11
Встреча с премьером откладывалась трижды: первый раз по причине его занятости, дескать, пришлось проводить незапланированное совещание, потом он внезапно улетел в одну из средиземноморских стран якобы по заданию президента.
В третий раз, как объяснил Козенец, не мог отделаться от охраны, которая, разумеется, отслеживает каждый шаг и докладывает наверх. Но при этом Мавр спокойно разъезжал по Москве, соблюдая лишь самые необходимые правила конспирации, и не ощущал опасности — своим чувствам он доверял больше всего. Это значило, что пока с ним хотят разговаривать, не прибегая к насилию.
Он предполагал, что затевается большая игра и участников в ней прирастает с каждым днем — любой новопосвященный стремился урвать кусок от пирога, вдруг упавшего с неба. Конечно же, мудрил и Козенец, и его шеф лукавил, откладывая встречу (к которой был попросту не готов). Несомненным являлось одно — премьер ведет консультации в усиленном режиме и вероятнее всего, не укладывается по времени: проблема оказалась очень сложной, затрагивала интересы многих государств и политических сил, а премьер пошел порочным путем — чтоб овцы целы и волки сыты. Чем больше он углублялся в поиски какого-то решения в этом свете, тем сильнее вязали его по рукам и ногам.
Спустя неделю такого замешательства, Козенец сам запросил встречи, будто бы втайне от шефа. Сбежались на сей раз у Парка Горького, поздно вечером, беседа состоялась на ходу — гуляли по набережной. И только в процессе разговора выяснилось, что премьер прислал его как посредника для диалога, а точнее, для предъявления чуть ли не ультимативных условий передачи ценных бумаг правительству. Мавру предлагалось в течение одного месяца подготовить и безвозмездно передать правительственной комиссии специальные финансовые средства, а именно пакет акций, выпущенных Веймарской республикой, находящийся на хранении, и подтвердить это актом передачи. За особые заслуги перед отечеством представить к высшей государственной награде, назначить на должность советника в Центробанк, соответствующую пенсию, выделить бесплатную квартиру и служебный автомобиль.
То есть пытались разговаривать с Пронским, как с заслуженным, но все-таки подчиненным.
— Наверное, он ничего не понял, — сказал на это Мавр. — Или ты ему плохо перевел на русский язык, он не имеет представления, что такое СФС и их распорядитель.
— Хорошо знающих предмет консультантов найти не удалось, — признался Козенец. — Так, общие положения.
— Ладно, я могу проконсультировать премьера, но при личной встрече.
— А что если через меня? — он сделал стойку. — Будьте уверены, я передам слово в слово.
— Я не люблю повторять дважды. Это тебе на будущее.
— Есть еще один вопрос… — Козенец замялся. — Премьер человек ответственный. И чтобы не подставлять его… В общем, нужны некие удостоверения, что пакет Третьего рейха действительно находится в вашем распоряжении.
— Чемоданов с бумагами я тебе не покажу, — усмехнулся Мавр. — Но удостоверение есть. Кто сейчас сидит в кабинете Кручины?
— Того самого Кручины? — Козенец почему-то сцепил руки и закрутил большими пальцами — то ли смутился, то ли размышлял. — Да, я знаю, кто сидит. Но какое отношение…
— Там был ремонт?
— Так, легкий, косметический…
— Это хорошо, тогда слушай сказку, где искать кощееву смерть. Если сесть за стол, как он стоял во времена Кручины, по левую руку стена отделана панелями из красного дерева. Четвертая филенка от угла во втором ряду вынимается, если ее с усилием приподнять вверх. Под ней в стену вмонтирован небольшой сейф. Медвежатников у вас полно, откроете. Внутри лежит единственный пакет с литерами СФС. Там находится то, что ты хочешь.
Козенец получил то, что хотел, и сразу же засобирался — наверняка ломать отделку бывшего кабинета Кручины.
— Встреча завтра, — заявил Мавр. — Или никогда.
Но даже при такой категоричности он не надеялся на удачу, нрав премьера был непредсказуем, а поведение не подлежало никакой логике, и Аристотель здесь отдыхал. К тому же, оставалось подозрение, что Козенец гребет под себя вовсе не из побуждений литературного творчества и умышленно не посвящает шефа в тонкости дела.
