Глава 19. НА ДИПЛОМАТИЧЕСКОЙ РАБОТЕ
Как известно, в сентябре 1944 года по личному указанию Иосифа Сталина из Советского Союза в Чехословакию были отправлены руководители местной компартии Рудольф Сланский, Ян Шверма и Марек Чулен. Направили их туда для более активного вмешательства в словацкие события.
Они в какой-то мере оттеснили буржуазных и даже социал-демократических политиков от руководства восстанием. В списке нежелательных лиц для участия в руководстве Словацким восстанием оказался и Густав Гусак.
Зорич с ним не раз встречался и считал его порядочным человеком, патриотом своего народа, сражавшегося за независимость родного Отечества. Он был умен, скромен и понимал всю остроту обстановки.
По разумению Зорича, вышеупомянутые политические деятели были чисто прагматические люди — патриоты своей страны с разными иногда точками зрения на боевые действия и решение политических ребусов. Поэтому после войны он был удивлен судьбами некоторых из когорты борцов с фашизмом.
Ян Шверма во время внезапного отхода партизанского отряда в горы под натиском превосходящих сил карателей тяжело заболел — у него внезапно началось крупозное воспаление легких. Дальнейший ход событий выглядит несколько странным…
Зорич получил данные о том, что вроде сам Шверма уже настолько обессилел, что передвигаться самостоятельно не мог, а нести его не получалось. Он даже просил, чтобы его пристрелили.
10 ноября 1944 года тяжело больной патриот был неожиданно оставлен боевыми товарищами. Он геройски погиб в перестрелке с наступающими карателями. Как могло такое случиться, в голове у Зорича не укладывалось. Он не понимал безнравственного поступка его коллег…
Рудольф Сланский после войны стал лидером чехословацких коммунистов. В 1951 году его неожиданно арестовали чехословацкие органы госбезопасности. Сразу же было проведено скоротечное следствие, и уже 3 декабря следующего года его повесили в Праге как якобы главаря контрреволюционного сионистского заговора и американского шпиона. Через одиннадцать лет власти Чехословакии Сланского полностью реабилитировали.
Густав Гусак после войны попал в тюрьму, отсидел десять лет, а после советского вторжения в 1968 году оказался лидером Компартии ЧССР, а затем и президентом своей страны. В 1989 году он был свергнут в ходе «бархатной революции», исключен из партии и в 1991 году скончался.
Марек Чулен виселицы и тюрьмы избежал, но был задвинут на вторые и третьи роли и умер простым пенсионером так же, как и генерал Ян Голиан, с той лишь разницей, что бывшего подполковника словацкой армии оттеснили от руля ещё в ходе восстания.
Что касается рядовых повстанцев, то из их среды вышли многие видные политики и деятели культуры. Достаточно назвать лидера «пражской весны» Александра Дубчека или писателей Ладислава Мнячко и Владимира Минача.
Но вернемся к нашему герою.
День Победы Александр Пантелеймонович Святогоров встретил в Братиславе. С 8 мая уже началась счастливая канонада салютов в честь Великой Победы. Стреляли солдаты, офицеры, партизаны, простые граждане из всех видов стрелкового оружия, запускали ракеты, гремели взрывпакеты. Владельцы гладкостволок палили по дворам, из окон домов, на улицах. Некоторые ловкачи умудрялись салютовать орудиями — жерла пушек грохотали холостыми выстрелами.
Люди ликовали, обнимались, целовались, кружились в танцах, бросали цветы к ногам партизан и советских воинов-освободителей, осыпали конфетами и цветами проезжающую бронетехнику с личным составом на броне.
Розы и тюльпаны, гвоздики и ромашки бросали к ногам освободителей, а не оккупантов, как сейчас иногда именно этим словом подло пытаются уязвить ветеранов либералы, переписывая историю, чем нередко повергая иностранцев в недоумение.
Но история, прошедшее, не знает сослагательных наклонений и не терпит лжи. Если в прошлое пытаются выстрелить пулей — оттуда оно может послать и снаряд. Такова уж особенность этой правдолюбивой дамы. Прошедшее нельзя ни изменить, ни вернуть, его можно только оболгать или честно о нём вспомнить, а как известно, воспоминание прошлого — это рай, из которого никто не способен выгнать человека.
