III. В РАСПОЛОЖЕНИИ НЕМЕЦКИХ ВОЙСК

Тарзан не чувствовал себя полностью отомщенным. Оставались еще миллионы немцев, но даже если бы Тарзан перебил их всех, вряд ли это могло послужить достаточной компенсацией за великую потерю и нечеловеческие страдания, испытанные им.

Нет, смерть миллионов немцев все равно не воскресила бы его любимую. Находясь в расположении германских войск в горах Наро, восточнее пограничной линии между Германской и Британской Восточной Африкой, Тарзан видел и слышал достаточно, чтобы сделать вывод о том, что англичане несут большие потери. Вначале он не обращал внимания на это обстоятельство, поскольку после смерти жены оборвалась последняя ниточка, связывавшая его с человеческой цивилизацией, и теперь он считал себя в большей степени обезьяной, нежели человеком.

После того, как Тарзан свел счеты со Шнайдером, он кружил вокруг Килиманджаро и охотился у ее подножья, севернее этой величественной горы. Человек-обезьяна испытывал чувство некоторой неудовлетворенности, когда вспоминал Шнайдера, оставленного им один на один с Нумой, поджидающим под деревом свою будущую жертву. Он ясно представлял, что случится со Шнайдером в конце концов. Интересно, достанет ли у капитана мужества спуститься к маленькому ручейку за водой, когда Нума покинет ущелье и заберется в пещеру? Тарзан представлял себе бешеную гонку к дереву, которая развернется, когда лев бросится вслед убегающей жертве, ведь неуклюжий немец не сможет бесшумно спуститься с дерева, не привлекая внимания Нумы. Но даже эти картины, рисуемые воображением Тарзана, временами тускнели, и все чаще и чаще он задумывался об английских солдатах, сражавшихся против превосходящего по силам противника. Эта мысль не давала ему покоя, вероятно потому, что он все-таки оставался англичанином, хотя и решил навсегда расстаться с миром людей. В конце концов мысль о том, что немцы убивают англичан, в то время как он беззаботно занимается охотой, сделалась невыносимой.

Решение было принято. Он отправился в расположение немецких войск без какого-нибудь конкретного плана, полагая, однако, что на месте сможет убивать немецких солдат и офицеров достаточно умело. Он хорошо знал, как это делается. Путь Тарзана пролегал неподалеку от ущелья, в котором томился Шнайдер, и, подталкиваемый естественным любопытством, он заглянул вниз. На дереве никого не было. Никаких признаков присутствия льва тоже не наблюдалось. Тарзан поднял с земли камень и бросил его в ущелье. Камень упал рядом со входом в пещеру. Неожиданно появился лев, но как не похож он был на того громадного лоснящегося зверя, которого Тарзан заманил в ловушку всего две недели назад. Нума, истощенный и ослабевший, шел, слегка покачиваясь.

– Где немец? – крикнул Тарзан. – Сгодился ли он в пищу или оказался мешком костей, когда свалился с дерева?

Нума в ответ зарычал.

– Ты выглядишь голодным, – продолжал человек-обезьяна. – Ты должно быть здорово изголодался, если выщипал всю траву вокруг своего логова и ободрал кору на дереве. А может ты хочешь попробовать еще одного немца?

С этими словами Тарзан, улыбаясь, удалился. Спустя несколько минут он случайно набрел на Бару-оленя, мирно дремавшего под деревом, и, поскольку был голоден, быстро убил его и, присев на корточки возле своей добычи, начал насыщаться. Обгладывая кость, Тарзан своим чутким слухом уловил шорох крадущихся шагов позади себя. Оглянувшись, он увидел Данго-гиену. С рычанием человек-обезьяна схватил лежащую рядом ветку и швырнул ее в зверя.

– Пошла прочь, пожиратель падали! – крикнул Тарзан.

Но Данго была голодна и, будучи свирепой и сильной, лишь огрызнулась и принялась кружить вокруг, выжидая подходящего момента для нападения. Тарзан знал Данго, пожалуй, лучше, чем Данго знала самое себя. Человек-обезьяна понимал, что зверь, которого голод сделал отважным, копит мужество для атаки. Гиена, видимо, уже сталкивалась с человеком и поэтому относится к нему более или менее безбоязненно. Тарзан отстегнул копье, положил рядом с собой и продолжил трапезу, не спуская, однако, с гиены глаз.

