Глава 2
Белая машина выскочила на дорожную развязку, сбавила ход и уткнулась в пробку.
– Ну, не знаю! – с веселой возмущенностью выговаривал Илья. – Не знаю! Чем бы тебя еще удивить? Чтоб скучно не было!
– Тебе это нравится? – не сразу отозвалась Надежда.
– Что? Удивлять?
– Нет... Этот мордобой. Никогда бы не подумала...
– Но ты же сама попросила меня показать, как я теперь живу. И чем.
– Ты маньяк, Сердюк.
– От маньячки слышу, Петрова.
– Ну как иначе можно получать удовольствие, глядя на драку уродов?
– Эх, Надежда!.. Все это нормальное существование мужчины. Адреналин освежает чувства и мысли. Поднимает воинственный дух! Тебе же нравятся воинственные мужчины?
– Почему ты так решил?
– Насколько помню, в школе тебе нравился Боцман. И только потому, что здорово дрался.
– А ты научился драться?
– Научусь, – пообещал он. – Если ты захочешь.
– Поэтому ты и показал мне бои без правил?
Илья усмехнулся, проговорил медленно:
– Петрова, если я овладею каким-нибудь видом борьбы... То это будет что-то оригинальное... Мне и самому отвратительно смотреть... Но приходится, чтобы держать чувства в тонусе... А если это еще приносит выигрыш! Мы же с тобой выиграли! Между прочим, это наши первые деньги. Совместно нажитые.
– Совместно – это здорово, – многозначительно подтвердила она.
– А у тебя интуиция! Просто сумасшедшая. На этого лохматого никто не ставил! С тобой можно ходить в казино.
У Нади зазвонил телефон, и звонок этот чуть приубавил восторг Ильи. Надежда взглянула на дисплей и меланхолично спрятала трубку в сумочку.
– В казино не пойду, – объявила она, когда телефон смолк. – На стрит-рейсинг и футбол тоже.
– Говори куда.
– В танцевальный зал.
– Ты до сих пор танцуешь?
– Нет... Теперь очень редко. А хочется!
– Я слон, ты же знаешь...
– И слона можно научить...
– Если возьмешься, у тебя это получится.
Надежда посмотрела оценивающе – в двадцать семь лет Илья уже раздобрел и слегка оплыл к низу.
– Попробую, если сбросишь пуда два.
– Сброшу! – Он просиял. – Теперь у меня есть настоящая цель в жизни – научиться танцевать.
– Ловлю на слове! Поклянись.
– Чтоб я сдох! Надя, а сейчас куда мы едем? Давай завалимся в самый дорогой кабак и просадим выигрыш?
– Терпеть не могу дорогие кабаки...
– Куда ты хочешь?
Надежда смотрела на осенний пейзаж за стеклом.
– В лес. И чтоб был апрель, светило солнце и пели птицы...
– Жаль, сейчас не апрель!
Она отвернулась и немного опустила стекло. Пробка вроде бы рассасывалась, засвистел ветер.
– Да, апрель давно кончился.
Он посмотрел ей в затылок – не реагировала...
– Ладно, признавайся. Это он звонит?
– Кто?
Илья невесело и как-то обреченно усмехнулся:
– Который в апреле... Когда солнце светит, птицы поют. Как там его зовут?
– Ты не знаешь.
– Неужели? А не Иван ли Беспалый? Самый военный корреспондент?
Надежда села к нему вполоборота, усмехнулась:
– Наконец-то ты стал проницательным, сэр Дюк.
– Передачи его смотрю, про Чечню...
– Почти угадал, – похвалила она, опять отвернувшись.
Илья нюансам не внял.
– Неужели ты еще помнишь школьное погоняло?
– Только не помню, кто тебя так обозвал.
– Сам придумал! – Илья был почти счастлив.
– Сам?! – Странно. Человек сам себе придумывает прозвище.
– Я же в пятый класс к вам пришел. А в старой школе звали... Нет, не скажу как. Очень обидно!.. – Он покрутил головой. – Изменил всего одну букву... И все изменилось! Почувствовал себя другим человеком. Английский выучил! Даже одеваться стал соответственно...
У Надежды опять зазвонил мобильник, Илья вроде бы даже рассердился.
– Ты можешь ему сказать, что лето кончилось? А вместе с ним и весь североморский период!
– Североморский? – усмехнулась она. – Это любопытно! Ты и в самом деле почти все знаешь.
– Как не знать, если полжизни служу тебе подружкой.
– Я про Североморск тебе не рассказывала!
– А откуда тогда я знаю? Прилетела с вытаращенными глазами – встретила свою судьбу! Под холодным северным небом. На берегу Ледовитого океана... Помнишь? Правда, он женат, есть дочь! Но мы все равно будем вместе!
– Совсем забыла, Сердюк, – печально проговорила Надежда. – Да, ты прав, североморский период давно закончился.
– Почему тогда звонит? Достал уже!
– Это что, ревность?
– Я тебя пятнадцать лет ревную! Позвони сейчас же и скажи, чтоб забыл твой номер. Стер из памяти. Иначе найду его и сам сотру... И не только в телефоне.
Надежда посмотрела на него с грустной улыбкой:
– Ты мне нравишься такой, сэр Дюк. Сэрдитый! Пожалуй, я научу тебя танцевать.