Слово Святогорову:
«В конце декабря 1945 года, поскольку я воевал в Словакии и знал местный язык, меня после стажировки в Министерстве иностранных дел СССР направили в качестве вице-консула Советского Союза в Братиславу. Конечно, дипломатическая должность была не более чем прикрытием. Через два месяца моего начальника — консула Демьянова отозвали в Москву. И я автоматически был назначен на его должность. Я понимал одну истину в своей новой ипостаси — чернила дипломатов легко стираются, если они не посыпаны пушечным порохом. Это если выражаться фигурально, но реальная жизнь разведчика под крышей требовала иной работы.
Проработал я консулом до 1948 года. Во второй половине этого года меня отозвали в Киев, а оттуда направили в Берлин. В Германии при проведении оперативных мероприятий я действовал под крышей "невозвращенца".
Наше разведывательное управление было размещено в пригороде Берлина — Кархорсте, в доме, где в мае 1945 года Жуков и представители западных союзников принимали капитуляцию гитлеровского командования во главе с бывшим генерал-фельдмаршалом Третьего рейха Кейтелем.
Отсюда мы "доставали" территорию Австрии и Западной Германии. Я имею в виду встречались с нужными для советской разведки людьми.
Интересовала нас и Бавария, в которой осело много тех из соотечественников, кто воевал на стороне нацистов. На особой примете, конечно же, была столица Земли Бавария — Мюнхен. Там обосновался в то время ряд важнейших антисоветских центров, активно принимающих участие в битвах начавшейся холодной войны.
Именно туда для объединения всех антисоветских сил в единый центр приезжал из Нью-Йорка политический неудачник России Александр Керенский.
Кстати, мой начальник по Москве, генерал Судоплатов писал, что органы государственной безопасности СССР серьёзно ставили вопрос о его ликвидации. Однако вскоре эта острая террористическая проблема отпала сама по себе. Вопрос перестал быть актуальным. Западу он был не интересен, а потому никто из политического истеблишмента стран, активно участвующих в подготовке к холодной войне, денег на российского в прошлом Бонапарта давать не намеревался…
Дело в том, что на собрании представителей этих сил получился раздрай — все перессорились. Особенно резкий отказ получил он со стороны делегатов организации украинских националистов, которые были не в восторге от "великороссов" при царской власти, в том числе и его короткого правления в феврале 1917 года».
Вопрос в отношении Керенского возник не случайно. Ещё в далеком 1941 году, когда немцы подходили к Москве, ночью 12 октября в кабинет Сталина был вызван только что назначенный главным резидентом в США разведчик-нелегал Василий Зарубин. Он ехал в Америку вместе с женой Елизаветой Горской — тоже опытной разведчицей, помогавшей мужу в его нелегком труде.
Зарубину давались в подчинение две резидентуры: в Нью-Йорке и Вашингтоне. Подходя к Кремлю как опытный разведчик, как профессионал с большим стажем негласной работы в Германии, он никаких признаков паники в городе не заметил. Город жил, так ему показалось, пока что привычной жизнью, почти ничем не отличающейся от мирного времени, за исключением таких атрибутов войны, как противотанковые ежи, мешки с песком да зачеркнутые бумажными лентами створки окон.
«А может, город тих, потому что поздний час», — подумал Василий, но быстро отогнал эту мысль — он днем ходил по городу…
Его проводили в приёмную.
Несколько человек, военных и в штатской одежде, молча сидели с окаменевшими лицами на стульях явно в ожидании вызова к Верховному.
И вдруг он четко услышал и даже непривычно встрепенулся от неожиданности.
— Товарищ Зарубин, — полувопросительно произнес Поскребышев, сверкнув гладкой, как желтый биллиардный шар, головой с такой же желтизной на лице. Его тусклые и впалые глаза говорили о постоянных ночных бдениях, недостаточности кислорода, нервотрепках и заботах, — сейчас вас примет товарищ Сталин.
Вскоре личный секретарь вождя, после выхода очередного посетителя, пригласил и проводил Зарубина в кабинет главы государства.
Сталин сидел за столом и что-то наискосок дописывал красным карандашом. По всей вероятности, это была, как обычно, четкая резолюция на документе. Во рту у хозяина кабинета торчала крутолобая трубка. Из табачной камеры светло-коричневого бриарового чубука вяло вился сизый дымок. При появлении Зарубина Сталин сделал несколько торопливых попыток затянуться дымком через черный эбонитовый мундштук трубки, но у него ничего не получилось — видно, забился канал мундштука. После чего он лениво поднялся из-за стола, покрытого темно-зелёным сукном, сделал несколько шагов навстречу гостю и, пожав ему руку, предложил сесть.