Он не испытывал страха, поскольку привык к постоянным опасностям окружающего мира и воспринимал их как естественный элемент своего существования.

Воспитанный в джунглях, он был готов защищать свою добычу от любых посягательств, но не теряя при этом благоразумия. В определенных обстоятельствах Тарзан мог бросить вызов самому Нуме, однако если бы пришлось спасаться бегством, человек-обезьяна сделал бы это, не испытывая никакого чувства стыда или унижения. Он был не только самым храбрым среди всех зверей, населяющих джунгли, но и самым разумным – два этих обстоятельства и помогали ему выжить.

Данго могла бы наброситься раньше, но угрожающее рычание, срывающееся с губ человека-обезьяны, останавливало ее. Гиене доводилось нападать на женщин и детей из туземных племен и наводить ужас на их мужчин, сидящих вокруг костров, но она никогда еще не встречала человека, издающего звуки, больше напоминающие рев голодного Нумы, нежели испуганные голоса людей.

Когда Тарзан завершил трапезу, он собрался было встать и швырнуть гиене обглоданную кость, но неожиданная мысль остановила его. Он перебросил тушу оленя через плечо и двинулся в сторону ущелья. Несколько ярдов Данго следовала за ним по пятам, затем, сообразив, что у нее отняли возможность полакомиться свежатинкой, решила атаковать.

В ту же секунду Тарзан почувствовал нависшую над ним опасность, смуглая могучая рука выдернула копье, и спустя мгновение оно вонзилось в загривок Данго, прошив ее тело насквозь. Вытащив копье, Тарзан взвалил обе туши на плечи и продолжил свой путь.

Нума лежал в тени одинокого дерева. При оклике человека-обезьяны он, пошатываясь, медленно встал на ноги и, несмотря на то, что сильно ослабел, грозно зарычал при виде врага.

– Ешь, Нума! – крикнул Тарзан. – Может статься, ты мне еще понадобишься.

При виде пищи лев оживился, бросился к туше оленя и принялся рвать ее на части, заглатывая огромные куски мяса.

На следующий день Тарзан добрался до линий немецкой обороны. С вершины горы, густо заросшей лесом, он рассматривал левый фланг немецких войск. Его наблюдательный пункт позволял обозревать общую панораму поля боя, а изумительная зоркость давала возможность замечать детали, не доступные взгляду простого человека. Он обнаружил хорошо замаскированный пулемет и запомнил его местоположение, а также рассмотрел посты наблюдения, устроенные на нейтральной полосе.

До слуха Тарзана доносился грохот орудий и винтовочная стрельба, но его внимание привлек одиночный выстрел. Это мог быть только снайпер. Человек-обезьяна терпеливо ждал следующего выстрела, чтобы точно определить, где тот укрывается, и, когда выстрел прозвучал, Тарзан начал спускаться вниз, осторожно, как пантера. Он не смотрел себе под ноги, но ни один камень не сдвинулся, ни одна веточка не хрустнула, словно его ступни видели дорогу. Пройдя сквозь кустарник, он заметил футах в пятнадцати ниже по склону выступ, на котором под укрытием из камней и кустарника затаился немецкий солдат. По всей вероятности он был неплохим стрелком, поскольку располагался позади немецких позиций и стрелял через головы своих. Его мощная винтовка была снабжена оптическим прицелом, с помощью бинокля он определял местонахождение своих будущих жертв. В данный момент снайпер как раз собирался воспользоваться им: то ли проверить результат последнего выстрела, то ли обнаружить новую цель. Тарзан быстро пробежал взглядом по оборонительным линиям англичан. Видимо, они неплохо просматривались со стороны немцев. Зоркие глаза человека-обезьяны обнаружили немало отличных целей для одинокой винтовки, спрятанной высоко над траншеями.

Немец, явно удовлетворенный наблюдениями, отложил бинокль, взял винтовку, прижал приклад к плечу и прицелился. В тот же миг смуглое тело обрушилось на него сверху. Стрелок не успел опомниться, как стальные пальцы сомкнулись на его горле. После короткой схватки немец затих навсегда.

