7
Карпенко наконец-то разогнулся, перевёл дух и захохотал уже громко, изредка переходя на утробный сдавленный стон. И этот полузадушенный экстазом смех заставил оторвать взгляд от оголённых, намертво стиснутых челюстей. Савватеев спрыгнул в яму, поднял брошенную лопату и завернул набок голову зверя — нет, не пришита, держится на позвоночном столбе, сухожилиях и высохших остатках тканей. И только сейчас разглядел, что останки, хоть очень похожи, но всетаки не человеческие и, судя по укороченным конечностям, принадлежат какому-то хищному животному.
— Это зверь, — сказал он и поднял голову, встретившись взглядом с экспертом: — Посмотрите, где-то должны быть когти.
Старый и опытный судмедэксперт сел там, где стоял:
— Не было когтей!.. Мне кажется, это оборотень. А если так, то надо уходить на отдых. И в самом деле, наверное, шейный остеохондроз…
— Пожалуй, да, — Савватеев выбрался из ямы. — Пора… Но сейчас придётся отработать.
Карпенко стоял, обнимая дерево, и все ещё давился от навязчивого смеха, готового и впрямь перерасти в истерику.
— Повеселился? — Савватеев наотмашь ударил его по лицу. — Теперь говори, что это за зверь?
— Ты что, обалдел? — егерь запоздало дёрнулся в сторону.
— Это пока, чтобы привести в чувство. И кто же в яме?
— Медведь!.. А вы думали, оборотень?
— Насколько я знаю, медвежатина — деликатес. Что это вы мясо закапываете?
— Больной оказался!.. Баруздин в прошлом году иностранцев привозил, отстреляли, а медведь трихинеллезный. А я думаю, где он закопал?..
— Кто такой Баруздин?
— Районный охотовед…
— Почему медведь без шкуры?
— Шкуру сняли, трофей. Её же не едят — на стену вешают, не заразишься…
— А где когти?
— На шкуре… С когтями снимают.
— Ладно, согласен. А что это ты ночью копал возле трансформаторной будки?
— Да крысы, зараза… Там дыра в земле, крысы лезут и рога грызут. Нетоварный вид…
— Пока отвечаешь правильно, — заметил "Савватеев. — А зачем сверху медвежьей могилы камни положили? Надгробие, что ли? Обычай?
— Какой обычай? Чтоб лисы не разрыли, росомахи… Нажрутся, и пойдёт круговорот… Ты оковыто снимай! И надо бы принести извинения.
— Принесу. А скажи-ка мне, что за ходячий труп по лесам шастает? Чёрный такой, засушенный, как мумия?
— Да что вам везде трупы мерещатся?
— Не встречал, что ли? Ходит и плачет. Охотник за людоедами?
Карпенко отвечал быстро, не задумываясь и смелел на глазах:
— Не встречал, не знаю. Браслеты сними?
— А ты ведь очень внимательный и догадливый человек, Карпенко. Старший егерь, это значит, следопыт. Наушник у меня сразу заметил, хотя его практически не видать. Не поверю, чтоб ты охотился на зверей, а людей в лесу не замечал.
— А я на людей не охочусь! — отпарировал егерь. — Это вы приехали и устроили сафари на пенсионеров.
— Кстати, о пенсионерах, — вспомнил Савватеев. — Как этого дедка зовут, что двух моих подчинённых вырубил?
— Откуда я знаю? Они приходят, уходят… Всех не упомнишь. Но как вырубил, а? Красиво!.. Сам потом рассказывал, мы животы надорвали. Ну и кадры у тебя!
— Он что, спортсмен?
— Да что ты!.. То ли столяр, то ли бондарь. В общем, пенсионер колхозный.
— И не знаешь его фамилии? А как путёвку выписывал?
— Никак. Хозяин угодий дал пенсионерам льготы… Ты что, так и будешь меня держать?
— Буду.
— Ты же раскопал могилу?
— Но там оказался медведь. А мне нужен труп гражданина Каймака. В любом состоянии.
— Ищи, если нужен, — егерь притулился к сосне. — Тут я тебе не помощник, мертвецов с детства боюсь.
— Тогда долго придётся сидеть, — Савватеев подошёл к бойцам, все ещё пялящихся на то, что осталось от медведя: — Доставайте его оттуда и копайте ещё.
Медик встрепенулся:
— Вы полагаете… нас отвлекают?
— Полагаю.
Бойцы посовещались, спустились в яму, с помощью лопат подсунули под сгнившую тушу брезент и выволокли её наружу. Воспрявший духом эксперт засуетился:
— Снимите на штык, а потом осторожнее! Я вспомнил!.. Такое бывало, кажется, в шестьдесят третьем?.. Поверх трупа собаку закапывали!..
Минут пять, пока бойцы рыли землю, Савватеев украдкой наблюдал за Карпенко — тот оставался безразличным ко всему: похоже, после приступа веселья переживал эмоциональную опустошённость.
Или точно знал, что под зверем в могиле ничего больше не было.
