Глава 10

До дома мы с Хантером в тот вечер так и не добрались. После доклада Густава сиятельный еще долго изучал какие-то документы (видимо, не одной поимкой революционеров озадачили безопасника). Я же клевала носом в кресле.

Затем зашел лорд Тейрин и согнал с меня дрему, но не лень, оттого я созерцала его прямую спину все так же сидя, подогнув ноги под себя. Они долго о чем-то спорили, порою забывали о том, что у их разговора есть свидетель, и переходили на повышенные тона.

Рыжий доказывал необходимость лишь официального представления меня ко двору, дескать, этого достаточно для того, чтобы спровоцировать посла и взять его с поличным. Хантер же уперся, утверждая, что прием длится не более получаса. Это малый промежуток времени, и оставлять меня одну – противоречит правилам хорошего тона, оттого выглядит слишком явной приманкой, а Эрик – осторожен. К тому же отследить мои перемещения в толпе… Как будто на балу приглашенных будет меньше.

– А вот если я отлучусь, оставив ее ненадолго в одном из эркеров, или Тэсс решит прогуляться в лунном парке – это будет выглядеть куда правдоподобнее. Бал как-никак длится около шести часов. К тому же с парящего острова скрыться тяжелее, чем из императорского дворца: ни подземных тоннелей, по которым можно уйти, ни оседланных ездовых ящеров у черного входа…

Наконец они сошлись на том, что на балу мне все же быть. Вот только, дабы не подвергать душу кронпринца опасности, решено было сначала провести ритуал, а сразу же после этого выставить меня приманкой. Сыграть на опережение, установив вокруг цитадели антимагический полог, не пропускающий патограммных посланий. Отчего подконтрольный посол окажется в неведении относительно того, что душа принца уже в его собственном теле, и попытается меня убить.

Ну да, гении интриг придумали изящную комбинацию, но вот отведенная мне в ней роль отчего-то оптимизма не вызывала. Призрачному Микаэлю эта партия тоже не нравилась. Вот только по другой причине: как так, он, благородный сиятельный, а спрячется под юбку какой-то девчонки? Это не то что не по-благородному, это даже как-то не по-мужски…

Я же и не заикалась о своей участи. Если в таком деле, как безопасность империи, даже наследных принцев не спрашивают об их чаяниях, что уж говорить о приютской девчонке, разменной монете в играх сиятельных?

Вот и Мика лорд Тейрин отчитал, как мальчишку, который лишь чистоплюйничать и способен, а политика – дело грязное. Оттого, если кронпринц не хочет погибнуть сам… (Не велика беда, если бы он один помер – но от его жизни зависит благополучие всей державы…) И вежливо его высочество попросили не истерить и замолчать. Очень красиво. Надо будет запомнить, как приказать заткнуться, чтобы это выглядело почти как комплимент. Пригодится. Если переживу этот безднов бал, конечно.

Когда же лорд Тейрин ушел, Хантер погрузился в задумчивость. Сиятельный был мрачнее тучи и даже свою любимую трубку, с которой никогда не расставался, в этот раз не закурил. А пальцы, что обычно выстукивали в период душевного волнения дробь, сейчас крепко сжимали подлокотники.

– Ненавижу! – даже не зло, а с какой-то отчаянной ненавистью бросил он в звенящую тишину.

– А что именно? – с некоторой опаской полюбопытствовала я.

– Клятву, девиз рода, свою варраванову работу, тебя, высочество, ненавижу! – закончил он, в упор глядя на привиденистого Микаэля.

Тот поначалу опешил, а потом, сглотнув, словно процитировал по памяти:

– «Душою, телом и мыслями – служить». Я ведь не ошибся? Это девиз твоего рода. С таким и клятвы не надо. Служить своему императору даже вопреки чести, желанию, сердцу…

– Замолчи, – холодный, властный голос Хантера пробирал до дрожи, но духа это не остановило.

– А это я-то считал себя подлецом, что спрячется за женскую спину. Скажи, каково это, резать по-живому? Жертвовать своей истинной… – кронпринц отчего-то в последний момент оборвал сам себя, не договорив, но потом, сглотнув, все же продолжил: – Ради интересов страны.

– Я никем не собираюсь жертвовать. Но если погибнешь ты, кто после смерти императора сможет удержать стену?

– Для этого тело не обязательно. Нужен лишь дух.

– А продлить династию? Что-то не слышал, чтобы от призрака хоть одна девица понесла, – цинично парировал сиятельный.

А после своих же слов, встрепенувшись, закусил костяшки пальцев и, не глядя, на ощупь второй рукой стал искать трубку на столе.

Затянувшись, муженек начал бормотать себе под нос: «Разделить дух и тело… разделить дух и тело… стена…»

– Ну все, он для нас потерян на ближайший час, – я обреченно возвела глаза к потолку. Что-то подобное уже не раз замечала за этим ненормальным, оттого обратилась к единственному вменяемому здесь собеседнику – Микаэлю: – Слушай, а что это за клятва такая, про которую упоминал Хантер? И почему лорда Тейрина твой отец сразу же посвятил во все подробности? Даже ни в чем не заподозрил…

По правде, мне это особо интересно не было, но надо же чем-то занять время. Хотя бы и беседой. Может, умнее стану… под конец жизни.

– Я знаю троих, кто дал кровную клятву служить интересам империи, невзирая на свои собственные. Это, как ты уже поняла, Хантер – глава императорской безопасности, лорд Тейрин – министр внутренней безопасности и лорд Мейнси – начальник, отвечающий за внешнее спокойствие нашей державы как на границах, так и за пределами страны. Так что эти трое даже если бы и захотели навредить мне – не смогли бы, – охотно ответил призрак. Видимо, и ему тоже хотелось поговорить.

– А отчего у этого рыжего сиятельства и Ханта вражда? – сплетни, они завсегда интереснее и красочнее скучной правды.

– Это давняя история. Я сам ее уже не застал. Но что-то связанное со студенческой юностью. При дворе даже поговаривали, что когда-то эти двое были лучшими друзьями.

Я скептически подняла брови, отчего призрак сразу оживился и с чего-то стал отрицать:

– И не смотри на меня таким взглядом. Нет. Это не женщина.

Я усмехнулась. Не знаю, что уж почудилось Мику, но он еще более спешно добавил:

– И не мужчина!

– Извращенец, – только и смогла резюмировать я.

– Зато честный, – нашелся дух. – Что-то там связанное с практикой было. Вроде как кому-то, то ли Ханту, то ли Алану понравилась девушка, а она встречалась с простым человеком, магом со второго курса. Потом этого адепта неожиданно отчислили и отправили куда-то…

Увы, окончание этой истории, вернее, очень похожей на нее, я знала.

– А что же та девушка?

– А девушка… Кто же устоит перед богатством, красотою и положением? Вот только когда вскрылось, что того второкурсника не просто так отчислили… В общем, после этого случая лорд Элмер лорду Тейрину руки не подает. Или наоборот. Ты же знаешь, сплетни, они такие… кто пересказывает, что понравилась девица блондину, кто – рыжему… Хотя ни того, ни другого не осуждают.

– Ну да, подумаешь, какая-то беспородная девица, какой-то человеческий маг… – Я призадумалась: ведь и не спросишь в лоб у муженька, что у него случилось с этим министром… Отшутится наверняка, а то и свернет разговор. А мне потом локти кусай.

Затянувшуюся паузу, в которую каждый думал о своем, прервал стук в дверь: пришел очередной подчиненный, на этот раз с бумагами на подпись.

В общем, «заскочить на работу на полчасика» затянулось далеко за полночь. Идти домой под эскортом синемундирных или трястись в служебной карете (безопасность, чтоб ее) жутко не хотелось. Я безбожно зевала, прикрывая рот сразу двумя ладонями.

Супружник, глядя на это дело, выдвинул несколько книг со стеллажа. Последний, к моему удивлению, отъехал в сторону, а за ним обнаружилась маленькая потайная комнатка.

– Пойдем уже, соня. Но, чур, одеяло все себе не забирать!

Я едва не ляпнула: «Да забирай хоть все, только дай поспать», когда увидела его. Диванчик. Длинный, как раз под Хантера. И супружнику бы на нем одному оказалось вполне вольготно… Но вот проблема: нас было двое.

Сиятельного вопрос компактизации тоже заботил:

– Я, конечно, понимаю, тут узковато – и будет чуть просторнее, если ляжем валетом.

Нюхать хантеровы портянки совершенно не хотелось. Ну хорошо, не портянки, носки, но не в этом суть.

– Ложись уже хоть как-нибудь. – Я первая оккупировала диван и заснула буквально сразу же, едва приняла горизонтальное положение.

Утро ласково ткнулось мне в нос котенком, промурлыкало что-то на ухо и провело по плечу пушистой лапкой.

А вот произнесенное чуть с хрипотцой ото сна «Просыпайся» заставило резко распахнуть глаза и сесть на постели.

– Зачем же так, – потирая ушибленный подбородок, прошипел Хантер.

Как будто моя макушка была прям счастлива от такого столкновения.

Я посмотрела на заспанного, помятого сиятельного со щетиной на лице, и отчего-то захотелось улыбнуться.

