Дор. Урок двадцать третий

Исследуя язык восточных славян, невозможно обойти его воинскую составляющую, которая насчитывает добрую сотню слов, прямо относящихся к ратному делу, боевым искусствам, оружию, и многие тысячи производных, послуживших насыщению Дара Речи особым бойцовским духом и характером. Если хотите, в нашем языке заложено все, что необходимо для защиты Отечества, — от стратегии и тактики действий войск до военно-учетных специальностей и мобилизационных предписаний. Причем обучающий этот словарь не заимствован из других языков, имеет природную и весьма специфическую основу, которая носила совершенно иной характер и прямо противоположное по смыслу назначение. То есть воинский словарь, как булатный клинок, прошел своеобразную ковку и закалку: слово, изначально сеявшее доброе и вечное, обернулось своей изнаночной стороной и, пройдя сквозь горнило зла, вновь обрело добро, но уже иного качества.

Если проникнуть в глубинный, магический смысл слов, принадлежащих к тем или иным гнездам и даже целым гнездовьям, то можно обнаружить, что подобная трансформация весьма характерна и является не только нормой, но и его живой, подвижной нервной системой, приводящей в движение языковые мышцы и не позволяющей ему устаревать и костенеть от времени. Проникая в заветные тайны языка, непременно приходишь к мысли, что эти волнообразные движения, возможность столь контрастного перехода из одного качественного состояния в прямо противоположное, но с последующим возвращением «в плюс» изначально заложены в Даре Речи, что и говорит о его величии и бессмертии. Кроме того, благодаря подвижности и еще свойству языковой памяти, то есть способности слова сохранять, записывать весь пройденный путь этноса, у нас открывается уникальная возможность совершать путешествия в ветхую старину, воспроизводить и чувственно испытывать все, что испытало само слово. Это и есть живое предание, способное передавать через тысячелетия, прежде всего, психологию пращуров, то есть их образ мышления и манеру поведения.

На просторах нашей необъятной Родины есть, пожалуй, сотни деревень, селений или просто мест, урочищ, холмов с несколько странным названием — Дор. Причем иногда с уточнением: Верхний, Нижний, Малый, Великий, — или вовсе произведенным от имен собственных. Чаще встречаются они вдоль основных дорог на европейской части России (тех, что проложены по древним путям), и не только в глубинке, несколько меньше их на Урале и редко — в Сибири. Происхождение таких названий почти забыто, даже местные жители, в основном дачники, толком не могут объяснить, что это значит, и высказывают предположения самые разные: мол, в старину так поляну называли, участок леса, рощу, куда молодежь ходила гулять. А кто-то и вовсе скажет: это, мол, новая пашня или, напротив, брошенная, никому не нужная истощенная земля. И если Дор находится на возвышенности или вовсе на вершине холма, что бывает чаще всего, то можно услышать предположение фантастическое: мол, проклятое там место, чуть ли не та самая «лысая гора», где ведьмы устраивали шабаш. И обязательно последует признание: дескать, место нечистое, но людей туда почему-то тянет, особенно молодежь, влюбленные парочки и, как ни странно, стариков.

В элитном районе Подмосковья, близ Николиной Горы, есть Раздоры — красивый сосновый бор, куда пожилые москвичи с давних времен любят ездить отдыхать, причем зимой и летом, для чего тут когда-то построили несколько волейбольных площадок и столов для трапез на природе. Правда, сейчас эту «истощенную, нечистую» землю активно застраивают коттеджами с высоченными заборами и постепенно вытесняют отдыхающих. Однако ни старики, ни новоселы тоже не могут растолковать сути названия, и все сходятся к тому, что в Раздорах просто раздолье, тут вроде бы и с людьми, и без них одновременно. То есть они рядом, но не мешают, не давят тебя, как в метро, не толкают плечами и от того становятся будто родными, близкими, так что хочется взяться за руки…

