ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Радость человека, потерявшего двадцать тысяч франков золотом. — Жозеф становится сапером поневоле. — Белый в рабстве у чернокожих. — «Хижина дяди Тома» навыворот. — Что думает парижанин, когда на него надета колодка раба. — Опасность поджога. — Пролом. — Стена обрушилась. — Военная хитрость. — Какую пользу может принести беглецам кусок горящей пакли, если его сунуть лошади в ухо. — Александр и его двойник. — Опять Сэм Смит.
— Триста тысяч франков? — воскликнул Жозеф подскакивая. — Что ж вы с ними сделаете?
— Я? Ровно ничего. Эти драгоценные булыжники нужны мне, как паралитику ходули.
— Уж не нашел ли ты сокровище кафрских королей?
— А что ты думаешь? Вполне возможно.
— Вот здорово! — заметил Жозеф. — Вы потеряли двадцать тысяч, — вот вам возмещение.
— Двадцать тысяч? С чего вы взяли?
— Я не взял, это у меня взяли…
— Ах, вот что?! Это те деньги, которые я получил в Нельсонс-Фонтейне за свой участок? Бедный Жозеф! Я не однажды раскаивался, вспоминая, что взвалил на вас эту лишнюю тяжесть. Очень рад, что какой-то добрый малый освободил вас от ноши…
— Доврый малый? Да я этому мерзабцу… Смешно подумать…
— Что кажется вам таким смешным? Наше положение?
— Я не о том! Но этот мерзабец, который меня овборобал, чертобски похож на бас. Ну как дбе капли боды. Уж бы избините меня, месье Александр!
— Э-ээ! Тогда я все понимаю!.. Этот болван, которому я вчера оказал кое-какую помощь, встречался с тем мошенником, которому природа подарила сходство со мной, и он принял меня за того…
— Ошивиться бполне бозможно, месье Александр. Уберяю бас.
— Да я на него не сержусь. Тем более что он очень благородно поступил в отношении нас. У тебя револьвер есть?
— И заряженный, — ответил Альбер.
— Отлично! А у вас, Жозеф?
— У меня только этот топор.
— Пока довольно. Эге, дело плохо! Жозеф, смотрите в оба!
Наружный забор поддался натиску, и нападающие, победоносно крича и рыча, ворвались во двор, в глубине которого стояла конюшня.
— Ну, воевать так воевать, — непринужденно сказал Александр. — Альбер, ты сейчас не очень крепок. Ты будешь прикрывать наш отход.
— Мы, стало быть, попытаемся уйти?
— И уйдем. Или ты имел в виду поселиться здесь навсегда?
— Ничуть.
— Значит, слушай меня! Сделай-ка предупреждение вот этому молодчику.
Альбер выстрелил. Один из нападавших свалился: разрывная нуля снесла ему полчерепа.
— Убедительно!
— И возражений пока не слышно.
— Верно. Значит, они заколебались. Продолжай переговоры в том же духе. А мы с Жозефом пока проложим дорогу. Не убивай их слишком много. И береги пули. Помин, эти люди уверены, что делают доброе дело. Им кажется, что они освобождают землю от злодея. Они не знают, что я на него только похож.
— Мне бы хоть одним глазом увидеть этих проклятых буров!
— Они, видимо, больше не хотят иметь дела с тобой… Попробовали, и довольно! Теперь они будут осторожны!..
Александр поддерживал этот добродушный разговор, но вместе с тем не оставался без дела. Он быстро оседлал обоих рослых коней, которые действительно принадлежали бурам.
— Эти звери должны быть чертовски выносливы, — сказал он. — Ты сядешь на одного, я — на другого. Таким образом, Корнелис и Питер смогут преследовать нас только на слабых клячах, которые скоро сдадут. Двойная выгода для нас, и мы должны ее использовать. Что касается вас, Жозеф, вы сядете на этого большого гнедого коня. По-моему, он должен мчаться, как ураган… Что нового, Альбер?
— Ничего! Крикуны заколебались. Они размахивают кулаками и горланят, но подойти близко никто не решается.