Словно уловив ход моих мыслей, он усмехнулся:

– Ну что, на свирепого анчарского перченого ежа не похож? – и даже специально развернулся в профиль, театрально хмурясь.

– Неа. – Захотелось смеяться, а еще – взъерошить и так спутанные светлые волосы муженька. А потом я вспомнила об одной особе и резко посерьезнела. – Варравана!

– При чем тут эта ночная фурия? – удивился Хантер.

– В смысле, нам варравана. Причем без вариантов. Представляешь, что сейчас думает твоя мать? Мы же из дома ушли, сказав, что только прогуляться…

– А, ты об этом, – беспечно отозвался блондин. – Так я ей еще вчера, пока ты за покупки расплачивалась, отписал, что заскочу ненадолго в департамент.

Его логику я сначала не поняла, а потом вспомнила слова леди Голдери о том, что она прекрасно понимает, какая у ее сына работа. И все-таки я немного волновалась, когда мы переступали порог родового дома Элмеров: а вдруг сейчас появится рассерженная матушка Хантера и задаст нам головомойку: где это мы пропадали?

Задала. Но по другому поводу: за всей этой суетой совершенно подзабылось, что день приема у императора – уже сегодня. Помнил об этом только Квайзи, приславший сразу два туалета: на светский раут и собственно на сам бал, который должен состояться завтра.

Оттого, едва я успела появиться на пороге, меня сразу же под белы рученьки направили в комнату «приводить в порядок», как выразилась свекровь. На деле же – форменно надо мной издеваться.

Ну не соорудить из моих волос грандиозной прически. Не отбелить загар, что въелся в кожу за столько лет под солнцем. Не добавить пышности груди.

Это я, наивная анчарская девушка, так думала. Оказалось, что наращивается, отбеливается, утягивается, добавляется буквально все.

Спустя четыре часа пыток я стояла в центре комнаты, боясь не то что наклонить голову, а даже пошевелиться. По просьбе горничной пришлось поднять сначала одну ногу, затем другую. Я лишь чувствовала, как на меня надевают вечерние туфли-лодочки. Затем мне расправили подол платья, а потом, взяв за плечи, чуть свели лопатки. Отчего спина, и так прямая, стала вообще идеально ровной.

Наряд из невесомого белого муслина с чуть дерзким вырезом, какой могла позволить себе лишь женщина молодая, но уже замужняя. Обнаженные, чуть смуглые плечи, тонкие запястья.

Когда поднесли зеркало, я не узнала саму себя. Волосы, искусно завитые и уложенные так естественно, что сразу становилось понятно: за этим стоит титанический труд талантливого мастера. Белейший муслин подчеркивал точеную фигуру, а шлейф, раскинутый полукругом, и вовсе придавал мне сходство с царской особой.

Сейчас я как никогда казалась похожей на маму в юности. Портрет, на котором она тоже в белом платье, украшал холл нашего дома в той, другой жизни. Наверное, именно такой папа и видел матушку, ради такой он оказался готов на все. Интересно, а каким она видела моего отца?

Когда же дверь открылась, я поняла каким. Хотя Хантер и не был ни капли похож на невысокого, кучерявого и темноволосого моего папу, но сейчас его глаза блестели так же, как у папы, когда он смотрел на мою маму.

На прием в императорский дворец опаздывать было нельзя, но вы пробовали собираться всем семейством и успеть в срок? А как оказалось, приглашены не только мы с сиятельным, но и леди Голдери, Элена, что тоже красовалась в белом платье дебютантки, Кристоф и даже мисс Ева.

От соседства с последней, к слову, я изрядно нервничала. Крис, видя такое дело, подошел ко мне вплотную и заговорщицки шепнул:

– Пс… – шикнул он не хуже любого анчарского сорванца, – держи, это тебе. На всякий случай, если нужно будет спокойствие.

– Это нужно будет выпить? – с подозрением так же шепотом спросила я.

– Нет, выпить – если уже совсем достанут и захочешь упасть в обморок. А так – напоить. Это мое фирменное сонное зелье. Действует по минутам. Одна капля – одна минута. И следов в организме не оставляет, – гордо отрекомендовал Кристоф. – Оно оказалось жутко популярным.

Я с сомнением глянула на протянутый пузырек.

– И кто же его пользует?

– Ну, леди Ева, – он хитро усмехнулся, – когда не знает. Леди Голдери поливала вчера вербену свою перед пересадкой. Так та даже ни единым корешком не упиралась. А еще я заказ на свои сонные капли получал, правда, давно – с месяц назад, если не больше. Покупатель, правда, дотошный попался, все выспрашивал, точно ли в организме никаких следов не останется: ни в крови, ни в мышцах, ни в жилах, ни в желудке… Так я его уверил, что ни один целитель не подкопается. Я же на нашей Елизавете-Александре-Марии Йоркской проводил контрольные испытания.

– На ком? – не поняла я.

– Ну на нашем хранителе белке, Елизавете Второй, – и, опережая мой банальный вопрос, уточнил: – а Елизавета Первая – это жена основателя рода, лорда Хантера Первого Элмера. Мой дядя, к слову, в роду тринадцатый.

Вот везет мне на это бездново число… Теперь и муженек у меня оказывается Хантер Тринадцатый Элмер…

– Так что все надежно, и сонное зелье не подведет.

Я глянула на флакончик, что удобно устроился в моей руке, и тут у меня в голове словно закоротило.

Та самая муха, что прилегла рядом с бутербродом покойного бомбиста прикорнуть. А яда меж тем никто из магов-дознавателей не отыскал ни в хлебе, ни в ломте ветчины.

– А как он выглядел, этот твой заказчик? – на всякий случай уточнила я, ища взглядом супружника. Думаю, ему об этом тоже будет очень интересно послушать.

– А не знаю, – беззаботно отозвался Крис. – Он в плаще подходил, так что глаз не видно. Странный тип. Но сонное зелье – оно ведь не яд, ну я и подумал… мало ли. К нам, у ворот алхимической лаборатории, бывает, подходят всякие типы, спрашивают про зелья, декокты… Кому бородавку свести, кому нагар с двигателя растворить, кому рога вырастить… Дипломированные же алхимики дорого берут, да и отпечаток ауры порою снимают… А так – он мне десяток золотых, я ему верное средство для мгновенного сна.

– А говорил хотя бы примерно как? С акцентом или без акцента?

– Хорошо говорил, правильно. Как благородный, да и заплатил сразу же, без торга.

Хантеру же, руководившему погрузкой всего семейства Элмеров в карету, было немного не до нас с Кристофером. Когда же все сели в экипаж, я лишь шепнула сиятельному на ухо, как могло так получится, что бомбист умер своей смертью и вроде как не своей.

А что, заснул на ходу, а ему услужливо подножку подставили или просто помогли запнуться, загнув угол ковра, – и здравствуй, угол стола.

Хантер поблагодарил кивком и шепнул в ответ, что обязательно поговорит обо всем с племянником сегодня же, но наедине.

Мне хотелось верить, что этот разговор коснется не только загадочного покупателя сонного зелья, но и того, что не стоит подписываться на сомнительные заказы, даже такие на первый взгляд безобидные, как сонное зелье. Мой отец ведь наверняка с подобного и начинал…

В итоге в карете все, кроме Кристофа, нервничали: леди Голдери оттого, как меня примет двор (на который мне было глубоко начхать), я – что меня наверняка в очередной раз попытаются убить, леди Ева – потому что не может сделать мне хоть какой-нибудь пакости под бдительным оком сестры и племянника. Хантер же, мрачнее тучи, переваривал валившуюся на него информацию и то и дело тянулся за трубкой. Наверняка чтобы «подедуктировать», но каждый раз от матушки звучало: «Но хотя бы не в карете», и сиятельный, мученически вздыхая, терпел. Элена же испытывала трепет, что не чужд любой юной дебютантке.

В итоге, когда нервическая масса нашей кареты втекла во дворец, даже ездовые ящеры, по-моему, обрадовались.

Парадная лестница, залы, анфилады, галереи. Неспешная речь и взмахи вееров. А еще любопытные, прожигающие, скучающие взгляды. И все – устремлены на меня.

– Тэсс, девочка моя, не тушуйся. Просто ты – главная интрига и загадка этого сезона для света. Держи спину прямо и ничего не бойся, – подбодрила меня свекровь шепотом в спину. – А еще улыбайся, будто делаешь всем одолжение.

Моя рука, что лежала на ладони Хантера, чуть подрагивала. Опять не вовремя разнывшаяся нога (и где только вбуханные в нее заклинания исцеления и лечебные мази?) так и норовила подвернуться. По открытым плечам пробежал холодок.

– А вот и наш главный подозреваемый, – муженек кивнул в сторону статного мужчины с короткой стрижкой на черной шевелюре. В ухе того и вправду поблескивала серьга в виде восьмилучевой звезды. – А рядом – князь Молотро, что спит и видит, как бы примерить императорский венец, но пока поймать с поличным на вольнодумстве его не удалось. Чуть дальше – якобинец герцог Шейримен… – продолжал просвещать меня в разновидностях придворных гремучников Хантер.

И тут мой взгляд наткнулся на злой прищур ослепительной брюнетки. Корнелия. Я чуть вздрогнула, и это привлекло внимание сиятельного.