— Ниже грунт не тронут, — вскоре разочарованно доложил эксперт. — Суглинок монолитный, чистый, без гумуса и современных растительных остатков… Копать нет смысла.
— Есть смысл вернуться на базу и отдохнуть, — пожалел его Савватеев, — пока я работаю с грибниками.
…До базы ещё было метров триста по старому, петляющему просёлку, когда впереди показался бегущий навстречу офицер-диверсант. Заметив начальника, он остановился, взял автомат на ремень и сдёрнул берет — от стриженой головы валил пар.
— Это что за кросс? — спросил Савватеев.
— Прочёсываем лес, товарищ полковник. Задержанные сбежали!
Карпенко, идущий сзади под конвоем, услышал и засмеялся. Веселить его и дальше настроения не было.
— Прочёсывай, — равнодушно обронил Савватеев и прошёл мимо.
Ворота базы оказались открытыми настежь, а по территории одиноко бродил Тарантул, что-то выискивая в траве. Савватеев велел приковать егеря к воротному столбу, отвести и запереть старух в кочегарке, а сам, тяжелея с каждым шагом и ощущая, как кровь приливает к лицу, направился к оперативнику.
— Вы только посмотрите, товарищ полковник! — с виноватым изумлением закричал Тарантул, обирая с себя репей. — Они голыми руками стену проломили! В два кирпича! Кладка — монолит!..
Савватеев обошёл трансформаторную будку: с задней стороны, обращённой к лесу, зияла свежайшая дыра чуть ли не в рост человека, а напротив неё грудой лежали крупные кирпичные блоки. Было ощущение, что стену выбили направленным взрывом или кумулятивным снарядом средней величины, однако никаких характерных следов от взрыва или применения какого-либо инструмента не было.
Выломали не свежую замуровку, сделанную ночью егерем, а старую, пятидесятых годов, кладку!
— Вы что тут, дрыхли без задних ног? — скрывая приступ гнева, спросил Савватеев.
— Никто не спал, товарищ полковник! Мы с криминалистом шмонали жилые помещения…
— Отставить жаргон!
— А здесь, у дверей, стоял разведчик из группы Варана, — уже вяло проговорил Тарантул. — Псевдоним — Филин…
— И ничего не слышал?
— Никто ничего не слышал! Вон там, на периметре, был сам Варан, и тоже ничего… А доходяги эти спали на мешках…
— Потом встали и пробили стену?
— У меня уже голова пухнет!..
— Кто обнаружил побег?
— Варан и обнаружил. Шёл по периметру и увидел — дыра в будке чернеет!…
— А где же Филин был?
— У дверей стоял! Никуда не отлучался…
— Где сейчас эта птица?
— В лесу… Я не видел, говорят, первый побежал догонять.
— Ты-то что делал в это время?
— Да комнаты в гостинице осматривали!.. Я сразу же приказал прочесать лес… Нет, что-то тут творится, товарищ полковник!
— Безответственность и разгильдяйство творится! Потому что у себя дома. А здесь и стены не помогают!..
Тарантул все ещё хотел оправдаться:
— Вы подумайте, товарищ полковник!.. Электроника полетела? И ладно бы одна-две рации — сразу вся! И на машинах… А мы ведь не кучей стояли, чтоб одним грозовым разрядом накрыло. Да и грозы-то не было! Теперь стена… Это надо триста граммов тротила, чтоб вынести! Но криминалист осматривал, говорит, следов подрыва нет…
Подошедший медик стоял возле пролома с неким грустным очарованием на лице:
— Теперь вы верите?.. А то — шейный остеохондроз, искры из глаз…
— Идите спать, — велел ему Савватеев и сам пошёл к реке.
— Ну и что делать будем? — вслед спросил Тарантул.
— Верни бойцов на базу и отдыхай. А этого Филина ко мне, как появится. Вместе с Вараном.
Савватеев вышел через калитку на берег, поискал место у воды и сел. Мысль, возникшая у него при виде пробитой стены, отяжелила не только сознание, но и тело: скорее всего, Мерин знал, что может произойти на этой базе, или предчувствовал подобный исход дела и потому не полез сюда. Этот хитромудрый мент пошёл на конфликт с руководством, чтоб потом красиво уйти, а под предлогом благосклонности сделал шикарный подарок — послал на базу, мол, поставь последний штрих в столь щепетильном деле и смело ступай на доклад — вернёшься уже в роли начальника Управления…
А это оказалась всего-то продуманная комбинация, чтоб подставить Савватеева! То есть Мерин решил таким образом избавиться от него, не исключено, убрать конкурента, и теперь остаётся либо сейчас же свернуть операцию и написать рапорт, либо принять вызов и переломить ситуацию.
Отпущенного времени оставалось полтора дня — даже с аппаратурой, связью и транспортом толком ничего не успеть. Конечно, есть ещё живой труп, безумный охотник за людоедами, которого следует отловить и отработать; используя особые полномочия, можно устрашить егеря, можно попугать старух, сейчас запертых в кочегарке.