Тот бросил руль и вскинул руки:
– О боги! Что я слышу?!
В Измайловском парке было сумрачно, моросил осенний дождь. В такой час и погоду гуляющих не было, на дорожке промелькнул лишь прохожий с собакой да одинокий любитель бега трусцой.
Иван скрылся под дерево за садовую скамейку и закурил. Он не видел и из-за шума дождя не слышал, как со спины к нему кто-то подошел. Информатор осторожно положил руку Ивану на плечо. Тот дернулся, выронил сигарету.
– Вы всегда так внезапно появляетесь! – Он перевел дух. – С вами инфаркт заработаешь.
– Служба такая, – усмехнулся информатор. – На будущее: всегда отслеживайте тыл, особенно если там темно.
– Спасибо за совет.
– Теперь к делу. Сегодня утром на совещание был приглашен Слухач. Он доложил, что в последние дни значительно оживились каналы Саудовская Аравия, Катар, Лондон. Все замыкаются на Москве. И отчасти на Дагестане.
– Что это значит?
– Это значит, идут активные согласования и консультации, – для тупых объяснил информатор. – Звонят с разных телефонов, произносят ничего не значащие условные фразы, например, на фарси или чеченском. Точно так же получают информацию. Никаких тебе шифров, кодов и радисток Кэт: век коммуникаций.
– То есть в любой момент в Москве могут произойти какие-то события?
– Очень неприятные и крупные события, – согласился информатор. – Скорее всего масштабный теракт. Где, пока неизвестно. Но не в любой момент. Мы просекли их тактику. Обычно за сутки перед часом Ч активность каналов резко падает. Как затишье перед бурей.
– Вы так спокойно говорите об этом...
– Не знаю, где держат свои головы журналисты, но аналитики свои – в холоде... Вам советую в ближайшие три дня никуда не уезжать из Москвы и быть начеку. Появится новая информация, я дам знать. Если мои выводы не подтвердятся, ждите сигнала «отбой». Но аванс я должен получить сейчас.
Иван достал бумажник, начал отсчитывать деньги.
– Знаете, у меня каждый раз такое чувство... будто мы заговорщики. И это мы с вами собираемся устроить теракт.
– Мы с вами профессионалы, – жестко ответил информатор, пряча деньги. – Каждый в своей области. И служим Отечеству.
И бесшумно скользнул в темноту.
Танцзал был настоящий, с паркетом, с живой музыкой и искусной театральной подсветкой, скрывающей все остальные клубные атрибуты – барную стойку и столики вдоль стен. Создавалось впечатление, что танцующая пара с номером «7» – единственная во всем пространстве и только для нее оркестр играет заводной испанский ритм.
Это была финальная часть танца, и невидимая публика затаила дыхание в ожидании его последнего аккорда.
Андрей припал к ногам Надежды и замер. Музыка оборвалась, и возникла та пауза, что отделяет вечность от мгновения. Под внезапный взрыв аплодисментов Андрей подхватил ее и вознес над собой.
– Браво! Браво! – скандировали отовсюду.
Они улыбались, раскланивались.
Свет над танцзалом смикшировался, и стало видно, что вдоль стен за столиками десятки восторженных зрителей. И это не профессиональная сцена, а ночной клуб.
Пользуясь минутной темнотой на площадке, Андрей взял Надежду на руки, и они будто растворились в пространстве зала.
Луч света выхватил ведущего на подиуме. Тот поднял руку, усмиряя аплодисменты:
– Господа! Прошу тишины, господа! Решением нашего беспристрастного жюри победа присуждается паре номер семь!
И снова крики, особенно женские, и гром аплодисментов.
– А сейчас по традиции нашего клуба – вальс победителей!
Оркестр заиграл вальс «Ночь коротка, спят облака...».
Прожектор высветил пустой столик с номером «7»...
Под этот вальс со стоянки автомобилей возле клуба сорвался синий джип и умчался по летней предутренней Москве...
А спустя некоторое время он заехал в какой-то двор и остановился перед «ракушкой».
Дом был старый, сталинский, с небольшим внутренним двориком, забитым автомобилями и «ракушками». Хилые деревца, доминошный стол и железные качели – все, что осталось от детской площадки.
Андрей выскочил из машины, открыл дверцу:
– Прошу, сударыня!
Он помог Надежде выйти, но она сразу же повисла у него на шее.
– Голова кружится! – Она осмотрелась. – Где мы, Андрей? Ты куда меня привез?
– Это мой дом. – Он показал на темные окна четвертого этажа. – Вон мои окна.
Она с любопытством спросила:
– Ты здесь живешь?
– Случается... Но редко.
Надежда подошла к качелям и села.
– Никогда бы не подумала, что у тебя есть дом, – вдруг проговорила она. – То есть место, где тебя можно найти.
– Я похож на бомжа?
– Ты похож на странника. Только посоха не хватает.
– Сейчас мы пойдем ко мне, – сказал он твердо. – И там докажу, что я люблю домашний очаг и вообще склонен к уюту.
– Потом ты предложишь чай, кофе...
– К сожалению, у меня нет ни того ни другого.
– Как же ты станешь соблазнять? Или знаешь другой способ?
– Знаю. – Он открыл «ракушку». – Сейчас покажу... Только загоню машину.