У Мавра оставался для связи сотовый телефон, отнятый у «хвоста», и вот спустя четыре часа, уже ночью, раздался звонок. Тесть работал вторую неделю, без сна и отдыха, устроив из кухни мастерскую, однако на любой звук вострил ухо. Пришлось накинуть на голову одеяло.
— Встреча завтра в шесть пятнадцать утра. За вами придет машина, серая «Волга»…
— Нет. Говори где, сам доберусь.
— Это далеко, за городом….
— Ничего. Назови место?
— Транспортная развязка на двадцать седьмом километре Каширского шоссе. Поворот на Голышево, есть указатель. Через три километра начинается сосновый бор. На обочине будет стоять джип «ланд краузер».
— Добро, не опаздывайте.
Он тут же позвонил с квартирного телефона Бизину в Переделкино. Трубку подняла сонная домработница — не выгнал! — узнала по голосу, побежала будить хозяина.
— Нужна машина с твоим водителем, — сказал Мавр. — Сейчас, немедленно.
— Водитель живет в Москве, — сразу проснулся Виктор Петрович. — Я отпустил его. Будет здесь к семи.
— У тебя что, больше ни одной машины?
— Есть, но все в работе…
— Выкручивайся, как хочешь!
— Могу послать надежного человека на «опеле».
— Посылай хоть телегу! Но через час чтоб была у меня. Буду ждать в самом начале нашей улицы.
— Высылаю!
— Ты Хортова мне разыскал?
— Непонятно, как в воду канул! — поклялся старый хитрец.
— В воду он не канул! Ищи! Как подвигаются дела с освобождением моей жены?
— Такие силы поднял — ни в какую! Все сходится на лагерном начальстве — пишут отрицательную характеристику.
— Надо чтобы написали положительную, — Мавр отключил телефон.
Автомобиль прибыл точно в срок и был в ту минуту единственный на улице. Мавр стоял в тени углового здания, возле самой стены и увидеть его было невозможно, проезжая мимо, но машина, остановилась у тротуара напротив и еще мигнула дальним светом.
В сумеречном уличном освещении он не мог определить марки, пришлось выйти под свет фонаря и демонстративно пройти мимо.
В тот же миг раздался короткий сигнал. Он убедился, что это «опель», вернулся и открыл дверцу.
— Прошу, Виктор Сергеевич!
За рулем сидела домработница Бизина!
Он выругался про себя и с шумом опустился на сиденье: строптивость и упертость адвоката уже начинали бесить.
— На Каширку, — бросил Мавр, справляясь с гневом.
— Не волнуйся, все будет в лучшем виде, — пообещала она и круто развернулась. — Меня зовут Полина, мы так и не познакомились…
— Смотри на дорогу, — буркнул он, не терпящий женской фамильярности, и одновременно все еще раздумывая, что же делать: бросить ее и взять такси — на встречу успеть можно, однако обстановка останется темной. Негласно оцепят район, расставят своих людей и вот тебе ловушка с приманкой…
— Зря ты так, — невозмутимо продолжала она, стреляя красивыми глазками. — А Витя мне доверяет.
— Какой Витя? — насторожился Мавр.
— Хозяин, Виктор Петрович!
— Да ты хоть знаешь?.. Это пожилой, уважаемый человек!
— Да, я его обожаю! Правда, бывает ворчливый, но мы переживем. — Домработница гнала машину на хорошей скорости, не соблюдая никаких правил, и благо, что была ночь. — И любит прикидываться больным, лекарств напихал в тумбочки, а сам никогда не пользуется. Здоровье у него, как у быка.
Мавр слегка успокоился: должно быть, девица покусилась на состоятельного с виду старичка из чисто меркантильных соображений.
— Не повезло тебе, — сказал он. — Скоро не умрет, а пока коптит белый свет, ты постареешь и никому не будет нужна богатая вдова.
Она рассмеялась с детской непосредственностью.
— После того как ты от нас уехал, знаешь что Витя сказал?.. Вот этот старый хрыч, говорит, недавно женился!
Мавр мысленно плюнул: ладно, хоть так…
— Я вот ему дам хрыча. Лучше бы жену освободил!
