27

Впереди замаячил свет…

Было полное ощущение, что сейчас они выйдут на поверхность. Показалось, даже свежим ветерком потянуло…

Однако скоро Русинов высветил впереди деревянную дверь. Потянул её на себя — из проёма ударил поток света, показавшийся ярким, так что заломило глаза.

За порогом он положил Страгу на землю. Тот едва дышал, с хрипом и свистом втягивая воздух, невидящие глаза блуждали по сторонам. Русинов отвинтил пробку фляги, приложил её к запёкшимся, окровавленным губам. Страга несколько раз глотнул, задышал чаще. Русинов умыл его лицо.

— Теперь близко…

Это уже была не пещера, а горная выработка, кое-где завязанная деревянной крепью. Редкий строй тусклых ламп уходил в глубину и пропадал за поворотом. Русинов не мог сразу определить, чем пахнет в этой шахте, пока не ощутил на губах горечь соли…

И сразу забилось сердце: вот она, соль! Соль земли!

Чем дальше уходил Русинов с тяжёлой ношей, тем ярче светились лампочки и белее становились стены. Время от времени впереди оказывалась лестница — вырубленные ступени, верёвки вместо перил. Он спускался, открывал двери, куда скреблась овчарка, и попадал в новую выработку. За каждой дверью соль на губах становилась горше, начинала щипать воспалённую кожу. Потом он стал замечать мельчайшую пыль вокруг ламп и тонкие, видимые в косом свете соляные нити-кристаллы, напоминающие паутину в лесу росным утром.

За очередной дверью оказался небольшой зал, плотно обшитый старыми, в соляных разводьях, досками и деревянным полом. Овчарка вдруг заскулила возле какой-то двери, спрятанной в глубокой нише. Русинов осветил её фонарём.

На обеих створках был изображён знак смерти…

Страга ещё был жив, но дышал редко, при каждом выдохе выплёскивая кровь. Русинов толкнул дверь — за нею был непроглядный мрак.

— Зажги свет, — вдруг попросил Страга.

Выключатель оказался в нише.

Зал Мёртвых представлял собой вырубленное в каменной соли помещение со сводчатым потолком и массивными колоннами. Всё это напоминало станцию метро. Слева и справа за арочными сводами тянулись длинные возвышения. Мёртвые тела медленно врастали в соль и сами становились солью, тем самым как бы сливаясь с каменной плотью «Стоящего у солнца». Словно зачарованный, он медленно двигался вдоль колонн усыпальницы и ощущал, что белая тишина и мягко сверкающая в свете ламп соль начинают проникать в его существо, внедряясь через кожу в кровь, мышцы и кости. Здесь нельзя было замирать без движения, останавливать взгляд, сосредоточивать мысль на одном предмете. Тело, взор и разум начинали каменеть, словно пронизанные вездесущей невидимой пылью. Отсюда можно было не выйти. Ему захотелось зажмуриться, заткнуть уши, как тогда, в Кошгаре, где можно было сойти с ума от мелодичного звука капели. Здесь же эта мёртвая тишина, казалось, пронизана капелью времени, безмолвием вечности в виде острейших игл-нитей стекловидной соли, свисающей со свода…

Он не смог дойти до конца этого зала. Усилием воли повернул назад. В тот миг костенеющее сознание будто разломилось, и в памяти возник яркий солнечный день на песке возле безвестной речки, ощущение «необитаемого острова», блестящее от мёда тело Ольги, подставляющееся лучам… Судорожный приступ тоски по всему этому скрутил его; под солнечным сплетением вызрел ком боли. Он выбежал из Зала Мёртвых и отдышался, будто вынырнул из глубокой воды.

Страга пришёл в себя и теперь сидел у стены, опираясь спиной. Взгляд его стал осмысленным, но лицо уже было восковым, малоподвижным, заострился нос. Он гладил печальную собаку, лежащую справа, но вялая, неуправляемая кисть руки была почти безжизненной.

— Живому там всегда страшно, — проговорил он. — Ничего, ты сильный парень… Передай Стратигу… хотя нет, сам не говори… Драга, старик на пасеке… Иди к нему, пусть он скажет Даре… Чтобы тебя не лишали… И сам не уходи несолоно хлебавши… А теперь ступай, позови Варгу. Ко мне позови…

Он подтолкнул собаку. Овчарка заскулила, принялась лизать лицо Страги — он оттолкнул, прикрикнул:

— Ступай!.. Иди, поклонись Валькирии. Она простила меня… Она тебя избрала… Ступай!

