей загадочное пламя.
Его больше не было.
Не было ни огня, ни дыма. Скала приняла обычный вид.
Если бы вода не стекала с холма тонкими ручейками, если бы алоэ, эвфорбии и кактусы не приобрели необычную свежесть, нельзя было бы и догадаться о том, что здесь произошло.
Не осталось также ничего от загадочного явления, которое так встревожило племена, живущие на берегах великой африканской реки.
Баримы угомонились, и все обошлось без того, чтобы Мози-оа-Тунья поглотила их последних потомков. Как мы уже сказали, смерч пригнул Столбы богов к земле. Тогда благодаря необычайной прозрачности воздуха стал отчетливо виден Садовый Остров.
На выступе подводной скалы, побелевшем в результате многовекового действия вод, стояли три черные фигуры. Они стояли гордо, неподвижно, издали похожие на три огромных восклицательных знака.
Это были Магопо, Гэн и Хорс.
Батокам больше незачем было продолжать разведку: перестала существовать причина, делавшая ее необходимой.
Доблестные черные воины обнимались, даже прыгали от радости и приготовились спуститься со своей возвышенности, чтобы торжественно выйти навстречу вождю и обоим молодым людям.
Европейцы промокли до костей, по их приободрило благотворное солнце. Они решили присоединиться к батокам и покинуть скалу, которая едва не стала местом их гибели.
Один лишь Жозеф был чем-то озабочен.
— Карай, месье Альбер! Я согласен уйти отсюда, но мне бы хотелось раньше узнать две вещи.
— Какие?
— Куда девался тот бедный негр, которого застрелили.
— Застрелили? Тебе, должно быть, приснилось.
— Нет! Я видел и слышал. Я ведь был снаружи, когда вы находились в укрытии.
— Ладно, не будем спорить. Допустим, кто-то выстрелил и один человек упал.
— Так вот, я хотел бы знать, куда он девался, этот человек. Похоже, что товарищи заботятся о нем не больше, чем о всемирной выставке. И еще хотел бы я знать, кто стрелял.
— Вот это правильно! Если только ты не ошибся, то этот загадочный стрелок должен находиться где-нибудь недалеко отсюда.
— Вот и я говорю. Так что, если вы разрешите, я взберусь на выступ, под которым вы укрывались от дождя, и постараюсь осмотреть окрестности.
— Только будь осторожен.
— Ладно. Уж как-нибудь…
Каталонец все сделал быстро и ловко. Он взобрался, осмотрелся, — все это отняло едва несколько минут. Но, спустившись, он усердно чесал у себя в затылке, а это всегда бывало у него признаком большого волнения.
— Что вы видели? — спросил его Александр.
— Сейчас объясню. Или, скорей, не объясню, потому что и сам ни черта не понимаю. Я вам просто расскажу, что я видел.
— Боже, какой болтун! — воскликнул Альбер, — Говори толком, не тяни!
— Дай ему по крайней мере начать, — благодушно посоветовал Александр.
— Значит, дело вот какое, — продолжал Жозеф. — Представьте себе, что слева направо, если идти от расселины, то есть прямо по течению, черная скала перерезана длинной белой полосой. Она имеет метра четыре в ширину и метров триста — четыреста в длину, вправо от нас.
— Очень хорошо. Пока все ясно. Должно быть, через базальт проходит известняковая жила. Это бывает.
— Так. Я вам верю, потому что вы знаете все на свете и еще многое другое, — продолжал Жозеф. — Но когда я вам опишу, какой вид она имеет, эта белая полоса, вы тоже скажете, что дело странное. Она лежит на дне неглубокого овражка, так что вся вода, которая стекла с холма во время грозы, собралась в этом овражке и заполнила его. Но ведь вот что непонятно: вода-то поболела и кипит так, что от нее пар идет… Похоже, как если бы в речке варился молочный суп. А где печь? Где огонь, на котором варится эта кастрюля? Не видно. Вот и все. Если хотите убедиться, полезайте наверх. Это ничего не стоит.
— Право же, полезу. Для очистки совести! — воскликнул Александр, которого живо заинтересовало это, по-видимому правдивое описание еще одного непонятного явления при роды.
Он уже был готов взобраться на площадку, когда на правом берегу Замбези раздался глухой взрыв. Густой белый дым вырвался из щели, которая внезапно образовалась в скале, и вместе с дымом — град обломков.
Все видевшие это странное явление замерли, хотя находились достаточно далеко и никакая опасность им не грозила.
— Похоже на взрыв в шахте. И но иначе! — заметил Жозеф, первым нарушивший молчание.
— Этого быть не может! — воскликнул Альбер.
Дым рассеялся.
— А вот и шахтеры! — воскликнул Жозеф, увидев, что из щели, образовавшейся в результате взрыва, вылезает оборванный, весь в лохмотьях, весь измазанный грязью человек. Двое других появились неизвестно откуда и бежали как очумелые.
Александр и Альбер сразу узнали этих неожиданно и столь странным образом появившихся незнакомцев и оба одновременно воскликнули:
— Сэм Смит!
— Буры!..
Тут прибежали батоки. Они тоже услышали взрыв и по спешили к европейцам, готовые помочь им, оградить их от новой опасности.
Вот они построились в грозную линию, ощерившуюся копьями, и стали недалеко от того места, где, по живописному выражению Жозефа, известняк кипел, как молочный суп.
Сэм Смит осмотрелся, увидел обоих буров и резко окликнул их.
Буры тотчас остановились и как будто вступили с ним в беседу.
Тем временем Александр позвал адъютанта Магопо и стал советоваться, как бы схватить всех троих негодяев.
Внезапно оглушительный треск покрыл гул водопада.
Затем произошел второй толчок, похожий на землетрясение и тогда закачался весь холм.
Французы и батоки едва удержались на ногах. Им даже пришлось сесть на землю, чтобы не упасть.
Затем на протяжении нескольких секунд последовали один за другим еще несколько сильных толчков. Они сопровождались беспрерывным грохотом.
Всем — и французам и африканцам — казалось, что земля уходит у них из-под ног и что они летят в бездну.
Это было чистейшей правдой.
Вся та часть холма, которая сжимала реку справа, медленно скользила, отрываясь от твердой земли.