— Он занимается. Мы однажды вместе ездили в Верховный суд, жалобу подавали.
— Жалобой ее не освободить… — он не хотел выдавать чувств, отвернулся.
Двадцать седьмой километр сначала проскочили: ни у дорожной развязки, ни поблизости от нее никого не было, по крайней мере, ни одного припаркованного автомобиля. Наружка давно обленилась и не представляла себе службы без транспорта и радиосвязи. Мавр попросил покататься по самой развязке, затем поехал в сторону Голышева. Все было так, как обрисовал Козенец — полоса соснового леса, перед ним открытое место да и сам бор хорошо просматривается даже в сумерках. И все-таки он велел проехать вперед, там загнал машину на лесную дорогу и отправился пешком. До встречи оставалось полчаса.
Побродив по лесу, Мавр выбрал позицию, с которой просматривалась часть дороги к бору, и сел под дерево. Если бы вперед выслали наблюдателей и охранников, то все равно хоть один бы, но проявился. Должно быть, премьер нашел пакет в бывшем кабинете Кручины и решил больше не лукавить.
Место для подобных свиданий действительно было подходящим, без посторонних глаз — за полчаса на дороге не появилось ни одной машины, и только где-то в деревне потрещал тракторный пускач. Ровно в шесть тридцать на видимом отрезке дороги показался джип с затемненными стеклами, шел на малой скорости, словно высматривал пространство впереди себя. При хорошем уплотнении можно засадить человек пятнадцать…
Машина вползла в сосновый бор, развернулась и застыла на обочине. Через несколько секунд вышел водитель-телохранитель с фишкой в ухе, осмотрелся, и в тот же момент из джипа выбрался премьер в спортивном костюме, но хорошо узнаваемый по неуклюжей, полной фигуре, а следом за ним — Козенец. На миг обе задних дверцы распахнулись, и кабина просветилась насквозь: если там кто-то был еще, то сидел в багажнике…
— Он чего, без тени уважения? — спросил премьер, разминая ноги. — Или ничего?
— Думаю, он уже здесь, — отозвался Козенец, озираясь. — Осторожный.
Телохранитель прикрывал пространство между премьером и лесом, но не с той стороны. Мавр вышел из укрытия и оказался у них за спиной.
— Мое почтение, господа, — сказал старомодно. — Я здесь.
Они повернулись как по команде, и быстрее всех сориентировался премьер, протянул руку, как старому знакомому.
— А, здорово! Ну, как? Или ничего?
— Порядок, — Мавр указал на бор. — Прогуляемся, грибов поищем.
— Извините, — встрял телохранитель. — Удаляться от машины нежелательно.
— Я своего леса не боюсь, — заявил премьер и сам направился за Мавром.
Не отступая ни на шаг, за ним пошел Козенец и на отдалении — телохранитель.
— Ты выглядишь в состоянии, — похвалил вдруг премьер. — У кого так лечить научились?
— Долго живу у моря, — признался Мавр. — Давай о деле.
— Этот тебе сказал как положено, — он ткнул в живот Козенца. — По-другому как и наплевать. Раз поручили, так про что разговор? Мы тебя не оставим в положении.
— Не все так просто. У меня есть свои инструкции. И я обязан следовать им неукоснительно.
— Говори, каким образом, так сообразим компромисс.
Мавр смысла этой фразы не понял, и чуткий Козенец мгновенно перевел.
— Надо бы знать, что в инструкции. И вместе подумать…
— А ты иди лесом! — огрызнулся на него премьер. — Плетешься над ухом…
— Могу пересказать инструкцию почти слово в слово, — предложил Мавр.
— Ну, давай. А кто придумал?
— Придумали наши предки, чтобы защититься от казнокрадов и расхитителей. Чтоб в случае чего не остаться с голым задом.
— Это точно! Все норовят руки в брюки.
Мавр уперся взглядом в лицо собеседника и заговорил медленно, однотонно, не переводя дыхания.