— Хорошо. Остается девять лошадей. Они нам и проложат дорогу, когда надо будет. Увидите картинку! А пока, Жозеф, мы с вами немножко займемся саперными работами. Вы в саперах служили?
— Нет, месье Александр.
— Ничего. Это не так трудно, сейчас увидите. Смотрите, сколько здесь всякого инструмента: лопаты, кирки, топоры, даже пилы. Хватит на пятьдесят человек… Кстати, ведь у вас у обоих нет ни гроша за душой. А никто но знает, что может случиться. Сделайте мне удовольствие, возьмите у меня хоть по пригоршне этих камней, которые обрывают мне карман. В случае надобности их всегда можно обратить в мясо, хлеб и виски… И без церемоний, пожалуйста. Это наше общее. Вот так. А теперь мы с вами, Жозеф, разошьем несколько бревен, из которых сложены эти стены, но оставим их пока на месте. Будет достаточно легкого толчка, и они повалятся.
— Понимаю, месье Александр. Если эти сболочи подойдут влизко, мы им оврушим стенку на голобы, а сами — на коней и бскачь.
— Вот именно! Вы прирожденный сапер и хорошо понимаете в военном дело… Итак, за работу!..
Покуда Жозеф, ловко работая топором, подрубал вкопанные в землю столбы, Александр, вооружившись пилой, осторожно распиливал венцы. Ширина пролома могла бы равняться примерно трем метрам. Но вся подрезанная часть стены должна была в нужную минуту рухнуть сразу.
Альбер давно знал удивительную физическую силу своего друга, но ему все же казалось непостижимой огромная работа, которую проделывал Александр, и он это сказал.
— Еще бы! — заметил тот. — За последнее время я здорово привык к тяжелому труду.
— Это как же?
— Да ведь с тех пор, как мы так неожиданно расстались на Калахари, мои хозяева не давали мне сидеть сложа руки.
— Твои хозяева?
— Мы все время болтаем и болтаем, и я еще просто не успел рассказать вам о моем рабстве.
— Ты был рабом? Ты?
— Как самый обыкновенный уроженец этой солнечной страны. Несмотря на мою белую кожу и европейское происхождение, я носил на шее колодку, так называемое «бревно рабства». Противная штука и противная работа! Да еще чамбок впридачу.
— Но это возмутительно! Это неслыханно!
— Совершенно неслыханно и совершенно возмутительно, и все-таки верно. Мое счастье, что хозяева у меня были чернокожие. Если бы это у белых, я бы давно умер. И я прямо-таки счастлив, что избавил от ужасов рабства тех бедных бушменов, которых португальские мулаты гнали на продажу, как скот.
— Тебе известно, что эти мулаты подохли?
— Туда им и дорога! Во всяком случае, дорогой мой Альбер, твой друг Александр Шони, бывший парижский щеголь, завсегдатай театральных премьер, член многих клубов, бывший помещик, попал в рабство к неграм, носил для них воду, толок для них просо и сорго, варил для них пиво, прислуживал их хозяйкам, нянчил их детей. Но пока оставим это. Я вам расскажу подробно в другой раз. Кажется, неприятель переменил тактику!
— Верно! Раньше они шли открыто, а теперь прикрываются фашинами из хвороста.
— Да, вижу! Эти чучела хотят сложить весь свой хворост у нас под стенками и поджечь. Они мечтают зажарить нас. Нет, ребята, погодите! Мы и сами с усами! У вас все готово, Жозеф?
— Готово, месье Александр. Только пальчиком толкнуть.
— Слушай, — сказал Альбер, — у меня руки чешутся пострелять. Я бы все-таки уложил хоть несколько человек!
— Зачем? Пусть их. Через несколько минут они все равно будут считать, сколько у них переломано ребер.
Раззадоренные молчанием маленького гарнизона, наступающие стали смелее; более храбрые увлекали колеблющихся. Потрясая в воздухе охапками хвороста, довольно значительная группа подошла к деревянной стене, как раз к тому месту, где был подготовлен пролом. Они приближались потихоньку. Тем временем другая группа подходила с противоположной стороны и страшно шумела, желая, по-видимому, отвлечь внимание осажденных.
