Книга: Дом на краю ночи
Назад: V
Дальше: Примечания

VI

В день праздника святой Агаты рассвет выдался бледным, море было укрыто туманной дымкой. Утренняя месса проходила у стен церкви под рядами зонтов.
— Слава Господу и святой Марии! — выкрикивал отец Марко, загораживая гипсовую статую от дождя сутаной. — Слава святой Агате и всем святым!
Путь процессии был скользким и слякотным. Старинная статуя, сделанная в незапамятные времена предком художника Винченцо, никогда прежде не оказывалась под дождем. На каменистой дорожке, сбегавшей к пещерам, случилась маленькая трагедия. Статуя вдруг начала таять, из глаз потекли черные слезы, как те, что как-то раз текли из глаз Кармелы, с одеяний сбегали бордовые ручьи.
— Быстрей, Риццулину, Маттео! — кричал священник. — Унесите святую от дождя! — Отец Марко к старости стал большим поклонником святой Агаты, уподобившись остальным островитянам.
Рыбаки чуть ли не бегом устремились к укрытию. Спотыкаясь о камни, они занесли статую в темную пещеру, за ними последовали остальные.
— Она пострадала? — кричали вдовы Комитета святой Агаты.
Вспыхнули зажигалки и экраны мобильных телефонов. В свете сотни огоньков лик святой скорбно мерцал, ее лицо казалось живым. Побыв под дождем, она заметно побледнела.
— Мы не можем нести ее обратно под дождем, — сказал отец Марко. — Краска размоется, гипс размокнет. Придется оставить ее здесь и ждать, когда утихнет непогода.
Именно этот момент выбрали судебные приставы, чтобы прибыть на остров и стребовать с жителей Кастелламаре все долги. Вот только город они нашли обезлюдевшим, дома стояли безмолвные, лавки закрыты, ни единой живой души на улицах, остров вымер, будто жители в одночасье вдруг покинули его. Растерянно побродив по городку, приставы вынуждены были сложить ордера и предписания обратно в портфели и сесть в свой катер.

 

Тем временем в пещерах разгорался спор.
— Да мы тут проторчим до конца света, — заметила Агата-рыбачка.
— Еще полчаса, — сказал отец Марко.
Полчаса превратились в час, потом в полтора. Споры становились все яростней, но тут вдруг Кончетта громко прокричала:
— Энцо изваял новую статую!
Тотчас Энцо оказался в центре всеобщего внимания. Несколько человек, уже видевших его каменную святую Агату, одобрительно загомонили: да, да, прекрасная статуя.
— Пронесите вместо нее статую Энцо, — продолжила Кончетта. — Она водонепроницаемая. И ее задумал двоюродный дед Энцо, сам Винченцо. Она почти готова. Мы можем завершить наше шествие с ней.
Народ загомонил. Почему бы не устроить шествие с другой Агатой? Ведь это просто статуя, а святая одна и та же.
— Но она слишком тяжелая, — возразил Бепе. — Она же каменная. Нормальная святая Агата — она гипсовая. Как шестеро человек поднимут ее?
— Она легкая, — сказал Энцо. — Это же вулканический камень. Он пористый, как пемза.
— Давайте посмотрим на нее, — предложил отец Марко.
Он велел устроить старую статую в глубине пещеры, где никакой ливень до нее не доберется.
Прошло еще полчаса, прежде чем рыбаки вернулись с новой Агатой. Их встретили восхищенными возгласами. Рыбаки доставили статую в желто-зеленой повозке Риццу, о которой никто не вспоминал уже лет двадцать. Расписанная сценами из истории острова повозка шатко волоклась по каменистому берегу, придерживаемая и направляемая шестеркой рыбаков, представлявших разные поколения: Бепе, Тонино, Риццулину, Маттео, ‘Нчилино, Калоджеро.