— Группа СФС является специальным мобилизационным запасом финансовых средств. Закладка их производится из ценностей, полученных государством в виде контрибуции с побежденной страны, а также трофейной валюты, драгоценных металлов, камней, уникальных архивов и ценных бумаг. Лицо, совершившее акт закладки, не оставляет никаких письменных или иных свидетельств, и независимо от будущего служебного и социального положения, является руководителем группы и полным ее распорядителем. Или передает часть своих полномочий подготовленному и доверенному человеку, который после смерти автоматически получает исключительные полномочия. То есть право по своему усмотрению реализовать СФС при чрезвычайном положении в государстве. Это война, разрушительные стихийные бедствия или техногенные катастрофы, повлекшие за собой гибель более одной трети промышленного, сельскохозяйственного производства и инфраструктуры. После расконсервации СФС руководитель самостоятельно определяет формы и способы реализации и проводит ее силами собственной рабочей группы с привлечением специалистов Центробанка, Министерства финансов и прочих государственных учреждений.
Мавр отдышался, словно вынырнул из глубины. Премьер был человеком сильным и властным, но на удивление легко поддавался гипнозу — понял все без переводчика.
— С какой стати правительство ничего не знает?
— Пакет в сейфе нашли?
Козенец предупредительно подал ему серый конверт со взломанными сургучными печатями.
— Вот, был… Но одинокий номер с буквами.
— Проверяй, такой номер? — Мавр назвал шифр.
— Вроде напоминает, — премьер смотрел в бумагу. — Но какая тут информация?
— Для людей посвященных самая полная.
— Я что тебе, не тот? Никто в правительстве в зуб ногой.
— Когда есть преемственность власти, информация о существовании СФС переходит автоматически. Но там первое требование — сделать хотя бы одну закладку из средств, полученных от продажи сырой нефти.
Премьер неожиданно рассердился и произнес совершенно понятную, вырвавшуюся у него фразу:
— С какого рожна?.. Тушенку и мороженое мясо из мобзапасов дожираем. — Правда, тут же взял себя в руки и язык снова испортился: — Я одного никак не возьму… Знаешь размах, а лезешь со своими ГКО.
— Это не ГКО, — поправил Мавр. — Акции Веймарской республики, выпущенные в двадцатых годах.
— Какой хрен разница? Что ты мне тут… Сидел бы да и не дул. Ведь присосутся и высосут.
— Потому я и настаиваю на соблюдении инструкции, — прогудел Мавр. — Реализация под моим полным контролем.
— Кстати, если следовать вашему регламенту, сейчас нет ни чрезвычайной ситуации, ни особого положения, — вдруг вмешался Козенец, вероятно, зная, что премьер этого спросить не сможет. — Ни войны, ни потопа…
— Да! — подтвердил тот. — Кстати.
— Сегодняшние реформы хуже войны и стихийного бедствия, — отпарировал Мавр и насупился. — Плюс последствия Чернобыля… Прежде чем принять решение о реализации СФС, я подсчитал урон от перестройки. Более трети промышленного производства стоит и запустить его уже никогда не удастся. Производительность сельского хозяйства упала на четверть, восстановить заброшенные земли и мясомолочное поголовье скота представляется возможным лишь через двадцать-тридцать лет. Я уже не говорю о психологическом состоянии нации. Поднимать хозяйство на энтузиазме можно было после войны. А где оно сейчас, великое и созидательное чувство?
Лицо премьера потемнело, отяжелела нижняя челюсть, и взгляд стал малоподвижным, и было не понять, чего больше в этом человеке — гнева или глубокого внутреннего разочарования.
— Ты, значит, пришел обеспечить? Давай, иди!.. По инструкциям давай.
— Каким образом хотите реализовать Веймарские акции? — вовремя подоспел на выручку Козенец. — Не деньги, не золото — бумаги немецкого происхождения. Дело упрется в технологическую сторону проблемы и международные отношения.
— Пусть технология вас не волнует, — успокоил Мавр. — Это уже мое дело. Требуется только волевое решение правительства.
— Возьму и достану решение! — премьер чем-то стал недоволен и обеспокоен. — Как будто из штанов… Там сорок членов! И каждый свою дырку найдет, а то две.
— Нужно проконсультироваться с членами правительства и некоторыми партиями, — перевел Козенец. — Потребуется определенное время, подходы и удовлетворение амбиций каждого. Неблагодарная работа.
— Готов подождать, если не больше месяца. — Мавр остановился под толстой сосной, показывая, что дальше ни идти, ни разговаривать нет смысла.