На результаты обыска надежды почти никакой: что можно найти спустя год, тем более в таком проходном месте, как охотничья база для иностранцев?
И надо начинать с того, где менее всего ожидается результат.
Криминалист уже заканчивал обыск терема, в котором размещалась гостиница, и улов был небогатый: несколько фрагментов плинтуса со следами, похожими на кровь, два десятка пакетов с соскобами краски, пылью, найденными волосами и россыпь запечатанных пластинок с дактилоскопическим материалом. Искать что-либо принадлежащее определённому человеку спустя год, после того как здесь побывали десятки людей, дело почти бессмысленное. Даже если во всем этом мусоре и найдётся нужная частичка, то не менее чем через неделю, после обработки и лабораторных исследований.
Ещё не совсем отошедший от контузии, уставший и вывалянный в пыли эксперт дописывал протокол, его полусонные помощники все ещё бродили по коридору, заглядывая в комнаты.
— Похвастаться нечем, — определил Савватеев.
— Есть три странных детали, — вяло подытожил криминалист. — В гостинице найден склад продуктов и два холодильника там. Тушёнка, сгущёнка, макароны…
— Чего странного?
— Много спиртного, причём есть дорогие коньяки, виски, аперетивы…
— Значит, бывают богатые гости.
— Но хозяин давно за рубежом, иностранных охот не проводят…
— Старые запасы…
— Я хочу сказать, грибники странные, непьющие, едят грибной супчик. И егерь…
— Экономят. Они — пенсионеры, нищие…
— И выламывают стены?
— С этим надо разбираться отдельно.
— А зачем на том же складе детское питание? Две больших коробки! Младенцы на охоту приезжают?
Савватеев вспомнил дочь, ночные бдения и сказал то, что слышал от просвещённой жены:
— Иногда взрослые используют как диетическое питание…
— Где вы тут видели больных?
— Давайте что-нибудь поинтереснее! Криминалист вытащил из вороха пакетов один:
— Вот эта закладка… Обнаружили в каминном зале под медальоном с лосиными рогами… Японского производства, нашими спецслужбами не используется. И похоже, в нерабочем состоянии.
— Кто её заложил? — Савватеев достал подслушивающее устройство, внешне напоминающее усатого засохшего таракана. — И кого тут слушали?
— Может, конкурентов, может, зарубежных партнёров… База-то для иностранных охот. А мы знаем, что делают на таких охотах, да ещё в уединённых местах.
— Почему решил, что не в рабочем?
— Посмотрите через лупу, товарищ полковник. Она сгорела… Тут никакая электроника не выдерживает.
— Что ещё? — Савватеев спрятал закладку в пакет и положил себе в карман.
— В пятом номере на втором этаже, по крайней мере дважды, выбивали стекла и вынималась рама.
— Как определили?
— Следы ремонта — новые штапики, остатки старого герметика. Переколачивалась обналичка, отверстия от старых гвоздей… Другие окна в доме ремонту не подвергались.
— Буйные постояльцы?
— Возможно… Только почему их заселяют в один и тот же номер? Кстати, самый лучший.
В характеристике Каймака буйства не отмечалось, хотя никто не знает, что может произойти с самым тихим человеком, если он приехал оттянуться на природе. Тем паче с бандитами…
Савватеев поднялся в пятый номер, обставленный дорогой мебелью и выкрашенный в приятный розовый цвет. Плинтуса были оторваны, часть из них выпилена, сразу от входа поднято и перевёрнуто с десяток половиц, а все остальные щели между досок тщательно выскребли, кое-где вместе с древесиной — криминалист работал профессионально и все-таки не обратил внимания, что скатанное от стен ковровое покрытие было почти новым и сильно отличалось от покрытий других номеров. Кроме того, если смотреть от двери, по оттенку пола заметно, что здесь когдато лежал ковёр — лак выцвел, отбивая довольно чёткую линию у стены и два прямых угла. А ещё краска на стенах была тоже довольно свежей, возможно, и годичной давности; под ней оказалась совсем другая— голубоватая, скорее всего, в тон исчезнувшему ковру. Выходит, в лучшем номере вдруг почему-то сделали ремонт, поменяли цветовую гамму, мебель, а учитывая отремонтированное окно, можно сказать, что здесь произошло некое нестандартное действие, однако проку от этих косвенных деталей было весьма мало. Например, окажется, что элитный номер усовершенствуют каждый год, дабы идти в ногу с Европой, откуда приезжают требовательные гости.
Вот если бы нашли явные следы крови, а она бы в свою очередь совпала по генетическим признакам с кровью Каймака!..
Если бы, если бы…
Савватеев отправил криминалиста обыскивать хозяйский дом, а сам подошёл к воротам, где под охраной бойца сидел прикованный наручниками Карпенко. Егерь не мог видеть, что сейчас происходит на базе: держать его в неведении, а значит, и в напряжении было сейчас полезно.
