***

Он уснул тут же, на ристалище, накрепко замкнув в объятьях свою соперницу, ибо в тот миг это была единственная его точка опоры.

Просыпание и приземление было одновременным, медленным и лёгким. Их будто качало на волнах, постепенно прибивая к берегу по долгой песчаной отмели. Даже во сне он ощущал её тело и не размыкал рук, но в какой–то миг, очарованный, утратил чувствительность, соперница выскользнула, и в её деснице оказался отсвечивающий жёлтым засапожник.

— Зачем тебе нож? — наконец–то спросил он, испытывая при этом полную безмятежность.

— Это не нож, — вымолвила Лела, паря над ним белёсым облаком. — Это луна. Я коснусь ею твоих запястий и исполню тебя силой исполинской.

Он вспомнил о чародействе Белых Див и сам подставил руки. От прикосновения луны он испытал сладострастное желание потянуться, как после глубокого сна. И потянулся, растягивая сухие жилы. А волны меж тем всё ближе и ближе подносили его к незримому берегу. Когда он ощутил спиной зыбучий, ласкающий тело песок, ещё некоторое время не чувствовал земного тяготения. Вместо луны в руке Лелы появился серебряный кубок, и в полусонном состоянии он пил вино необычного терпкого и будоражащего вкуса.

— Это вино девичьего целомудрия, — будто бы говорила она. — У нас Пир Свадебный…

Это уже был не сон и ещё не явь, поскольку он пытался перехватить её руку и не мог шевельнуть даже пальцем. А Лела прикладывала бокал к его губам, после чего пила сама, улыбалась и ещё что–то ему нашёптывала при этом.

Стряхнув остатки сна, Ражный попытался сесть и не смог, поскольку вместе с земным притяжением утратил чувствительность тела, и только острая боль резала те места, которых касалась луна. В это время из дымчатой дубравы выскочил Молчун и принялся зализывать лодыжки ног и запястья рук.

Лела стояла рядом на коленях и рвала на ленты свой багровый плащ. Сначала он слышал лишь характерный треск ткани, а потом и свой голос:

— Где мы?

— Ты уснул на ристалище, — сказала Лела и принялась бинтовать лентой его воздетую правую руку, как бинтуют рану.

— А что со мной?

— Ты победил меня, Ражный! У нас Пир Свадебный.

— Но почему я на лопатках? И не могу шевельнуться?

— Не на лопатках — на исполинском правиле.

Он вскинул голову и вдруг обнаружил, что распят на косом кресте! Привязан, прибинтован багровыми лентами по рукам и ногам.

— Почему ты привязала меня?

— Чтоб не истекла твоя сила.

— Но я подняться не могу!

— Я ослабила твоё тело, — призналась она. — Подрезала сухие жилы. Волк залижет раны — встанешь исполином.

Он хотел спросить зачем, но в это время с дальнего края ристалища выступил Ослаб. Он брёл медленно, опираясь на посошки, и было впечатление, будто несёт на спине неимоверную тяжесть. На вид почти невесомый, он раскачивался по сторонам, едва передвигал ноги, горбился и оставлял глубокие, рваные следы на лавандовом поле.

Ражный ждал, вскинув голову, как ждут казни под вознесённым топором на плахе.

Старец приблизился к нему и посмотрел сверху угасающим, мутным взором умирающего орла. Тяжкие свои посошки в руки отрока вложил — плющит ладони, но ещё терпимо. Потом свалил с плеч грузную котомку, кое– как извлёк свёрток из белёной холстины, сделал рывок и возложил на грудь. Малый на вид, он оказался таким тяжким, будто чугунной плитой придавило — дух не перевести и слова не сказать! Ослаб же, облегчённый, невесомый, побрёл назад, в дубраву, не касаясь земли. Казалось, чуть оттолкнётся ногами — и воспарит. Но его безвольные руки напоминали распущенные крылья одряхлевшей птицы…

Ражный проводил старца взглядом, кое–как раздышался.

— Что он на грудь положил? — прохрипел. — Будто камень…

Белая Дива развернула холстину.

— Это тяжелее камня. Это Книга Нечитаная…

2013 г.