Премьер огляделся по сторонам, словно только что проснулся.
— Значит, подожди, надо чтоб привилось, — он подал отчего-то горячую руку. — А то начнется сплошная веревка.
Козенец почему-то не растолковал его прощальные слова, тоже сунул руку и побежал догонять шефа.
Телохранитель шел впереди и все вертел головой…
Мавр проследил, как премьер с помощью Козенца взгромоздился в джип, однако он сразу не тронулся, постоял, как самолет на старте, и с места взял хорошую скорость. И сразу стало тихо и покойно, сорванная людьми паутина уже была натянута вновь и теперь искрилась на солнце, полуголые деревья вытянулись, замерли, из последних сил удерживая остатки листьев. Утро было не октябрьское, теплое — что-то вроде бабьего лета, невиданного уже лет тридцать: под ногами еще зеленая трава, даже что-то цветет, прозрачный воздух вокруг и высокое ясное небо с осенней холодноватой голубизной.
Он шел через лес по направлению к оставленной на проселке машине, благоговел, одновременно ощущая настороженность: опасность исходила отовсюду. Не могла эта встреча закончиться вот так, рукопожатием!
Прибавив шагу, он в открытую пошел к проселку и еще издалека увидел, что «опеля» на месте нет. Не выходя на дорогу, Мавр осмотрелся, еще раз выругался, поминая Бизина с его прислугой, и решил уходить лесом — массив большой, плотно перекрыть надо не меньше роты. Он перескочил дорогу и услышал шум машины: «опель» катил уже со стороны Каширского шоссе.
— Ты меня потерял? — громко и весело спросила домработница, высовываясь из кабины. — Ну что, поехали?
Он сел на заднее сиденье.
— В лесу какие-то люди. Будут останавливать, проезжай мимо.
— Они не только в лесу! — с прежним задором сказала она, разворачивая машину. — Перекрыта дорожная развязка на Каширке, армейский грузовик и три легковых. И у Голышево стоят две «Волги» и автобус — просто войсковая операция!
— Как ты думаешь, зачем такое оцепление?
— За кем-то охотятся…
— Может, охраняют территорию? Почему до сих пор ни одна машина не проехала?
— Нет, ловят. Оцепили лес и прочесывают. Видела людей в камуфляже и с оружием, навороченные такие.
— А кого ловят?
— Скорее всего, нас.
— Не нас, а меня, — Мавр приоткрыл дверцу. — Поэтому я уйду через лес, ты езжай по дороге. Они твоей машины не знают, пропустят.
— Меня-то пропустят, — сказала уверенно. — А как ты?
— Что предлагаешь? Ехать через кордоны?
— Давай рискнем. Раньше у меня получалось, — она тронула машину, чему-то улыбаясь. — Только не мешай мне. Лучше молчи и думай о самом близком человеке. Но обязательно, чтоб был жив.
— Нет уж, барышня, — Мавр решительно открыл дверцу. — Я во все эти психологические штучки не верю.
— Ты мне не веришь, а зря, — она притормозила. — Для того чтобы развиваться и двигаться дальше, нужно менять тактику.
— Чего-чего? — протянул Мавр, вспомнив косноязычного премьера.
— А ничего. Если эти люди тебя схватят — все вытрясут. Не мытьем, так катаньем. Они верят в… штучки и хорошо их используют.
— Из меня вытрясать нечего, — он вышел из машины. — Передавай поклон своему хозяину.
— Как же нечего? — весело спросила сквозь опущенное стекло. — А специальные финансовые средства? В виде акций Веймарской республики? Ведь из-за них ловят!
«Опель» рыкнул и в тот же миг умчался по дороге, взбивая пыль с обочины.
— Ладно, пока все по плану, — вслух проговорил Мавр, глядя вслед машине. — Придется Бизину выписать премию.
Он посидел под сосной у дороги, выслушивая лес, точно засек, что загон ведется с трех сторон, и делают это солдаты — вытесняют к полю, где наверняка устроена засада из тех самых навороченных бойцов. Лучше всего было сдаться солдатикам, смотришь, кому-то отпуск дадут на родину за поимку особо опасного преступника — так им объяснили, посылая прочесывать лес. Но, с другой стороны, пацанам это не пойдет на пользу, слишком легкая победа, а впереди целая жизнь…
Да и нельзя было сдаваться, нет такой привычки…
Мавр достал телефон и набрал номер Козенца, который, должно быть, ехал еще с премьером в машине.