Только на архангельской дороге, в Верхнем Доре, нашлась бабуля, которая помнила, что сюда, на поляну, раньше драться ходили. Обязательно на Масленицу, да и так, по праздникам, когда у мужиков кулаки чешутся: разденутся до пояса и идут стенка на стенку. В кровь расхлещут губы и носы друг другу, а потом возвращаются довольными, садятся за столы и гуляют. В общем, безобразничали… Еще в двух деревнях мне объяснили, будто Дор — это место, где опять же на Масленицу жгут соломенное чучело, веселятся, пляшут вокруг огня, а теперь, мол, за неимением соломы (ничего же не сеют!) ребятня прикатит резиновые баллоны и палит… дым черный. А в последнее время привезут из города хлопушек разных да пускают в небо. Вроде радуются, но невеселые почему-то…

Архивные розыски также принесли результаты странные и смутные. С одной стороны, выяснилось: мест с названием Дор когда-то было множество, считай, возле каждого большого села либо группы деревень. С другой — ничего конкретного относительно предназначения, но по косвенным упоминаниям можно было предположить, что были они игрищами, где дети и отроки играли в основном в лапту, ну еще там же гуляли, будто совсем давно хороводы водили, потом стали собираться на летние складчинные праздники. А какая гулянка на Руси без драки обходится?

Толковые словари, или точнее их авторы, и вовсе не заметили этого топонима, как Преображенский или Срезневский. А Фасмер растолковал дор как поднятую целину, новь. Правда с оговоркой, что есть еще одно значение, неожиданное — легко раскалываемое дерево, дранка. У греков это, мол, бурдюк, шкура, содранная кожи. Обнадежил только Даль: он выводит дор от слова драть, но тоже относит это к земледелию, когда с будущей пашни сдирают все лишнее — кустарник, лес, пни. То есть это роспашь, росчисть, починок, подсека, кулига, пожога. Однако ссылается на северные и сибирские говоры, где дором называют сало животных, внутренний жир, который сдирают. Также приводит еще два разных значения: сор, грязь, плесень на чем-либо — так считали в Москве, а в Орле, Калуге, Смоленске — кровельная дрань. «Дором драть, сдирать. Дорница (ж.) дрань, дранка, драница» — так дословно написано в его словаре.

Все это — косвенные указания, вытекающие из сути слова, но не изначальное его понимание, хотя исследователей должно было заинтересовать то обстоятельство, что участков земли, которые готовили под пашню, вокруг каждого селения было десятки, но дором называли лишь одно место. Впрочем, у составителей словарей не стояло задачи выявить исконное значение слова; они фиксировали то его состояние, в коем оно пребывало на момент их жизни. И за это благодарны потомки.

А дор, оказывается, наша беда и выручка, позор и слава одновременно, ибо это место рождения русского воинства и воинского духа.

Память человеческая стала коротка, особенно в «письменный» период, когда, по сути, прервалась традиция устного мифотворчества. Но память Дара Речи осталась бесконечной…

В кирилловском букваре знак Д означен как «добро», однако имеет двойное дно, несет двойную нагрузку: «добро давать» или, наоборот, «давать добро». Что тут первично и вторично — сейчас не имеет значения, эти слова, на первый взгляд, равнозначны по смыслу, и, как их ни поставь, он, смысл, не изменится. Мы до сих пор так их и употребляем. Кроме того, добро (благо) имеет синонимы хорошо, ладно (с выражением согласия). И есть еще один смысл, более понятный современнику: добро — богатство (имение).

Вся эта многозначительность тоже не случайна, ибо само слово состоит из двух слогокорней и раскрывает следующую, опять двойную, суть: до-бро — да-бра означает сразу «давать — брать» (любимое слово коррупционеров), Ладно, это когда даваемое берут сверху вниз и затем возвращают снизу вверх — жертвуют чем-то взамен. Тогда и наступает гармония отношений человека с окружающим миром — с другим человеком, с землей, с природой и богами. Посеял, к примеру, жито, сжал колосья, а в пашню бросил навоз, удобрения. Поэтому и говорят «надо творить добро», то есть замыкать этот круг. Верховный дающий — Раз, Даждьбог, основные потребители даваемого — берущие его внуки, гости или братия, то есть те, кто молится Ра вместе и берет, получает милость божью, благо. (Отсюда в христианство перешло обращение к прихожанам «братия и сестры».)