– Андрей... – Она встала. – Отвези меня домой. Пожалуйста.
Белая машина въехала в распахнувшиеся ворота и подкатилась к ступеням ротонды шестиэтажного особняка с пентхаусом. Солидного, впечатляющего новодела в английском рыцарском стиле. На цепях перед входом висела медная плита с отлитой надписью «Издательский Дом “Фатум-пресс”».
А чуть наискосок, на противоположной стороне широкого бульвара, виднелась яркая реклама современного салона для новобрачных и ресторана для свадебных торжеств.
Охранник сбежал с крыльца, распахнул дверцу, но Илья знаком указал на пассажирку. Надежда вышла из машины, кивнула охраннику, мельком оглядела здание и подняла глаза к небу. Илья млел от заслуженного удовольствия – всю жизнь ждал этой минуты, не раз представлял себе, как однажды предъявит Надежде свой успех, удивит, поразит воображение. И думал сейчас, что ему удалось, потому, скрывая эти очень мужские чувства, сказал ворчливо:
– Ну что ты выставилась, Петрова?
В пасмурном высоком небе висели неподвижные облака.
– Дождя не предвидится, – сообщила она.
– Прошу вас, леди. – Илья подал руку.
– А это что? Дом, который построил сэр Дюк?
– Да, очень скромная хижина... А если нам сначала зайти вон туда? – Он указал на противоположную сторону бульвара.
Надежда задержала взгляд на яркой вывеске салона для новобрачных и оттолкнула руку спутника.
– Дурак ты, Сердюк!
– Настанет час, – шепотом пообещал он, – и я отведу тебя на ту сторону!
– Дерзай! – позволила она.
Охранник распахнул перед ними дверь, затем открыл пролет пропускного барьера.
Внутри здания все оказалось проще, как в обычных современных офисах. Они вошли в лифт, и едва закрылась дверь, как Илья по-мальчишески попытался поцеловать Надю. И наткнулся на такой же «школьный» ответ:
– Отстань, Сердюк! – Она замахнулась сумочкой. – Сейчас ка-ак дам!
И они вдруг рассмеялись, но больше от ностальгии, чем от радости.
На шестом этаже размещалось руководство, и потому в обстановке присутствовали натуральный камень, мореный дуб и английская мягкая мебель, однако выглядело все это мрачновато. Надежда озирала непривычную обстановку и слегка ежилась. Илья открыл перед нею дверь.
– Ваш кабинет, леди. Прошу...
С видом Золушки Надежда вошла в просторную комнату с длинным столом для заседаний, огляделась. Взгляд остановился на письменном столе, где был включен компьютер, лежали бумаги и очки.
– Кажется, здесь занято...
Илья не заметил тревоги, объяснил деловито:
– Временно сидит начальник реализации. А изначально планировался кабинет пиар-директора. То есть ваше место, леди.
– Мое?
– Твое, Петрова, твое. И ждет, когда у тебя закончатся... всевозможные периоды.
Она потрогала кожаное кресло, но не села.
– Здесь и в выходные работают?
– Для реализации нет выходных. Народ жаждет духовной пищи во все дни недели.
Надя подошла к дубовому книжному шкафу, вынула наугад книгу – на обложке зверская рожа со снайперской винтовкой. Прочитала название: «Заказ на заказчика».
– Это – пища? – насмешливо уточнила она.
– Ты не смотри на обложку! – засмеялся Илья. – Это просто замануха. Под коркой умный, интеллектуальный детектив. С вечным сюжетом борьбы добра и зла.
– Да я читала!
– Ну и как?
– Пособие для убийства.
– Именно в этой книге?
– Они все одинаковые! – Она вдруг что-то вспомнила. – Сердюк, а ты издаешь поэзию?
– Ты же знаешь, не пользуется спросом. В такое время живем... – Он сделал паузу. – Но если захочешь, я буду издавать. Скажи какую – отечественную, зарубежную?
– Не могу найти Жана Фоллена.
– Ого! У тебя новые серьезные увлечения?
– Нет, все старые... Можешь издать? Для меня?
– Без проблем! Подойди сюда и посмотри в окно. Вот, можешь взять бинокль.
Она выглянула в окно – за бульваром салон для новобрачных...
Мстительно стукнула его кулаком по спине, однако сама игра эта ей все-таки нравилась.
Илья рассмеялся.
Надежда заметила дверь за шкафом.
– А это... зачем? – спросила она заинтересованно.
– Дверь на лестницу.
– Черный ход?
– Он не такой уж и черный. – Илья достал ключи и открыл замок. – Через него можно попасть ко мне в кабинет.
– А на улицу выйти?
– Запросто. Есть персональный лифт. И еще можно подняться на чердак.
– Зачем?
– Ты же не будешь круглыми сутками сидеть на работе?
Надя отступила.
– А что там? На чердаке?
– Петрова, ты что? Боишься?!
– Кто, я? Ничего я не боюсь!
Илья распахнул дверь.
– Тогда иди!
Надежда смело переступила порог...
Был летний полдень, за приоткрытым окном светило солнце и шумел дождь, капли били по жестяному сливу.
Андрей будил Надежду, теребил за уши, щекотал нос ее же волосами.
– Подъем!.. Ну, хватит спать! Время – четырнадцать десять. Обед!
За дверью спальни нескончаемо и требовательно лаял фокстерьер.