Русинов пожал его слабую, холодеющую руку и пошёл без оглядки следом за овчаркой. Она вывела к высокой, белой лестнице и засеменила по ступеням наверх. Русинов поднялся на площадку с дощатым полом, миновал длинную неосвещённую галерею и, преодолев тройные двери, оказался в высоком, полусумрачном зале, освещённом единственной лампочкой. Под ногами постукивали доски, но стены были соляными, искристыми от нитевидной соли. Собака бросилась в нишу, прыгнула на дверь и залаяла — чувствовала человека. Русинов осветил высокие, старинные створки: знак жизни был выполнен из золотой жести и как бы впечатан в дерево.

Он потянул створку — за дверью был довольно яркий свет. Собака вбежала первой, завизжала, ласкаясь к кому-то. Русинов шагнул через порог и очутился в огромном зале.

Возле освещённого двумя настольными лампами длинного стола он увидел Варгу и сразу же узнал его. Вместо тёмных очков на нём сейчас были обыкновенные, с толстыми стёклами, волосы и борода успели подрасти, а белая бесформенная одёжина скрывала худобу.

— Здравствуй, Варга, — проговорил Русинов.

Тот мгновенно оценил ситуацию, спросил стремительно:

— Где Страга?

— Возле двери Зала Мёртвых.

Варга снял очки, помассировал лоб и переносицу.

— Она не пришла?

— Нет, — признался Русинов. — Страга смертельно ранен, умирает. Просил прийти тебя.

Варга тотчас же вышел из зала. Собака проводила его до двери и вернулась. Русинов огляделся и сразу понял, что такое добывать соль в пещерах и зачем носить её на реку Ганг.

Вдоль одной стены тянулись высокие, до сводчатого потолка, стеллажи, в ячейках которых виднелись торцы толстых свитков. Большая часть из них была упакована в деревянные футляры, но множество лежали открытыми, словно двухметровые, аккуратно отпиленные брёвна. Один такой свиток лежал развёрнутым на столе — Варга работал с ним, добывал соль…

Скорее всего, это был пергамент из бычьей кожи, толстый, картонообразный, но без единого шва, хотя длиной свиток достигал четырёх метров. Текст располагался в два столбца, заключённые своеобразными виньетками растительного орнамента. Над ним в таком же обрамлении было крупно написано одно слово — то ли заглавие, то ли название книги.

И Русинов легко прочитал его — «АСТРА»…

Буквы по начертанию чем-то напоминали кириллицу, а точнее, наоборот, кириллица чем-то напоминала графику знаков, не написанных, а вытравленных, выжженных на волосистой стороне пергамента. Он сразу же вспомнил каповую доску в комнате слепой старухи: вот из какого источника взято наставление по очистке рос!

Собака заскулила возле двери, поцарапала створку — звала…

— Погоди! — взмолился Русинов. — Я сейчас…

Он попытался прочитать текст, написанный без титулов, слитно, все слова в одну строку, и сразу же наткнулся на незнакомые знаки. Пришлось угадывать по смыслу.

«Раскалия коры раздрушит хлад сверы (?) вар яра бысть пара рок раждный да дважды рамный врах разврещит влагу истудя жарный развор да трижды заразит драгу сварага дабы равно деннощь суть благадаждь суть рада…»

Собака залаяла у двери требовательно, с лёгкой угрозой. Русинов шагнул было к ней, оторвавшись от текста, но внимание привлекла пишущая машинка на столе, которой был прижат один конец свитка. Рядом — кипы листов бумаги, цветные карандаши, шариковые авторучки. Это рабочая, кабинетная обстановка сразу как-то растворяла, приземляла необычность увиденного. Варга тут добывал соль — переводил тексты свитков на современный язык. Как и в наставлении по очищению рос, перевод был со множеством вставных, поясняющих слов, заключённых в скобки, что говорило об утрате нынешним русским языком символической и магической сути слова. Русинов бегло прочёл недописанный лист в машинке. Речь шла об усилении магнитного поля Северного полюса и в связи с этим глобальным потеплением климата. Только было неясно, о каком времени говорилось? Предсказание это или констатация факта уже свершившегося.

Надо было уходить! Овчарка уцепилась за штанину и тянула к двери. Промедление, задержка могли вызвать неприятности, поскольку он хозяйничал в Зале Жизни по-воровски, без разрешения. Неизвестно, как к этому отнесётся Варга, если вдруг вернётся. Он заглядывал туда, куда не имел права заглядывать. Но искушение было велико! Хотя бы узнать, что это? «Астра»? Книга Откровений? Книга Знаний?..

