Если бы весной подняться над землей и одним взглядом узреть всю массу пернатых, которые перемещаются в течение двух-трех недель с юга на север, пожалуй, не нашлось бы на свете зрелища, сравнимого с этим. А если еще посчитать и сложить затрачиваемую на это кинетическую энергию всех птиц, от легкой ласточки и соловья до гусей-лебедей, то я уверен, цифра получится гораздо выше, чем производимая на Земле вся электороэнергия за эти две-три недели перелета. Для того чтобы оконченному пессимисту вернуть радость жизни и веру в чудо, творящееся ежесекундно над нашими головами, следует посмотреть в весеннее небо и включить хотя бы самое примитивное воображение. Какая же сверхъестественная, неуправляемая сила каждый год гонит птиц на север? Неужели только потому, что на юге в это время не хватает корма и слишком сильно печет солнце? Как-то не верится. Не верится только потому, что энергетических затрат на перелет, того накопленного для дальней дороги жира с лихвой бы хватило худо-бедно пересидеть неблагоприятный период где-нибудь на Амазонке, в Индии или в не таких уж горячих камышах Каспийского побережья. Но нет, едва теплые ветры повернут на север, как вслед за ними поднимаются на крыло несметные полчища пернатых и через моря, океаны, жаркие пустыни и влажные тропики летят в холодную сторону, где еще снег, сыро и промозгло, где с трудом можно отыскать корм и тем паче свить гнездо. Однако неумолимая, космическая по силе страсть гонит птиц именно сюда и с единственной целью — вывести потомство. Пустынные арктические острова, побережья всех северных морей и океанов от Чукотки до Кольского полустрова, от Скандинавии до Канады и Аляски вместе с весной превращаются в птичьи базары, массовое гнездовье всех видов гусей, лебедей, уток, гагарок, гагар, гаг и прочих птиц, которых мы считаем обитателями северных морей, хотя они живут там всего два-три месяца…

И каждую осень, чаще всего с первым зазимком, вдвое или даже втрое увеличившаяся масса пернатых путешественников встает на крыло и уходит в обратный путь, на чужбину, чтобы переждать лютые морозы. Но прежде, чем покинуть родную холодную землю, птицы устраивают слет, действо, увидеть которое достаточно трудно и по образу и подобию напоминающее вече. Однажды я проснулся в охотничьей избушке, стоящей в лесу достаточно далеко от обжитых мест, от громкого многолюдного разговора. Было полное ощущение, что собравшаяся толпа что-то неторопко обсуждает, вот только слов не разобрать. Когда же осторожно вышел на улицу, то увидел зрелище невиданное: весь довольно широкий пойменный луг с перезревшей и полегшей осенней травой шевелился от журавлей. В этих местах прежде я довольно часто видел этих птиц, но малыми стаями или вовсе парами, а тут же головки на длинных шеях покрывали луг от речки до высокой террасы, задымленной утренним туманом, словно колышащаяся под ветром трава. Их было тысячи! И журавли не просто ночевали здесь, а о чем-то очень серьезно разговаривали, и речь их напоминала человеческую, даже по интонациям — в какой-то миг показалось, спорят. Отчетливо слышалось лишь короткое и грубоватое созвучие двух звуков — кр, кр, кр, причем на разные лады. Стояли они, повернувшись головами в сторону середины луга, совершенно пустого пятачка диаметром метров тридцать, как будто это вечевой круг. Потом речь их ненадолго изменилась, из неразборчивого многоголосья превратилась в своеобразный хор, поющий одно протяжное слово — кур. И мне показалось, птицы молятся перед дорогой, тем более после этого согласного пения они начали взлетать, причем от перефирии к середине. Взлетали уже с полновесным журавлиным криком, привычным уху и печальным — курлы, курлы, и разбирались, выстраивались в клинья, выписывая круги над лугом, должно быть, прощались. Через несколько минут предрассветное небо стало черным от стай, и только когда все журавли были в воздухе, начался отлет. С невероятным чувством порядка и непонятных закономерностей очередности косяки срывались с круга и уходили на юг. А последняя стая с криком кружила над лугом еще около часа, пока не взошло солнце, затем тоже легла на курс.

После этого утра я уже больше не видел ни единого журавля до самой весны.

Ни у каких более живых существ на Земле нет такого страстного чувства родины, как у перелетных птиц. Они не вьют гнезд и не размножаются там, где зимуют: даже самый благодатный край для них — чужбина. Их любовь к северным широтам существует на генном уровне, поскольку это явное свидетельство, что перелетными птицы стали во время Валдайского оледенения континента, когда все живое, в том числе и люди, вынуждены были покинуть скованные холодом и покрытые льдом родные земли. Но едва потеплело, едва сквозь толщи ледяных торосов, как птенцы из яиц, проклюнулись первые крупицы земли, как все вынужденные переселенцы стали возвращаться домой, пусть не на весь год, а чтобы продлить свой род на родине, чтобы дети научились летать над родными просторами и знали к ним дорогу.