Из слова братия происходят три первых «военных» слова — брань, рать и борьба. Знак О, внедрившись в слово, растворил его суть: борьба от брать, бороться — браться. В том числе и за руки. (Четвертое — гражданское, родственное значение — брат.) Когда нарушается лад, когда происходит несправедливое разделение даваемого (например, благо), возникает брань, ссора среди братии. Тогда вместе молящиеся братья и становятся воинственными — ратью.

То, чем ныне принято гордиться, — непобедимыми, стойкими дружинами прошлого, ополчениями, ратями, воинским, духом, братством, мужеством, отвагой, храбростью, имеет источник, далекий от благонравия.

Но нет худа без добра…

Время возникновения подобных распрей хорошо датируется: это период крамолия, ибо автор «Слова…», вероятно, знавший древние письменные источники и устные предания, называет междоусобные войны крамолами — «А князи сами на себе крамолу коваху…». То есть в народной памяти давно и накрепко утвердилось вторичное понятие слова крамола — распря, гражданская война. Почему, в силу каких причин и обстоятельств случился этот великий раздор в жизни наших пращуров — тема отдельных исследований и совершенно иных уроков, которые не уложить, пожалуй, и в число сорок…

К тем же временам относятся и боевые слова драка, драть, дружина, также вышедшие из-под сени знака Д и коллективного к Ра молия. Первоначально дор — дра, поле, площадка, место, земля, на которой собиралась рать (племя), чтобы молиться к солнцу, брать, гоять, получать го и воздавать богу дары — жертвы. Иное название — капище, где питалась благом душа земли, ка, более позднее храм, приобретший вид строения, на что указывает знак X (хер), имеющий руническое начертание и происхождение (отсюда хоромы, хата, халупа, хижина). Кстати, позже на месте доров и рощений часто строили христианские церкви. Братия собиралась помолиться дружно, то есть вставши в круг, кружало, взявшись за руки. Отсюда круговая порука, обручиться — взяться за руки, обруч, теперь чисто бондарный термин (стягивающий клепки бочки), имеет то же происхождение. Круг и рука — однокоренные слова.

На дору, в священном месте, и произошли первые раздоры, раздраи, когда крамольники не поделили благо. Поэтому и родилось еще одно значение слова дружно: друг — это тот, кто стоит с тобой в одном круге братии, держась за руки. Но в результате получилось воинское формирование — дружина, рать. А из священного круга впоследствии родилось еще одно агрессивное слово — руганъ, все та же ссора. И остров Ру- ген — отсюда же, но не от слова ругань, а от круг! Там были общеславянское святилище солнцепоклонников и князья светоносные. И совсем не случайно князь Игорь в «Слове…», обращаяясь к своим воинам во время солнечного затмения, говорит: «Братие и дружино! Луце же бы потяту быти, неже полонену быти…».

И так из «добра» возникла брань — бранное поле, из рати — ратное поле, дор-дар превратился во вздор, раздор, в ристалище, место драк, а дружно стало возможно лишь воевать. Вероятно, и молиться перед боем. В общем, хотели как лучше, получилось как всегда, и утешаться тут можно единственным: неизменность поведенческой реакции говорит об устоявшейся этнопсихологии, а это, в свою очередь, о древности этноса. Если самоуничтожения не произошло за все минувшие тысячелетия — значит, это рок, роковая предопределенность, которую не следует исправлять даже из самых «гуманных» соображений.

Так что подмосковные Раздоры можно трактовать как междоусобицу, спровоцированную правью, Разом: ниспослал благо, а его не хватило на всех, или кто-то взял себе больше, получил не по справедливости (правь ведаю). И началась свара. В другой раз обиженные попытались исправить положение, взяли себе больше, и вновь недовольство. Разрушить лад всегда легче, чем его восстановить. К великому сожалению, отрицательные привычки и традиции формируются гораздо легче и быстрее, чем благие. Так дор из места, где берут радости жизни, где получают зДОРовье, превратился в ноле раздора, в место драк и поединков.

Новопоселенцы в особняках за высокими стенами, отвоевывающие себе землю в подмосковных Раздорах, должно быть, и доныне чувствуют отголоски прежних распрей, и висит над ними дамоклов меч.

