Вожделение Урок четырнадцатый

Нам Дар Речи напоминает древнюю сокровищницу, куда все предыдущие поколения вкладывали самое драгоценное, что смогли приобрести или создать, сотворить в течение своей жизни. И сравнения здесь приходят те же самые, касаемые ювелирного искусства. Мы сегодня как-то очень уж легко, безответственно рассуждаем о ценностях, нравах и вкусах наших далеких пращуров, хотя признаем и даже преклоняемся перед деянием рук их и разума, приходим в немой восторг, когда что-либо поражает воображение. Например, изготовленные неведомым образом украшения, то есть когда мы сталкиваемся с их таинственными технолошями. А язык, на котором думаем, говорим, с помощью которого получаем знания, изобретаем эти же технологии, остается как бы и не у дел. Высшая ценность, сотворенная промыслом богов, величайшее из сокровищ не на устах — валяется под ногами, как презренный металл у Робинзона Крузо. Потому что слишком богатые, имея Дар Речи с неисчислимым запасом слов, вот и сорим, как загулявший приискатель, щеголяя в бархатных портянках. А на устах всего-то полторы тысячи слов, половина из которых жаргонизмы.

О времена, о нравы…

В русском языке есть неистираемые, платиновые слова, которые не боятся великого множества уст и времени, несмотря на универсальность, несут в себе первозданный энергетический заряд. По крайней мере, наши чувства и разум на них реагируют соответственно, выхватывая магию — источаемый свет, как в слове любовь. Однако сияние это слишком рассеянное от вездесущности слова; оно как солнце в пасмурную погоду, укрытое мощной многоярусной облачностью. Мы же знаем, что спасительная наша звезда не угасла, но тучи мешают, и живем с сознанием, что светило все-таки есть.

И только когда к нам приходит любовь земная, между мужчиной и женщиной, мы не мысленно, а зримо ощущаем ее слепящую яркость. И сразу же понимаем, кто он такой, Ярила, способный встряхнуть, взбудоражить, наполнить светом и блеском все — от травы-муравы, деревьев, пашен до души человеческой. Он не бог солнца, как многим кажется (и даже мудрому автору «Снегурочки»); он дух солнца, способный проникнуть всюду, даже в нашу кровь, и мы говорим «разъярилась кровь»; он вливается в наши сердца и разум, в мысли и дела.

Понятие «дух» совершенно истерлось в нашем представлении и воспринимается как нечто архаичное, примитивное, относящееся к верованиям «первобытных» людей, которые, мол, жили в страхе перед силами природы, еще не знали бога, не имели представления об устройстве мира и поклонялись всяким глупостям. Произошло это под влиянием «передовой» научной мысли, особенно в области философии, которая упорно втолковывала нам истину, что мир развивается от простого к сложному. Мало кто из этих мыслителей задумывался, отчего столь низкий примитивизм неожиданно сочетается с иными проявлениями высочайшей культуры, как-то Дар Речи? Язык, вобравший в себя все представления о мире и мироздании, коими мы пользуемся до сей поры. Или почему соседствуют изящные ювелирные изделия с мамонтовыми костями?

А пращуры наши вовсе не боялись сил природы, ибо сами ощущали себя частью ее и рассматривали дух как энергию, источаемую природными явлениями и объектами, мало того, умели управлять этими стихиями. Потом человечеству потребуются десятки тысячелетий, чтобы изобрести подъемный кран, цемент, понять процесс фотосинтеза, происхождение магнитного поля Земли, солнечного ветра и прочих «чудес». Тема души и духа будет рассмотрена на отдельном уроке, а сейчас нам необходимо понимание духа — энергии для того, чтобы определиться, кто же такой, этот Ярила, коль способен пробуждать не только силы природы, например процесс вегетации, но и наши чувства.

Ярила бесплотен, но вполне осязаем, как энергия, и наши пращуры, не ведая такого слова, точно вложили его смысл в имя духа. И, не лишенные еще поэтического восприятия мира, представляли его в виде обнаженного юноши, скачущего на белом коне. Именно Ярила вселяет в нас чувство, которое блистает еще ярче его, — вожделение.