– Все хорошо. Нам надо продержаться только полчаса. Я буду рядом.

Хантер таки выполнил обещание: даже когда вел меня к трону для официального представления монарху, не выпустил моей руки. За нами же следом шли Элена и леди Голдери. Мать впервые выводила дочь ко двору.

Император не выказал особого внимания никому из дебютанток. Пары неспешной чередой подходили к трону, глашатай объявлял их имена. Реверанс для леди. Поклон для мужчин и после взмаха монаршей кисти – несколько шагов назад, чтобы уступить место следующим. И не приведи двуединый повернуться к трону спиной: оскорбишь монарха. Оттого мною в рекордные сроки были освоены азы искусства пятиться так, чтобы не запутаться в собственном шлейфе платья.

Хотя эта задачка оказалась ничуть не легче, чем найти причину конденсата в карбюраторе. Но я справилась. И гордилась собою ровно до того момента, пока к нам не подошел слуга и не попросил Хантера подойти к императору. Дескать, державец хотел сказать ему пару слов лично. Сиятельный решил передать меня с рук на руки матери, и я оказалась в компании миссис Голдери и еще десятка без устали щебечущих леди.

Свекровь кто-то отвлек вопросом буквально на секунду. Именно в этот-то момент меня и схватили за руку, резко дернув в сторону.

Вскрикнуть я не успела. Зато, действуя на рефлексах, от всей души садануть левой, сжатой в кулак, – да.

Мы оказались лицом к лицу с Корнелией. Запомнились ее злорадная ухмылка и рука, что тянется к прическе и вынимает то ли заколку, то ли стилет. Такой не виден в пышных складках рукава, зато наверняка достанет до самого сердца.

В ушах прозвучало в сердцах брошенное кронпринцем «ревнивая дура!» – и платье красавицы тут же вспыхнуло инфернальным пламенем. Брюнетка истерично защелкала пальцами, пытаясь применить заклинание и сбить огонь. Вот только она не успела заметить, что ткань не тлела. Огонь оказался иллюзорным. Ну да это было ровно до того момента, как Корнелия, суматошно размахивая руками, не опрокинула на себя один из магических шаров, что освещали зал. Жидкое пламя тут же окатило ее, и ткань занялась уже по-настоящему.

Благо каждый первый в зале являлся магом – платье красавицы потушили в момент, вот только торжествующая улыбка брюнетки мне при этом крайне не понравилась.

– Ваше величество! – громко крикнула она на весь зал. – Эта… эта… – ее перст обличающе указал на меня, дабы ни у кого из зрителей не осталось сомнений, о ком идет речь, – едва не убила меня! Меня! Высокородную леди какая-то простолюдинка.

Император не встал с трона, а вот толпа гостей расступилась, так что пред монаршими очами оказались лишь я и Корнелия.

Все произошло в каких-то полминуты, леди Голдери даже, кажется, толком не успела понять, что случилось, а меня уже обвиняют чуть ли не в попытке убийства.

– Что скажете в свое оправдание, леди Тэссла? – император спросил не громко, но в тишине звук получился не хуже, чем если бы со всей дури заехать гаечным ключом по железной обшивке.

– На меня пытались напасть, ваше величество, и я испугалась стилета в руке леди Корнелии.

К слову, я хорошо так испугалась: начавший наливаться багрянцем синяк на скуле красотки об этом свидетельствовал красноречивее любых слов. Но брюнетка сдаваться не желала.

– Стилет? С каких это пор заколки считаются оружием? – и она продемонстрировала залу гребень с тремя зубцами, центральный из которых лишь чуть выступал вперед по сравнению с боковыми. Однако я готова была поспорить на свой любимый разводной ключ, что несколько мгновений назад по длине этот зубец не уступал шилу.

Однако, занятая технической стороной вопроса, я не сразу осознала: это была провокация. Банальнейшая провокация, на которую я и поддалась.

Да, сейчас, сию минуту, не накажут – душа кронпринца пока при мне, но после бала. Корнелия права: по закону человек, покусившийся на жизнь или здоровье сиятельного, приговаривается к смерти. «Если, конечно, будет пойман», – как любили приговаривать бандиты за кружкой рома в кабаке у Сэма.

Вот появилась и еще одна причина удрать сразу же, как избавлюсь от духа Микаэля.

Тут на мои плечи легли ладони. Знакомые такие. Теплые, чуть шершавые.

– Ваше величество! Прошу не судить мою жену строго. Это целиком и полностью моя вина. Ревность отвергнутой женщины порою способна создать самые изощренные интриги. Моя же супруга еще слишком юна и неопытна, вот и поддалась на провокацию, – и молниеносным движением выхватил из руки Корнелии заколку. Ни тебе «позволите, миледи?», ни «прошу вас…».

– Отдайте! – вырвалось у подкопченой красотки непроизвольно.

– Даже и не подумаю, – холодно отозвался Хантер, вертя в руках заколку. Щелчок – и из зубца вылетело острое лезвие длиною в ладонь. – Интересное украшение. Если бы мне попытались таким угрожать, от вас, дорогая леди Корнелия, не осталось бы даже пепла…

Император за все время разбирательства не сказал ни слова, зато по окончании бросил коротко:

– Отлучение от двора до моего особого распоряжения. Эти стены и так повидали немало политических интриг, не хватало еще любовных. – С этими словами он встал с трона, обозначив тем самым, что аудиенция окончена. Все дамы присели в реверансе, джентльмены – склонили головы. Но зря я думала, что на этом все.

У оскорбленной красотки оказался в загашнике пылкий и дурной (а точнее, круглый дурак) поклонник. Едва Аврил удалился, как он подскочил к Хантеру:

– Вы опорочили честь леди Корнелии, – подлетел он, бросая перчатку лорду в лицо. Моему. Лорду. В лицо.

– И чем же?

Атлас, пойманный на подлете, так и не достиг чела сиятельного. А я думала, Хантер только мух так умеет ловить. Видимо, на крылатых жужжалках он тренировался именно для таких вот случаев закидывания перчатками.

– Вы во всеуслышание заявили о своей связи с леди Корнелией!

– Правда? – иронично протянул муженек. – По-моему, это вы только что об этом упомянули. Я же говорил лишь о ревности. А она бывает и при безответной влюбленности. Так что забирайте свою перчатку, – и протянул упомянутую перед собой.

– Вы трус! – тявкнул поклонничек во всю мощь своей тщедушной груди.

Хантер же, рассматривая перчатку, задумчиво протянул:

– Хорошая работа… Вторую бы к ней в пару…

– Тебя он второй раз на дуэль не вызовет, – услышав, о чем говорит сын, вмешалась в разговор леди Голдери. – Запал прошел.

– А может, меня? – вот у меня-то злости сейчас было с избытком. – У вас есть голем на примете?

– При чем тут голем? – не поняла свекровь. – Дуэль обычно на пистолетах или шпагах для тех, кто магией не владеет. И магический поединок для наделенных даром.

– Как все сложно… В Анчаре с этим проще: бьются големы. Если у истуканов не понятно, кто победил и оба валяются по запчастям, тогда уже их хозяева дерутся. Причем можно использовать в качестве оружия любой предмет. Который под руку подвернется…

– Теперь я начал понимать, откуда у тебя такая любовь таскать разводной гаечный ключ всегда с собой… – хмыкнул муженек.

Неудачливый поклонник Корнелии, тоже ставший свидетелем нашего разговора, начал пятиться. То ли у него не было голема в запасе, то ли он просто не умел махать кулаками… А может, просто посчитал, что пуля или пульсар в сердце – это благородно, а вот кочерга по темечку – уже не комильфо…

В общем, вызов на дуэль так и затух, не получив ответа.

Домой возвращались разбитые и в молчании. А когда я, переступив порог особняка, сослалась на головную боль, леди Голдери безо всяких уложила меня в постель.

Холодный компресс на голову, ромашковый чай и увещевания, что «в таком-то положении, и волноваться…».

В сон я уплывала медленно. Мне грезился рыжий анчарский блуждающий песок, его волны и изгибы, что ласкает ветер. Он утягивал меня в свои объятия, что-то шепча на ухо. Хорошо. Приятно. Спокойно.

А потом… я изображала в постели кошку. В смысле: намотала вокруг себя кокон из одеяла и проспала восемнадцать часов подряд. Муженек, пришедший чуть позже в опочивальню, и вовсе оказался настоящим зверем. Диким. Ленивцем.

Зато утро началось в полдень. Причем с Хантерова совершенно не аристократического возгласа: «Ой, ё-мое! Проспали!» Как выяснилось чуть позже из восклицаний (исключительно изысканных, но с матерными нотками), леди Голдери строго-настрого наказала слугам не будить юную леди Элмер и лорда Элмера. И все из благих побуждений: чтобы мы выспались.

Ну мы с сиятельным и оторвались по полной. Оттого на императорский бал собирались в жуткой спешке: муженек при этом успевал еще что-то читать и магичить в воздухе. Заглядывавшая в комнату свекровь несколько раз уточняла: а может, мы все же передумаем и не полетим? После вчерашнего-то?