Сам же продолжал стоять. Затем, не спеша, тихо прошелся по кабинету в своих мягких нешироких шевровых сапогах, чиркнул спичкой и поджег табак. Аппетитно раскурил, а потом вынул мундштук трубки изо рта, взявши в левую руку изогнутую её часть. Снова остановился и предложил доложить посетителю те вопросы, которые были заранее ему поставлены руководством.
Зарубин привык говорить, как оперативник, четко — по существу, поэтому его доклад был краток. Сталин внимательно выслушал опытного разведчика, а потом выдал небольшой монолог:
— До последнего времени у нас с Америкой, по существу, не было никаких конфликтных интересов в мире. Более того, и американский президент, и американский народ поддерживают нашу борьбу с немецким фашизмом. Поддерживают нашу тяжелую борьбу. Но недавно мы получили данные, что некоторые американские круги рассматривают вопрос о возможности признания правительства Керенского в качестве законного правительства России в случае нашего поражения в войне. Что, сбежавшего, бросившего Россию премьера снова хотят посадить в Кремль? Россия его второй раз не примет.
Этого им никогда не дождаться. Никогда!
Но очень важно и необходимо знать об истинных намерениях американского правительства. Мы хотели бы видеть их нашими союзниками в борьбе с Гитлером.
Ваша задача, товарищ Зарубин, — не только знать о намерениях американцев, не только отслеживать события, но и воздействовать на них. Воздействовать через агентуру влияния, через другие возможности…
Исходите из того, товарищ Зарубин, что наша страна непобедима.
Он немного помолчал, попыхтел трубкой, выпуская сизые колечки дыма, слегка покачивающиеся из стороны в сторону и поднимающиеся вверх, чтобы потерять свою форму, а потом и вовсе раствориться в воздухе. Затем Верховный подошел к своему столу, поправил стопку деловых бумаг и тихо добавил:
— Василий Михайлович, я слышал давно, что ваша жена хорошо вам помогает в вашей ответственной работе. Прошу, очень прошу, берегите её. Это важно для вашей и государственной безопасности.
Сталин знал, что говорил.
Действительно, супруга Зарубина — Елизавета Юльевна Горская — много помогала своему мужу при решении агентурно-оперативных задач в зарубежных командировках. У неё была большая школа работы за границей. В двадцатые годы училась в Парижском и Венском университетах. Знала в совершенстве французский, немецкий и английский языки. Содействовала выявлению конспиративных связей Я.Г. Блюмкина с Л.Д. Троцким, что помогло быстро разобраться в содержании их преступных намерений.
В 1929 году вышла замуж за сотрудника Иностранного отдела (ИНО) ОГПУ В.М. Зарубина. Находилась на нелегальной работе во Франции, Германии, США (дважды), Эстонии, Великобритании.
В сентябре 1946 года неожиданно была уволена из МГБ СССР «за невозможностью дальнейшего использования» с постановкой на общевоинский учет.
После смерти Сталина по ходатайству П.А. Судоплатова была восстановлена в органах и стала работать в 9-м (разведывательно-диверсионном) отделе МВД СССР.
После ареста Судоплатова в августе 1953 года была окончательно уволена из МВД.
К сожалению, мужественная разведчица трагически погибла, случайно попав под колеса автобуса.
С полковником Александром Пантелеймоновичем Святогоровым встречались многие корреспонденты, которые брали у него как у «майора Зорича» актуальные интервью по разным случаям — юбилеев, праздников, знаменательных дат и прочего. Всех интересовали результаты и подробности его разведывательно-диверсионной работы в годы отшумевшей войны.
И всё же каждый раз корреспондентами вставлялся один щекотливый вопрос: а участвовал ли он в операциях против вояк ОУН и УПА, на что полковник-разведчик честно отвечал, что по ним он почти не работал, разведка — не контрразведка. У него были другие важные задачи.
Однако грешить не хотел, потому что не умел лгать, и признался, что по настойчивому указанию одного из руководителей госбезопасности Украины ему было поручено попробовать осуществить вербовку писателя-невозвращенца Ивана Багряного, у которого на Украине жила семья — жена и сын. Иван — муж и отец — их безумно любил. На этой психологической завязке решили сыграть.
Несмотря на резкость высказываний Ивана Багряного о большевиках и их политике, о чем он писал в одной из своих брошюр на эту тему — «Почему я не хочу возвращаться в СССР», — Зорича всё же заставляли осуществить вербовку идеологически устоявшейся личности.