– Еще чуть-чуть, – сонно бормотала она. – Последние аккорды...
– Надя, мне пора, – сказал он в ее ухо. – Труба зовет.
– Какая труба? – Она открыла глаза.
– Водопроводная.
Она привстала, натягивая одеяло.
– Ты кто? – спросила. – Водопроводчик?
– Нет, скорее ассенизатор. – Андрей стал одеваться. – А почему твой пес лает всю ночь? Может, голодный?
– Не голодный...
– Значит, хочет погулять. Выпустить на улицу?
– Ни в коем случае! Только на поводке и под присмотром.
– А что так строго?
– Склонен к бродяжничеству. Порода такая...
Андрей рассмеялся:
– Звучит как приговор! Склонен к бродяжничеству... А если это естественное стремление к воле? Природный инстинкт? Который мы, люди, подавляем?
– Наверное, он меня ревнует, – серьезно предположила Надежда.
– Строгий у тебя охранник.
– Где ты так научился танцевать?
– В школе... бальных танцев. А ты?
– Я тоже в школе... Мне почему-то обидно.
– Почему? – Он присел и взял ее руку.
– Было так здорово... А закончилось тривиально, в постели.
– У нас ничего не закончилось, – твердо и очень отчетливо проговорил он. – Все только начинается.
– Андрей... Все-таки запусти Графа, а то он опять охрипнет.
Тот открыл дверь – пес ворвался ветром, запрыгнул на кровать, облизал лицо Надежды, завертелся юлой. И принялся лаять на Андрея.
– Ты можешь остаться? Сегодня суббота...
– Не могу.
– Андрей, ты женат?
– Нет. И никогда не был.
– Куда же спешишь?
– На самолет, – нехотя сказал Андрей. – Вылет в пятнадцать сорок.
– Хочешь, я провожу?
Он подал халат.
– Если только до порога.
– Сегодня выходной...
– Мы летим бригадой... И у нас не принято...
– Бригада ассенизаторов?
– Да... Там разные специальности. – Он взял Надю на руки. – Я скоро вернусь. Будет возможность – позвоню.
Фокстерьер с лаем вертелся у ног.
– Он не ревнует, – проговорил Андрей, – он не хочет меня отпускать.
В передней он покружил Надю на руках.
– Раз-два-три, раз-два-три... Ты моя надежда...
Поцеловал, поставил ее на ноги, резко сдернул с вешалки куртку, распахнул дверь и вышел без оглядки.
Лестница была местом, предназначенным для того, чтобы перекурить, пошептаться, поделиться сокровенным и даже, уединившись в короткие мгновения, пока никто не пробегает снизу вверх или наоборот, поцеловаться.
Если есть с кем...
– Ой, у меня до сих пор все косточки болят, – жаловалась Надежда. – И кажется, мышцу потянула...
Марина курила и хитренько улыбалась.
– Видела вчера твой зонтик... В окошко. Ничего, солидный. Кажется, «мерседес»?
– Не рассмотрела... Хорошо, была суббота. Он ушел, а я до вечера проспала! Все болит, и до сих пор голова кружится.
– Еще бы! – со знанием дела и многозначительно кивнула подруга. – Надо полагать...
Обе засмеялись громко – пробегавший мимо мужчина оглянулся.
– Не от того, о чем ты подумала, – отмахнулась Надежда. – Мы всю ночь танцевали.
– В каком смысле?
– В прямом. В каком-то ночном клубе на Садовом. И даже получили приз! Вернее, заслужили, но не получили. Так, красиво ушли... Поехали сначала к нему, но там мне что-то не понравилось. Дом мрачный, старый, и двор... Почему-то страшно стало. Поехали ко мне...
– Кто он такой-то? – Марина достала еще одну сигарету. – Хоть не бандит?
– Вроде бы нет... Но какой-то закрытый, загадочный.
– Ох, подруга! – восхищенно протянула Марина. – Да ты, кажется, влюбилась?
– Не знаю. Чувствую только, все тело ноет, а душа трепещет.
– Очень знакомое чувство. А сегодня заедет за тобой? Интересно бы посмотреть...
– Он улетел, еще в субботу.
– Куда улетел?
– Не знаю.
– Что, просто так встал и улетел?
– Нет, сказал: «Скоро вернусь. Будет возможность – позвоню...»
– Да он же авантюрист, Надя!
– Это я авантюристка. Понимаешь, он какой-то... могучий. С ним так спокойно. Я ведь у него в машине уснула! Когда он первый раз меня подвозил. Представляешь, поймать поздно вечером тачку, сесть рядом с незнакомым мужчиной и уснуть? Знаешь, где можно проснуться?
– И где же ты проснулась?
– На набережной, недалеко от дома. Сидит, мирно смотрит на меня и улыбается.
– Не просился на чашечку кофе?
– Ни на чай, ни на кофе...
– А как же теперь Ваня Беспалый? – прищурилась Марина. – Вот вернется, посмотрит в твои сумасшедшие глаза и сразу все увидит.
– Пусть Ваня смотрит в глаза своей жене.
– Крутая ты девчонка...
– У него было время. Целых пять лет.
– Надь, не дури, – стала серьезной Марина. – А если этот твой танцор больше не вернется? Никогда? Если он проходимец?