Я же, затянутая в голубой атлас, с красивой высокой прической, сейчас ни капли не напоминала себя вчерашнюю. Сегодня я была не маминой копией. Нет. Я была собой и только собой.

А перед самым выходом я ощутила, что беззаботной маленькой Тэсслы уже не существует. Зато появилась молодая женщина. Утонченная, изысканная. И этот образ мне очень-очень нравился. Я гордо подняла подбородок.

Я и не я одновременно. Как и сегодняшний вечер. Возможно, мой последний. Возможно, мой первый.

На парящую цитадель поднимались на дирижабле. Мне, до этого ни разу не бывавшей так высоко над землей, хотелось вцепиться в поручни и не отпускать их. Качающийся пол под ногами, ветер, что казался в два раза злее и кусачее, чем на земле. В общем, я решила: ни за какие коврижки не поднимусь на эту страсть еще раз.

Так я думала ровно до того момента, пока происходил подъем, а потом заработали лопасти, оживился дух-навигатор и магия пробежала по силовым плетениям, что опутывали стренгер и шпаргут. И я пропала. Во все глаза смотрела на то, как ловко капитан управляет рулем и стабилизатором, – и мне жутко, до чесотки на ладонях, захотелось побывать в машинном отсеке.

– А можно… – я не успела договорить.

Хантер обнял меня за плечи, отчего я оказалась прижата спиной к его груди.

– Обязательно. Обещаю. Но сначала нам надо постараться найти того, кто затеял эту кровавую игру, и выжить самим. А для этого ты должна в точности делать все, что я тебе скажу. Запоминай. Первый час бала мы изображаем неразлучников. Я не отпускаю тебя ни на шаг, памятуя о том, что произошло на приеме. Потом мы решаем с тобой прогуляться до смотровой площадки вдвоем. Небо, звезды, вид на город…

Я недоуменно повернула голову, пытаясь понять, к чему клонит сиятельный. А Хантер, не обращая на мой взгляд внимания, вещал дальше:

– На смотровой площадке, расположенной на шпиле академии, и будет проведен ритуал, позволяющий создать трек от души кронпринца к его телу.

– А почему именно там? – У меня отчего-то слова «смотровая площадка» вызывали ассоциации со стылым ветром и холодными камнями (и как выяснилось позже – не зря).

– Потому что это самая высокая из имеющихся площадок в империи. С нее можно не только отследить направление связующей нити, но и увидеть конечную точку, если она находится в пределах Альбиона.

– А если нет? – я была полна скепсиса.

– Я отчего-то уверен, что тело нашего венценосного друга где-то рядом со столицей.

Так и подмывало спросить: «Откуда ты знаешь?» – но не успела, Хантер меня опередил:

– Во время проведения ритуала архимаг скажет тебе, что нужно пролежать в центре пентаграммы недвижимой семь вздохов. Именно столько нужно для того, чтобы тело откликнулось на зов души. Так вот, запомни: ты должна будешь продержаться не менее дюжины секунд.

Сказать, что мне не понравилось его «продержаться», – это все равно что назвать матерого крысюка милым мышонком: я чуяла, что за этим емким словом скрывается что-то явно малоприятное.

– Зачем? – все ж решилась я спросить.

– Поверь мне, так нужно. Но об этом не должен знать никто. Я прошу тебя сосчитать до тринадцати потому, что время внутри пентаграммы течет немного по-другому, чем вне ее. И да, о моей просьбе никому не говори.

Мы стояли рядом. Хантер нежно обнимал меня, и со стороны мы наверняка казались двумя влюбленными. Вот только наш разговор оказался далек от романтических материй.

– Ты мне доверяешь? – провокационно прошептал мне на ухо муженек.

– Ни в коем разе! – вырвалось у меня.

– Вот и отлично, – хмыкнул сиятельный и пояснил свою мысль: – Значит, будешь настороже.

Пол под нашими ногами поменял наклон в очередной раз: порыв ветра качнул дирижабль. А прямо по курсу замаячила цитадель. Имперский легион, где готовят магов, которые в будущем станут щитом и мечом империи. Как мне успели пояснить во время спешных сборов, ежегодный имперский бал проходит в этой цитадели, поскольку державец таким образом выказывает особое расположение боевым магам. Ни одна другая магическая академия не удостаивается такой чести. Вот и сегодня скорее не альма-матер, а дворец, что расположился на парящем острове, ослеплял блеском своего великолепия.

Издали он напоминал белоснежное кружевное плетение с вкраплениями золотых нитей: с маковками и острыми шпилями, сквозными арками и глухими стенами. А вблизи – просто ошеломлял.

Дирижабль причалил, и гости по сходням перешли с палубы на цитадель. Едва моя нога ступила на землю, как взгляд сразу же помимо моей воли начал скользить по лицам встречавших. А их оказалось несколько тысяч. Все в одинаковых мундирах, выстроившиеся в несколько рядов вдоль дорожки, что вела от причала до ворот академии. Как разглядеть среди стольких лиц единственное родное, если эта чертова форма адептов-боевиков делает их всех одинаковыми?

Метания моего взгляда заметил супружник и шепнул на ухо:

– Не надо так явно разглядывать будущих легионеров… твой интерес светские сплетники извратят на раз и окрестят тебя неверной, а меня – рогоносцем.

Лично мне на придворных кумушек было глубоко наплевать, но рассматривать будущих офицеров я постаралась все же не столь открыто.

Мы проходили мимо вытянувшихся во фрунт адептов, а меня все больше одолевало отчаяние: Рика среди них я так и не увидела. Зато кожу жгли каленым железом бесчисленные взгляды, а уши резал шепоток за спиной.

Кто сказал, что бремя сильных – смотреть вперед с высоко поднятой головой? Нет. Вдвое тяжелее не оглядываться, когда ты – предмет обсуждения и осуждения.

Порою мне казалось, что голову мою зажали в тиски и перед глазами насильно проносятся не те лица, в ушах слышны не те слова. Но в какой-то миг в череде одинаковых мелькнула знакомая светлая макушка. Волосы спелой пшеницы, с белыми полосами седины, зеленые, весенние глаза, знакомая с детства усмешка. Всего лишь на миг, такой краткий, что я сразу уверилась: показалось.

А потом зазвучали фанфары, и вовсе отпугивая видение. Гости неспешно поднимались по ступеням в зал академии, где уже играл другой оркестр, сновали шустрые официанты, кружились пары, что прибыли чуть раньше. А в воздухе витал неуловимый флер беззаботности, что присущ лишь студенчеству, неважно – в погонах оно или в сутанах.

К слову, кавалеров, стоявших у стен, было в избытке: старшекурсников тоже допустили до имперского торжества. Самые отчаянные из них уже вальсировали дам, но я знала наперед: меня ни один из адептов пригласить не осмелится. И дело даже не в том, что я откажу. Просто не подойдут. Для этого достаточно лишь глянуть на моего спутника: враз посуровевшего и ставшего надменно-холодным, опасным, как матерый гремучник. Так вот, значит, какую маску носит Хантер при дворе.

– Дорогая, не желаешь ли присесть, ты, верно, устала с дороги? – светским тоном осведомилась эта глыба льда.

Реши я мявкнуть, что ничуть не утомилась, это не имело бы никакого значения. Меня все равно усадили бы на козетку, всучили в руки бокал с лимонадом и присели бы рядом.

А перед глазами то неспешно, то стремительно проплывали-пролетали пары. Мелодии сменяли одна другую, и мои ноги сами собой выстукивали ритм.

Хантер, заметив это, нахмурился еще сильнее, а потом неожиданно, совсем другим, домашним, что ли, тоном спросил:

– Так хочешь танцевать?

Я же, поймав направление его взгляда, уставилась на предательниц, облаченных в изящные голубые балетки.

– Немного, – и отчего-то покраснела.

Зазвучала очередная мелодия, нежная, напевная.

– Идем, пока играет эта музыка, – сиятельный потянул меня за руку.

Я поспешила за ним, на ходу уточняя:

– А что в ней такого особенного?

Муженек в своем духе выдал:

– Мелодия простая, как и движения. Не запутаешься и не собьешься. К тому же этот танец не предполагает смену партнеров, так что наступать на ноги если и будешь, то исключительно мне.

Впрочем, супружник оказался достаточно деликатным, чтобы опустить «И никто не заметит твоей неуклюжести». Однако меня это ничуть не утешило. Первым желанием стало действительно наступить на его начищенные ботинки. Особенно с учетом того, что музыку я все же узнала: «Кленовый лист» – простой в исполнении и оттого вдвойне трогательный. Его красота не в вычурности движений, а в том, сколько эмоций вложено в каждое из них.

Именно этот «Лист» стал моим первым (и последним) разученным полностью танцем, что я исполняла в родительском доме, тренируясь на пару с братом. Может, поэтому и решила, что ноги Хантеру еще успею отдавить в другой раз, а вот сейчас – захотелось просто плыть в такт музыке, уносясь на ее волнах, чувствуя себя песчинкой блуждающих песков анчара, что подхватил жаркий ветер.