Дар Речи сохранил и донес до нас важнейшую информацию, которую нигде более не сыскать: первые боевые столкновения, побоища были результатом междоусобиц, дрязг, распрей, раздоров, ссор, крамол. Практически весь круг слов, связанных с ратным делом, имеет послевкусие гражданских войн. Слова враг-ворог, вражда, сражение, свара, ратник, рукопашная (борьба) и их многочисленные производные имеют все то же «крамольное» происхождение. Даже оружие. теперь не руки друга сжимали шуйцы и десницы — рукояти топоров, мечей и древка копий.

Даже победный клич ура явно переродился из молитвенного возгласа…

Кстати сказать, фамилия русского философа, артиста и сатирика Задорнова напрямую связана с дором. В традициях рукопашных праздничных битв, когда сходились стенка на стенку, существовали поединщики — задиры, задоры, которые либо сходились один на один, либо раззадоривали супостата, задирали его смешными и обидными репликами, чтобы вызвать на бой. Судя по творчеству, Михаил Николаевич до сей поры полностью соответствует своей бойцовской профессии. Это к вопросу, что мы не случайно носим свои прозвища…

И особняком стоят «нейтральные» слова — бой, супостат, супротивник, воин (воя). Они и звучат-то иначе.

То есть в те времена, когда наши пращуры строили кольцевые города, подобные Аркаиму и, сидя за высокими крепостными стенами, плавили бронзу, добывали время, были вполне миролюбивыми и неагрессивными. Оттого и нет следов штурма городов, нет бранных полей со следами битв и массовых захоронений. Оружие использовалось для ловли, для защиты стад скота от дикого зверя, и производство вооружений практически не усовершенствовалось, а его виды не развивались. Вот почему лук, стрелы, копья, ножи перекочевали из «каменного» века в «бронзовый» и мало в чем изменились, хотя металл открывал новые технологии и возможности, что и доказывают золотые, медные и бронзовые украшения, существующие рядом с кремневыми наконечниками копья и стрелы. Часть, конечно, их заменили на медные, длиннее, надежнее (но не острее каменных!) стали ножи, однако основная масса выплавляемого металла использовалась в мирных целях.

Тогда спрашивается: зачем эти землепашцы- скотоводы-охотники с такой неуемной страстью занимались металлургией: плавильная печь — в каждом доме? Торговали медью, обменивали ее на товар, предлагая иным племенам, застрявшим в каменном веке? Возможно… Однако ответ приходит сразу же, как только увидишь макет-реконструкцию кольцевого города — топор. Вот главное орудие производства аркаимца. Для того, чтобы построить город с восьмиметровыми двойными деревянными стенами, надо свалить многие десятки, тысячи деревьев, обработать, раскряжевать и сложить в срубы, искусно замкнув их в круг. Это, не считая домов, в коих органично сочетались жилая и производственная части под одной кровлей. Да еще не прямоугольных домов, а сегментных, с разным градусом углов, дабы вписать в пространство замкнутого кольца. А сколько требовалось топлива — дров, древесного угля, чтобы плавить руду и топить дома в студеную зиму!

Наши уральские пращуры были не только металлургами и конструкторами оригинальных плавильных печей, но и, прежде всего, непревзойденными лесорубами. Одних только кондовых сосен для крепостных стен и жилищ надо было повалить, раскряжевать и обработать многие тысячи кубометров. А еще были они искусными плотниками, строителями, инженерами-проектантами, чертежниками и математиками, ибо без всех этих знаний не то что Аркаим — баню не срубишь.

Пожалуй, не владели единственной специальностью — ратной, поскольку до поры до времени без нужды было…

Медный, бронзовый, позже железный топор сформировал психологию наших пращуров, культуру, воззрения на природу, отношение к жизни. Почему я так уверен, что аркаимцы — наши предки? А вы посмотрите на дома-терема (избами их не назовешь) Русского Севера, где таковые еще сохранились! Ну чем не аркаимские? В. И. Белов сравнивал их с подводными лодками в автономном плавании — можно всю зиму на улицу не выходить. Ну разве что за водой, к колодцу, который служил некой вечевой площадкой для женщин.

Потом посмотрите на рубленые сибирские заплоты! Кто не знает, это изгороди-стены из пригнанных друг к другу бревен до трех метров и более в высоту, коими обносили обыкновенные усадьбы. А деревянные остроги, крепости и крепостицы? А вычурные, многоэтажные терема, что стояли по Москве до пожара?.. И двух одинаковых было не найти.