— Ты чего меня, как собаку, привязал и ушёл? — сразу же раззадорился егерь. — Отстёгивай! Я тебе что, зек, что ли? Или предъявляй обвинение!
— Слушай, а где голубой ковёр из пятого номера? — будто между прочим, спросил Савватеев, присев на корточки.
Самообладанию егеря можно было позавидовать, однако физиология живо отзывалась на внешний раздражитель: егерь будто бы остался возмущённым, даже взбешённым, но его морщинистый лоб вдруг разгладился, губы разомкнулись, что означало короткий миг расслабления — иначе говоря, душа оборвалась.
Возникла пауза секунд в десять. Приходил в себя…
— А хрен знает где, — голос был с лёгкой хрипотцой. — Спроси у хозяина. Я егерь — не завхоз.
— Хозяин у тебя за рубежом?
— Ну да…
Попадание было довольно точным, но чтоб вогнать его в панику, требовалось ещё два-три, причём с нарастающей точностью.
— Спросим, — быстро и скучно согласился Савватеев. — А что же пол в номере не поменяли?
— В каком номере? — натянуто спросил Карпенко и сглотнул — першило в горле!
— Да в пятом… Поменяли бы, так вопросов не возникало.
— Откуда я знаю? — он снова заговорил вызывающе, теперь чтобы скрыть волнение. — Я здесь не хозяин, работаю по найму! И отвечаю за охоту, а не за гостиницу. Моя задача выставить зверя клиенту!
Все, давить на него больше было нельзя! Двух попаданий пока что достаточно, пусть теперь соображает, в чем прокол, что ему грозит, и пусть придумывает версии про ковёр и пол.
— Ладно, сиди, пока я сплю.
Савватеев нарочито медленно пошёл к калитке — ждал, вспомнит егерь своё гневное требование об освобождении или нет…
Не вспомнил — иные мысли сейчас были важнее.
Савватеев и в самом деле решил поспать, пока делают обыск хозяйского дома, и уже поднялся на резное крыльцо терема-гостиницы, как увидел бегущего криминалиста.
— Олег Иванович! Вам бы нужно взглянуть на это!..
— Что там опять?
— А вы посмотрите сами!
Хозяйская изба, судя по убранству, ничем особенным не отличалась от крестьянских изб, если не считать, что не было ни одной перегородки — эдакий просторный зал со множеством окон, отчего свет здесь казался ярче, чем на улице. И ещё вдоль глухой стены были расставлены живописные полотна, словно в студии художника.
— Неожиданное хобби у хозяина, — заключил эксперт. — Несовместимое с личностью прапорщика пограничного спецназа.
Савватеев прошёл вдоль ряда картин и внезапно вздрогнул, будто наткнувшись на стену, и оптутил знакомый холодок, пробежавший по позвоночнику: на холсте были изображены два человека, сплетённые, свитые телами, в порыве какой-то пугающей экспрессии готовые разорвать или задавить друг друга…
— Да-да, именно это полотно, — забормотал возле уха криминалист. — Все остальное — примитив, лубок… Но выполнено одной и той же рукой! Вы чувствуете, какая сила исходит от холста?.. Что это? Единоборство? Обрядовый поединок? Ритуал?..
— Не знаю! — ощущая внезапное раздражение, бросил Савватеев. — Я не искусствовед…
— Но какое воздействие на подсознание! А это значит, мы столкнулись с каким-то магическим ритуалом.
— У вас безудержная фантазия…
— И это не все! — ничуть не смутился эксперт и откинул крышку люка в полу: — Прошу сюда!
Они спустились в тесный подпол, и при свете фонарика Савватеев увидел отведённый в сторону деревянный стеллаж, за которым оказался вход в ещё одно подземелье, выложенное кирпичом.
— Обнаружил старым казачьим способом, — похвастался криминалист, — без всяких приборов… Идите за мной!
В сухом каменном подвале на стенах висели верёвки, точёные деревянные блоки, пустые кожаные мешки и какая-то старая, посконная одежда. На толстых чурках, как украшение, стоял расписной сундук с откинутой крышкой, возле которого и остановился эксперт:
— Взгляните сюда!
Он натянул плёночные перчатки и извлёк почерневшую, тяжёлую чашу на цепях и кованой, узорчатой треноге.
— Золотая, что ли? — подавляя приступ душного, изматывающего неудовольствия, спросил Савватеев.
— Нет, она медная, — душа и голос криминалиста трепетали. — И ценность не в металле… Возраст чаши — не менее двух тысяч лет! Обратите внимание на боковые поверхности. Здесь хорошо сохранился узор… Это звериный скифский стиль!
— Значит, хозяин базы занимался археологическими раскопками?
— Исключено! Чаша никогда не была в земле. Вы представляете, что делается с медью, когда она попадает, например, в курган?
— Не представляю…
— Мало того, ею совсем недавно пользовались. Что-то сжигали, и скорее всего масло… Довольно свежая копоть! — он поставил чашу с треногой на пол и достал тёмную, пузатую бутылку. — А вот и само масло… Чувствуете, какой аромат? Тут ещё есть…
Запахи тоже начинали раздражать Савватеева.