– Проходимцы так не танцуют, – задумчиво проговорила Надежда. – Если б ты знала, Марин, какой он партнер! У меня никогда такого не было, даже в школе...
– Это ты что имеешь в виду?
И снова обе расхохотались – просто так, от молодости, счастья и удовольствия.
Иван бесцельно брел по пустому сумеречному парку. Вдруг раздался выстрел или хлопок петарды, и над головой с шумом взметнулось воронье.
Он будто очнулся, взглянул в небо и быстрым шагом направился к автомобильной стоянке.
А воронье кружило над парком, оглашая дождливое пространство встревоженным криком.
Иван сел в машину, запустил двигатель, сдал назад, но вдруг вспомнил, что не знает, куда ехать. Пролистал карту Москвы, но ничего не нашел, набрал какой-то номер, подождал. Трубку сняли.
– Макс? Здорово... Да, утром прилетел. Слушай, дай-ка мне адрес издательства «Фатум-пресс»... Ага, роман хочу издать, любовный. – Он достал ручку и блокнот. – Как один мужик в бабах запутался... Потом, Макс, сейчас некогда... записываю... Домохозяек издает? Наплевать. Я теперь тоже скоро буду домохозяйкой... Ну все, до связи!
Потом набрал номер Надежды, послушал длинные гудки и бросил мобильный телефон на сиденье.
Ехал зло, рискованно, с частыми выездами на встречную полосу, в последний миг уворачиваясь от машин. И все-таки через несколько минут гонки увяз в плотной пробке. Кое-как пробившись к бордюру, Иван приткнулся на тротуаре и побежал в темный зев метро...
В пентхаусе было сумеречно из-за темной отделки, хотя окна выходили на все стороны света, а распахнутые раздвижные перегородки создавали ощущение большого, пустого и необжитого пространства.
– И что... это? – Надежда озиралась, ее первоначальный испуг сменился защитной иронией. – Павильон с декорациями? Киностудия?
– Теперь это твой дом.
– Мой дом?
– Уютная квартирка на чердаке. Самое ценное здесь камин и зимний сад. Пошли!
– Значит, ты даешь мне работу с предоставлением жилплощади?
– Петрова, я еще, между прочим, женюсь на тебе!
– И муж? – Она стремительно пошла по комнатам. – Замечательно. Сегодня мой день!.. Так, здесь надо заменить шторы. А кровать переставить головой на север. Это что? А, санблок спальни...
– Обрати внимание на кровать, – тоном гида сказал Илья. – Видишь резьбу?
– Вижу, и что?
– Это храмовая отделка буддистского монастыря. Пятнадцатый век.
– Монахи спят на таких аэродромах?
– Нет... У них в храмах идет ремонт. А наши ребята покупают то, что... им не нужно, привозят в Москву контейнерами и делают мебель. Считается – супер!
– Как спится? Кошмары не мучают?
– Если только сексуальные...
Она оценивающе взглянула на кровать.
– Ничего, ничего, мне здесь нравится...
– Ну наконец-то! – Он торопливо шел за ней.
Надя резко остановилась.
– Что?
– Тебе начинает что-то нравиться!
– Мне одно не нравится, Сердюк. – Она взяла его за пуговицу пиджака. – Очень не нравится.
Илья, прошедший огни и воды в издательском, очень хитром бизнесе, был всегда собран, осторожен и умел не выдавать своих истинных чувств. И сейчас, хочешь не хочешь, приходилось подыгрывать Надежде.
– Ты скажи, Петрова. Мы разберемся, исправим.
– Хочешь жениться на мне?
– Всю жизнь хочу!
– А кто будет делать предложение? Пушкин?
– Я уже делал тебе предложение! Целых два раза!
– Когда, сэр Дюк? Ты ничего не путаешь? Может, это было с другими женщинами?
– Петрова, кончай дурить. Ты ничего не помнишь?
Она упала в кресло-качалку перед холодным камином, щелкнула пальчиками.
– Говори!
Илья чувствовал себя отвратительно, видя, что все серьезное непоправимо разбавляется ее игрой, как мед дегтем, но знал, что иного тона Надя сейчас не потерпит. Он был вынужден продолжать неуместную игру и этим тяготился.
– Первый раз в пятом классе.
– Так, напомни событие!
– Мы с тобой дежурили. Мыли пол в классе...
– Мыли – помню...
– Это было перед Новым годом. Я сказал, что ты мне понравилась с первого взгляда. И что я хочу на тебе жениться.
Надежда внимательно, с печальным и искренним недоумением посмотрела на него:
– Честное слово, не помню, Илья!
– Конечно не помнишь. Потому что ты тогда писала записки Боцману.
Она просияла:
– О, Витя Климашкин! А ты не знаешь, где он?
– Где же Боцману быть? Мичманом служит на Северном флоте... Ты же не ходишь на вечера встречи. А в прошлом году было ровно десять лет, как мы закончили школу. Витька приезжал, весь в значках, аксельбантах. Про тебя спрашивал.
– Не люблю встречаться с прошлым. – Она покачалась в кресле. – И что же я ответила тебе?
– Дословно? – Илья навис над креслом.
– А ты помнишь дословно?
– Такое не забудешь. «Терпеть не могу очкариков, – сказала ты. – В очках они все слишком серьезные, но очень смешные, когда их снимают».