 

Шторм бушевал, но жители острова торжественно шествовали за своей святой. Когда процессия поравнялась с запертой виллой il conte, многие посмотрели в ее сторону, надеясь увидеть, как граф кивком благословляет шествие — как всегда делал его отец. Но закрытые наглухо окна остались безжизненны. Статуя проследовала дальше, подпрыгивая на ухабах. Вдоль каменистого южного берега, мимо греческого амфитеатра, заросшего кустарником и чертополохом, мимо утесов, мимо ворот новой гостиницы, построенной на месте старой фермы Маццу. В гостинице было тихо, пластиковые пляжные кресла у бассейна перевернуты, солнечные зонты поникли. Несколько туристов вышли из гостиницы и присоединились к шествию. Святая, воздев вверх руку, покачивалась в старой повозке, по складкам ее одежд струилась вода.
— Давайте, — подбадривала возчиков Мария-Грация, — осталось немного. — У нее перехватывало дыхание от волнения, так она желала, чтобы статуя благополучно завершила паломничество, как будто святая двигалась сама по себе, как будто в вечернем дождливом мареве притаилось нечто таинственное, неведомое.
У старой tonnara и ржавых останков «Святой Мадонны» отец Марко вознес молитву, прося святую о благосклонности. Тут же к статуе вынесли для благословения младенцев. Гниющий под дождем урожай тоже был освящен. Отец Марко опорожнил сосуд со святой водой, присоединив ее к потокам дождя, изливавшимся на нос новой рыбацкой лодки Provvidenza, которой недавно обзавелся молодой Маттео.
В тот вечер из-за дождя в бар набился едва ли не весь город.
— Откуда столько людей? — удивлялась Мария-Грация. — Из жалости к нам все решили купить стаканчик arancello, чтобы мы не закрылись до следующего лета?
Кончетта прорвалась через толпу, глаза ее сверкали от едва сдерживаемой радости.
— Я только что узнала, — зашептала она. — Бар Арканджело залило, прямо как зимой шестьдесят третьего, когда у нас бушевал бесконечный шторм! Мой бедный братец!
— Свершилось чудо! — воскликнула Агата-рыбачка. — Я вам говорила! Вот для чего пошел этот дождь!
Промокшие насквозь посетители из бара Арканджело смущенно просачивались через двери в поисках выпивки и горячего чая. Филиппо Арканджело топтался у террасы, пока Кончетта не взяла его за руку и не затащила внутрь.
Но это нас все равно не спасет, думала Мария-Грация, наблюдая за тем, как ее сыновья и внучка обслуживают переполненный бар. Для этого нужно больше, чем несколько десятков чашек кофе по девяносто девять центов и стаканчиков с ликером за один евро. Хотя в баре было не протолкнуться, мороженое никто не заказывал. Даже туристам оно казалось неуместным в такую погоду.
С наступлением темноты на террасе сдвинули столы и начались танцы. Никто не обращал внимания ни на лужи, ни на каскады воды, временами изливавшиеся сверху. Танцоры кружились под старенький organetto Бепе, на котором играл кто-то из молодых. Устроившись с Робертом в сторонке, Мария-Грация рассказывала мужу о том вечере, когда ее отец впервые появился на острове. Эту историю Амедео поведал ей одной из первых, когда она была совсем маленькой, — о том, как он изумился при виде статуи, озаренной пламенем красных свечей, о почтительном молчании, воцарившемся, когда il conte шел сквозь толпу. Насколько же теперь все иначе: гудели электрогенераторы, переливались цветные лампочки, под веселые мелодии самозабвенно отплясывала молодежь, больше не звучали печальные песни. Туристы как заведенные щелкали своими фотоаппаратами, а в тот давний вечер на острове был сделан только один снимок — самый первый снимок острова, по сути ставший пророчеством на целый век. И сегодня в веселье не участвовал il conte. Хотя никто, кроме Марии-Грации, этого не признал бы, и меньше всего члены Комитета модернизации, но фестивалю не хватало присутствия графа.
