Он писал весь день и к ночи вдруг понял, что закончит намного раньше указанного срока. Он не подозревал, что можно так быстро рассказать всю свою жизнь — всего-то за считанные часы, что можно вспомнить и обдумать все, даже самое непонятное, найти причины каждого поступка, каждого поворота в судьбе. Иногда, описывая сложные ситуации своей жизни, Андрей ловил себя на мысли, будто он это уже когда-то писал и перед кем-то уже отвечал за все свои грехи и добродетели…

После полуночи Андрей вызвал надзирателя. Тот молча принял бумаги, кивнул и закрыл дверь, загремел засовом.

В холодной тюремной постели Березин так и не мог согреться. Сон пришел раньше, чем тепло. Он спал, а восход над городом отодвигал мрак, озаряя крыши домов, улицы и окна. Наконец свет достиг дна глубокого колодца тюремного двора и проник в камеру.

Андрей не слышал, как отворили дверь, и поднял от подушки голову, когда Прудкин уже стоял над ним.

— Мы ознакомились с вашим делом, — сказал тот, надев пенсне и открыв папку. — Но требуются некоторые уточнения. Почему вы не зачитали приговор пленным?

— Некогда было, — пожал плечами Андрей и сел. — Я всецело признаю свою вину.

Последнюю фразу Прудкин словно не слышал.

— У вас не было времени, потому что пленные могли в любую секунду бежать?

— Нет, — оборвал Андрей. — Они не хотели бежать. Они предчувствовали расстрел.

— То есть как предчувствовали? Им кто-то сказал об этом?

— Не знаю. Они чуяли смерть. Как животные ее чуют. А возможно, оценили ситуацию.

— Хорошо, — согласился Прудкин. — А вы оценили ситуацию?

— Да. Я говорил, что признаю…

Прудкин перебил его, нажимая на голос:

— Тогда ответьте на такой вопрос: смогли бы вы расстрелять дезертира Ковшова, если бы он не покончил с собой?

— Смог бы…

— Надеюсь, сейчас вы поняли, что нужно было сделать с пленными? — Прудкин впервые оторвал глаза от бумаг. Снял пенсне.

— Сейчас понял.

— Что?

Андрей приподнял ноги и стал держать их на весу: каменный пол леденил ступни, деревенели пальцы, обмороженные зимой восемнадцатого.

— Я должен был достать лыжи. Или вести их так…

Прудкин захлопнул папку, спрятал пенсне в нагрудный карман.

— Ничего вы не поняли, — сказал он, толкая дверь. — А жаль.

Андрей лег на нары и натянул одеяло. Постель еще не остыла, соломенный матрац хранил тепло…