Даже тугой на ухо, не обладающий музыкальным слухом человек способен услышать чувства птицы, например журавля, весной, когда он возвращается домой, и осенью в пору отлёта — нет печальнее птичьей песни!

Когда в августе летишь над севером Томской или Тюменской области, над землей хан-тов и манси, то кажется, на синих озерах лежат белые сугробы снега. А если лебединые стаи взлетают с воды, то иногда распластанными крыльями накрывают значительную часть озера. Коли эти царские и царственные птицы поселились на водоеме, то в свою вотчину уже никого не пустят. И если по недомыслию это же место облюбовали, например, утки или гуси, то будут непременно изгнаны, а гнезда разорены — гордая и величественная эта птица не терпит соседства инородцев. Однако на перелете с юга на север и обратно, то есть в дороге, вполне мирно уживается со всеми, и иногда, застигнутые туманом, на одно и то же озеро падают стаи лебедей, гусей, уток, и весьма любопытно наблюдать, как на фоне белых, мраморных изваяний суетятся чирки. Точно так же ведут себя лебеди и в местах зимовок на чужбине, и только на родине становятся сами собой и показывают свой царский нетерпимый характер.

Несмотря на стремление к уединенной жизни, лебеди довольно терпимо относятся к человеку, возможно, испытывают к нему доверие, поскольку иногда селятся на совсем не больших водоемах поблизости от сел и деревень. В Зырянском районе Томской области пара шипунов несколько лет жила возле асфальтовой дороги на затопленном карьере, всего в полутора километрах от деревни Богословка, хотя вокруг было много пойменных стариц и озер, куда более уединенных и просторных. Когда проезжающие люди останавливались, чтобы полюбоваться, лебеди всем семейством выплывали на чистое и показывались во всей красе. Не знаю, как объясняют такое поведение орнитологи, но у местных жителей сложилось впечатление, что птицам было необходимо некое общение с человеком, поскольку они будто бы оживали при его появлении.

С юга на север лебеди летят постепенно, вслед за уходящей зимой, поэтому весной мы часто видим их стаи в небе и на земле, поскольку птицы останавливаются на кормежку, а заодно переждать непогоду. Но осенью увидеть их трудно, ибо, нагуляв жиру на северных, богатых кормом, пресноводных озерах, лебедь первую часть обратного пути преодолевает за короткое время, останавливаясь лишь на ночевки, и летит на высоте до пяти километров, где температура воздуха уже минус двадцать, и где лететь птицам легче, чем над самой землей. Лебединые трассы проложены с древнейших времен и до сей норы практически не меняются. По рассказам стариков, на Урале когда-то на птичьих путях, а они проходят всегда вдоль магнитных силовых линий Земли, жили драги — люди, охраняющие эти пути. Они встречали и провожали лебединые стаи как с юга на север, так и обратно, и тогда существовала гармония земных и небесных путей, которой владел известный всем путешественник Афанасий Никитин…

В былые времена лебедь был объектом для соколиной охоты, считался украшением царского стола, но не более того. Славяне почитали эту птицу и более ценили не вкус мяса, а природное совершенство и сравнивали красоту женщины с лебедушкой. Однако, судя по легендам, сказкам и фольклорному материалу, лебедь одновременно асоциировался и с чужеземной, восточной красотой и пособником злых сил — налетели гуси-лебеди и унесли братца Иванушку… Кроме всего, у славянских народов существует легенда о супружеской верности этих птиц, де мол, любовь и привязанность их друг к другу священна, и если погибает один, то второй заканчивает жизнь самоубийством. И в самом деле, у лебедей пары складываются еще до половозрелого возраста, и бывает, они живут вместе продолжительное время, но жизнь у птиц, как и у людей, многообразна и не однозначна. Лебедь — самая воспетая птица, от древнего эпоса до современных литературных поэтических и прозаических произведений.