Неожиданно с площади в это мокрое празднество ворвались старый Бепе и его племянники.
— Чрезвычайная ситуация! — кричал Бепе. — Паром сломался!
— Сломался? — переспросил Тонино.
— Чертовы летающие рыбы — огромный косяк — застряли в двигателе. Проклятый шторм!
— Да забудь ты про свою «Санта-Марию», — хлопнул Тонино старика по плечу. — Ты же промок насквозь. Сейчас принесу тебе стаканчик arancello. А паром починим, когда протрезвеем и этот клятый дождь утихнет.
— Вы не понимаете, — закричал Бепе. — «Санта-Мария» сломалась, а там люди ждут. Много людей. Нужно доставить их!
Все непонимающе загалдели. Что, туристы из большой гостиницы спешат уехать?
— Да нет же! — разозлился Бепе. — Наоборот, приехать на остров! Я приплыл на рыбацкой лодке. Там целая толпа на том берегу. Гости с материка. Важные гости. Бывшие жители острова, которые хотят навестить дом. Троюродные братья Маццу, как я слышал, они приехали из самой Америки. Дядюшки Дакосты из Швейцарии! Кажется, даже Флавио Эспозито. И туристы. Их много, прослышали про наш фестиваль. Все стоят на пристани и ждут, что я доставлю их на остров, чтобы они приветствовали святую Агату. Но паром сломался, и я не могу их привезти.
Мария-Грация поднялась, полная решимости:
— Флавио? Мой брат Флавио? Он должен быть здесь. Отправим рыбацкие лодки. Маттео? Риццулину?
Риццулину отделился от танцующих:
— Моя Provvidenza может взять пятерых или шестерых.
— Сколько их там, Бепе?
Старик надул щеки:
— Не знаю. Но намного больше.
— Так, кто еще готов помочь? — крикнула Мария-Грация.
Вперед вышли младшие Тераццу и еще пара рыбаков.
Тогда Агата-рыбачка распрямилась во весь свой немалый рост.
— Старые лодки! — сказала она. — В tonnara стоят старые лодки, на которых мы ходили еще до войны. Их там десять, а то и двенадцать.
И все население острова в сопровождении изумленных туристов устремилось к пристани — на машинах и в фургончиках, пешком, с фонариками, светившимися в темноте словно звезды. Мария-Грация прихватила бинокль Флавио и села с Леной в трехколесный фургончик. Шторм вдруг утих, дождь почти прекратился, в темноте парни уже запускали моторы своих новых лодок. А вскоре на воду были спущены и старушки, долгие годы томившиеся в tonnara.
Лена и Мария-Грация стояли на берегу вместе со всеми и наблюдали за удаляющимися огнями. Мария-Грация будто увидела остров со стороны, глазами некогда покидавших его Эспозито — сына, братьев, внучки. Скала в дымке, похожая на исчезающий в тумане корабль.
— А тебе не хотелось бы поплыть с ними? — спросила она внучку.
— А кто наведет порядок в баре к их приезду? — И с этими словами Лена торопливо ушла, сунув бабушке ключи от пикапа.
Постепенно разошлись и остальные. Мария-Грация продолжала задумчиво смотреть на черное море, в котором растворились рыбацкие суденышки. А вдруг произойдет еще одно чудо и одна из лодок действительно доставит ее брата? Когда сын земельного агента Сантино прибежал с запиской от Андреа д’Исанту, Мария-Грация стояла на берегу совсем одна.