Надежда помедлила и подняла к нему лицо.
– Это я была такая умная в пятом классе?
– Не по возрасту...
– Ладно, а когда ты сделал второе предложение?
– На выпускном вечере. Это ты должна помнить!
– Покачай меня, – вдруг попросила Надя, устраиваясь с ногами в кресле. – Если бы топился камин, было бы очень уютно.
– Я сейчас затоплю!
– Не нужно, качай!
– Как скажешь. – Он стал старательно раскачивать кресло.
Надежда прикрыла глаза.
– На выпускном я сказала, что буду поступать на факультет журналистики.
– Да, и в связи с особым характером работы лучше всего быть незамужней.
Она встрепенулась, спросила с возмущенной горечью:
– Неужели я была такая глупая?
– Не по возрасту...
– И ты готов сделать мне предложение в третий раз?
– Бог любит троицу.
Надежда внезапно вскочила и пошла в глубь пентхауса, попутно отталкивая скользящие по направляющим перегородки. Илья остался на месте, ибо бежать следом было бы нелепо. Стоял с поникшими плечами, смотрел на ее удаляющийся силуэт и еще больше сутулился. Стук каблучков сместился вправо, и скоро она появилась откуда-то сбоку.
– Нет, сэр Дюк, ты еще не готов, – сказала жестко. – Не вижу цветов, не слышу слов о любви...
– Сейчас будут цветы и слова, Петрова!
– Не спеши. У тебя есть еще девять дней. Приготовься как следует.
– Почему девять?
– Столько времени придется отрабатывать на Останкино. – Надежда привычным жестом закинула сумочку за спину и пошла к выходу. – А там, сам знаешь, особый характер... И лучше быть незамужней...
– И ты сейчас вот так... уйдешь? – Мгновенно погасший Илья не мог скрыть растерянности. – Я заказал ужин из ресторана, цветы! Надя?
У двери она обернулась:
– А ну, сними очки!
– Зачем?
– Сними!
Илья опустил голову, неловко сдернул очки и, помедлив, взглянул на Надежду. Она смотрела на него грустно и радостно.
– Да, я всегда была глупая... Ты совсем не смешной, а очень даже милый. – И погладила его по щеке. – Ну потерпи еще немного, не сжигай мою лягушачью шкуру.
– Надя! – Он схватил ее руку, она вырвала ее.
– Все, не провожай меня!
И скрылась за дверью.
Возле издательства они разминулись всего на несколько секунд: Надежда уже села в такси, когда увидела подходившего к воротам Ивана. Она не ожидала такого оборота, на мгновение замерла, потом толкнула дверцу.
– Что такое? – встревоженно спросил водитель.
– Погодите минуту...
Но не вышла – передумала в последний момент. Дверца хлопнула.
Иван позвонил в калитку и ждал, засунув руки в карманы длиннополого кожаного плаща. Охранник, только что проводивший Надежду, не появлялся, а, видимо, включил двустороннюю связь: Иван что-то заговорил в белый кружок микрофона.
Его не впускали. Озябший на ветру, он ждал и что-то снова говорил, пока наконец не вышел охранник. Иван показывал ему удостоверение и опять что-то объяснял.
Надежда смотрела на него, прислонясь виском к стеклу, и ничего, кроме бабьей жалости, не испытывала.
– Поехали, – скомандовала наконец водителю и взглянула на проплывающий мимо салон для новобрачных.
Тот с пониманием вздохнул и вырулил на дорогу...
Таксист сочувствующе поглядывал на пассажирку в зеркало заднего обзора.
– Возле углового дома остановите, – попросила Надежда.
Машина остановилась. Она подала деньги.
– Вас подождать? – вдруг спросил таксист.
– Нет, спасибо.
– Но вы ведь не здесь живете?
Она насторожилась, чуть поспешно отворила дверцу, бросила грубовато:
– С чего вы взяли?
– Обычно просят подвезти к подъезду...
Надежда захлопнула дверцу и не оглядываясь направилась во двор.
Синие ветреные сумерки, низкие тучи, предчувствие холодного осеннего дождя...
Во дворе того самого сталинского дома Надежда не спеша прошла мимо одного подъезда, а возле другого, среднего, остановилась, дернула за ручку – нет, кодовый замок...
Она отошла в глубь двора, остановилась и посмотрела на окна четвертого этажа с балкончиком.
Только в трех окнах было темно...
Надежда с оглядкой приблизилась к одной из «ракушек», но тут из подъезда вышел мужик с мусорным ведром и спугнул ее. Она отступила к качелям, проверила платочком, чисто ли деревянное сиденье, села и начала тихо раскачиваться.
И вместе с нею раскачивались три темных окна...
Потом ей стало холодно, замерзли руки на железных прутьях. Она остановила качели и принялась дышать на пальцы. На улице зажглись фонари, отчего во дворе стало еще темнее. Надежда порылась в сумочке, нашла фонарик-зажигалку, попробовала – горит. Затем осторожно пробралась к «ракушке», огляделась и, прильнув к щели, посветила...
В жестяной коробке стоял синий джип с тремя дверцами.
Она выключила фонарик, взглянула еще раз на темные окна и застучала каблучками по асфальту.
Такси возле дома не было. Надежда постояла у бордюра и направилась за угол, на более оживленную улицу, вспомнив, что заметила там остановку городского транспорта.