Это через судьбу Багряного прошло раскулачивание крестьянства украинских сел и деревень, голод 1933 года, нищенское прозябание беспаспортного крестьянства и прочее и прочее. Указанные события затронули и семью писателя, о чем он правдиво живописал:
«Высылали их прочь, вырывая с корнями, то есть со стариками и маленькими детьми. А прогоняя через почти всю территорию СССР степями… бросали их на произвол судьбы. Маленьких детей, умирающих по дороге, матери не имели возможности по-человечески похоронить и загребали в снег без священника и без могил. А со временем и сами ложились там же».
Перу Ивана Багряного принадлежали слова, что «большевизм — это насилие над человеком, это есть рабский труд и новейшее крепостничество, это есть террор физический и духовный, это есть нищета, голод и война».
Зорич понимал, что вербовка такой личности — это нонсенс, что он никогда не согласится работать в качестве негласного сотрудника, больше того — обидится.
Правда, органы госбезопасности семью писателя не трогали и даже всячески материально помогали ей, надеясь, что Иван Багряный на этой основе станет мягче и согласится работать на МГБ УССР или даже возвратится в Советский Союз к семье.
Слово Святогорову:
«И вот по указанию вышестоящего начальства мы взяли у его жены и сына письмо и передали его Ивану.
Багряный мне тогда, я так думаю, честно ответил, что наше предложение не может серьёзно принять. Он дорожит своими принципами, которые исповедует душой.
Для него они были его верой.
Дальше работать по нему в этом, как оказалось, негодном ключе было бы бессмысленной затеей.
Поэтому к этому вопросу органы госбезопасности Украины больше не возвращались».
Говорят, что разведчик — это не профессия, это прежде всего образ жизни до конца пребывания такого человека на грешной земле. Работая в послевоенное время в Чехословакии, Святогорову приходилось использовать наработанный опыт в прошлом. Одну из забавных операций с использованием «медовой ловушки» против израильской разведки он запомнил во всех подробностях и не раз рассказывал перед слушающей его аудиторией своих коллег по чекистскому ремеслу.
Слово Святогорову:
«Вспоминается удачная операция по добыванию секретных шифров одной из иностранных разведок. Её суть вкратце такова: наш агент — высокая, красивая чешка — приглашает в особняк родителей, якобы временно уехавших на несколько дней в другой город, секретаря израильской миссии Герзона и проводит с ним бурную ночь.
Всё это фиксируется тайно вмонтированным киноаппаратом. Перед свиданием с дипломатом женщине объясняется главная её задача — как можно сильнее накачать его коньяком и довести до полного изнеможения, чтобы он крепко уснул. Все это она проделала безукоризненно.
Дальнейшие действия такие: она передаёт связку ключей, извлеченных из кармана Герзона, моим коллегам. Они беспрепятственно ночью проникают в помещение израильской миссии, так как сторож — чех, естественно, человек чешской контрразведки.
Из сейфа Герзона достали книжечки с шифрами и кодами, быстро сфотографировали и положили обратно. И ещё до того, как хозяин ключей проснулся, они уже находились в кармане его пиджака».
На вопрос корреспондента Ивана Бессмертного — почему органы проникли именно к израильтянам, а не, скажем, к американцам? — последовал довольно-таки вразумительный и честный ответ.
Слово Святогорову:
«Да потому, что охрана у американцев была более надежная, поэтому изъять документы из их сейфа было неизмеримо труднее. Израиль же в то послевоенное время, в отличие от американского, английского да и нашего, советского посольства, не имел материальной возможности содержать весь свой персонал вплоть до сторожа, который комплектовался бы только из граждан своей страны.
И вот с помощью израильских шифров, которыми, кстати, чехи пользовались свыше двух лет, значительно облегчалась задача по овладению некоторыми секретами западных спецслужб».
Вообще, тесная связь между шпионажем и любовными историями не является изобретением ни авторов бульварных романов и повестей, ни разведок и контрразведок. Она так же стара, как и вторая древнейшая профессия. Так что связь между шпионажем и любовью напрашивается сама собой, и особо ломать головы авторам подобных сценариев и сюжетов никогда не приходилось. «Медовая ловушка» всегда и во все времена, за малым исключением, действовала безотказно.
Так уж устроен мир взаимоотношений между мужчиной и женщиной…