 

В поисках подруги Кончетта вышла на площадь, где из динамиков неслась музыка, а стулья перед сценой были перевернуты, и в изумлении замерла, не понимая, что творится. Банк на другой стороне площади был залит светом, его раздвижные двери стояли нараспашку. Внутри за стойкой сидел Бепино.
Первыми войти внутрь решились вдовы Комитета святой Агаты, остальные потянулись следом. Подталкивая друг друга, все еще мокрые от дождя люди обступили желтую стойку.
— Так, что все это значит, Бепино? — закричала Валерия. — Вы открылись посреди ночи, да еще в такой праздник?
— Банк открылся всего на несколько часов, — торжественно ответил Бепино. — Мне поручено сообщить, что вы получите назад свои деньги. Все деньги, которые вы храните на счетах в банке.
— Банк же обанкротился, — удивилась Кончетта. — Как можно все вернуть обратно?
— Да, банк объявлен банкротом. Но вы получите свои деньги, как мы обещали.
Но кто взял на себя выплату вкладов? Вдовы, оставив расспросы на потом, выстроились в очередь.
— Это что, тот иностранный банк? — не унималась Кончетта. — Объясни толком, Бепино. Это они?
— Нет, не они.
— Тогда кто? Кто-то из иностранцев решил облагодетельствовать наш остров?
Бепино качнул головой, как бы говоря: ну кому это нужно?
— Я знаю, кто это! — воскликнула Агата-рыбачка. — Тот, кто подбрасывал деньги под наши двери, тот, кто подарил ‘Нчилино черепицу для крыши, а Маттео — лодочный мотор.
— Святая Агата! — выдохнул кто-то из стариков.
Тут с улицы донесся звук мотора — это прикатила на пикапе Мария-Грация. Она остановилась под пальмой. Кончетта встревожилась, увидев, что подруга плачет.
— Что случилось, Мариуцца?
Агата-рыбачка, даже не заметившая слез на лице Марии-Грации — мало ли влаги на острове, залитом дождем, — схватила ее за руку и потянула внутрь банка:
— Помоги нам разрешить загадку. Ты у нас знаешь все тайны. И должна знать, кто тут заделался благодетелем.
— Знаю, — всхлипнула Мария-Грация. — Il conte.
Уши у Бепино порозовели.
— Никто не должен об этом знать! — замахал он руками.
— Ну-ка, Бепино! — гаркнула Валерия. — Выкладывай правду!
— Я не могу, нельзя мне, — забормотал Бепино. Но кто бы посмел ослушаться самую старую жительницу острова? — Он прислал с Сантино Арканджело наличные деньги, чтобы раздать всем. Так, чтобы вы не лишились всего, пусть банк и прогорел.
— Но зачем? — поразилась Валерия.
— Да разве вы не хотите вернуть свои деньги?
Конечно, они хотели, но… il conte?
— Он же почти убил Пьерино, — непонимающе прошептала Агата-рыбачка. — Он же дурной человек. Не такой, как его отец. Он что, хочет загладить вину? Слишком поздно.
Внезапно Марию-Грацию захлестнуло столь сильное сочувствие к графу, что ей показалось — она вот-вот потеряет сознание.
— Он никогда не был таким плохим человеком, каким вы его считаете, — произнесла она. — Он не заслужил осуждения.
— Тебе лучше знать, Мария-Грация, — недоверчиво сказала Валерия. — А если он такой хороший, то почему ты таскалась к нему тайком, почему пряталась, как влюбленная девчонка?
Внезапно из-за спин вышел Роберт, которого прежде никто не заметил.
— Синьора Валерия, — сказал он, слегка задыхаясь, — в чем вы обвиняете мою жену?
Старуха смутилась. Никогда еще синьор Роберт не обращался ни к кому с такой страстью.
— Да ни в чем, — пробормотала она.
— Мариуцца, — Роберт взял Марию-Грацию за руку, — расскажи им правду.