Затем они без всякого предупреждения подожгли хворост. Заставить задохнуться в дыму и сгореть живыми трех человек, которым нельзя было предъявить никакого обвинения, было для них делом самым обыкновенным. И дым уже стал пробиваться сквозь щели. Лошади пришли в беспокойство.
— Ну вот! — сказал Александр.
— Мы готовы! — одновременно отозвались Альбер и Жозеф.
— Берите каждый по коню. Привяжите их друг к дружке веревкой подлинней и поставьте перед проломом.
— Готово.
Александр тоже соединил пару лошадей и поставил их позади лошадей своих товарищей. Затем он высек огонь, зажег трут, отрезал от него четыре куска длиной сантиметра в два каждый и, когда они загорелись, дал по куску Альберу и Жозефу.
— Слушайте меня и точно выполняйте то, что я прикажу. По команде: «Вперед!» — вы крепко хватаете коней за морды и суете им в ухо по куску горящей пакли. Тем временем я опрокидываю стенку, и тогда вы пускаете лошадей. Поняли?
— Поняли!
— Вперед!
Под могучим напором Александра тяжелая рубленая стена зашаталась, треснула и с грохотом свалилась на тлевший хворост и на людей, которые пытались раздуть огонь. Крики бешенства и боли смешались с проклятиями. Лошади испуганно ржали. Они обезумели от боли, которую им причинял огонь в ухе, и ринулись прямо на людей — на тех, кто еще держался на ногах после падения стены. Несчастные животные рвались каждое в свою сторону, но они были привязаны одно к другому и потому вертелись на месте, топча ногами убитых и раненых и опутывая тех, кто еще не валялся на земле и не успел бежать.
— По коням!
Александр был бледен, лицо его стало совершенно бескровным, но командовал он твердо и спокойно.
Лошади буров фыркали от нетерпения и страха. Жозеф на своем гнедом был готов вырваться первым.
— Легче! — сказал Александр. — Наш план осуществляется очень хорошо, и мы не будем останавливаться на полдороге. Полюбуйтесь, сколько мы тут народу накрошили!..
— Кто ж виноват, если не они сами? — сказал Альбер.
Он быстро нагнулся, тоже сунул два клочка дымящейся пакли лошадям в уши и пустил их. Нападавшие уже стали оправляться от первого испуга. Они поняли, что трое осажденных нот-нот уйдут от них, и только думали, как бы перейти в наступление. Но не успели. Новые лошади налетали на них ураганом, и это вызвало неописуемую панику. Началось нечто худшее, чем бегство. Это была паника, каждый думал об одном — как бы спастись.
Три француза пригнулись к гривам своих копей, беспощадно вонзили им шпоры в бока и понеслись во весь опор по дорожке, которую им прокладывали лошади с горящей паклей в ушах.
Де Вильрож с револьвером в руке, Александр с карабином были готовы пристрелить всякого, кто попытался бы их остановить.
Ворота крааля оказались открытыми. Все три всадника проскочили и быстро скрылись из виду, провожаемые бешеными криками.
— Прямо на водопад Виктория, — сказал Александр спустя несколько минут, показывая на тучи, собиравшиеся на севере.
— Да, по за нами будет погоня, — не без оснований возразил Альбер.
— Несомненно.
— Если мы окажемся на Замбези, а те пойдут за нами по пятам, мы попадем в западню.
— Не понимаю! Объясни, пожалуйста.
— Очень просто. Рядом с Викторией наши самые большие европейские реки — не больше чем ручьи. Если мы дадим себя припереть к этому водопаду, мы потеряем то, что в тактике называется линией отступления.
— Ты уверен?
— Разве только ты, как опытный полководец, все предвидел и обеспечил переправу.
— Видишь ли, я уже не думал, что снова найду вас обоих, и я не предвидел такой глупой и ужасной свалки. Поэтому, должен сознаться, я не принял никаких мер.
— Значит, мы будем окружены. Пойми это!
— Легче, дорогой Альбер. Легче! Не суди своего друга опрометчиво, раньше выслушай его!
— Да говори же, изверг! Не мучь! Я умираю!