— Судя по обстановке, принято отрицательное решение, — заключил он. — Ну что же, это тоже результат.
— Я вас не понимаю! — заспешил Козенец. — Какая обстановка?
— Сразу после встречи меня окружили, скоро будут брать.
— Кто окружил? Почему?
— Это я хотел спросить у тебя или премьера.
— Не может быть! Все было чисто!
— Откуда же взялись люди?
— Какие люди?
— Солдаты, какой-то навороченный спецназ.
— Это не наши люди! Сейчас все выясню, будьте на связи!
— Если успеешь, — не отключая телефона, Мавр спрятал его под мох.
Похоже, на самом деле охотились за ним чужие, не подчиненные премьеру люди. Этот прямолинейный, воспитанный в партийном духе и не понимающий компромиссов человек не стал бы устраивать ловушку и выступать в роли приманки. Захотел бы взять — не поехал бы на встречу, а послал в своем лимузине нескольких хлопцев…
Неплохо бы выяснить, кто проводит войсковую операцию.
Он постоял, слушая пространство, выбрал направление и медленно пошел в лес, в ту сторону, откуда надвигалась опасность. На ходу он подобрал палку, снял и повесил на руку плащ, чтобы видны были награды, и поковылял старческой походкой. Солдатики шли навстречу плотной цепью, без оружия, но с резиновыми дубинками на поясах и почему-то в касках — все рослые, но недокормленные в юности и худоватые. Заметив Мавра, четверо остановились, а он ковылял прямо на них, тыкая палкой в землю. Боковым зрением отметил, как слева, из тыла цепи, с вороньим криком к ним бежит еще один, с автоматом, должно быть, офицер. Однако бойцы отлично понимали его язык, тотчас сгрудились, выстроив стенку, будто Мавр собирался бить одиннадцатиметровый, но стояли в растерянности, не ожидали увидеть вместо преступника согбенного старца в орденах.
Офицер добежать не успел, Мавр натолкнулся на стенку, одного уронил прямым ударом в переносицу, второго — локтем в солнечное сплетение. Двое других отскочили, выпучив глаза. Мавр поднял каску, слетевшую с головы одного из солдат, водрузил себе на голову, а шляпу метнул стоявшим.
— Вам к лицу, сынки!
Слева и справа к месту стычки неслась по мелколесью отважная подмога. Мавр пошел на офицера, и тот, выставив ствол, остановился.
— На землю! Лицом вниз…
И в следующее мгновение подломился и осел, откинув автомат в сторону. Мавр поднял его, передернул затвор: как и следовало ожидать, патронов загонщикам не дали, был приказ брать только живым. Не задерживаясь, он порскнул в ивняк, перескочил мокрое болотце и побежал в гору. За спиной немного потрещало и вроде бы стихло все, но когда Мавр поднялся в сосновый бор, вдруг увидел бегущего по склону солдата с дубинкой в руке. Без каски, с головой, посаженной сразу на плечи и стриженной наголо, он напоминал крепкий молодой гриб.
— Догоняй, сынок! — крикнул Мавр и потрусил краем леса.
Этот боровичок смело ринулся за ним с поднятой палкой.
— Дед, я тебя сделаю!
И действительно, через минуту уже был за спиной, хотя Мавр прибавлял скорости. Тогда он резко остановился и обернулся — парень сближаться не захотел, вероятно, зная свои марафонские возможности, рассчитывал загнать и взять измором.
— Иди сюда! — приказал Мавр. Тот отступил, наполовину спрятавшись за сосну.
— Сдавайся, дед, я от тебя не отстану.
Два выпада в его сторону ничего не дали, солдат отскакивал и даже предлагал побегать за ним.
— Ну пошли за мной, — согласился Мавр.
На другой стороне холма оказалась речка, и на противоположном берегу дачный поселок. Отсюда хорошо просматривалось Каширское шоссе и дорожная развязка с блистающими стеклами автомобилей, стоящих у обочин.