От рекламы и фонарей было светло, однако после темноты двора ей показалось, что фары машин слепят и выбивают слезу. Она несколько раз взмахнула рукой – никто не останавливался. Достала платок, стала промокать глаза и вдруг поняла, что это идет дождь...
Охранник так и не открыл и шагом бывшего вояки удалился в особняк. Иван пнул калитку, отошел от забора и, спрятавшись под деревья, начал осматриваться. Весь периметр забора явно находился под видеонаблюдением – на одном углу здания торчали камеры, однако с тыльной стороны к территории издательства вплотную примыкал детский сад, точнее, игровая площадка с пестрыми беседками и песочницами, устроенными в густой тени старых раскидистых лип и каштанов. А поскольку уже вечерело, но охранное освещение еще не включали, то камеры вряд ли давали ясную картинку.
Еще на глаза ему попался салон для новобрачных на противоположной стороне улицы. Иван поежился от ветра и решительно зашагал в сторону яркой рекламы.
В салоне он меланхолично пробрел мимо вешалок со свадебными платьями и костюмами, отыскал то, что требовалось, – винный отдел, а точнее, стеклянный шкаф с дорогими коньяками, знаком подозвал девицу.
Та открыла дверцу, вручила Ивану темную бутылку и сама пошла за ним – сопровождать до кассы, чтоб не слинял. Иван рассчитался, сунул бутылку в карман и направился обратно через бульвар к детскому саду.
Держась подальше, он обошел стороной детсад, выбрал место, перемахнул через изгородь и приблизился к забору. В песочнице сидели подростки, курили и пили пиво, ветер срывал листву и нес ее в сторону издательства – все на руку.
Иван потряс решетку, подождал и спокойно перебрался на территорию противника.
– Эй, мужик! – окликнули подростки. – Гляди, там охрана!
Уже под стеной особняка осмотрелся: свет горел лишь на третьем этаже, а окна первого были чуть ли не вровень с землей. Иван прошел вдоль стены в одну сторону – дверь черного хода оказалась запертой, окна закрыты. С другой стороны здания он обнаружил пожарную лестницу, висевшую над широким козырьком, прикрывающим въезд в подземные гаражи.
Он вскарабкался на козырек, поднялся по лестнице до третьего этажа – пожарный выход тоже был заперт. То же самое – на всех других этажах. Последний пролет лестницы упирался в широкий стеклянный балкон чердачного этажа, в полу которого виднелся люк.
Иван толкнул его головой – поддалось!
Высунувшись по пояс, огляделся: вокруг пальмы, карликовые деревья, какие-то южные растения – зимний сад. Он выбрался из люка, открыл стеклянную дверь – в сумрачном пространстве пентхауса было тихо и пусто. Не скрываясь, Иван обошел комнаты, наткнулся на туалет – как нельзя кстати, прикрыл за собой дверь...
Потом спустился по черной лестнице на шестой этаж – в холле горел свет, но было пусто. Иван снял плащ, попробовал открыть одну дверь, вторую, третью – заперто. Тогда он сел на мягкий диван, взял рекламный проспект книг издательства «Фатум-пресс» и стал листать...
Надежда стояла под дождем на остановке неподалеку от сталинского дома, и было не понять, плачет она или радуется дождю. Спасал теплый кожаный плащ, иначе бы давно промокла. Машины не останавливались, слепили фарами и катили мимо. Наконец подъехал троллейбус, открыл двери и задержался чуть дольше, чем обычно, – словно приглашал последнего оставшегося на остановке пассажира.
Надежда решилась, запрыгнула на ступеньку задней двери, и троллейбус повез ее вдаль от темной громадины сталинского дома – в заднем стекле белым пятном светилось ее лицо...
Иван тонул в мягком английском диване и пролистывал уже третий каталог, когда в холл шестого этажа вошел Илья. Он не ожидал увидеть здесь кого-либо в выходной день и потому сбавил шаг, недоуменно взирая на незваного гостя.
– А, господин издатель? – Иван отбросил журнал, но не встал. – Да, вас поджидаю. Наслышан, наслышан... Присаживайтесь.
Илья не сробел, однако, смущенный тем, что лицо Ивана ему знакомо, но он не может вспомнить, откуда и кто он, невольно подчинился и присел на край кресла.
И этого было достаточно, чтобы гость почувствовал себя хозяином положения.
– Хотел предложить вам свой роман, – сказал он с явной насмешкой. – Но теперь сомневаюсь, нужно ли?.. Вы же печатаете кровожадные детективы для домохозяек и пенсионерок! – Иван постучал пальцем по каталогу. – Это, скажу я вам, не имеет никакого отношения к великой русской литературе.
Этим самым он еще больше сбил его с толку. Илья сел чуть глубже, но держался все так же прямо и скованно, хотя кресло располагало к вальяжности.
– Простите, какой у вас роман? – совсем уж лишнее спросил он. – Имеется в виду, жанр?
– Любовный! – язвительно изрек Иван. – Главная героиня – Надежда Петрова. Тележурналистка, занимается культурным блоком новостей... Лауреат двух журналистских премий, между прочим!
Илья вскочил как ужаленный, и сделал это зря, ибо гость рассмеялся и замахал рукой:
– Да вы сядьте! Сядьте, господин Сердюк! Ну что вы, ей-богу? Владелец «Фатум-пресса», а словно пылкий юноша...