— Не умирай и слушай! Я действительно многого не предвидел, но я не сказал, что у нас нет возможностей спасения. Они есть, и приготовил их я, но совершенно другими способами.
— А именно?
— Если бы наши уважаемые спутники мастер Виль и преподобный отец были сейчас здесь, я бы тебе не ответил. Но так как их нет, я открою тебе, что организовал небольшую лодочную переправу на тот остров, где находятся сокровища…
— …кафрских королей?
— Тише! Мы не одни.
— Здравствуйте, господа! — раздался чей-то звучный голос.
Три друга неслись в бешеной скачке и в этот момент сворачивали под прямым углом вправо, по направлению к темной скале, высившейся среди наносных песков. Сейчас пески были сухи, но, по-видимому, периодически, во время разливов, подвергались затоплению.
Внезапно, точно из-под земли, появился мужчина высокого проста, лицо которого было закутано белой тканью. Через плечо у него висел двуствольный карабин.
— Здравствуйте, — ответил Александр вежливо, по тоном человека, у которого минуты на счету и нет времени для праздных разговоров.
— Одно слово, джентльмен! — сказал незнакомец, загораживая дорогу, однако пока не предпринимая ничего угрожающего.
— Мы торопимся, — сказал Альбер. — За нами гонится по пятам не меньше сотни демонов, которые точно с цепи сорвались. А мы не хотим вступать с ними в переговоры.
— Да ведь и я спешу. Предлагаю вам, джентльмен, услугу за услугу. Мне нужна лошадь.
— Вы смеетесь!..
— Я знаю, кто вы и откуда, и, пожалуй, догадываюсь, куда вы держите путь. Я воспользовался вашей лодкой.
— Тысяча молний! — в бешенстве воскликнул Александр. — Что вы наделали! Вы хотите, чтобы нас схватили?
— Нет. Я вас спасу. Видите маленький островок, который прицепился к подводным камням на самой середине реки? Только что я туда переправил двух европейцев — ваших товарищей.
— Наших товарищей?
— Да. Один смахивает на миссионера. А другой этакий верзила. По-моему, он с приисков. Лодку я увел обратно и спрятал.
— Где вы ее спрятали?
— Дайте мне лошадь. Еще не поздно. Я прыгну в седло, и вся орава, которая гонится за вами, побежит за мной.
— Хорошо! — сказал Александр. — Вот моя лошадь. Где лодка? Не пытайтесь нас обмануть. Вы не успеете сделать триста шагов, как у вас в спине будет сидеть пуля восьмого калибра.
— Не надо грозить. Если вы мне не поможете, меня поймают. Лодка стоит в ста шагах отсюда, позади того куста, видите? Весла воткнуты в ил.
— Альбер, Жозеф, слезайте, — сказал Александр, заряжая карабин. — Бегите туда. Если лодка на месте и в исправности, крикните мне.
Он прибавил, обращаясь к незнакомцу:
— В противном случае я вас застрелю, потому что вы нас погубили.
Незнакомец слегка пожал плечами, все еще не открывая, однако, лица.
Вскоре послышались два радостных голоса:
— Лодка! Есть лодка! И весла!..
Незнакомец извлек из-за пояса складной нож и, не проронив ни слова, перерезал жилы на ногах у лошадей Жозефа и Альбера и вскочил на коня Александра.
— Простите, сударь, — сказал он. — Я поступил, как мясник, но я должен думать о своем спасении.
Тут порывом ветра взметнуло белую ткань, и Александр застыл в оцепенении: он увидел лицо, до такой степени похожее на его собственное, как если бы смотрел в зеркало.
С шумом приближались преследователи. Медлить нельзя было. Альбер и Жозеф уже сидели а лодке.
— Поезжайте, месье, — сказал незнакомец. — Я второй раз обязан жизнью французу. Я не забуду этого.
— Да кто вы такой?
— Одни считают меня бандитом. Другие — правда, таких немного — хотели бы сделать из меня героя. Но я гораздо более скромен. Впрочем, это значения не имеет. А вот вам, например, моя дурная слава может причинить неприятности, потому что вы удивительно на меня похожи…
— Да неужели вы…
— Сэм Смит!..