Он обнял собаку, приласкал:

— Потерпи! Ну? Сейчас!..

Хорошо было в девяти залах, в сокровищнице материальных ценностей. Там хватило одного взгляда, чтобы сразу понять что есть что. На это не требовалось ни ума, ни знаний, ни времени. Тут же разбегались глаза и вместе с ними — растекалась мысль. Он попробовал посчитать количество свитков по количеству ячеек в стеллажах. В высоту их было пятьдесят четыре, в длину — около трёхсот. Получалось чуть ли не пятнадцать тысяч! Чтобы осознать, прочувствовать всё, что он видел, требовалось время. И покой!

Он наугад вынул из ячейки свиток, массивный, плотный, но неожиданно лёгкий, положил на стол, отвернул край — над текстом было иное слово! «Правь»! Значит, это заглавия! Или название книги, помеченное на каждом свитке. Вставив его на место, Русинов достал ещё один, теперь из середины стеллажа. И, ещё не развернув его, обратил внимание на медную табличку ячейки: тут был какой-то большой — пятиэтажный номер римскими цифрами и название — «Чара». А в один ряд с этой ячейкой ещё десятка полтора таких же, только с другими цифрами. Но выше на табличках значилось «Купава», что переводилось как «Пьющая священный голос, звук». По стеллажам можно было подниматься, как по лестнице, наступая в ячейки. Он приподнялся выше и прочитал — «Храм», ещё выше на меди были отчеканены два слова «Блага Вест». Внизу лаяла собака, вертелась и прыгала на стеллажи. Но Русинов уже был недосягаемо высоко, почти под сводом. Перед глазами мелькали названия книг: «Рада», «Сура», «Кара», «Свастика», «Астра»…

Он поднимался вверх, но казалось, что проваливается в бездну, тонет в этом безбрежном море. Жизни человеческой, пожалуй бы, хватило прочитать всего одну из этого множества книг.

Варга застиг его врасплох, под самым сводом зала.

— Ты почему здесь, Мамонт? — Голос вверху почудился громовым. Акустика была такая, что в любом конце можно было переговариваться шёпотом…

Собака унялась, закружилась возле ног Варги.

Русинов медленно спустился вниз.

— Ступай к Валькирии, — велел Варга. Внизу его голос показался не таким уж гневным и громовым.

— Что это? — спросил Русинов, глядя на свиток. — Я сейчас уйду! Скажи, Варга?

— Веста, — нехотя проговорил он. — Ступай.

— Веста?

Варга не намерен был разговаривать с ним, и собака уже скулила возле дверей. Русинов вышел из зала, притворил дверь. В голове с толчками крови стучало это привычное языку и одновременно незнакомое слово, ибо никогда не было слышимо в чистом виде — ВЕСТА. Оно использовалось всегда со всевозможными приставками, окончаниями; оно было прикрыто, закамуфлировано, высвечено отражённым светом. Весть, известие, совесть, вещий, вещество, вещь, вещун…

И снова ему стало обидно: ещё бы немного, и сам бы теоретическим путём вычислил существование Весты. Можно было обыкновенным сопоставлением фактов, на принципах Триединства понять, что, кроме Вед и Авесты, должна быть ещё одна Книга Знаний, вбирающая в себя две первые. И имя ей — Веста! «Столб Знаний!»

Вот они, истинные «сокровища Вар-Вар»!

Собака вывела его из копей, за последней дверью снова началась пещера. Русинов включил фонарь. Занятый клокочущими мыслями, он не думал, как идёт и куда. Пока не замер с занесённой ногой: возле щебенистой земли он случайно заметил тонкую проволоку, протянутую между двумя камнями. Собака пропустила её между ног, на песке отпечатались следы…

Мина была закреплена на выступе стены, примерно на уровне человеческой груди, причём метрах в трёх позади него. Это был «сапёрный пулемёт», противопехотная мина направленного действия. Она бы не вызвала больших разрушений кровли, но в пещере после её взрыва не осталось бы ничего живого.