На территории России известны три вида лебедей — шипуны, кликуны и малый лебедь, занесенный в Красную книгу. Первые отличаются красно-черным клювом, изогнутой, словно всегда кланяется, шеей и крупными размерами. Гнездится в основном в южной части России, на степных, иногда слабосоленых озерах, заросших камышом. Зимуют на Черном и Каспийском морях, а также на Средиземном и в некоторых теплых районах Дальнего Востока. Кликуны распространены севернее, на лесных водоемах Сибири, иногда вместе с шипунами, а зимуют также на Черном, Азовском и Каспийском морях и в Средней Азии. Малый лебедь гнездится в тундре и отличается меньшими, чем кликун, размерами, долгое время был объектом охоты северных народов, поэтому численность его сократилась, занесен в Красную книгу. В настоящее время охота запрещена на всех, но на малолюдном Севере процветает браконьерство, лебедей бьют нефтяники, газовики вертолетчики, в общем пришлый народ, не ведая того, что обрекает свое потомство на вырождение: существует старое поверье — у того, кто убьет лебедя, дети будут рождаться уродами.

Это самый распространенный на всей территории России объект весенне-осенней охоты. Еще не сойдет снег, а в небе уже слышен призывный гогот, и если ласточки несут на крыльях лето, то гуси — весну, оживление природы, ожидание чего-то необычного, что должно непременно свершиться. Одолевшие уже не одну тысячу верст, гуси своим гортанным криком словно будят еще дремлющий север, и вот уже над влажными полями заливаются жаворонки, поют скворцы и первая трава вдруг зазеленеет свежо и ярко.

Гуси летят теми же путями, что и лебеди, вслед за отступающей зимой, наступая ей на пятки, ибо средняя полоса России — это всего лишь полпути, а до островов в арктических морях еще столько же. А уже томится у правого крыла гусыня, гогочет ласково, поторапливает: перелет — пора любви птиц. Обычно это происходит на ночевках, в родной водной стихии, еще насыщенной битым льдом и холодной, но страстные чувства горячее. Гуси предпочитают моногамный брак, и избирают спутника жизни еще до половой зрелости, и все время потом держатся парой. Если смотреть на них с земли, они все кажутся одинаковыми, словно вышедшими из-под одного штампа, однако при этом они такие же разные, как и люди, ибо природа не терпит однообразия и потому суща.

Официальная наука лишает птиц и животных способности любить, объясняя привязанность инстинктами размножения. Но почему же тогда самки и самцы выбирают друг друга? Если это инстинкт, он может быть реализован с любой особью противоположного пола, ан нет! Молодой гусак так ласково ухаживает за приглянувшейся ему гусыней, что нам и поучиться не грех. Но самое главное, после «свадьбы» он становится еще нежнее и внимательнее, а уж когда подруга сидит в гнезде на яйцах, становится истовым рыцарем, готовым схватиться с любым зверем. Поэтому лисы, песцы, еноты в это время держатся подальше и охотиться начинают, когда птенцы покидают гнезда.

Ночевки на перелетах обычно большие, и еще покрытые льдом озера и дневные кормежки у гусей всегда одни и те же, поэтому охотятся на них в одном и том же месте, так что засидками и окопами охотники пользуются по несколько лет. С раннего утра начинается канонада, потом передых, и вечером все повторяется. Однажды я провел опыт: взял грунт с одного квадратного метра на глубину пять сантиметров и отмыл его в плоской тарелке, как моют золото. Только там было не золото, а свинцовая дробь самых разных размеров в количестве 22 штуки. Наверное, были места и более результативные, но и этого достаточно, чтобы лет через сто, когда иссякнут рудники, добывать свинец на гусинных маршрутах. Поэтому мой совет — на утреннюю и вечернюю зорьку всегда надевать меховую шапку, дабы по голове не настучало падающей на излете дробью.

На территории России гнездятся несколько видов гусей, из которых самый крупный серый гусь. Гнездится по всему северу от Мурманской области до Тихого океана, а также и южных областях от Амура до Кавказа. Зимует на Черном и Каспийском морях, в незамерзающей дельте Волги, а также в Индии. Гуменник чуть меньше серого, кроме того клюв у него черный с желтой кромкой, гнездится в северных областях России, Сибири от тундровых районов до Монголии. На зиму улетает в Малую Азию, Индию и на юг Европы. Казарки — белолобая, черная, краснозобая, гнездятся в тундре, на побережьях северных морей, а также в долинах рек. Зимуют в Южной Европе, Китае и даже в Америке. Основной вид корма — водоросли, молодая трава, а на полях собирают необмолоченное зерно, гнилую картошку, кукурузу, а также мелких насекомых и личинок.