Если любовь несет в себе семя света ЛЮ, то вожделение — слово-мантра. Даже его мысленное многократное произношение вызывает тонкие вибрации, способные проходить сквозь магнитное поле Земли на огромные расстояния. И вот тут должен предупредить тех, кто тотчас захочет эксперимента: во-первых, для этого потребуется тренировка, полное сосредоточение и способность абстрагироваться — уйти в себя. Во-вторых, и это самое главное, передаваться будет не само гудящее слово «вожделение», а объект вожделения. На Востоке есть пословица «Сколько ни говори халва, во рту сладко не будет». Само вожделение — пустой конверт с адресом, в который нужно вложить содержание. Это вибрационная упаковка, переносящая информацию, отформатированную в виде духа — энергии. У любящих друг друга мужчины и женщины взаимообмен мыслями и желаниями происходит спонтанно и непреднамеренно: если сами того не испытали, спросите у своих друзей. Подобные чудеса случались у каждой пары, между коими возникало свое чувственное магнитное поле, этакие провода, по которым и бежит незримая энергия.

Но мы не станем заниматься соцопросом, а обратимся к вечному «Слову о полку Игореве». К той сцене, где Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, аркучи, обращаясь к духам сил природы: «О ветре, ветрило! Чему, господине, насильно вееши?.. О Днепре Словутицю!…Възлелей, господине, мою ладу къ мне, а быхъ не слала къ нему слезъна море рано… Светлое и тресветлое сълнце! Всемъ тепло и красно еси: чему, господине, простре горячюю свою лучю на ладе вой?». В этом смысл вожделений Ярославны, и созданные ею энергетические вибрации достигают слуха и чувств Игоря. Поэтому он выходит перед утром в чисто поле и вопрошает: «Что ми шумить, что ми звенить — далече рано предъ зорями?».

Это же самый обыкновенный сеанс связи.

Дар Речи законсервировал эту форму общения в виде неосязаемой магии слова, и хотя наше материалистическое сознание исключает его, тем паче наука, однако ничто не может отменить или заменить любовь. Это единственное чувство среди многих человеческих чувств, которое само суть Дар Божий. А у таких вещих явлений все особое, автономное, независимое, в том числе и средства связи. У любви даже язык свой, уникальный и неповторимый, понятный всем языкам мира и не требующий перевода! Вы же заметили, люди с любящими сердцами могут болтать о чем угодно, на совершенно разных и самых диковинных диалектах, объясняться знаками-мудрами или просто переглядываться и все равно поймут друг друга. То есть общение идет на совершенно ином уровне.

Тут и ученые согласны, ибо сами через это проходили и допускают, что подобное возможно, только объяснить толком не могут. Философы, например, формулируют так: «Любовь — универсалия культуры субъектного ряда, фиксирующая в своем содержании глубокое индивидуально-избирательное интимное чувство, векторно направленное на свой предмет и объективирующееся в самодостаточном стремлении к нему». Вот это уже неперводимая игра слов: если даже произносить их со страстным предыханием, на чувствах, с высоким актерским профессионализмом, ваша возлюбленная сбежит, решив, что связалась с шизофреником. Поэтому современная жизнь произвела сокращение до двух слов, любовь — секс.

А чувство любви и является ключом, отпирающим ларец вожделений. Когда мы влюбляемся глубоко и искренне, то всегда непроизвольно обращаемся к слову, вдруг ни с того, ни с сего начинаем писать стихи, сочинять письма к любимой, подбирая особые обороты, да и просто, мысленно разговаривая с возлюбленной, рождаем в сознании совершенно иной, непривычный язык. Придумываем ей (ему) особое имя, как некий тайный пароль. Правда, теперь чаще появляются лапушки, зайки, рыбки, киски — детский зоопарк какой-то, но это уже от примитивности нашего лексикона и, соответственно, воображения. Еще недавно были лады, свет очей моих, государыни, души-девицы — имена, насыщенные вожделением. Мы стремимся перевоплотить чувства и мысли в словесную форму, поскольку интуитивно ощущаем, что именно там находится этот ключ. Примерно по такому же принципу существует и вибрационная связь с детьми и родителями, к которым мы испытываем искреннее чувство любви.

Вредна только вожделенная любовь к богу, ибо она рождает не мудрость и свет, а религиозный фанатизм.