Такты, переходы, скольжение по паркету. Руки Хантера, что надежно и крепко держали меня. Его дыхание, что щекотало макушку. Я чуть запрокинула голову, и наши взгляды встретились. Жидкое серебро, в котором я увидела что-то незнакомое и родное одновременно. Хантер наклонился ко мне. Непозволительно близко по нормам этикета, а я отчего-то не отпрянула назад, а подалась вперед, навстречу его губам.

Удар посоха церемониймейстера, оборвавший музыку, возвестил о прибытии его величества и заставил нас с сиятельным отпрянуть друг от друга. До моего уха донеслось старушечье перешептывание:

– Какая распущенность, целоваться на виду у всего зала…

– Но они же молодожены, что с них взять? К тому же она из людей, а у них, по слухам, весьма вольные нравы… – парировал второй, женский же, но более молодой голос.

– И все же это неслыханная наглость!

Монарху же, рассекавшему толпу, дела не было до пересудов светских кумушек. Да и мне вид державца, решительно двигавшегося вперед, так что министры за ним не поспевали (исключение составил лишь лорд Тейрин, шедший в ногу с императором на шаг поодаль), напомнил, зачем мы здесь.

Вслед за императором прибыл и Эрик Хейри, что-то оживленно обсуждавший с лордом Молотро. А вот мелькнувшая в толпе брюнетка заставила меня помотать головой: уж больно видение было похоже на мираж анчарских песков.

Что-то сегодня мне многое кажется. Может, это все оттого, что я переспала? Ведь говорят, что не только недосыпание плохо сказывается на здоровье… Во всяком случае, так утверждала леди Изольда, ежедневно будя нас, едва церковный колокол возвестит об утреннем молебне, что начинался в пять утра.

– Отлично, – усмехнулся Хантер, следя за вновь прибывшими. – Сейчас пройдемся с тобой под руку по залу, чтобы нас точно все заметили. Потом меня невзначай отвлечет лорд Тейрин. Побудь одна на виду пару минут и притворись усталой. Скажи так, чтобы окружающие услышали, что тебе нужен свежий воздух… – и, улыбнувшись уголками губ, добавил: – Ты умница, я в тебя верю!

Эх, верила бы в себя так же я сама, как этот сиятельный. Но делать нечего. Пришлось усиленно обмахиваться веером, изображая усталость. Отчего, едва Хантер отвлекся, ко мне подскочили сразу трое кавалеров. То ли я невзначай подала какой знак этим своим опахалом, то ли просто поголовье девиц в зале было меньше, чем кавалеров, и последние отчаянно жаждали дамского внимания…

Первый, франт во фраке, предложил потанцевать, и получил тягуче-жеманное «Мне дурно». Причем, судя по всему, я все же переиграла. Ибо, несмотря на слова, звучало это как: «Меня сейчас вырвет, и если срочно не найду уборную, то прямо на вас». Надо ли говорить, что он моментом испарился, словно в него варравана огнем плюнула. Второй оказался более находчивым и предложил даме прохладный пунш в бокале в комплекте с галантным локотком. Пришлось принять. А потом резко стать неуклюжей и облить белоснежную манишку сиятельного.

Зато третий… Нет народа более настырного, отчаянного и изобретательного, чем студенты. А уж если это студенты боевого факультета… В общем, будущий легионер, во всем блеске своей парадной формы, сначала пригласил меня на танец. Не смущало боевика и то, что во время разговора я словно нечаянно наступила ему на ногу, как бы намекая, что с танцами у меня не просто нейтралитет, а конфронтация открытая, с боевыми действиями с обеих сторон. Мой двойной отказ, наложившийся на звуки грянувшей музыки, прозвучал издевательски, как песня. Совсем в духе Густава:

Сказала чистую правду: у меня ведь лодыжка еще до конца не зажила. На что тут же получила предложение прогуляться. Вот ведь!

Положение спас подоспевший Хантер, заверивший, что муж сам в состоянии сопроводить свою жену подышать свежим воздухом. Адепту пришлось откланяться. Я лишь успела почувствовать, как в руку молниеносно сунули записку. Времени смотреть, что именно мне передали, не было, но выкинуть… мало ли зорких сплетников вокруг. Поднимут, прочтут, а потом еще и извратят. Нет уж.

– Наверху все готово. Ты как?

Я, передернув плечами, то ли от сквозняка, то ли от грядущего, лишь сглотнула.

– Давай уже покончим с этим. Так или иначе, но мне надоело ощущать себя мишенью.

– Моя маленькая отчаянная и смелая… – невесть с чего сказал сиятельный, пока мы поднимались по каменной лестнице все выше и выше.

Но вот над макушкой прошелся порыв ветра. Еще ступенька – и в лицо дыхнуло холодком. Я задрала голову и увидела, что выше – только звездное небо да три полные луны. Не иначе им стало интересно, что за действо развернется сейчас так близко, почти под ними.

Каменная площадка. Не слишком большая, но достаточно широкая для того, чтобы на ней поместилось пятеро здоровенных ездовых ящеров (если кому в голову придет такая дурная идея – приволочь рептилий сюда). А в центре – пентаграмма, по который пробегали сполохи пламени. Были здесь и архимаг, застывший в предвкушении, и лорд Тейрин, чуть поодаль, у самых каменных зубцов, что служили своеобразным ограждением смотровой площадки башни. А еще – несколько незнакомых сиятельных, в облачении стражей.

– Ложитесь в центр пентаграммы, леди, – маг указал на свою напольную живопись.

Закравшаяся было ко мне в голову мысль о том, что я подхвачу на этих камнях пневмонию, разбилась о жар под ногами. Даже через подошву балеток я почувствовала: если кладка у лестницы холодила, то горячие камни под пентаграммой, навевали воспоминания о песках Анчара.

Я зашла в центр магического рисунка и начала присаживаться, когда прозвучало сварливое мага:

– Лучше бы раздеться, чтобы голой кожей…

На что тут же отозвался муженек:

– Если ваши расчеты верны, то и дюйм ткани не помеха, а если нет, то отсутствие платья ритуал не спасет… – А под конец реплики не упустил возможности поддеть: – Или вам так хочется увидеть леди обнаженной…

Недосказанность оказалась столь провокационной, что архимаг закашлялся, а потом с удвоенным рвением начал выводить пассы руками.

Последнее, что я увидела, перед тем, как мои плечи коснулись гранита, стало лицо Хантера. Решительное. Сосредоточенное. А потом лишь чернильную синь неба, да созвездия, знакомые с детства. И три луны-насмешницы.

Архимаг что-то завывал, кастуя заклинания, вливая энергию в пентаграмму. Я чувствовала, как и до того горячие камни и вовсе наливаются огнем, словно песок под полуденным солнцем, так и норовя обжечь. С последним выкриком мага меня скрутила резкая боль. Словно разом бросили в самое жерло вулкана. Огонь оказался повсюду, и даже внутри меня. Я захлебывалась в жарком воздухе, как в зыбучих блуждающих песках. Это уже была не просто выворачивающая наизнанку боль, а агония.

Крик Хантера «Остановите!», как и его глухой удар об энергетический барьер, возникший вокруг пентаграммы, успел пробиться в мой затуманенный разум, когда я могла еще что-то осознавать и понимать.

Пытка. Самая настоящая пытка, в которой каждая секунда – вечность. А таких целых семь… Или тринадцать. Я выгнулась дугою. Вместе со мною кричал еще кто-то…

Микаэль – скорее не поняла разумом, а угадала.

Глаза невольно распахнулись, и я увидела луч, бивший из моей груди.

Продержаться еще немного…

Семь…

Восемь…

Девять…

Десять…

Боль разрывала на части.

Одиннадцать…

Не было сил даже на вдох.

Двенадцать…

Все плыло перед глазами…

Тринадцать…

Не знаю, откуда у меня взялись силы, чтобы перекатиться из центра пентаграммы. Едва я сместилась – боль резко ушла. Схлынула, словно ее и не бывало. Я закашлялась, словно заново учась дышать. О том, что ритуал проведен, свидетельствовали только теплые камни. Раздалось удивленное:

– Нить ведет не в город! Тело спрятано здесь…

Приказ Хантера:

– Обыскать цитадель!

Дружный топот сапог. Ну вот и все. Сейчас они найдут тело кронпринца, и дух Микаэля сможет его занять. А меня же выставят как приманку. Пустышку, про которую Эрик Хейри будет думать, что она еще полна…

Круги плыли перед глазами, но я упорно пыталась сесть. Отчего-то сейчас мне это казалось особенно важным.

– Какая же ты настойчивая, – послышался голос, в котором смешались и восхищение, и насмешка, и отчего-то сожаление. – Даже жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах.

Неужели дипломат пришел так быстро? А ведь все наверняка убежали искать тело Микаэля… Хотя нет. Должен же был кто-то остаться со мной? Хоть кто-то.

Я с трудом сфокусировала взгляд и увидела перед собой… Тейрина? Как?

– А к-к-клятва к-к-крови? – заикаясь, брякнула я первое пришедшее на ум.

Меня и вправду остались охранять. Архимаг и двое стражников. Все они сейчас мирно спали. Как и Корнелия, улегшаяся прямо на каменном полу, носом вниз. Вот это я понимаю: уснула с разбега! Причем ее поза казалась столь знакомой. Совсем как у леди Евы, когда она чуть не тюкнулась носом в суп, или того бомбиста, что умер, запнувшись об угол стола… И все благодаря зелью Кристофера.