Они тоже относятся к отряду гусеобразных и являются основным объектом охоты в летне-осенний и весенний сезоны. В некоторых районах лесостепного юга Сибири, где множество огромных солоноватых озер, утка вообще единственная дичь, добываемая сельскими охотниками-любителями, если не считать зайцев. Например, в южном Ишимском районе Тюменской области неподалеку от границы с Казахстаном есть два огромных, до 25 км в диаметре, мелководных озера, сильно заросших камышом, где гнездится самая разная утка и где на охоту за ними выезжают только раз, с открытием сезона. После канонады, длящейся дня два, утка забивается в камыши и сидит там до отлета, не высовывая носа, а проплыть по озеру можно только узкими ходами на плоскодонке, толкаясь шестом. Однако при этом местные охотники еще месяца за два до открытия только и говорят, что о грядущем празднике, льют и катают дробь, заряжают патроны, а потом весь год вспоминают, как постреляли, поскольку утиная охота, пожалуй, самая увлекательная из всех спортивных охот. С нее начинается юный охотник, ею же заканчивается в глубокой старости, когда уже другая дичь не по плечу.

На первый взгляд эта травоядная птица не очень-то высокой организации, однако обладает потрясающим, жертвенным инстинктом материнства. Утка не может защитить птенцов, поскольку не обладает нужной для этого силой и оружием; она даже пощипать обидчика не может, как это делает гусь. Поэтому она отвлекает опасность на себя и, притворясь слабым подранком, обычно демонстративно бежит по воде, а утята тем временем исчезают под водой и выныривают где-нибудь в осоке. Лишь убедившись, что птенцы в безопасности, утка взмывает в воздух и не прячется, а начинает летать кругами, подставляясь под выстрел или под когти хищной птицы.

Самая крупная и распространенная утка — это конечно же, кряква. Хороший старый селезень иногда бывает до полутора килограммов, причем, как и у многих птиц, он пестро и ярко раскрашен, тогда как утица выглядит серой и невзрачной, но это все для маскировки, для того, чтобы, сидя в гнезде, устроенном в камышах или траве, слиться с красками окружающего пространства. Однако летом селезень линяет и сбрасывает свадебный наряд, который потом вновь приобретается лишь осенью. Гнездится кряква по всей территории России вплоть до тундры, избирая мелкие, заросшие озера, староречье и даже травянистые берега рек. Утка откладывает до 15 яиц и насиживает их 26–28 дней, после этого выводок, как и у гусей, уходит из гнезда на воду и утята сразу же начинают кормиться самостоятельно. Зимуют кряквы в Средней Азии, Южной Европе и Закавказье.

Но могут остаться на зиму и в северных районах на не замерзающих водоемах, и в связи с потеплением климата за последние годы кряквы все больше остаются в городах на малых речках, которые не покрываются льдом из-за промышленных и канализационных сбросов. Такая утка вряд ли пригодна в пищу, тем паче существует реальная угроза заражения ее птичьим гриппом, но весной городские стаи разлетаются по местам гнездовий, и признать в ней вчерашнюю попрошайку из фекального водоема невозможно.

Шилохвость или, как ее называют, острохвостая более теплолюбивая, поэтому не остается на севере и улетает на зиму в Средиземное море, на Каспий, в Африку и Крым. А гнездится хоть и возле рек, озер и стариц, однако иногда на значительном расстоянии от них, и часто можно увидеть на асфальте утку с выводком, спешащую к водоему Шилохвость меньше размерами, чем кряква, отличается заостренным хвостом, от которого и получила свое название. Серая утка также меньше кряквы, селезень ярко раскрашен, только голова у него не сизая, а темно-бурая, хвост и часть спины почти черные, а самка серая в крапинку и тоже невзрачная. В основном места гнездовий — средняя полоса России, но иногда встречается и в более северных районах, зимует в Африке, Средней Азии, на юге Казахстана и Закавказье. Широконоска еще мельче, название ее произошло от расширенного и удлиненного конца плоского клюва, который помогает ей перелопачивать десятки пудов донного ила, дабы выловить водных насекомых и семена растений. И самые маленькие утки — чирки, причем их несколько видов: свистунок, трескунок, клоктунок. Свое название они получили по издаваемому ими голосу. Селятся они повсюду, и не только у водоемов, но и в болотах, придорожных канавах, карьерах и бочажинах. Зимуют там же, где и шилохвость, прилетают вместе с другими утками, иногда пристраиваясь к стаям других уток.

Кроме этих весьма распространенных уток есть множество нырковых, из которых можно выделить гоголя, широко распространенного в местах гнездовий прочих уток. Он резко отличается от них как по образу жизни, так и расцветке — «фрачная» окраска: спина и голова черные (у самцов с зеленоватым отливом живот и щеки белые, отчего и возникло выражение «ходить гоголем», то есть разнаряженным не к месту и с горделиво-надутым видом). Питается он, как и многие нырковые, улитками, насекомыми, рачками, мотылем и реже травой и мелкой рыбой, гнезда устраивает в дуплах деревьев, поэтому гоголям устанавливают дуплянки, напоминающие скворечник. Это утка, которую следует стрелять только влет, поскольку, сидящая дробь долетит от среза ствола до цели.