Но давайте попробуем проникнуть в мир, который создает слово «вожделение». Как и во всякой сокровищнице, в Даре Речи всегда пыльно, и не потому, что там не убирают или не заходят вовсе, держа под запорами двери, а потому, что пыль вездесугца. И особенно много ее там, где даже воздуха нет, — в космосе, например, где человек появился всего каких-то полвека назад. Все наши словари в один голос твердят: вожделение — это страстное желание, влечение, в большей степени сексуальное. Дескать, от глагола вожделеть, якобы заимствованного из церковно-славянского. Я оставляю вопрос на совести исследователей, как язык может заимствовать у самого себя, из собственного корня (дикий побег что ли?), — это отдельная статья. Скорее всего, подобное толкование пошло из-за неточности в переводе Евангелия от Матфея, где говорится, мол, если кто посмотрел на жену с вожделением, уже прелюбодействовал с ней. Текст переводился многократно, причем с неродственных языков, например с арамейского на латынь или греческий, и в каждом слово получало свой аналог, иную расцветку. Когда же появился его перевод на старославянский (церковно-славянский), оно уже обросло неточностями, приблизительностью, как потопленный в словесном море корабль. Невозможно провести слово через многие языки и сохранить в нем истинное значение. С этим соглашаются далее «германизированные» лингвисты.

Ни в одном языке мира, кроме славянского, нет точного аналога слова «вожделение». Если кто найдет, честь ему и хвала.

И, самое главное, в слове «вожделение» («вожделеть») нет ни единого знака, указывающего на его страстно-сексуальный, неотвратимо влекущий смысл. А так, чтобы не было даже следов былого значения, в Даре Речи не бывает. К половой близости оно вообще не имеет отношения. Стали обиходными, повседневными словами как раз те, что означают секс и физиологические ощущения при этом: удовлетворение (повиновение воле уда, инстинкту соития), приятно (женский оргазм), удовольствие (воля уда, мужской оргазм). И мы произносим их, даже не задумываясь о глубинном смысле, в общем-то лежащем на поверхности, при этом не смущаемся. Зато мы придумали стыдливое прикрытие секса и, когда говорим о нем, заключаем в пустую оболочку типа «это самое». Теперь утверждают, в СССР «этого самого» не было, но даже стареющий Брежнев любил слово «удовлетворение», часто применял в речах, правда выговаривал плохо. И у наших пращуров было, иначе бы не расплодились, заселив невероятные просторы двух континентов. Но секс на Руси никогда не был синонимом слова «любовь», как сейчас, и уж тем более «вожделение».

Но все по порядку.

Хотелось бы еще раз заострить внимание на удивительных тонкостях русского языка, уловить которые трудно даже опытному глазу и уху. Есть слово «возделывание» («возделать»), применимое исключительно к пашне, ниве. Попробуйте подставить его к любому другому предмету, который следует привести в надлежащий, благополучный вид, обработать до приемлемого состояния, наделить высшими качествами — будет несуразица. Приготовить к употреблению, придать необходимую форму и содержание, то есть возделать можно только землю. Синоним — воскресить, то есть возжечь жизненные силы, плодородие, о чем и говорит знак «3», знак огня, но земного, принятого от солнца. (Но слово «воскрешение» имеет более универсальный смысл.) Однако без рук пахаря-аратая, не способного гореть и давать жизнь семени. Знания наших пращуров о Земле и ее взаимодействии с Солнцем потрясающие. Вообще знак-звук «3», а еще в совокупности с А (АЗ) — это такое же зажигающее начало, придающее слову искру, огненное семя, как и РАЗ. Слово зараза появилось во времена гонения крамольников. Вслушайтесь в это говорящее звучание! Заразить — возжечь земной огонь бога Раза. РАЗ — огонь божественный, освещающий, наполняющий пламенем любое слово и дело, ЗА — отраженный, и применяется исключительно для дел земных. Человек, люд, получивший свет и огонь прави, воплощает его в яви, поэтому мы и внуки Даждьбожьи, то есть по образу и подобию деда своего способны зажигать жизнь во всем, к чему ни прикоснемся.