Далее он пошёл, наступая только в след овчарки. Проволока перечёркивала путь на каждом повороте, причём по пять-семь нитей. А когда начался подъём, пришлось карабкаться почти на четвереньках, в точности повторяя движения собаки: здесь стояли сдвоенные мины — пластмассовая противопехотная, а под ней мощная противотанковая. После взрыва даже одной такой пары падающие с кровли камни вызвали бы взрывы других, и путь к сокровищам был бы навсегда отрезан. По крайней мере, через эти пещеры…

Гои не хотели выдавать даже мысль о существовании своих сокровищ, однако она просачивалась сквозь земные толщи в виде догадок и предположений. Шагая собачьим следом по заминированным пещерам, Русинов ещё не мог предположить, что стал одним из счастливейших людей, ныне живущих, ибо прикоснулся к будущему человечества, которое имело защиту куда более надёжную, чем минные поля. Он не знал, что при объявлении часа «Ч» командиры двух воздушно-десантных полков, бригады морского десанта, а также артиллерийского полка и трёх ракетных дивизионных войск ПВО вскроют лежащие в сейфах на этот случай запечатанные пакеты и обнаружат приказ выдвинуться на рубеж Соликамск — Чердынь — Курья — Троицко-Печорск с западной стороны Урала, и с восточной — Карпинск — Ивдель — Няксимволь, оседлать хребет по линиям Соликамск — Карпинск и Троицко-Печорск — Няксимволь. Вертолётный полк получит приказ патрулировать небо над этой территорией, а в космосе над нею зависнет специальный спутник связи. До окончания любого военного кризиса с Россией все эти силы, не ведая зачем и почему, будут оборонять этот безлюдный регион Урала, не впуская туда ни чужих, ни своих. Дело в том, что о существовании этих пакетов не подозревали ни министр обороны, ни главком, как, впрочем, и соответствующие министры Англии, Германии и некоторых Скандинавских стран, при наступлении часа «Ч» обязанные выслать боевые корабли для обороны российских берегов от Мезенской губы до Енисейского залива, невзирая на протесты командующих военными блоками. Подобные пакеты с определёнными задачами были в сейфах командиров отдельных десантных частей военно-морских и военно-воздушных сил Арабских эмиратов, Египта, Ирана, Ирака, Индии, Пакистана, Таджикистана и Армении — одним словом, везде, куда Авеги приносили священную соль из соляных копей «Стоящего у солнца».

Мало кто ещё на земле мог всерьёз предположить, что глобальное потепление климата на Севере сделает из болот, тундровых пустынных земель, перенасыщенных влагой, субтропики, что освобождённая ото льдов Гренландия станет седьмым континентом, самым заселённым и многолюдным. Зато три континента сразу — Южная Америка, Африка и Австралия превратятся в пустыню, не пригодную для существования человека и теплокровных живых существ.

И как бывало во все времена, изгои мира объединятся в Интернационал с очередным номером, появится новая, никем не узнанная идеология с благородной задачей спасения народов гибнущих континентов и старыми, испытанными методами начнёт передел территорий. В это время появится на свет новый Аристотель со своей философией на будущее тысячелетие. Он-то и вскормит нового Великого Изгоя, который опять будет носить имя Александр, разве что в иной языковой транскрипции. Под предлогом создания Мирового государства нового порядка этот Великий Изгой отправится завоёвывать территории, прилежащие к Северному Полярному кругу, от Гренландии до Чукотки. Но основной миссией его будет проникнуть на родину Человечества, достигнуть Северного Урала и уничтожить Весту, Книгу Знаний, в которой он мог бы изведать свой рок. А на роду ему было написано закончить свою жизнь возле берегов Новой Земли и смерть принять от воды. Его катер налетит на старую, времён второй мировой войны, мину, сорванную с троса…

Каждому родившемуся на белый свет была одновременно заготовлена своя мина, и невозможно было знать, где упадёшь, чтобы подстелить соломки…

Пробираясь по подземельям «Стоящего у солнца» собачьим следом, Русинов не пытался даже загадать, что будет за очередным поворотом, куда выведут его эти бесконечные галереи с закопчёнными кровлями, кое-где укреплёнными металлической крепью либо затянутыми сеткой-рабицей, чтобы не падали на голову камни. Аккумулятор фонаря катастрофически садился, и чем слабее был свет в его руке, тем сильнее желание выйти к солнцу.

На третьи сутки, после того как он покинул Зал Весты, собака вывела его в небольшую, замкнутую полость — полное ощущение тупика. Русинов осмотрел стены — почти как в Кошгаре, только сухо и кругом развалы камня. Овчарка засуетилась, вынюхивая землю, сунулась между глыб и начала скрести лапами. Русинов отвалил в этом месте один камень, другой и ощутил поток свежего воздуха, внизу шумела вода…

Собака смело бросилась в образовавшийся лаз, послышался всплеск, и всё стихло. Русинов, удерживаясь на руках, спустился в дыру и коснулся ногами воды. Секунду повисев над чернотой, он набрал воздуха и убрал руки. Мощный, но неглубокий поток свалил его и потащил ногами вперёд. Мгновение, и перед глазами полыхнул яркий свет.