— Сколько там народу? — спросил он солдатика, шагая в сторону дороги.
— Много… Ты лучше сдайся, дед, — с мальчишеским азартом отозвался преследователь.
— У меня вся грудь в орденах, а ты говоришь — сдайся, — на ходу пробурчал Мавр. — И автомат в руках!
— Там патронов нету!
— Ну и что? А приклад?
— Весь район оцеплен, дед. Все равно не уйдешь.
— А ты знаешь, кто я?
— Мне все равно, есть приказ.
— Молодец! — похвалил Мавр. — Воля командира не обсуждается… А кто отдавал приказ?
— Не твое дело!
— А почему творишь мне — ты? Я же раза в четыре старше тебя.
— Со стариками можно на «ты», — на ходу философствовал боровичок. — Они уже пережили время тщеславия.
— Это верно! Но с какой стати вы целой армией одного старика берете?
— Потому что особо опасный…
— Кто тебе сказал?
— Не имеет значения.
— Значит, еще погулять придется, — озабоченно вздохнул Мавр и стал спускаться к речке. — Пока я не узнаю, кто меня ловит, не успокоюсь… Ну что, бегом марш?
Боровичок бежал сзади в десятке метров, строго выдерживал дистанцию и держал палку наготове. Только раз случился казус — запнулся о колышек от палатки, но ловко перевернулся и вскочил.
— Под ноги смотреть надо! — проворчал Мавр.
Вдоль речки, под прикрытием высокой гривы ивняка они выбежали к шоссе, перескочили его под мостом и оказались в тылу машин и людей, стоящих у дорожной развязки. Кажется, там начался переполох, слишком заметно суетились, а из леса, от Голышево примчалась белая «Волга», откуда посыпались люди в гражданском.
— Ну вот, — заключил Мавр, устраиваясь на насыпи дорожного полотна. — Коль ты не знаешь, кто отдавал приказ, пойдем брать языка.
Солдат стоял в кювете и поигрывал резиновой палкой..
— Дед, ну все уже проиграно. Сколько еще бегать? Сдавайся.
— Сдаваться-то придется тебе, сынок, — ухмыльнулся Мавр.
— Поговори, поговори еще, — боровичок самоуверенно встряхнулся, как человек, исполнивший свой долг.
— Я сейчас пойду и прихвачу кого-нибудь из гражданских.
— Я не отстану. И подниму тревогу!
— Поднимай… Если меня схватят, скажу, что тебя перевербовал или дал много денег, и ты был со мной заодно. Вместо награды за поимку особо опасного преступника начнется для тебя черная жизнь. Ты же не знаешь меня, правда? Мне, генерал-лейтенанту, поверят или тебе?
— Не выйдет, — усмехнулся солдат и вдруг зауважал. — Не надо меня брать на пушку. Вы может, и генерал-лейтенант, но находитесь в розыске.
— В том-то и дело. А ты мне помогал! Иначе с какой стати ты бегаешь за мной живой и здоровый? Когда два твоих товарища пострадали, а офицер и вовсе получил акустический шок и лишился оружия.
— Какой шок?
— Хочешь, покажу?
Солдатик не отступил, но оглянулся.
— Ерунда…
— Вас предупредили, что при задержании следует проявлять особую осторожность?
— Не имеет значения…
— Ладно, сиди здесь, я пошел за «языком». — Мавр спустился в кювет и под прикрытием насыпи направился в сторону дорожной развязки. — А ты поднимай тревогу!
Солдат поплелся сзади, по-прежнему сохраняя дистанцию, но из-за земляного полотна не высовывался. Двигаться по кювету было опасно, всюду попадалось битое стекло, пустая посуда, проволока и прочий мусор, вросший в землю. У этого марафонца, видно, не в порядке было с ощущениями земли под собой, то и дело спотыкался или брякал бутылками. Хорошо, что наполненная транспортом Каширка была уже рядом и глушила звуки: перекрыть ее или не посмели, или не хотели привлекать внимание к операции.
— Тихо! — не выдержав очередной неосторожности, прошипел Мавр, и парень послушался, начал поднимать ноги.