— Граф болен. Он умирает, — сказала Мария-Грация. — Я навещала его, потому что ему нужна была помощь. У него нет семьи. Нет наследника. Он последний в роду. Ему некому оставить свое состояние, и все это сгинет — вилла, охотничьи угодья, банк, здания на площади, которые принадлежали его семье три столетия. Когда он вернулся на остров и понял, что в мире сгущаются тучи, то решил продать все, что у него есть, и помочь нам всем разобраться с нашими долгами. Возможно, так он хочет загладить свою вину за Пьерино, потому что одному Богу известно, как вы заставили его страдать. — Она замолчала.
— Продолжай, — сказал Роберт. — Продолжай.
— Это он придумал подкладывать дары тут и там: черепица, мотор, пачки денег — так, чтобы вы все решили, будто это дело рук святой. Но как он смог бы осуществить все это в одиночку, тем более что он прикован к постели? И как мог узнать, кто в чем нуждается, кому требуется помощь, если никто с ним не разговаривал — никто из вас и слова не сказал ему с тех пор, как умер его отец, вот уже пятьдесят лет.
— Но почему ты, Мария-Грация? — спросила Валерия. — Он мог попросить своего помощника Сантино или кого из приезжих.
— Нет, — понимающе качнула головой Кончетта, — ему нужен был человек, который знает беды всех и каждого. А с Мариуццей делятся обо всем на свете.
С детства Мария-Грация хранила чужие секреты, так повелось с того дня, когда она укротила дикарку Кончетту — добротой и стаканчиком limonata.
— Выходит, это все ты, синьора Мария-Грация? — почти испуганно спросила Валерия.
— Синьора Мария-Грация и я, — ответил вместо жены Роберт.
— И все-таки между ними что-то есть, — пробурчала старуха. — Что-то здесь нечисто. Ты бегала к нему еще до того, как начались эти неприятности с деньгами. Каждое воскресенье, я слыхала.
Мария-Грация выпрямилась, набрала в легкие воздуха, как это делала ее мать Пина Велла, и сказала:
— Конечно, между нами есть связь. Мы сводные брат и сестра. Вы все об этом знаете. Так что можете наконец говорить об этом открыто, а не шушукаться по углам, как делаете уже почти целый век.
Тут кое-кто из стариков-картежников, считавших себя самыми информированными людьми на острове, сказал, что надо провести тест ДНК и анализ крови, прежде чем утверждать такое.
— Да сделали мы все эти тесты! — выкрикнула Мария-Грация, дав волю раздражению. — Еще три года назад! И Роберт все знал с самого начала! Так что оставьте нас наконец в покое!
— Ну хорошо. — И Валерия предприняла последнюю попытку: — А что ты делала там нынче вечером?
— Я пошла на виллу, потому что граф умирает, — спокойно ответила Мария-Грация. — И на этом Богом проклятом острове нет ни одного человека, который навестил бы его перед смертью.
Мария-Грация поняла, что в своем гневе зашла слишком далеко, ибо она любила этот остров не меньше, чем любой из них. Роберт мягко сжал руку жены. Однако факт оставался фактом: Андреа д’Исанту умирал. Ему было восемьдесят восемь — ровно столько же, день в день, было бы и ее старшему брату Туллио, чей портрет висел на лестнице «Дома на краю ночи». И тихими вечерами призрак Туллио до сих пор витал над козьими тропами, по которым он обожал носиться мальчишкой. Андреа умирал от рака печени. Он был настолько плох, что уже не мог вставать с постели.
Вдовы сочувственно шушукались, уже вовсю жалея несчастного, умирающего в полном одиночестве в огромном старом доме. Музыка на площади внезапно смолкла, и воцарилась полная тишина. Никто не знал, что сказать. Даже Валерия потупилась, пристыженная.
— Мы должны пойти к нему, Мариуцца, — в конце концов подала голос Кончетта. — Мы должны отнести ему дары, как мы носили их его отцу в День святой Агаты. Как мы могли пренебречь такой важной частью празднества?
— Он слишком плох, — сказала Мария-Грация. — Сейчас у него отец Марко и врач, прибывший с материка. И уже совсем поздно. Нас не пустят к нему.
— Мы все равно должны пойти, — настаивала Кончетта. — Это будет правильно.