– Клятва крови? – насмешливо передразнил меня Тейрин и, пользуясь тем, что я еще не пришла в себя, ловко связал мне руки широким шарфом. Предусмотрительная сволочь! Узкая веревка оставит на коже следы, а вот такая полоса ткани…

Сиятельный прищелкнул пальцами, создавая на смотровой площадке полог тишины, а я запоздало сообразила, что шанс криком привлечь внимание бездарно упущен. Лорд стихий меж тем продолжал:

– А кто сказал, что я ее нарушаю? Дословно в ней значится: «Делать все ради процветания и блага отечества, невзирая ни на что». Вот я и делаю…

– Убивая кронпринца и поддерживая революционеров, что расшатывают трон? – Я не кричала и не кидалась обвинениями. Напротив, мой голос был спокоен, убийственно спокоен. – Это разве «для блага отечества»?

Алан на мгновение даже замер, а потом повернулся ко мне и присел так, что наши лица оказались на одном уровне. Рыжая бровь скептически изогнулась.

– Смелая, отчаянная, верная своим принципам. Даже жаль убивать тебя, но так надо.

С этими словами он вскинул Корнелию на плечо и понес к краю площадки. Опасно уложив красавицу на каменный парапет, сиятельный направился в угол. Там, в тени, под черной парусиной оказалось скрыто еще одно недвижимое тело. Когда лорд вынес его в центр и аккуратно уложил на камни, я поняла: Эрик Хейри, в отличие от Корнелии, что еще дышала, был мертв. Основательно так мертв. Ибо живых и здоровых людей с аккуратным отверстием от пули посреди лба я еще не встречала.

Рыжий аккуратно уложил дипломата, раскинул ему руки и ноги, а в ладонь всунул револьвер. Во внутренний же карман вложил какой-то конверт. Полюбовался получившейся композицией, а потом достал из кармана пробирку с кровью и дополнил свой натюрморт несколькими мазками багрянца.

Движение руки – и пробирка улетела в пустоту за парапет.

А за ней, судя по тому, что Тейрин подошел ближе, настала и моя очередь.

– Зачем? – только и смогла я вымолвить. Думала, вопрос останется без ответа, но лорд, подхватив меня, потащил туда же, куда до этого – черноволосую красотку, и пробубнил:

– У нас еще есть несколько минут, и я думаю, что ты заслужила право узнать правду перед смертью. А мне, несмотря на мои поступки, благородство тоже не чуждо.

Я, вися вниз головой, позволила себе в этом усомниться.

– Видишь ли, дорогая Тэсс. Наверняка ты успела заметить, что из Микаэля, хоть он и славный малый, политик не очень. Слишком юный, увлекающийся, а ему через год садиться на трон: сила, которая была у его отца, благодаря которой держится стена, почти на исходе. А революционеры… их тайные и не очень общества уже давно назревают, как язвы на больном теле нашей империи. Только вскроешь одну, как тут же появляется другая. Оттого мне даже создавать никакого тайного общества не пришлось – поддержал одно из тех, что уже были. Кстати, эти ребята стремились свергнуть императора, выпить магический дар у всех сиятельных и надеть на нас оседлые ошейники. А дух Аврила навечно вмуровать в стену, чтобы та не пала. Так сказать, поменять верхи и низы местами. И подобных им кружков революционеров не один и не два. Добавь к этому дружественных соседей нашей державы, которые спят и видят гражданскую войну в империи…

Слушая лорда, я еще раз убедилась: если правитель хочет мира и процветания в свой стране, он порою вынужден идти по трупам. И пусть Алан – не император, но он искренне верит в то, что своими действиями спасет Отечество. В противном бы случае кара от неисполнения кровной клятвы его убила.

Вот только мне от его благородных целей легче не становилось. Я жить хотела.

А лорд стихий решил добить меня вопросом:

– Вот как ты думаешь, удержит ли слабая рука Микаэля власть, которой так многие жаждут?

Его слова заставили меня взглянуть на ехидного, язвительного Мика в другом ключе. Не как на почти друга, а как на державца.

– Оттого я придумал изящный план: поменяться с кронпринцем душами. Вот только как провести такой ритуал, чтобы подмену тут же не обнаружили? Магический всплеск, изменение ауры, странности поведения кронпринца… Но если этому предшествует похищение да еще разделение души и тела… все спишут именно на это. И все бы ничего, не вмешайся Хантер.

Вот так вот. Все эти революционеры – лишь пешки, что отвлекали внимание. Разменные монеты. И пусть говорят, что перевороты совершают безумцы и наемники… Если вторых, купленных за деньги, не жаль, то первые… они наверняка верили, что умирают за идею великой и свободной империи. А на деле… Да и этот дипломат. Он тоже, как выяснилось, оказался лишь ширмой.

Тейрин же хотел удержать империю от развала ценой малой крови… Действовал во благо отчизны, верил в благую цель, раз кровная клятва его не убила.

Зато сейчас умру я.

Это стало понятно по тому, как меня положили рядом со спящей Корнелией.

Лорд стихий достал из кармана склянку. Кажется, я уже знала, что в ней. Оттого приготовилась. Когда в лицо плеснули, я зажмурилась и перестала дышать. Молилась об одном: только бы не уснуть. Хотя задача оказалась не из легких: сознание начало стремительно уплывать.

Почувствовала, как Тейрин развязывает руки. Правильно. Если хочешь инсценировать женскую драку, то лучше, чтобы у обеих соперниц руки были свободны. Окружающие охотнее поверят. Все же очень удачно подвернулась эта Корнелия… Теперь не осталось сомнений, кто прислал ей тот брачный браслет.

«Только не дышать», – с этой мыслью я, упершись поясницей в парапет, что есть мочи двинула каблуками в солнечное сплетение рыжего. Он отлетел на несколько локтей, давая мне тем самым возможность отойти от края. Меня штормило, голова кружилась то ли от недостатка кислорода, то ли от качественного сонного зелья.

Сиятельный очухался от удара и ринулся на меня, зло процедив: «Так даже достовернее». Вот теперь от его благородства не осталось и следа. От серии прямых джебов, что чуть не проломили мне голову, я уклонилась только чудом, постоянно отступая. Рыжий не давал мне передышки, постоянно держа в напряжении, изматывая. Ответить клинчем я не успевала, да и безнадежное это дело: не того уровня противник, чтоб я удержала его удар.

Когда ограждение уперлось мне в спину, я увидела хук, летящий мне в лицо. В последний момент мотнула головой и удар пришелся вскользь по скуле. Окунулась в непередаваемые ощущения: мне словно выбили все зубы разом.

В голове зазвенело, будто я угодила под лапы взбесившегося ящера. А вот от удара справа я уже не могла ни уйти, ни уклониться.

Меня ждал лишь нокаут, что закончится полетом в бездну и приземлением где-нибудь рядом с городской чертой, а может – на одной из улиц Альбиона.

И тут я увидела летящего на нас Хантера. Он ураганом по косой пронесся мимо меня, плечом впечатавшись в Тейрина и снеся его к ограждению.

Рыжий, не удержался и перевалился через парапет, инстинктивно хватаясь за моего спасителя. Они оба полетели вниз.

Я в последний миг ухватила Хантера за руку, и тут же почувствовала, как медленно сползаю вслед за сиятельными.

Послышался треск ткани. Все же магия магией, а сила притяжения может дать сто очков вперед любому гению дворцовых интриг. Тем более если пиджак сшили наспех.

Шов разошелся, и Тейрин, дернувшись, с криком полетел вниз. Но великий комбинатор и напоследок сумел сделать гадость: от его трепыханий я и вовсе перевалилась через парапет и сейчас чувствовала, что еще минута – и мы последуем примеру доблестного министра.

– Даже и не надейся ляпнуть что-нибудь высокопарное типа «отпусти меня», – угадала я мотив благородного намерения Хантера, уже было раскрывшего рот.

– Неужели ты меня так любишь, что не готова отпустить?

Похоже, критические ситуации не у меня одной обостряют желание язвить.

– Нет, хочу собственноручно придушить.

Рука, которой я держала Хантера, затекла, а вторая, цеплявшаяся до этого за камни, – соскользнула.

Бездна, неужели вот так все и кончится?

Именно в тот самый момент, когда я уже представляла наш красивый полет с сиятельным вниз, кто-то схватил меня за лодыжку. Деловито так. И потянул наверх. А потом раздалось насмешливое:

– В детстве, помнится, я постоянно тащил тебя откуда-нибудь. То с дерева, то из колодца. Прошли годы, но, смотрю, ничего не меняется, – деловито пыхтя, увещевал спаситель. – Вот и сейчас: назначил сестренке свидание на крыше, а вместо приличной леди торчат какие-то панталоны. Да и те норовят сигануть через перила.

Рик! Братишка. Кто бы знал, как я рада была услышать этот голос. Ради такого я еще бы раз повисела вниз головой.

– Когда это ты мне встречу назначал? – едва мои ноги оказались на твердой поверхности, вопросила я.

– Как когда? На балу. Мой друг подходил к тебе и передал записку. Разве нет? Ведь именно поэтому ты тут оказалась или…

Из-за ограждения послышалось кряхтение и стон.