— Я не совсем понимаю, как все это относится к поискам правозащитника, — проговорил он. — По-моему, вы отвлекаетесь от дела…
— Ещё как относится! — эксперт вытащил из сундука развязанный узелок с костями: — Глядите, Олег Иванович!
— Это человеческие кости?
— Нет, скорее всего берцовые кости животного… Но они закопчены и обожжены в огне! Почему они здесь? Вместе с драгоценной чашей?
— Не знаю, — утомлённо обронил Савватеев.
— А я догадываюсь!.. И потом, это же тайник! Между прочим, хорошо замаскированный. А зачем человек прячет такие вещи?
— Чтобы не украли!
— Чтобы не попадались на глаза посторонним. Это все — предметы для магии, для совершения культовых обрядов! Вы не допускаете, что Каймак стал жертвой какого-нибудь изуверского ритуала?
— Слушайте, а вы не боитесь после взрыва на кладбище прикасаться ко всем таким вещам?
Эксперт не испугался, но воспоминание скривило ему рот:
— Не боюсь. Я уже пожил на этом свете. Но здесь столько всего интересного!..
— Закончите обыск — идите отдыхать, — посоветовал Савватеев и торопливо выбрался из подпола.
На крыльце он отдышался, снял с головы пыльные нити паучьих сетей и тут заметил возвращающихся из леса трех бойцов. Было понятно, что никого они не нашли, однако насторожило странное поведение: Варан со своим бойцом-диверсантом вели за руки третьего, обезоруженного, причём офицер напоминал пьяного и вроде бы делал слабые попытки вырваться. Они не заметили начальника, прошли мимо и пристегнули бойца наручниками к столбу беседки.
Савватеев сошёл с крыльца и не спеша приблизился к диверсантам.
— Это Филин, — доложил Варан.
Под носом у Филина, на мочках ушей и шее была засохшая кровь, на скуле небольшая ссадина, лицо отёчное, глаза заплыли…
Диверсант распрямился, посмотрел зачарованно:
— Это невероятно, товарищ полковник…
— Вы что, били его? — спросил Савватеев.
— Да нет, товарищ полковник! — Варан мотнул головой. — Была нужда, руки марать…
— Почему на нем кровь?
— Такой был! Мы только наручники надели…
— А что все это значит?
— Он, гад, дрых на посту! А когда задержанные вышибли стену, убежал с ними! Едва поймали!..
— Помолчи, — оборвал его Савватеев и приблизился к Филину вплотную: — Можешь объяснить, что с тобой произошло?
— Я не спал! — искренне и почему-то радостно произнёс тот. — И это ещё хуже… Я все видел!
— Что ты видел?
— Чем они стену пробили и как ушли… Нет, как уходили, не видел.
— Ну и чем же пробили?
Диверсант вытаращил изумлённые глаза:
— Каким-то полем, товарищ полковник…
— Каким ещё полем?
— Это фантастика. Они не люди! Я имею в виду, не земляне. Они из другого мира, товарищ полковник… Я все понял! Мы столкнулись или с параллельным миром, или с инопланетной цивилизацией.
От его безумных слов Савватеев сначала вспомнил телохранителя Каймака, находящегося в психбольнице, потом сумасшедшую ходячую мумию, толкующую о зверях-людоедах, и все это легло на свежие впечатления от заключений криминалиста с его шаровой молнией, вышедшей из надгробия, и магическими ритуалами…
Заболел затылок и застучало в висках.
— Под дурака косит, — пользуясь паузой, выдавил Варан. — Выкрутиться хочет! Ну все, теперь ты попал!
— Сними наручники, — попросил его Савватеев. — и всем отдыхать. Гостиница пустая, занимайте любые номера.
— Я здесь баню присмотрел, — сообщил командир группы диверсантов. — Можно истопить, попариться… Да и поспать там можно.
— Как хочешь…
Командир направился было в дальний угол базы, где торчала крыша новой бани, но торопливо вернулся:
— Нет, я вас одних не оставлю, товарищ полковник! А если у него и впрямь крыша съехала? Это опасно!..
— Иди в баню! — приказал Савватеев.
Он сам расстегнул наручники, усадил Филина напротив себя и подождал, когда Варан с бойцами уйдут.
— Ну и как же старики пробили стену? — спросил Савватеев мягко и без интереса.
— Сейчас расскажу! — заволновался Филин. — Только вы поверьте. А то командир не верит!..
— Да бог с ним, говори…
— Я за стариками сквозь дырку наблюдал… Там дверь железная, но железо тонкое, и когда варили, электродом дырок нажгли. В верхней части, где к уголку приваривали… Можете проверить!
— Ладно, я понял. Давай дальше.
— Ну вот, я время от времени смотрел — спали. А потом гляжу, встали и стоят посередине будки, разговаривают…
— О чем?