Лежа под защитой камней и кустарника, Тарзан смотрел на происходящее внизу. Траншеи бошей находились совсем близко, и он видел, как по ним пробегали солдаты и офицеры. Прямо перед собой Тарзан заметил хорошо замаскированный пулемет, который вел косоприцельный огонь по нейтральной земле, поражая цепи британцев под таким углом, что его трудно было обнаружить. Тарзан наблюдал, лениво поигрывая винтовкой убитого снайпера. Спустя некоторое время он принялся изучать механизм оружия. Взглянув в сторону немецкой траншеи, он отрегулировал прицел, прижал винтовку к плечу и навел ее на цель. Тарзан был отличным стрелком. Со своими друзьями из цивилизованного общества он участвовал в сафари с оружием цивилизованного мира, но поскольку он убивал животных только когда был голоден или в порядке самозащиты, то развлекался, стреляя по неодушевленным предметам, подбрасываемым в воздух, и таким образом научился отлично стрелять.

Теперь его ожидало настоящее сафари. Он улыбался, плавно нажимая на курок. Раздался выстрел, и немецкий пулеметчик завалился набок. Через три минуты со всем пулеметным расчетом было покончено. Затем настал черед офицера, выходившего из убежища и трех солдат, затаившихся в траншее. Тарзан решил соблюдать некоторые меры предосторожности: рядом с убитыми нельзя было оставлять никого, кто мог бы рассказать, каким образом погибали немцы в собственных окопах вдали от британских траншей.

Поправив прицел, он несколько раз выстрелил по дальнему пулемету. Не торопясь, Тарзан уничтожил весь пулеметный расчет. Теперь молчали два пулемета. Он увидел, как солдаты заметались по траншеям, и убрал нескольких из них. К тому времени немцы поняли, что творится что-то неладное и какой-то суперснайпер занял выгодную позицию и держит под прицелом этот сектор траншеи. Вначале они попытались обнаружить его на нейтральной полосе, но когда офицер, смотревший в стереотрубу, упал в траншею, сраженный пулей в затылок, немцы сообразили, где надо искать таинственного снайпера. Это было непонятно и страшно. Враг находился в тылу. Один из солдат поднял пулю, пробившую череп офицера, и остолбенел: пуля была явно немецкого происхождения. Окружив подножие горы, разведчики начали поиск в двух направлениях. Все стереотрубы повернулись в сторону горы, и десятки зорких глаз принялись выискивать противника.

Им потребовалось немного времени, чтобы обнаружить убежище снайпера, и Тарзан увидел, как пулеметы разворачиваются, беря его на прицел. Однако прежде, чем раздались очереди, один пулеметный расчет был уничтожен. Но их место заняли другие. Подгоняемые офицерами, они были вынуждены подчиниться приказу. Через минуту застучали два пулемета. Тарзан понял, что дело на сей раз проиграно. Он дал прощальный выстрел, отбросил винтовку и покинул укрытие.

В течение некоторого времени он слышал треск пулеметов, сконцентрировавших огонь на том месте, которое он только что оставил, и невольно улыбался, думая о том, сколько патронов немцы потратят впустую.

«Они дорого заплатили за Васимбо-вазири, распятого на стене, и за его друзей, – думал Тарзан. – Но за Джейн они не расплатятся никогда, даже если погибнут все до единого!»

После наступления темноты, глубокой ночью, он обошел фланги обеих армий, миновал наружную охрану и оказался в расположении британских войск. Ни один человек не заметил его передвижения.

Штаб Второго Родезийского полка размещался в отдалении от линии фронта и был достаточно замаскирован. Разрешалось даже освещение. Полковник Кемпбелл сидел за походным столом, изучая разложенную перед ним карту и переговариваясь с офицерами. Большое дерево широко раскинуло над ними свои ветви, а на земле, рядом со столом, горел небольшой костер. У немцев не было самолетов-разведчиков, а наружное наблюдение не могло засечь свет костра. Разговор шел о том, что сил британских войск хватит только на оборону. Предпринятые попытки наступления потерпели неудачу, поскольку немцы обладали численным превосходством. Полковника, кроме того, очень беспокоили хорошо замаскированные немецкие пулеметы, и в разговоре с офицерами он часто обращался к этой теме.

– Сегодня днем их что-то задержало на некоторое время, – доложил один из младших офицеров. – Я вел наблюдение и никак не мог понять причину суеты, но, сдается, у них возникла какая-то заварушка на левом фланге. Складывалось впечатление, что кто-то атаковал их с тыла. Я докладывал вам, сэр, помните? Этот кто-то задал им такого перцу, что вся линия обороны пришла в смятение. Ума не приложу, в чем тут дело.