 

Андреа лежал в розово-бежевой спальне с херувимами, резвящимися на потолке, на той же кровати, где появился на свет. Правую его руку обвивали четки. Отец Марко бродил по комнате, брызгая святой водой. У кровати собирала свой саквояж докторша. Она складывала стетоскоп с выражением неизбывной усталости на лице, Мария-Грация видела такое же выражение на лице отца, когда он по ночам возвращался от умирающих пациентов. Внезапно комната наполнилась шумом — это без предупреждения ввалились горожане, оставляя на полу мокрые следы.
— Signor il conte! — оглушительно заголосила вдова Валерия. — Мы принесли вам праздничные подношения. Мы узнали всю правду. Мы узнали про то, что вы сделали для нас.
Древний, похожий на черепаху Андреа д’Исанту силился приподняться на подушках, на шее его вздулись жилы. Он оглядел замерших людей, затем откинулся обратно на подушки и смежил морщинистые веки. Тут какой-то смельчак, в нарушение всяческого этикета, выскочил вперед и шлепнул на колени умирающего блюдо с печеными баклажанами. Следом выступил человек с курицей в клетке, которую и сунул ошарашенной докторше. Кончетта сунула под подушку тунца в полиэтиленовом пакете. И тут уж вперед бросились все остальные, а в дверях толкались все новые и новые дарители — все желали проститься со стариком, последним графом Кастелламаре.
Андреа стойко переносил испытание — каждый раз с трудом чуть приподнимаясь, он пожимал руку очередному гостю.
Когда через несколько дней судебные приставы вернулись на остров, уже с предписанием конфисковать имущество графа в счет долгов его банка, на огромной вилле Андреа д’Исанту они не нашли ни мебели, ни старинных картин, ни серебряных канделябров и ни единой хрустальной подвески на люстрах. Потому что все это было перевезено на большую землю и распродано, дабы заплатить за лодочные моторы, прохудившиеся крыши, рыбацкие снасти и старые дома. Сама вилла была продана строительной фирме, банк, охотничьи угодья и пустующие дома тоже разошлись по разным рукам. Но немалая часть былого богатства il conte осталась на земле, которая его породила, перешла к потомкам тех, над кем когда-то властвовал его отец, и на том древний род завершил свою историю.

 

Когда Мария-Грация и Роберт вернулись домой, дождь наконец совсем прекратился. От бухты по дороге поднималась процессия огней. Это прибыли гости с материка. Возглавлял шествие Энцо.
— Это будет самый грандиозный Фестиваль святой Агаты в истории! — Мария-Грация села на краю террасы и замерла, держа мужа за руку. Он сжимал ее ладонь с той же твердостью, с какой сжимал ее во время войны, когда он был молодым солдатом, а она — юной девушкой, только что избавившейся от ортезов. — Я всегда любила только тебя, ты это знаешь, — сказала она.
— Lo so, cara, — ответил Роберт.

 