— Они тихо говорили, я через слово только понимал. Но смысл такой… В общем, они спорили. Один говорит, надо через двери уходить, а второй, мол, пойдём через стену, — диверсант перешёл на шёпот: — Говорит, если через двери, то кого-то придётся убить. И другие старики его вроде поддержали, дескать, нельзя нам земных людей убивать. Эту фразу я точно расслышал — «нельзя нам земных людей убивать»! Я тогда ещё не сообразил, что это они про меня говорят. Если бы так же дверь вышибли, как стену, меня бы точно убило этим полем! И так кровь из ушей… Вы понимаете, товарищ полковник?
— Понимаю, дальше что?
— А дальше вообще началось… невероятное, — Блестящие глаза Филина вдруг потухли. — Смотрю, один встал у стены… Этот, который на полусогнутых ходит!.. Примерно в метре и руки так выставил… Нет, не могу я рассказывать! Чудно и страшно! И почему-то слезы наворачиваются. — Он утёр лицо рукавом и отвернулся. — Вы простите, товарищ полковник… Остальные трое за руки взялись — один в середине, двое по краям… И те, что по краям, положили руки на плечи этому… У стены который встал… И мне сразу стало не по себе, сначала затошнило!.. Потом судорогами сводить начало, прямо скрючило! Чувствую, на глаза давит, а самого сначала прижало к двери, приплюснуло…
— Чаши у них не было? — спросил Савватеев.
— Какой чаши? — опешил Филин.
— Медной, со скифским звериным стилем…
— Нет, чаши не было… И вообще в руках ничего не было!
— Ладно, продолжай…
— Я уже больше ничего не видел, что там в будке делается, — голос его стал жалостливым, страдальческим. — Только смотрю, меня от земли оторвало, как в невесомости!.. Ногами в воздухе болтаю! За крышу схватился, чтоб выше не подняло!.. И тут слышу, вроде бы кирпичи осыпались или в ушах так защёлкало?.. Потом резкое облегчение, и я упал под дверь. Ни рукой, ни ногой, будто сверху плиту положили… Секунд двадцать пролежал так, сознания не терял, но как во сне… Опомнился — весь в крови, из носа, из ушей… — прапорщик вновь оживился: — Товарищ полковник, я же из морпехов пришёл, знаю, что такое кессонная болезнь. У меня все признаки!.. И ощущения, будто через торпедный аппарат десантировался.
Савватеев посмотрел на него без всякой надежды: гримаса муки на лице, безумные, воспалённые глаза в узких щёлках…
— И никакого шара не было? Шаровой молнии, например?
— Не видел! Но что-то было! Треск слышал!..
— Ты сейчас иди и поспи, — дружески предложил Савватеев. — Потом и поговорим. В бане попарься, отдохни…
— Вы что, товарищ полковник? Я хочу работать! Зачем меня вернули? Я бы догнал этих стариков!
— Успокойся, Филин, ты же офицер, разведчик…
— Не верите? И вы не верите?!
— Послушай себя со стороны! — разозлился Савватеев. — Это бред!
Диверсант скорчился, опустил руки:
— Меня уволят?.. А я так старался, работал.
— Хорошо, старики стену пробили… Но почему ты за ними побежал?
— Как почему? Догнать хотел, ведь это же… невероятно! Это чудо какое-то! Он не касался стены! И даже если бы касался, все равно не выдавить!.. Я, правда, самого момента не видел, меня лицом к двери прижало…
— И не догнал?
— Где там!.. Метров триста бежал за ними — видел. Они шагом шли…
— Шагом?
— В том-то и дело! Они шагом, а я изо всех сил рвал! Голова ещё кружилась, но я бежал… Потом они будто форсаж включили!.. Это не люди, товарищ полковник. Вернее, люди, но не земные. Сами подумайте, как может старик одним ударом свалить Басмача?
— Какого Басмача?
— Да бойца нашего! Который сейчас с сотрясением… Ладно, Коперника завалить можно. Он интеллигент, хилый… Но Басмач-то наш, тоже из офицеров морпеха! Да с ним в спарринге больше трех минут никто не выдерживает! — Филин заблестел глазами: — Олег Иванович, поверьте, мы столкнулись с каким-то явлением!.. Нельзя к этому относиться просто так! У меня чувство, что мы прикоснулись к чему-то такому… Почему радиостанции накрылись? Приборы? А если и объект так же попал?
Савватеев лишь вздохнул.
— Представляешь, если я доложу руководству, что мы прикоснулись к чему-то такому? Каймака на пришельцев не списать… У нас ещё остались две старухи. Надо с ними поработать. На вид обыкновенные деревенские бабульки, но и дедки тоже выглядели обыкновенно…
— Как — поработать? — насторожился диверсант.
— Ты же хотел поработать?
— И сейчас хочу!
— Я подсажу тебя к ним, в кочегарку, — Савватеев защёлкнул дуги наручников на его запястьях. — В таком виде. А ты их сначала послушай, попробуй разговорить. Скажешь, помог бежать старикам, за это тебя арестовали…
Филин помолчал, опустив глаза:
— Если откровенно, товарищ полковник… Мне стыдно…
— Что?..
