Книга: Тарзан и сокровища Опара
Назад: IX ВЕРПЕР ПОХИЩАЕТ ДРАГОЦЕННЫЕ КАМНИ
Дальше: XI ТАРЗАН СНОВА СТАНОВИТСЯ ЗВЕРЕМ

X
АХМЕТ-ЗЕК ВИДИТ СОКРОВИЩЕ ВЕРПЕРА

Мугамби, истекая кровью, с трудом плелся вслед за удалявшимися арабами. Он продвигался очень медленно, часто отдыхая в пути, но свирепая ненависть и дикая жажда мести гнали его вперед. Между тем время шло, раны Мугамби заживали, силы восстанавливались, и постепенно его могучее тело обрело всю свою прежнюю мощь. Теперь он мог двигаться быстрее, но арабы на своих конях успели пройти уже большое расстояние за то время, пока негр полз за ними.
Они достигли уже своего укрепленного лагеря, и здесь Ахмет-Зек остановился в ожидании Альберта Верпера. В течение всего долгого, утомительного путешествия Джэн Клейтон больше страдала от опасений за свою судьбу, чем от неудобств и утомительной дороги. Ахмет-Зек не счел нужным сообщить ей, что он намерен сделать с нею. Это было бы уже счастьем для нее, если бы она знала, что арабы увезли ее, рассчитывая только на выкуп; в последнем случае они не причинили бы ей никакого вреда. Но, может быть, они готовили ей совсем другую судьбу? При одной мысли об этом волосы становились дыбом на голове леди Грейсток. Ей не раз приходилось слышать о белых женщинах, проданных такими злодеями, как Ахмет-Зек, в рабство в черные гаремы, или уведенных на север, чтобы там сделать их достоянием турецких сералей.
Джэн Клейтон была смелая и решительная женщина. Она не падала духом и не терялась в трудные минуты жизни. Она надеялась на лучший исход, пока можно было надеяться, и смотрела на самоубийство, как на последнее средство, чтобы избегнуть бесчестия и позора. Пока был жив Тарзан, у нее были все основания надеяться на спасение. Ни один человек, ни один зверь диких джунглей не обладал умом и силой ее супруга. В ее глазах Тарзан был всесилен и всемогущ в этом родном ему мире – мире диких зверей и людей. Тарзан придет, освободит и отомстит за нее, в этом она была убеждена. Она считала дни, которые должны были пройти до его возвращения из Опара. Он вернется и увидит, что произошло за время его отсутствия. После этого ему понадобится уже немного времени, чтобы окружить укрепленный лагерь арабов и истребить разношерстную толпу его обитателей.
В том, что он найдет ее, она ни на минуту не сомневалась. Никакой след, как бы он ни был слаб и незаметен, не мог ускользнуть от чуткой бдительности Тарзана. Для него следы, оставленные разбойниками, будут так же ясны и многозначительны, как для нее печатная страница открытой книги.
В то время как она жила надеждой и ожиданием, к стану Ахмет-Зека пробирался сквозь джунгли Верпер. Охваченный ужасом, вздрагивая от шума собственных шагов, он подходил к лагерю. Десятки раз ему каким-то чудом удавалось ускользнуть от когтей и клыков огромных хищников. Вооруженный одним только ножом, унесенным им из Опара, он пробивался сквозь самую дикую страну, какая только существует на земном шаре.
Ночью он забирался на деревья. Днем пугливо пробирался вперед, залезая на дерево всякий раз, как только малейший звук предупреждал его о приближающейся опасности. Наконец издалека он увидел частокол, окружавший деревню арабов.
Почти одновременно с ним подошел к частоколу и Мугамби. Спрятавшись в тени большого дерева, он следил за приближавшимся бельгийцем. В ободранном, взъерошенном белокожем он сразу узнал гостя своего хозяина, который выехал из дома Грейстоков накануне ухода Тарзана в Опар. Мугамби уже хотел окликнуть бельгийца, но что-то остановило его. Он видел, как смело и уверенно Верпер приближался к воротам деревни через открытую поляну. Ни один здравомыслящий человек не подходил таким образом к деревне в этой части Африки, если не был заранее уверен в дружеском приеме. Мугамби ждал. В душе его зародилось подозрение.
Верпер крикнул. Ворота сразу распахнулись, и Мугамби стал свидетелем радушной встречи, которую арабы устроили недавнему гостю лорда и леди Грейсток. И негру сразу все стало ясно: этот белый был шпион и предатель. Именно ему вазири были обязаны набегом арабов в отсутствие Великого Бваны. И к злобе негра против арабов прибавилась жгучая ненависть к белому шпиону.
Войдя в деревню, Верпер торопливо направился к палатке Ахмет-Зека. При виде своего лейтенанта, Ахмет-Зек поднялся и с удивлением оглядел рубище, покрывавшее тело бельгийца.
– Что случилось? – спросил он.
Верпер рассказал все по порядку. Он пропустил только маленькую подробность о сумочке, которая была плотно привязана к его кушаку под одеждой. Глаза араба сузились от жадности, когда он услышал о золоте, которое вазири закопали около развалин дома Грейстоков.