Славянин в лесных районах рождался с топором в руке, всю жизнь носил его за опояской, когда случалось лихо, спал, положив под подушку, и с ним же умирал.

История Руси — это история топора, и пора бы поставить ему памятник на Красной площади. Причем простой, без всякой вычурности: чурка, а в ней — топор. Но вот беда: чиновники без образования и борцы за права человека поймут неправильно. Скажут: мол, тут уже есть лобное место…

Но, спросите вы, почему при раскопках топор — самая редкая находка? Тогда как наконечников стрел, копий, колычей, ножей встречается во множестве? Ответ есть: все это расходный материал, а топоры никто не терял. Если истачивались, приходили в негодность, их попросту переплавляли, чтобы отковать другой. Металл был высшей, не исключено, священной ценностью, поскольку его добыча, впрочем, как и ремесло металлурга, кузнеца — чародейство. В Аркаиме совершенствовался инструмент, а не оружие, и в быту женщины по-прежнему пользовались кремневыми ножами-резаками, чтобы кроить одежду из овчины.

Топор — это самый распространенный в России инструмент и доныне.

В то же самое время теплые и густонаселенные территории Земли — Средиземноморье, Египет, Междуречье, азиатский Восток — уже давно терзали войны. Захватнические, добывали добро и в основном пленных, чтобы сделать рабами: люди уже в то время становились добром, имуществом, ибо, согласно выводам, историков, начинался расцвет эпохи рабовладения, атавизмы коего мы расхлебываем до сих пор. Чтобы покорить соседнее племя или самому не угодить в неволю, надо было совершенствовать оружие нападения и защиты.

И отсюда возникло неверное представление о развитии цивилизаций и цивилизованности. Ну а если стремление поработить или уничтожить друг друга считать прогрессом, то праславянские племена значительно уступали и отставали от «продвинутого» мира со своим топором и отсутствием целого периода рабовладения.

Однако он, топор, и стал первым боевым оружием ратника и начал свою эволюцию от плотницкого инструмента и охотничьего двуручного бердыша (с ним ходили на бера-медведя) к секире и алебарде, деля славу разве что с булавой, шестопером и наручами. И таким образом топор прослужил не одну тысячу лет, не очень-то конкурируя с мечом, чаще оружием именитого всадника. Хотя и князья брались за топоры — чеканы и клевцы, пробивающие любые доспехи. Меч, особенно двуручный, более эффективен, как киношно-литературный образ, как символ, и без специальных навыков (игра мечом — метание, меченые, сообщение ему постоянного движения), без определенного пространства вокруг становился обузой воину, мешал в тесной толчее битвы, путал руки и ноги. А еще, когда задние ряды храбрецов напирают, стремясь ввязаться в бой, с ним вообще не развернуться. Первые бронзовые мечи — оружие для борьбы человека с человеком — появляются у наших пращуров вкупе с началом скифо-сарматского периода и более в стенных районах, где можно использовать конницу. Меч приходит вместе со щитом, броней, латами, кольчугами и прочими средствами защиты. И был он коротким, рубяще-колющим, приспособленным для ближнего, контактного боя и непременно в сочетании со щитом. В тесноте побоища более годились засапожные ножи, колычи (стилеты), наручи — самое эффективное, но забытое оружие рукопашного боя, имеющее не только защитные функции.

И топоры с обухом-клевцом на коротком топорище, который носили за поясом сзади.

Самое любопытное, что топор вернулся в руки современного бойца, но уже в виде малой саперной лопатки с остро заточенными краями. Впервые увидев, что творят с ними инструкторы, тренирующие спецназ, я понял, что не зря в полевых условиях два года таскал шанцевый инструмент на поясе. Только вот’ обучали нас не воевать с ним, а рыть окопы…

Славянскую историю можно рассматривать как историю войн и оружия, но все это требует отдельного изучения и уроков. Моя же задача — вскрыть корневую основу, найти ключ таинственной жизни магии слова и его образовательного потенциала, которые так или иначе повлияли на Дар Речи и наше сознание. Поэтому на следующих уроках мы раскроем слова, характеризующие дух славянского воина — главное его оружие