У дорожного «лепестка» развязки он сделал попытку поднять тревогу — метнул пустую бутылку на асфальт, однако та не разбилась, скользнула к обочине и укатилась за насыпь. Мавр прыгнул к нему — парень попятился и завалился на спину.
— Теперь ты мой! — вдавил ствол в лоб.
— Не надо, — проговорил солдат, однако же не теряя присутствие духа. — Я уйду.
— Иди, — разрешил Мавр и убрал автомат — на лбу остался вдавленный кружок. — Возьми колотушку, а то нагорит офицеру…
Парень недоверчиво взялся за ружейный ремень, проворно встал и побрел по кювету назад, волоча автомат по земле. А Мавр, не теряя времени и не прячась вышел на «лепесток» и направился к черному «понтиаку», возле которого стоял человек в демисезонной куртке. Он с кем-то переговаривался, размахивая руками, но о чем, не было слышно из-за рева дизелей на трассе. Пришлось ждать конца диалога, однако вплотную подойти не удалось, он обернулся на мгновение раньше, и потому получил каской по уху с расстояния вытянутой руки.
Мавр открыл дверцу, затолкал обмякшее тело на заднее сиденье и сам сел рядом. Обыскал карманы, нашел пистолет, наручники, радиостанцию, шприц-тюбик — должно быть, промедол, и удостоверение оперуполномоченного отдела НАКС службы охраны президента. Этого уже было достаточно, чтобы определить, кто ведет облаву, но Мавр защелкнул стальные клешни на руках оглушенного опера, потер уши, посадил и прижал пистолет ко лбу. Тот приходил в себя медленно, словно просыпался, и, проснувшись, узнал его, сидел и тупо пялился, изредка стреляя глазами на пистолет.
— Это я, майор, ты не обознался, — сказал Мавр, глянув в удостоверение. — Говори быстро, кто руководит операцией?
— Не знаю, — шепотом проговорил опер, болезненно шевеля головой. — Нас привлекли… Оказать помощь.
— Кому?
— Чужая контора…
— Чья?
— Интерпол. Нам сказали, специальный отдел Интерпола, — при этом он закатывал глаза, стараясь отслеживать палец на спусковом крючке.
— А что, есть такой отдел? — Мавр слегка потянул спуск — холостой ход позволял сделать это.
— Не знаю точно. Наверное, есть… Сейчас столько всяких специальных и особых…
— Кто непосредственно отдает команды?
— Позывной «Девора», лично не видел.
Мавр подал ему рацию.
— Давай его сюда. Скажи, Пронского задержал.
Тот взял аппарат, но передумал, выпустил из вялых рук.
— Это сразу звездец, по полной программе…
— Ты уже попал. Я тебя живым не отпущу, если будешь молчать, а так, может, отвертишься.
Он подумал, взял рацию.
— Вы же генерал, и понимаете… Я исполняю свой долг…
— Мы с тобой потом подискутируем насчет долга, чести и преданности, — заверил Мавр и сильнее вдавил пистолет в широкий лоб. — Вызывай командира.
— «Девора», я седьмой, — примерившись, глухо проговорил в микрофон. — Объект под моим контролем.
— Где находишься? — просипел искаженный, непонятно какому полу принадлежащий голос.
— Я на месте, — глянув на спусковой крючок, ответил пленный.
— Действуй по инструкции! — был приказ. Мавр отнял радиостанцию и выбросил под откос.
— А это как — по инструкции?
— Надеть наручники…
— И все?.. Тогда зачем шприц носишь в кармане? Что это за маркировка на нем? Думал, обезболивающее… Теперь-то уж говори, коль свою «Девору» сдал с потрохами.
— Укол паралитического действия, на двадцать минут…
— Я подумал, в глаза прыснуть… Ну так, отрубишься? Или посидишь спокойно? — Мавр убрал пистолет, не спеша открутил колпачок и прицелился иглой в бедро пленника. Тот заелозил к дверце, замотал головой:
— Спокойно! Я буду спокойно!
Шприц тоже полетел под откос. Мавр сел за руль и тихо покатился вниз по «лепестку».
— Туда нельзя! — торопливо заговорил пассажир. — Там перекрыто, не пропустят…
Но было поздно. На выезде к шоссе дорогу перегородил армейский грузовик, за ним мелькали камуфлированные фигуры людей.