— Я не по этой части…
— Я тоже не по этой части! — внезапно для себя взорвался Савватеев. — А вынужден!.. Стыдно ему! Ты разведчик, диверсант!
Тот уже его не слушал, с интересом уставившись куда-то в сторону.
Савватеев оглянулся: от реки бежал возбуждённый Тарантул.
— Там женщина причалила! — доложил он. — С двумя детьми! Грудными…
— Что значит причалила?
— На лодке. Грибы привезла, четыре здоровых корзины. Карпенко спрашивает… Задержать?
— Погоди, я сам, — Савватеев встал. — А ты отведи Филина в кочегарку и запри. В наручниках!
Тарантул дёрнул плечами:
— Ни хрена себе… Но в кочегарке старухи сидят?
— С ними и запри, — сказал Савватеев. — А ты сиди там, думай и работай. Если хочешь в группе остаться.
У причала оказалась старая деревянная лодка с лопатными вёслами, а на корме, прямо на широком сиденье, лежали дети грудного возраста, с головой запелёнутые серыми одеяльцами. Их молоденькая мамаша в стареньком солдатском камуфляже и зеленой косынке поднималась на берег с двумя огромными корзинами грибов.
От вида свёртков с младенцами вдруг вспомнился последний разговор с женой, и в душе поднялась неприятная мутная волна.
— Тебе помочь? — спросил Савватеев.
Женщина испуганно вскинула голову и шагнула назад.
— Меня Карпенко послал, — мгновенно сориентировался он. — Грибы принять.
— А-а, — протянула женщина недоверчиво. — А где он сам?
— К Баруздину поехал.
Эта фамилия была ей знакома, и все равно что-то настораживало молодую мамашу. Она хотела поставить корзины на косогор, но те клонились набок и мелкие грибы горохом сыпались в реку. Савватеев приблизился к ней и взялся за ручки корзин:
— Дай помогу! Надорвёшься же…
От женщины исходил незнакомый смолянистый дух, чем-то напоминающий запах масла из бутыли, найденной криминалистом в тайнике. Она все ещё сопротивлялась, не выпуская ручек, и в глазах её поблёскивал страх, смешанный с любопытством. Тогда он почти насильно отнял ношу.
— Пошли на базу! Сейчас взвесим и все дела! — Чтоб снять с неё остатки испуга, следовало говорить много и непринуждённо. — Карпенко деньги оставил, сказал, выплатить тебе сразу. А ты что же, с детьми на лодке плаваешь? Не с кем оставить, что ли?.. Ну, идём! Бери остальные корзины и пошли…
— Деньги оставил? — будто бы радостно переспросила она.
— Ну да! Говорит, барышня приплывёт, с грибами…
— Ты врёшь! Как тебе не стыдно? Врать в присутствии моих детей?
— С чего ты взяла? — Савватеев рассмеялся и внёс корзины на берег. — Какая недоверчивая!
— Потому что Карпенко со мной детским питанием рассчитывается.
— Верно! А я забыл! И в самом деле, велел рассчитаться питанием.
— Сколько коробок он даёт за корзину? — этот вопрос был экзаменационный.
— Сколько? — изумляясь её чутью и простой хитрости, переспросил Савватеев. — Сегодня я тебе по две дам!
— Ты такой добрый, дяденька, — с усмешкой произнесла она. — А что тут делаешь? Тоже на грибы приехал? Из города?
— Ну да, сезон, подрабатываю. Карпенко путёвку выписал на пять дней.
Она села на нос лодки, отчего корма приподнялась и свёртки с младенцами опасно качнулись набок.
— Осторожнее! — непроизвольно воскликнул Савватеев.
— Не бойся, они не упадут, — хладнокровно произнесла она, даже не оглянувшись. — Моих детей ангелы берегут.
— Спокойные у тебя дети, не плачут…
— Что им плакать? Они первые на земле. И нет ещё ни обид, ни страданий.
— Как ты хорошо говоришь о своих детях! — искренне похвалил он. — А они у тебя близнецы?
— Нет, эти двойняшки получились. Первые близнецы.
— Выходит, у тебя четверо детей? Она затаённо улыбнулась:
— Четверо.
— Ну, ты молодец!
— И ещё хочу. Только вот не от кого рожать.
— Как не от кого? А муж?
— Мои мужья в армии служат. Срочную. Показалось, что он ослышался относительно множественного числа:
— Погоди, с детьми на срочную не берут…
— Их насильно увезли, под конвоем, — с неожиданной горечью проговорила она. — Прямо со свадьбы. Приехали с милицией, схватили обоих… Война же кругом!
— Как — обоих? — пугаясь собственной догадки, спросил Савватеев.
— Да, у меня два мужа. Но вот забрали, и теперь я одна с детьми.
— Так не бывает, — попробовал возразить Савватеев, но женщина не слышала.