– Теперь уже нетрудно вернуться за ним и привезти его сюда! – сказал Ахмет-Зек. – Но сначала мы подождем здесь быстрых вазири. Когда мы всех их перебьем, мы подумаем и о золоте. Оно от нас не уйдет, потому что мы не оставим в живых никого из тех, кто знает о его существовании.
– А женщина? – спросил Верпер.
– Теперь ничего не остается другого, как продать ее на север, – ответил разбойник. – За нее дадут хорошие деньги.
Бельгиец одобрительно кивнул головой. Мысли быстро сменялись в его мозгу. Если ему удастся уговорить Ахмет-Зека послать его во главе отряда, который повезет леди Грейсток на север, он сможет воспользоваться случаем и улизнуть от своего хозяина. Он с радостью отказался бы от своей доли золота, лишь бы только уйти подобру-поздорову со своей заветной сумочкой.
Он уже достаточно ознакомился с приемами Ахмет-Зека. Он знал, что ни один член его шайки никогда не бывает добровольно освобождаем от службы. Большинство бежавших снова попадались в его руки. Верпер не раз слышал ужасающие крики этих дезертиров, когда их пытали перед казнью. У бельгийца не было ни малейшего желания подвергнуться риску быть пойманным и вновь приведенным сюда.
– Кто пойдет на север с женщиной? – спросил он. Ахмет-Зек на минуту задумался. Золото, зарытое у дома англичанина, представляло из себя значительно большую ценность, чем та сумма, которую можно было выручить за эту женщину. Ему необходимо было избавиться от нее как можно скорее, но и золото надо было забрать не откладывая. Из всех приближенных Ахмет-Зека Верпер был самый подходящий для выполнения одного из этих неотложных дел. Араб, знающий все дороги и племена страны так же хорошо, как и сам Ахмет-Зек, легко сможет скрыться на севере с деньгами, вырученными за продажу женщины. Верперу же вряд ли удастся скрыться в стране, столь враждебной европейцам, а Ахмет-Зек со своей стороны постарается, чтобы отряд, который будет сопровождать бельгийца, был составлен из надежных людей, которые не перешли бы на сторону Верпера, если бы последний вздумал дезертировать от своего господина. Наконец Ахмет-Зек заговорил:
– Я не вижу необходимости нам обоим возвращаться за золотом. Ты поедешь на север с женщиной. Я дам тебе письмо к одному моему приятелю, который знает все рынки для этого товара. А я тем временем поеду за золотом, и мы встретимся здесь после того, как покончим со своими делами.
Верпер с трудом скрыл свою радость, услыхав слова Ахмет-Зека. Впрочем, неизвестно, удалось ли еще ему в самом деле скрыть ее от подозрительного, всевидящего ока араба. Тем не менее на этом порешили. Ахмет-Зек и лейтенант принялись затем обсуждать подробности предстоявших им путешествий, а после того Верпер простился и удалился в свою палатку. Он давно уже мечтал о ванне и теперь поторопился к себе. Приняв ванну, он прикрепил небольшое ручное зеркальце к задней стене палатки и, придвинув грубый Стул к неотесанному столу и, вооружившись бритвой, принялся удалять со своего лица густую, жесткую растительность.
В списке всех удовольствий, составляющих привилегию сильной половины рода человеческого, чувство облегчения и свежести, которое испытывает мужчина после того, как он начисто выбрился, занимает далеко не последнее место. Отогнав от себя на время усталость, Верпер после бритья развалился на своем хромом стуле, чтобы выкурить перед сном папиросу. Засунув большие пальцы обеих рук за пояс, он нащупал драгоценный мешочек, привязанный на ремешке вокруг поясницы. Он вздрогнул от радостного волнения, когда подумал о той ценности, какую представляло из себя это сокровище, никому кроме него не ведомое.
Что сказал бы Ахмет-Зек, если бы он это знал? Верпер злорадно усмехнулся. Как засверкали бы глаза старого мошенника, если бы только он мог взглянуть на это сокровище! Верпер не имел еще возможности полюбоваться камешками, он даже не пересчитал их, он только приблизительно догадывался о том, сколько они должны стоить. Он расстегнул пояс и вынул заветный мешочек. В палатке, кроме него, никого не было. Все обитатели лагеря, кроме часовых, давно ушли на покой. Никто и не войдет теперь в его палатку! Сквозь кожу сумочки он нащупал форму и величину маленьких камешков. Он взвесил мешочек в одной руке, потом в другой и, медленно повернув свой стул к столу, при свете маленькой коптящей лампочки высыпал содержимое мешочка на грубые неотесанные доски.
Яркая, сверкающая игра камней превратила внутренность неопрятной убогой палатки в великолепный дворец в глазах замечтавшегося бельгийца. Он представлял себе, как перед ним, владельцем сказочного богатства, раскрываются двери золоченых палат; он думал о власти, о наслаждениях и роскоши, которые ему всегда были недоступны; в своих мечтаниях он отвел взгляд от стола и устремил его туда, вперед, к далекой прекрасной цели, высоко подымавшейся над серой, скудной земной обыденщиной.