– Кто там у тебя? – озадачился братец.

– Муж.

– Его обязательно доставать? – вопросил Рик, почесывая затылок.

В ответ ему был полный единодушия наш с сиятельным крик: «Да!» Когда же брат достал и Хантера, оказалось, что у того вывихнуто плечо.

– Милая, запомни: больше никогда не стой на траектории полета пульсара. Я не мог запустить в эту рыжую сволочь заклинанием. Ты стояла слишком близко. А я уже не столь молод и здоров, чтобы идти в рукопашную.

– А я, значит, и молода, и здорова, – зло процедила я, присаживаясь прямо на камни и опираясь спиной на ограждение.

– Сними, пожалуйста, эту, – сиятельный, обращаясь к Рику, ткнул пальцем в перекинутую через ограждение Корнелию. – А то очнется – свалится еще, – и присел рядом.

– Как ты тут оказался? Ты ведь должен искать тело кронпринца.

– Тело кронпринца уже в состоянии само выбраться из того подвала, куда его сгрузили.

Я недоуменно уставилась на муженька.

– Знаешь, зачем я просил продержаться тебя чуть дольше? – не дождавшись моего «почему», сиятельный сам же ответил: – Чтобы душа не только потянулась к телу, но и вошла в него, хотя в этом и был большой риск. Но еще больший – оставлять тебя наедине с Тейрином и душой Микаэля.

До меня, как до джейрана, начало доходить:

– Так ты все знал! – Хотя в сон клонило неимоверно, но я все же нашла в себе силы ударить Хантера по груди. Правда, слабо. А ведь метила в плечо…

– Не знал, но догадывался, – начал объяснять муженек. – Я очень долго ломал голову, как министру удалось обойти клятву. Думал, он хочет занять трон из корыстных побуждений, а оказалось, им двигало желание помочь империи.

– Своеобразно помочь, – не удержалась я.

– Знаешь, в чем-то он прав. Мик – хороший, добрый, но слишком юный. Не знаю, сумеет ли он справиться и со стеной и с троном… А вот Тейрин бы смог.

Рик, сгрузивший Корнелию на пол, стал прислушиваться к нашему разговору.

– Он придумал простой и гениальный план: похитить кронпринца, разделив его душу и тело. Чтобы Микаэля сразу невозможно было найти. Но поскольку виновный должен был быть, пустил меня по ложному следу революционеров. Но вот чего он не ожидал, так это того, что я найду душу кронпринца. Тейрин, как я полагаю, хотел, чтобы она так и осталась заключена в артефакте и в дальнейшем помогла бы ему поддерживать стену между империей и бездной. Оттого, едва душа кронпринца оказалась на свободе, на нас, а вернее на тебя, Тэсс, начались покушения. Я так полагаю, министр действовал по принципу: пусть лучше не будет души Мика совсем, чем она вернется в тело.

– Зачем? – я пока не понимала «гениальности» плана.

– Затем, что душа, уйдя за грань, оставила бы тело-сосуд, в который должна была войти душа самого Тейрина. Для этого он использовал артефакт. Может быть, ты заметила у Алана на запястье плетеный шнурок?

Я напрягла память, пытаясь вспомнить, о чем говорит Хантер. И точно! При первой встрече я еще машинально отметила, что на лорде стихий нет никаких украшений, кроме плетеного из кожаных шнурков браслета.

Не иначе увидев на моем лице понимание, муженек продолжил:

– Так вот. Я тоже обратил на него внимание. Оттого и попросил Густава перерыть кучу монографий по артефактам такого рода. В одной из книг он нашел очень похожий рисунок парных браслетов, что позволяют душе поменять тело. Его надевают на тех, кто жаждет поменяться.

– На Микаэле что, оказался точно такой же?

В ответ супруг лишь кивнул.

– А как же собственное тело Тейрина? – задала я закономерный вопрос.

– Думаю, он планировал себя убить. Иначе тяжеловато объяснить, куда враз из тела министра внутренней безопасности делась его собственная душа.

– Постой, я совсем запуталась… а зачем же тогда были весь этот бал, пентаграмма и расчеты? Прикопал бы меня по-тихому, душа кронпринца окончательно порвала бы связь с телом, освободив его, и вселялся бы дух Алана себе на здоровье.

– Тому есть несколько причин: во-первых, Тейрину же нужно было отвести от себя подозрение. Поучаствовать, так сказать, в поимке «преступников». Во-вторых, дорогая, устранить тебя чужими руками у нашего дорогого лорда все никак не получалось. Вот он и решил, что на балу провернет все сам. Тем более что так удачно подвернулась Корнелия. Со стороны это выглядело бы вполне логично: любовница и жена упали и разбились, не поделив… – тут он замялся, говоря о себе в третьем лице, – ясно кого. Ни у кого бы не возникло сомнений в достоверности случившегося. Тем более после выходки Корнелии на приеме. Ты же умираешь, и твоя душа, вместе с душой Микаяэля, уходит за грань. А смерть Эрика, – супруг кивнул на труп дипломата, – закольцовывает линию революционеров. Заметь – выстрел точно в голову, и, бьюсь об заклад, речевой центр тоже поврежден, чтобы некроманты допросить сэра Хейри не смогли. Сам же Тейрин в это время активирует браслет и пускает себе пулю в лоб. Его дух, ведомый парным артефактом, занимает освободившееся, как он думал, тело Микаэля. В итоге дознаватели, посвященные в курс дела, и император решили бы, что лорд министр умер героем, пытавшимся защитить тебя от предводителя революционеров, но вот от ревнивой соперницы он, мертвый, спасти юную леди Элмер уже не сумел. Оттого ты погибла, в пылу драки выпав вместе с Корнелией за ограждение. Но, о чудо, душа кронпринца, разорвав связь с носительницей, сумела вернуться в тело.

– Как у него все гладко и складно… – я лишь вздохнула. Все же сонное зелье, пусть и старательно вытертое с лица рукавом, давало о себе знать, отчего я пребывала на границе яви и нави.

– Да, Тейрин все предусмотрел, – подтвердил супружник. – Не удивлюсь, если он позаботился и о доказательствах. Что-то типа патограммы.

– Письма, – вспомнила я, что лежит во внутреннем кармане дипломата, широко зевая, и сонно спросила: – А как ты догадался, что этот Эрик тут ни при чем? В банке же описали именно его, да и извозчик…

– Слишком явное описание внешности. Словно тот, кто обналичивал вексель, да и нанимал извозчика, ничуть не скрывался. А на лицо, привыкшее постоянно оставаться в тени, это ничуть не похоже. К тому же еще одна маленькая деталь…

– Какая? – сонно причмокнув, вопросила я.

– Идеальный порядок, что царил в комнате покойного бомбиста… Так вот, я уже не раз подмечал за Аланом патологическую аккуратность, которая еще во времена студенчества порою выводила меня из себя.

– Кстати, о студенчестве… Скажи, а ты знаешь, кто такой Джонотан Марлей? – сонно спросила я невпопад, припомнив полное имя Хромого Джо.

– Да.

У меня екнуло в груди.

– Тейрин еще студентом что-то с ним не поделил… А потом этот Джо исчез… – нехотя отозвался супружник.

У меня отлегло от сердца, и я почувствовала, что все же уплываю в сон, а может, в обморок.

Последнее, что помню, – как губы беззвучно прошептали:

– Хромой, за тебя отомстили…

Просыпаться не хотелось. Тепло, уютно. Но повелительное «Лорд Элмер…» все же заставило меня распрощаться с навью. Вот только глаз я не открыла. Лишь чуть приподняла пушистые ресницы. Отчего мне удалось увидеть происходившее в комнате, делая вид, что я все еще сплю.

А посмотреть было на что. Хотя бы оттого, что в спальне, где я находилась, присутствовали его величество собственной персоной.

Начало разговора я не застала.

– …За проявленные отвагу, доблесть и героизм я не только даю свою волю на расторжение твоего брака, но и освобождаю тебя от кровной клятвы. Ты верой послужил империи, лишил себя возможности иметь одаренных наследников, женившись на простолюдинке и тем самым вернув душу моего сына домой. Теперь ты вправе обрести не только свободу, но и возможность найти свою истинную пару. Держи. Это парные браслеты. Как только наденешь их на запястья себе и той девушке, на которой женился, брачная татуировка исчезнет. И да, вот еще – это для нее.

Император протянул тонкую цепочку, на которой красовалась изящная золотая полоска. Оседлая метка. Да, искусно сделанное, но все же ярмо.

– Ваше величество, благодарю вас за дары, – только и вымолвил Хантер, принимая украшения. – Позвольте вас проводить.

Едва закрылась дверь, как я вскочила с постели, размазывая злые слезы обиды. Нога болела, меня шатало, но я, несмотря ни на что, одевалась. Как же это больно – разочаровываться в людях, даже если они и не люди вовсе, а сиятельные…

Распахнула окно. Второй этаж. Ну да и ладно. Мне не впервой удирать. Тоже мне, велика наука. Невесть откуда взявшаяся белка возмущенно защелкала.

– Лучше бы помогла, чем защищать своего двуличного хозяина, – бросила я в сердцах.