– Зачем вы сюда пришли? – угрожающе спросил Илья.
Иван развалился и закинул ногу на ногу.
– Познакомиться, побеседовать... Может, удержать от опрометчивых шагов. Из мужской солидарности.
Илью всегда обескураживала наглость, в такие минуты он терял все нужные слова и веские аргументы.
– Как вы сюда попали? – возмутился он. – Издательство закрыто! Сегодня выходной!
– По пожарной лестнице.
– Я вызову охрану! Вас отсюда выкинут!
Иван медленно поднялся, засунул руки в карманы брюк, блатной походочкой приблизился вплотную – Илья не отступил, но зачем-то поправил галстук и застегнул все пуговицы пиджака, словно офицер перед расстрелом.
– Я с добром пришел, братан. По-мужски поговорить. Ну, на стрелку, как говорят в вашем мире, один вопрос перетереть.
– В нашем мире так не говорят!
– Как это? – цинично изумился Иван. – Ты книжки-то читаешь? Те, что издаешь? Там такое говорят! Уши вянут!
– Я не намерен обсуждать это с вами!
– А мы и не будем. У нас есть другая тема, животрепещущая.
– Не хочу с вами разговаривать!
– Напрасно, Илюша. – Иван вразвалку прогулялся по холлу. – Ты собрался сделать ответственный шаг – жениться. Умный, образованный, интеллигентный человек, правильно воспитанный родителями. Такие люди женятся раз и навсегда. Узы брака для них священны! Тем более ты достиг положения в обществе, есть вот такая собственность. – Он посмотрел в потолок. – Единая и неделимая... Но я не об этом хотел сказать.
– Слушайте, Беспалый! – Илья начал приходить в себя. – Я не нуждаюсь в ваших советах и предостережениях. И вообще, ничего не собираюсь с вами обсуждать! Тем более свою личную жизнь. Какое вам до меня дело? Что вы суетесь?
– До тебя лично, господин издатель, и в самом деле нет никакого дела. – Иван похлопал его по плечу, заставив того увернуться от руки. – Но между нами, как во всяком любовном романе, встала женщина.
– Я знаю, Надя была вашей любовницей, – жестко проговорил Илья. – Но это меня ничуть не смущает!
– Похвально. Это делает вам честь, – серьезно отметил Иван. – И свидетельствует об искренности чувств.
– И еще я знаю, что Надя вас бросила! Да! Отвергла! Она сделала выбор! И потому вы сюда прибежали! Влезли по пожарной лестнице!
– Ты слишком много знаешь, Илюша, – ухмыльнулся Иван. – И как только жив до сих пор?
– Не юродствуйте, Беспалый! Вы проиграли!
– Может, тебе даже известно, почему отвергла?
– Представьте себе! – Илья заговорил с мстительным удовольствием. – Вы соблазнили Надежду, будучи в Североморске. И несколько лет обманывали. Вводили ее в заблуждение! Вы все время обещали уйти от жены и жениться на Наде! А сами и не собирались этого делать! И в результате ваша жена забеременела!
– В результате – да! – невесело засмеялся Иван. – Любопытная у тебя логика...
В этот момент в холл быстро вошел крепкий седоватый мужчина, причесанный и ухоженный, рука под мышкой, в ухе фишка с проводком, уходящим под воротник. Цепким, всевидящим взглядом он окинул присутствующих.
– Что случилось, Илья Николаевич?
– Ага! – обрадовался Илья. – Это мой начальник службы безопасности! Вы влипли, Беспалый! Уведите его, полковник!
– Это ты влип! – дерзко перебил тот. – И я сейчас могу уйти!
– Тебя уведут!
– Ну и пусть! А ты останешься и никогда не узнаешь, зачем я приходил.
Полковник выдернул из кармана наручники – Иван кротко протянул ему руки.
– Погодите! – остановил Илья. – Я ему еще не все сказал. Вызову позже.
– Буду за дверью. – Тот послушно удалился.
– Ну, говори! – поторопил Иван. – А то твой цербер ждет.
– Вы бессовестный человек. – Прежний задор у Ильи угасал. – Вы манипулировали чувствами Нади. Вы играли с ней в дурную игру! Надя мне все рассказывала.
– И ты, как батюшка, отпускал ей грехи? Наши с ней?
– Она мне доверяла! Она мне все доверяла... еще со школы!
– И это все?
Иван молча подошел к дивану, поднял свой плащ, и Илья подумал, что соперник сейчас уйдет, – удовлетворенно усмехнулся.
– Можете спуститься на лифте. Вас выпустят.
Но Иван достал из кармана коньяк, не спеша поставил на журнальный столик и швырнул плащ обратно.
– А известно ли тебе, знаток женских душ, – с расстановкой проговорил он, – что мы оба остались в дураках? И что у Нади есть третий, который умеет танцевать? И которого она по-настоящему любит? И будет любить всю жизнь.
Он сел на прежнее место и развалился на диване, наблюдая за реакцией. У Ильи вмиг запотели очки. Он сдернул их, став беспомощным, достал платок и начал протирать линзы.
– Стаканы давай! – Иван сорвал упаковку с горлышка и выбил ударом ладони пробку. – Чего стоишь?