Глаза его бессознательно остановились на зеркале, все еще висевшем на стене. Какое-то отражение шевельнулось на поверхности маленького зеркальца и вернуло Верпера к действительности. Он еще раз взглянул в глубину зеркальца и увидел в нем мрачное лицо Ахмет-Зека, выглядывавшее из складок занавеси у входа в палатку.
Верпер едва подавил крик ужаса. С редким самообладанием он медленно перевел свой взгляд на стол, словно и не глядел в зеркало. Он, не торопясь, вложил драгоценные камни обратно в мешочек, запрятал его к себе за пазуху, вынул из портсигара папиросу, закурил ее и встал. Зевая и потягиваясь, он медленно повернулся к дверям палатки. Лица Ахмет-Зека уже не было видно в складках занавески…
Сказать, что Альберт Верпер был испуган, было бы мало. Он сознавал, что лишился не только своего сокровища, но и своей жизни. Ахмет-Зек никогда не позволил бы никакому найденному им богатству проскользнуть у него между пальцев. Не простил бы он и обмана лейтенанта, который, завладев таким сокровищем, не пожелал разделить его со своим господином. Бельгиец медленно приготовился ко сну. Он не знал, слепили ли за ним, но, если бы кто-нибудь и следил, он не мог бы подметить и следов нервного беспокойства, которое Верпер тщательно старался скрыть.
Два часа спустя, складки в передней части палатки раздвинулись, и темный силуэт бесшумно нырнул в темноту палатки. Медленно и осторожно двигался он по земле. В руке его был длинный нож. Он ползком приблизился к груде одеял, разостланных на нескольких ковриках у одной из стен палатки.
Быстро и легко его пальцы нащупали под одеялом плотную массу, которая должна была представлять из себя Альберта Верпера. Огромная рука поднялась в воздухе, остановилась на мгновение и опустилась. Еще и еще подымалась и опускалась рука, и каждый раз длинное лезвие ножа погружалось в фигуру, лежавшую под одеялами. Но тело было как-то совершенно безжизненно, и это поразило убийцу. Он лихорадочно откинул покрывало и дрожащими руками стал искать сумочку, которую он рассчитывал найти на трупе своей жертвы.
Через мгновение он выпрямился с проклятьем на губах. Ахмет-Зек под покрывалами лейтенанта нашел только груду платья, сложенного так, что оно похоже было на туловище спящего человека. Верпер бежал…
Ахмет-Зек бросился в деревню, грозным голосом сзывая сонных арабов. Они повысыпали из своих палаток, заслышав гневный призыв своего господина. Но тщетно обыскивали они деревню с одного конца до другого – Альберта Верпера и след простыл. В бешеной ярости Ахмет-Зек велел седлать коней, и, несмотря на то, что ночь была непроглядно темна, арабы выехали из деревни и рассыпались по лесу в поисках беглеца.
В то время как они выезжали из деревенских хижин, Мугамби, прятавшийся весь день в густом кустарнике у ворот, проскользнул никем незамеченный в ворота. Кучка черных стояла у ворот, глядя вслед уезжавшим, и, когда последний араб выехал из деревни, чернокожие стали запирать ворота, и Мугамби помогал им при этом, словно он всю жизнь прожил среди них. В темноте его приняли за своего и даже не окликнули, а когда все удалились в свои палатки и хижины, Мугамби скрылся во мраке и исчез.
В течение целого часа он пробирался ползком позади многочисленных хижин и палаток, стараясь определить, где находилась его госпожа. Наконец он остановился около одной хижины: это была единственная, у которой стоял часовой. Мугамби спрятался в тени за углом палатки и стал ждать. Пришел другой часовой – сменить своего товарища.
– Пленница внутри? – спросил вновь пришедший.
– Да, она здесь! – отвечал первый часовой. – Никто не переступал этого порога с тех пор, как я здесь стою.
Новый часовой присел на корточки у дверей, а негр, смененный им, направился к своей собственной хижине.
Мугамби подкрался ближе к углу хижины. В руке он сжимал толстую узловатую палку. Ничто не нарушало его хладнокровного спокойствия, хотя сердце его переполнилось радостью, когда он убедился, что леди действительно здесь. Часовой сидел спиной к углу, из-за которого вылезал чернокожий великан; он не видел огромной тени, приближавшейся к нему. Узловатая дубина описала дугу в воздухе и опустилась с глухим шумом на голову часового. В тишине раздался звук тупого удара, треск раздробленных костей – и часовой свалился одним безмолвным, безжизненным куском мяса.
Через мгновенье Мугамби уже обшаривал внутренность хижины, сначала медленно, выкликая шепотом: «Леди!», потом с яростной поспешностью, пока истина не предстала перед ним во всей своей ужасной простоте: хижина была пуста!
Назад: IX ВЕРПЕР ПОХИЩАЕТ ДРАГОЦЕННЫЕ КАМНИ
Дальше: XI ТАРЗАН СНОВА СТАНОВИТСЯ ЗВЕРЕМ