Он стоял по пояс в воде на стремнине и не мог поднять век. Слепой и оглушённый, зажимая глаза руками, он побрёл наперерез течению, рассчитывая выбраться на берег. Вода ослепительно блестела, словно битое стекло, и, не желая того, он плакал, не ощущая ни холода осенней реки, ни мокрой одежды. Нащупав ногами сушу, он выполз на четвереньках на береговой откос и лёг лицом вниз, давая глазам привыкнуть к свету. Ему хотелось осмотреться, узнать, куда попал, куда его вынесло, будто только что вернулся на Землю. Перед взором же был лишь чисто отмытый гравий, одинаковый и безликий; взглянуть выше, поднять глаза к небу не давало солнце.

Он заполз ещё выше и почувствовал под руками траву. Она была осенняя, сухая и жёсткая, но тёплая; Русинова начинало знобить. Он не хотел уходить далеко от воды, поскольку боялся потерять место, откуда был вход в пещеру. Стащив в себя мокрую и холодную одежду, он подставился солнцу и сразу согрелся. Почувствовал, как ослабли мышцы лица и наконец разжались стиснутые зубы.

А проснулся он от знакомого голоса.

— Эй, рыбачок! А, рыбачок! Чего же ты разлёгся? Лежит — загорает! Кто же будет рыбу ловить?

Русинов открыл глаза и увидел блёклую траву. Неужели совершил круг и вернулся туда, откуда пошёл?

— Рыбачок! — звал Пётр Григорьевич. — Не спи на закате, голова заболит.

Солнце садилось в тучу и, мутное, уже не слепило. Он осмотрелся и обнаружил, что лежит на берегу шумящей речки, в трёхстах метрах от пасеки. Хорошо было видно крышу бани со слуховыми окнами и синий дым, реющий над ней.

Он нащупал на шее медальон Страги — на месте…

Пётр Григорьевич улыбался, но его глаз с расширенным зрачком глядел как ружейный ствол.

— Где Карна? — спросил Русинов.

— Карна? — Пчеловод недоуменно вскинул и опустил плечи. — А кто это?.. Ты, рыбачок, на солнышке не того? Не перегрелся?

— Меня сюда привела собака Карны!

— Собака? — засмеялся Пётр Григорьевич. — Собака есть, верно! Приблудилась какая-то сегодня! От туристов осталась, каждый год теряют… Пусть зиму живёт, может, на следующее лето и хозяин отыщется…

— У тебя на пасеке есть чужие люди? — теряя терпение, спросил Русинов.

— А как же нет? Есть! — развеселился пчеловод. — У меня всё время кто-нибудь да есть. Место такое, сюда всех людей тянет.

— Женщина… есть?

— Есть! Даже не одна, а целых две! У меня нынче малинник.

Его подмывало спросить об Ольге…

— Одна из них — Карна-Валькирия, — сказал Русинов. — Не морочь мне голову, ты же знаешь всё.

Пётр Григорьевич откровенно рассмеялся:

— Валькирия?.. Ну ты, рыбачок, и скажешь! Ольга бы ещё потянула на Валькирию! А эта — какая же Валькирия? Посмотри на неё!.. Фантазёр ты, брат…

Русинов забрёл по колено в воду, осмотрелся. Где-то тут должен быть подводный лаз в пещеру, чёрная яма, дыра в берлогу… Спотыкаясь на скользких камнях, он побродил вдоль пологого откоса, ощупал дно руками, затем увидел бурлящий на стрежи камень, отвернул его — пусто…

— Ты чего там потерял, рыбачок? — спросил пчеловод. — Или раков ловишь? Так раки у нас не водятся…

Русинов ещё раз побрёл вдоль берега, затем перешёл речку и поискал на той стороне. Он точно помнил, как его выбросило потоком в реку из-под скалы, потому что в глаза мгновенно ударил солнечный свет. И унести далеко его не могло, поскольку он тут же встал на ноги…

Однако русло речки в этом месте было плоским, а низкие берега — много раз перемытая, перелопаченная водой морена.

Стоя среди пенного потока, он нащупал висящий на груди медальон Страги и накрепко, до ломоты в пальцах, сжал кулак…