Пушистая, словно поняв, притащила откуда-то веревку и ловко затянула узел на ножке кровати.

Хотя бы белки в этом доме порядочные. А может, ей просто не терпелось от меня избавиться?

Так или иначе, я спустилась по веревке вниз и под моросящим дождиком поспешила прочь от особняка Элмеров.

Квартал. Поворот. Переулок. Подворотня.

На душе было скверно. Нога ныла, челюсть опухла и тоже давала о себе знать. Хорошо, что хоть все зубы на месте. Что делать дальше, я не особо представляла. Главное сейчас – убраться подальше из Альбиона. Подальше от Хантера. Иначе свободы мне не видать.

Проулок, в котором я оказалась, был безлюден. Оттого шаги, послышавшиеся за спиной, заставили обернуться.

Сиятельный, провались он в бездну!

Я побежала изо всех сил. В спину мне понеслось:

– Да стой же ты, ненормальная!

Еще чего. Не на ту напал! Меня воспитали в духе: даже если петля на шее начала затягиваться, все равно сучи ножками до последнего. Вдруг меткий выстрел напарника перебьет веревку, разорвав ее к бездне?

Увы, у меня такого напарника не было, но я все равно не желала просто так сдаваться. Но ноги у сиятельного оказались длинней. И здоровей. Отчего через квартал меня нагнали и прижали к стене.

– Попалась, – как-то зловеще протянул лорд.

Не стала отрицать.

– Зачем ты убежала? О чем ты вообще думала, пытаясь скрыться от меня? Меня? Имперского сыщика?

– О свободе, – ответила честно. – Как только брачная татуировка исчезнет, на меня снова наденут это оседлое ярмо.

– Так дело только в ней? В свободе? – отчего-то зло выплюнул Хантер и добавил: – Давай сюда руку.

Я нехотя подставила запястье. Все равно ведь нацепит обе цацки… Чего уж.

Руку обжег холод браслета, а потом словно иней прошелся и по запястью. Я приоткрыла до этого зажмуренный глаз. Брачная татуировка медленно растворялась.

Все. Все кончено.

– А если тебе так нужна свобода… – Хантер поднес кулон с меткой на уровень моих глаз и на его руке зажегся огонь, отчего металл начал плавиться и каплями стекать прямо на мостовую.

Я не верила.

– Ты свободна. Только прошу, поцелуй меня на прощание.

Его губы коснулись моих. Не мимолетно, но как-то отчаянно. Словно его мучила жажда, а я была источником. Дыхание и наши руки переплелись, смешались. И стало наплевать, что мы стоим в переулке ростовщиков, а сверху уже как из ведра хлещет дождь. Я отвечала на его поцелуй. Самозабвенно. До потери пульса.

Любимый. Мой. Сумасшедший. Родной.

Осознание того, что я не просто влюбилась, а полюбила, накрыло меня, ударило под дых, оглушило. Я открыла глаза и не поверила: Хантер светился. Нет, не так. Он слегка сиял.

Непроизвольно чуть отстранилась, отчего благородный тоже открыл глаза и неверяще уставился на свои руки, а потом неожиданно спросил:

– У меня и лицо такое же?

Я лишь кивнула.

– Значит, зря ты меня поцеловала… – безо всякого перехода протянул он.

– Почему?

– Потому что теперь я тебя ни за что не отпущу. Знаешь, почему нас называют сиятельными? Не оттого, что мы благородные. Нет. Когда сиятельный встречает свою истинную пару и она отвечает ему взаимностью, он начинает вот так светиться. Правда, недолго…

– И что с того?

– Что-что. Это значит, что ты меня тоже любишь. – Хантер подхватил и закружил меня как ненормальный, все повторяя: – Любишь, любишь…

Сумасшествие, правда, быстро закончилось: вывихнутому плечу оказались чужды порывы чокнутого влюбленного сердца.

Отчего меня поставили на землю, а сам сиятельный, все так же не переставая иллюминировать на манер светляка, встал на одно колено, протянул ко мне руку и спросил:

– Тэссла Элмер, ты согласна стать моей женой?

– Но я же…

– Да, ты не самая идеальная женщина в мире! – горячо начал Хантер. – Но ты выдерживаешь меня в любых количествах, принимаешь все мои заскоки и понимаешь меня…

– Кхм… лорд Элмер, а вам не кажется, что, когда делают предложение, фразы все же немного другие?

– Прости: обещаю отдать весь подвал тебе под мастерскую и купить паромобиль для того, чтобы ты могла его разобрать до винтика…

– Хантер…

– А еще я безумно люблю тебя. Едва только встретил, понял, что ты – моя истинная пара.

Я опешила и решила уточнить:

– Это когда я тебе в челюсть заехала?

– Да, – коротко и откровенно признался сиятельный. – Знаешь, каково это? Узнать, что твоя истинная пара – пацан-оборванец? Я такой насмешки судьбы и ожидать не мог… Меня тогда словно переклинило.

– Согласна, – опрометчиво сказала я.

Дождь уже перестал лить стеной, а лишь моросил, но на душе у меня было тепло и солнечно.

Вторая наша свадьба получилась более спокойной и подготовленной: видимо, опыт первого мероприятия не пропал даром. Хотя Хантер порывался утащить меня, вымокшую под проливным дождем, под венец в тот же день, когда услышал заветное «согласна». Но тут уж я возмутилась: мне хоть раз хотелось надеть фату. А леди Голдери, узнав обо всем, и подавно воспротивилась такой спешке. Она заявила: раз ее непутевый отпрыск умудрился развестись, то повторная церемония с его экс-супругой по своей пышности может соперничать разве что с венчанием императора. Дабы у всех присутствующих не осталось сомнений: брак был расторгнут с единственной целью – пройтись к алтарю на бис, но уже при полном параде.

Ее рвение вызвало у меня сначала улыбку, когда я увидела в «Имперском вестнике» в колонке светской хроники два объявления. Первое давало надежду всем незамужним девицам. Второе – разбивало их едва появившиеся матримониальные мечты. Сначала шло сообщение, что лорд Элмер развелся со своей супругой Тэсслой. А прямо под ним: на семнадцатое травня назначена свадьба сиятельного с этой же девицей.

Расхотелось улыбаться, когда за меня взялись Квази Модо и леди Голдери: примерки подвенечного платья по несколько часов кряду, выбор всего для свадьбы – начиная от салфеток и заканчивая числом ярусов у торта, зубреж благодарственной речи гостям, которые разделят с нами радость торжества.

Хантеру доставалось от этого свадебного марафона не меньше моего. Оттого по вечерам мы сбегали в подвал, который супружник «отдал мне на растерзание», как он сам выразился. На деле – под мастерскую. Туда свекровь отчего-то не заглядывала. Наверное, думала, что мы там милуемся. В чем-то она была и права: я собирала то движок, то коробку карбюратора, воркуя над деталями в лучших традициях влюбленных. Сиятельный с головой уходил в отчеты.

Раскусила нас матушка Хантера лишь накануне венчания, когда все же спустилась в подвал. Хотела напомнить и мне и сыну о подарках, которыми молодожены обмениваются перед первой брачной ночью. Разочарования, впрочем, она не высказала, но по ее лицу было видно: леди весьма опечалена увиденным.

К слову, об этих самых подарках, что символизировали у сиятельных почтение и уважение молодых супругов друг другу. Я подарила муженьку целый кисет отборной анчарской махорки. Крепкой и забористой. Еле достала в столице. Он оценил. А вот супруг перед брачным ложем, стоя в одних панталонах, вручил мне здоровенный гаечный ключ. Новый, раза в три больше того, что достался мне от отца. Тот, увы, так и не вернули, заявив, что он – слишком важная улика. Как по мне – просто разводной приглянулся кому-то из синемундирных. Хороший же, из закаленной стали.

А новый… Он был почти идеален, если бы не одно но: не помещался в голенище сапога. С таким ходить – только закинув его на плечо. Хотя отцу он бы понравился даже больше, чем старый: как раз по его руке.

Отец… После всего случившегося я многое переосмыслила. Поняла, что упрекать человека в том, что он любил свою семью, – нельзя. Да, он преступал закон, но не ради себя. Папа желал лишь достойной жизни своей любимой и детям. А выполнив один незаконный заказ, откреститься от второго уже не смог. И даже не от жадности. Склонить к сотрудничеству можно не только звонкой монетой, но и угрозами. И отец был готов расплатиться за все сполна. Вот только не ожидал, что наказание затронет всех, кто был ему дорог.

К такой мысли меня подтолкнул разговор Хантера с Крисом, невольной свидетельницей которого я стала: беседка, обвитая плющом, где находились эти двое, звукоизоляцией не обладала, а дорожка, по которой я гуляла, была всего в двадцати шагах – ерунда, а не расстояние для любопытных ушей. Дядя, не стесняясь в выражениях, объяснял, к чему может привести выполнение подобных сомнительных заказов. Муженек злился еще и оттого, что Крис не знал бедности, как мой папа, который впервые согласился на подобное лишь тогда, когда его беременной жене нечего стало есть.

После услышанного я отца поняла и простила – и перевернула эту страницу своей жизни. А на новой были уже моя собственная семья и брат.