В ветвях дерева вдруг послышалось легкое шуршание, и в тот же миг гибкое смуглое тело оказалось среди них. Руки торопливо рванулись к пистолетам, но замерли на полпути. Сначала они с удивлением разглядывали почти обнаженного белого человека, затем вопросительно взглянули на полковника.

– Кто вы, черт побери? – резко спросил офицер.

– Я – Тарзан из племени обезьян! – ответил пришелец.

– О, да это Грейсток! – воскликнул майор и шагнул вперед, протягивая руку.

– Пресвик? – узнал его Тарзан, и они обменялись рукопожатием.

– Сначала я не узнал вас, – извинился майор. – Последний раз мы встречались в Лондоне, но тогда вы были одеты в вечерний костюм. И довольно большого размера, не так ли?

Тарзан в ответ улыбнулся и повернулся к полковнику.

– Я слышал ваш разговор. Я только что вернулся с немецких позиций. Возможно, я смогу помочь вам.

Полковник вопросительно посмотрел на майора. Пресвик подошел и представил человека-обезьяну как лорда Грейстока. Тарзан кратко рассказал, почему он преследует немцев.

– А теперь вы пришли, чтобы присоединиться к нам? – спросил полковник.

Тарзан отрицательно покачал головой.

– Я буду сражаться своими способами, но могу помочь вам. В любой момент я проникну в расположение немецких войск.

Кемпбелл улыбнулся и покачал головой.

– Это не так-то легко сделать, как вам кажется. На прошлой неделе я потерял двух хороших офицеров, а это были люди опытные, из отдела разведки.

– Разве это сложнее, чем проникнуть в расположение британских войск? – спросил Тарзан.

Полковник собрался было ответить, но неожиданная мысль промелькнула у него в голове.

– Кто привел вас сюда? – спросил он. – Кто провел вас через наши посты?

– Я только что вернулся из-за линии фронта, пересек расположение ваших войск и прошел через весь лагерь, – ответил Тарзан. – Прикажите проверить, заметил ли меня кто-нибудь.

– И все-таки, кто сопровождал вас? – настаивал полковник.

– Я шел один, – повторил Тарзан. – Когда вы, люди цивилизации, попадаете в джунгли, то быстро погибаете. Ману-обезьяна – мудрец по сравнению с вами. Вообще удивляюсь, как вы выживаете. Вас спасает ваша численность и ваше вооружение. Будь у меня под началом несколько сот больших слонов, наделенных разумом, я загнал бы немцев в океан так быстро, как быстро они смогли бы добежать до побережья. К счастью для людей, эти немые животные не в состоянии объединиться. В противном случае Африка стала бы давно территорией, свободной от человека навсегда… Итак, чем я могу помочь вам? Может быть, вы хотите узнать, где немцы прячут свои пулеметы?

Полковник согласно кивнул. Тарзан склонился над картой и отметил местонахождение трех пулеметных гнезд, особо досаждавших англичанам.

– Вот здесь их слабое место, – произнес человек-обезьяна, ткнув пальцем в карту. – Оно защищается неграми, и, если вы согласны немного обождать, я кое-что придумаю. В случае успеха вы сможете занять эту траншею и обстреливать немцев продольным огнем из их собственных пулеметов.

Полковник улыбнулся и пожал плечами.

– Выглядит очень просто, – сказал он.

– Просто для меня, – ответил человек-обезьяна. – Я могу очистить траншею без единого выстрела. Я вырос в джунглях! Я знаю народ Тармангани. Ждите меня следующей ночью, – и он повернулся, намереваясь уйти.

– Подождите! – воскликнул полковник. – Я пошлю офицера, чтобы провести вас до линии фронта.

Тарзан улыбнулся, махнул рукой и ушел. Покидая штаб под открытым небом, он заметил небольшую фигурку, одетую в теплую офицерскую шинель. Воротник был поднят, а козырек фуражки низко надвинут на глаза. Отблеск костра на мгновение осветил черты незнакомца, и Тарзану показалось, что он где-то его видел. «Вероятно, какой-нибудь офицер, знакомый по Лондону», – подумал он, и продолжил свой путь, оставаясь невидимым и для друзей, и для врагов.

Почти всю ночь провел он в пути, а когда за три часа до рассвета его обостренное обоняние подсказало, что где-то поблизости он сможет найти то, что искал, Тарзан взобрался на высокое дерево и устроился поудобнее, чтобы поспать несколько часов.