И любовь заразна, не зря несет начальный слогокорень, означающий божественный отраженный свет. Философы, определяющие смысл этого слова, могли не изощряться в словоблудии (так на Руси называли эту науку), написать коротко и доходчиво — заразное заболевание разума…

Разве нет? Разве сейчас у матерей не отнимают детей, вменяя в вину излишнюю любовь к чаду своему? Поэтому и любовь — секс. Товарно-де- нежный принцип существования уже оцифровал отношения между мужским и женским началами. Теперь в дело вступила ювенальная юстиция, созданная для того, чтобы давить, выжигать дикие побеги любви между детьми и родителями. Так ему, безумному миру, проще, дешевле сводить все и даже чувства к обезличенному продукту потребления, открывается возможность продавать его с одним лейблом по всему миру. Слышите отзвук идей коммунарского прошлого? Когда женщины были общие, дети общие, потому воспитанные в специальных приютах.

Нет, они, эти идеи, еще долго будут витать в нашем пространстве, иное дело — всякий раз рядиться в новые, неузнаваемые одежды…

Но от утопических пристрастий сильных мира сего вернемся к земным чувствам, к вожделению. Как и в слове «возделать», здесь ясно слышимо две детали: ВО, как путь проникновения, как дверь в сокровищницу (Воображение — вход в образ, но соображение — совокупление с образом), и известный нам знак небесного огня «Ж». Однако делить и делать — совершенно разные слова, несмотря на созвучие. В выражении «вожделенное счастье» слово «делить» прорисовывается совершенно четко, подкрепляясь еще и счастьем, которое само суть часть поделенного. То есть человеку досталась некая заветная, страстно желаемая доля далеко не обязательно сексуального характера. Мы же испытываем это ощущение от многих вещей и явлений, не связанных с личной жизнью, поэтому уточняем: семейное счастье, охотничье счастье (удача), ратное счастье (жив остался) и т. д. Но все они могут быть вожделенными.

Столь широкое, но слепое его использование говорит о глубокой древности возникновения слова, покрытого слоем пыли многих тысячелетий. И относится оно явно к ритуальному кругу слов, вероятно, возникших при оледенении континента и переселении праславян в более теплые области. Хранитель и носитель огня, князь, после долгого перехода раздавал угольки родам своего племени, дабы возжечь костры, вырвать из полного мрака «конца света» хотя бы малую толику освещенного пространства и тем самым дать соплеменникам надежду, ощущение земного пространства, привести в чувство вестибулярный аппарат. Кто испытал на себе, что значит множество дней и ночей двигаться в полной темноте, наощупь, тот испытал чувство полной пространственной дезориентации. И лишь свет, зажженный хотя бы на минуту, словно возвращает человека на землю, ставит его с головы на ноги.

А еще надо было обсушиться, обогреться, приготовить пищу и хотя бы на несколько часов уснуть возле тлеющих головней. Огонь поистине был вожделенным!

Не исключено, по тем или иным причинам люди утрачивали огонь, что было равнозначно гибели, в лучшем случае, массовому безумству, помрачению разума, что происходит чаще всего в кромешной тьме. И, как следствие, стремительная деградация, утрата знаний, навыков, опыта, одичание. Люди, несущие отраженный свет, могли стать невеждами, нелюдями. Те, кто сохранял рассудок и в такой ситуации, искали себе нового, светлейшего князя, отсюда и обычай призывать на княжение представителей иных родственных племен. Проще говоря, просить огня на разживу. Возможно, князья одновременно являлись и вежливыми жрецами, способными получать божественный огонь, как высшее благо.

Со временем огонь стал священным, а сам процесс его деления перешел в разряд обрядового действа, не утратив своего значения до нашего времени. Я еще помню, в 50-х годах из-за экономии спичек по утрам ждали, из чьей трубы вперед всех пойдет дым, и бежали туда с горшками за угольями на разживу. Само слово разживить можно не дополнять пояснением «огонь»: в нем уже заключен этот смысл. Это всего лишь бытовой пример, а другой, когда по домам разносят горящие свечи из церкви, дабы затеплить дома лампадку неугасимую. Тут уместно вспомнить о том вожделенном огне, который называют благодатным. Сразу же следует отметить, снисходит он только в присутствии православных священников, а сам обряд его получения содержится в великой тайне.

Итак, вожделение — это обряд наделения благодатным огнем, ниспосланным правью, это получение счастья и радости, то есть особого энергетического поля, имеющего тайные пока физические величины. Дар Речи великолепно сохранил память об этом, освящая, «заражая» слова знаками огня «ЗА», «РАЗ»… устанете перечислять их количество, одухотворенное со- ответствующими «приставками». Язык от них искрится, блистает, как звезды, отраженные в зарябленном зеркале воды…