— Они на границу попали, каждый день письма писали… А потом и там война началась. Наверное, убили. Скоро год писем нет… Я двойняшек грудью выкормила, пора бы снова забеременеть, да не от кого… Ты, дяденька, можешь там, в городе, запрос сделать? Живы, нет…
— В принципе, могу, — ощущая, как разъезжаются и деревенеют мысли, проговорил он.
— Ну так сделай! Сколько Карпенко прошу — только обещает.
— Мне надо знать имена… твоих мужей.
— Максимилиан и Максим Трапезниковы. Они родные братья… Если живы, пусть их командование отпустит, на неделю. Больше и не надо. Я беременею быстро…
— Ну, добро, похлопочу…
— Нет, дяденька, наверное, ты опять врёшь.
— Почему?
— Смотришь, как пришибленный. Или испугался, подумал, я сумасшедшая, — каким-то обволакивающим тоном заговорила женщина. — Но тебе и в голову не пришло, что это возможно в библейские времена.
— А они сейчас… библейские? — Савватеев встряхнулся, желая избавиться от знобящего холодка, бегущего по затылку.
— Это нужно чувствовать! — она кокетливо и призывно засмеялась. — Я тебя научу, если захочешь! Завтра к вечеру ещё грибов наберу и приплыву…
Женщина достала корзины, поставила у воды, заскочила в лодку и склонилась над детьми:
— Ну что стоишь, дядя? Неси питание!
— Сейчас принесу! — чувствуя некое липкое отупение, Савватеев взбежал на берег. А женщина в тот миг с силой оттолкнулась от берега. — Эй, погоди! — запоздало крикнул он и сбежал к воде: — Куда же ты? А детское питание?
— Я тебе не верю! Ты все врёшь!
— Давай поговорим? Мне интересно! Что на завтра-то откладывать? А запрос я сделаю!..
— Ты бы лучше мне детей сделал! — засмеялась она, садясь за весла. — А то все мужчины боятся! Кого ни прошу — никто не хочет. Мне ведь все равно, лишь бы дети рождались!
Он наконец выдохнул спирающий дыхание ком замешательства:
— Подчаливай — сделаю!
— Не обманешь?
Савватеев был уверен, что это провокационная игра — нравы у молодых мамаш здесь были ещё те, поэтому махнул рукой:
— Не обману! Причаливай.
Короткими и сильными взмахами весел она подгребла к берегу, не спуская с него пытливого, липкого взгляда, сняла куртку, под которой ничего больше не было, затем встала, спустила брюки и деловито начала выпутываться из великоватых штанин.
— Прямо здесь, что ли? — деревянными губами спросил Савватеев.
— На травке мягко, — между делом обронила она. — А что ты стоишь, дядя? Раздевайся! Надо, чтобы все было, как в раю, у Адама и Евы.
— У тебя ни стыда, ни совести, — шутливо пожурил он. — Где ты видишь рай? Народ кругом!
— Тогда садись в лодку, если такой стеснительный, — зазывно и хрипловато проговорила она, демонстрируя свои прелести. — Отплывём на середину…
— Там же у тебя дети! Врать при них нельзя, а заниматься любовью можно?
— Делать детей не грех, пусть видят… Садись.
— В другой раз, — передёргиваясь от омерзения к себе, проговорил Савватеев.
Где-то на базе заурчала машина, и этот звук будто спугнул женщину.
— Обманщик ты, дядя, — не одеваясь, она села за весла. — Почему вы все такие? Только насиловать способны. А когда вам предлагают, сооблазняют вас — трусите, извращенцы… Нет, в другой раз я тебя не соблазнять стану, а изнасилую, дядя! Поймаю и изнасилую!
Сумасшедшая мамаша ударила вёслами, окатив Савватеева водой, как-то гулко засмеялась и погнала лодку на стремительный фарватер.
Савватеев сел в густую осоку — там, где стоял, потряс головой, избавляясь от наваждения, растёр по лицу брызги.
Лодка почти растворилась в солнечных бликах, только поблёскивали греби, и было уже не понять, то ли так заливисто и протяжно скрипят уключины, то ли плачут дети.
Через минуту она вообще исчезла за поворотом и остался лишь этот щемящий, будоражащий душу звук, ощущение нереальности и близкой, непонятной опасности.
Человеческие голоса Савватеев услышал будто сквозь сон и привстал, когда за спиной громко хлопнула калитка.
На берегу стоял Финал и длинный, худой милицейский подполковник. Щеки у опера ввалились, исчез здоровый румянец, и пепельный клок волос на темени отчего-то стоял дыбом. Савватеев приблизился к ним молча и так же молча уставился на Финала.
— Вам надо в Управление позвонить, — сказал тот и протянул сотовый телефон: — Там что-то произошло.
— Что?
Опер отвёл его в сторону, подальше от машины.
— Мент умер… То есть генерал Мерин. Прямо на службе, в кабинете… Секретарша сказала, застрелился…