А Лена тем временем судорожно готовила бар к приему новых гостей. Она высушила пол, перемыла посуду, выставила бутылки на стойку, расставила столы и стулья, протерла зеркала до блеска. И теперь, стоя у плиты, опускала в масло рисовые шарики и вынимала их, когда они подрумянивались до идеального хруста. Отец и дядя суетились у нее на подхвате — ну вылитые школяры, к превеликому удовольствию Кончетты, которая после возвращения от il conte наводила порядок на террасе.
И вот на площади показались первые гости, пилигримами сходили они с тропы и окунались в теплую влажную ночь, снова звучавшую музыкой organetto. Они видели то же, что видел Амедео, когда вышел на площадь сто лет назад, — уютный городок, пропитавшийся терпким ароматом базилика, притаившийся по ту сторону непроглядной тьмы. И вдруг словно чудо: прекрасная статуя, озаренная пламенем сотен свечей, и чуть в стороне — старый-старый дом с освещенными окнами, замерший на самом краю ночи. Лица приезжих выражали восторг и изумление. Наверное, схожие чувства испытывал и доктор, обнаруживший в конце своего долгого путешествия это внезапное чудо.
Гости постепенно заполняли бар, Лена порхала между столиками, принимая заказы. Кофе, шоколад, limoncello, arancello, limettacello, а также limonata, приготовленный по военному рецепту ее бабушки — без сахара, с толикой меда. Бесчисленные чашки с cappuccino, который в «Доме на краю ночи» никогда не заказывали после одиннадцати часов утра, тоже шли в ход. И даже запасы мороженого, несмотря на прохладу, стремительно иссякали, так что Серджо и Джузеппино в кухне спешно запустили аппарат, готовя новую порцию угощения. Рисовые шарики и печенье гости уминали прямо с промасленной бумаги, как это некогда делала голодная девочка Кончетта.
— Откуда взялось столько народу? — дивился Бепе. — И не только туристы, полно итальянцев. Кто все эти люди?
— Так же было и после войны, — заметила Агата-рыбачка. — В трудные времена многие вспоминают о чудесах.
И действительно, гости, приехавшие в этом году, были иные: манеры попроще, одежда поскромнее. Но они все ели и ели. Одних чаевых, которые Лена складывала в коробку из-под четок, набралось за тот вечер столько, что хватало на оплату ежемесячного взноса по кредиту.
— Я готова была накормить их всех бесплатно, — грустно сказала Мария-Грация. — Так мы поступали в прежние времена, когда человек, у которого случилось несчастье, появлялся у наших дверей.
— А почему signor il conte не дал денег тебе? — спросил Роберт. — Вот о чем я думал все эти месяцы. Ведь он помог почти всем.
— Наверное, не сомневался, что мы обойдемся и без его помощи. Бар всегда выживал в конце концов.
На террасу выглянула Лена. Увидела дедушку с бабушкой и подошла к ним.
— Nonna, мне так стыдно, что я поверила слухам о тебе и синьоре д’Исанту. Я должна тебе кое-что сказать. Дедушка уже знает. Я хочу остаться здесь и управлять баром.
Девушка могла бы стать врачом, как ее прадед. И все же в шумной суматохе Фестиваля святой Агаты этот отказ от амбиций не показался Марии-Грации провалом, каким он был бы в большом городе. Что еще могла сделать Лена, как не вернуться домой — как лодка, которую невидимый компас направляет к родным берегам? Что-то во внучке успокоилось, изменилось. На этом острове все знают, что ты сделаешь, еще до того как ты сам это поймешь; здесь старые вдовы осыпают тебя молитвами, воспитывают тебя забулдыги-картежники; здесь рыбаки зовут тебя по имени еще до твоего рождения; на этом острове все еще возможно обладать душой глубокой, как океан, и непроницаемой, как ночная тьма. Мария-Грация понимала, что даже если внучка уехала бы с острова, она возвращалась бы снова и снова — всю жизнь.
Ночь бледнела, отступая перед рассветом. И внезапно все окна на острове распахнулись, в воздухе закружились мириады цветочных лепестков. Жители пригоршнями, охапками швыряли под снова заморосивший дождь лепестки бугенвиллеи и белого олеандра, бегонии и свинчатки. И старик Флавио Эспозито, который всю ночь простоял, дрожа, в густой тени на краю площади, шагнул в этот цветочный шторм. Цветы буйствовали повсюду, танцующие пары замерли в ошеломлении. Откуда-то из-за цветочного занавеса зазвучал голос organetto. Ошалевшие дети носились по площади. Затрещали, рассыпая огни, фейерверки. В рассветную свежесть неба взмыли невидимые, но почти осязаемые призрак Пьерино и дух il conte, вместе устремившись на поиски других берегов. Рыбаки осторожно подняли каменную статую, распрямились, и святая Агата простерла над Кастелламаре правую руку, суля новые чудеса.

notes

Назад: V
Дальше: Примечания