В то лето, когда Мария-Грация и Роберт стали любовниками, война подошла к концу. Следующей весной, через восемь месяцев после вторжения союзников на Сицилию, когда рыбаки начали выходить в море, на горизонте показалось чужое судно. Поднявшись на крышу дома, Кончетта и Мария-Грация разглядывали море в бинокль Флавио и обнаружили лодку. На веслах сидели незнакомые рыбаки и два американских солдата в касках.

Столь позднее появление американцев на Кастелламаре случилось по недосмотру. Остров должны были оккупировать несколько месяцев тому назад, но в хаосе, охватившем Сиракузу, сицилийцы просто забыли сообщить захватчикам, что маленький островок на горизонте вообще-то обитаем. И только значительно позже один полковник, изучавший аэрофотоснимки местности через увеличительное стекло, разглядел зернистое пятнышко к юго-востоку от Сицилии. Увеличив снимок, полковник обнаружил серые блоки, из которых была сложена пристань, и красные пятна, означавшие, что там могли быть дома. Он навел справки на рынке, который находился около его конторы. Si, si, сказали сиракузцы, на Кастелламаре живут люди, там даже устроили тюрьму для ссыльных с севера.

Следующим же утром полковник отправил туда лодку, чтобы прояснить обстановку.

Американцы — лейтенант и сержант — предложили пожилому рыбаку, владельцу лодки под названием «Господи, помилуй», один доллар за доставку на остров. Они пристали к острову в начале пятого в самый разгар весенней жары. Пришвартовавшись к пустынному причалу, рыбак указал им путь через оливковые рощи и кактусы к вершине, венчавшей остров. Затем сел в лодку, достал колоду карт и начал раскладывать пасьянс, объявив, что подождет их здесь.

— Жарковато будет подниматься, — заметил сержант.

— Остановим какую-нибудь попутку, — ответил лейтенант.

Рыбак скривил губы.

— Здесь нет автомобилей, — сказал он со всем презрением горожанина к деревне. — Ни холодильников, ни радио. Ничего здесь нет. Вы понимаете, americani?

И americani поняли, пока тащились вверх по склону холма. На полях только-только пустили побеги виноградные лозы, напомнив сержанту поля его родной Калифорнии. Вдалеке шеренга батраков двигалась как единый механизм, даже с высоты были слышны удары их мотыг по сухой земле. Рядом с крестьянами на пыльной дороге маленькой точкой неожиданно появилось авто.

— Может, спустимся и спросим тех людей? — предложил сержант.

— Сначала пойдем в город, — решил лейтенант, который не мог и подумать о том, чтобы подниматься во второй раз по такой жаре.

Они не обнаружили признаков жизни до тех пор, пока, миновав разрушенную арку, не вошли в город. Арка превратилась в тумбу для разнообразных политических лозунгов. «Viva il Duce!» и «Viva Mussolini!» совсем стерлись, поверх было написано: «Viva Badoglio! Viva Garibaldi! Viva il re!»

— Фашистов здесь нет, — одобрительно кивнул лейтенант.

— По крайней мере, уже нет, — отозвался сержант.

Рыбак из Сиракузы ошибся еще в одном: радио на острове имелось. После недолгих поисков они обнаружили его в баре. Здесь собралась довольно странная компания: вдовы в черных одеяниях, древние старцы, рыбаки и британский солдат. Все пили кофе и обсуждали новости.

— Где ваш полк? — спросил лейтенант у англичанина. — Нам не сообщали, что остров уже занят британской армией.

Роберт поставил чашку с кофе и встал.

— Он и не занят. Я здесь один, — доложил он. — Меня выбросило на берег ночью девятого июля. Я попал сюда после того, как наш планер с десантной командой рухнул в море. С тех пор я никого из своих не видел.

Сержант слышал о десантах от своего зятя, пилота буксировщика. Тот рассказывал, что из-за сильного ветра и дождя буксировщики во время высадки союзников на Сицилию вынуждены были сбрасывать планеры раньше времени, что немало британских десантников разметало по горам, они падали в штормовое море и на сицилийские виноградники. Кто-то из них все же поучаствовал в сражении, кого-то выловили из воды и отправили обратно в Тунис. Иные из британцев так возмущались пилотами-янки, что даже угодили в карцер.

— Чертова неразбериха, — пробормотал сержант. — Мы наслышаны обо всем этом.

— Шестой гвардейский парашютный взвод, третий батальон, Первая воздушно-десантная дивизия, — доложил британский солдат. — Не знаете, кто-нибудь выбрался из планера? Мне это не дает покоя. Хоть кто-нибудь выжил?

— Мы прибыли на Сицилию только шесть месяцев назад, — сказал лейтенант. — Мне ничего об этом неизвестно.

Он посмотрел на стариков, сидевших за карточным столом, на вдов, которые перешептывались в углу, и двух рыбаков, отложивших в сторону газеты и взиравших на солдат с благодушным интересом.

— Я слышал, что здесь устроили лагерь, — сказал он.

Позвали Пину. Она отвела военных к группе полуразвалившихся домиков, где обитали ссыльные. Стесняясь говорить с иностранцами на английском, Пина объяснила на литературном итальянском, что лагеря больше нет.

— Она говорит, что ссыльных содержали здесь, — перевел Роберт. — Не было никакого настоящего лагеря. А когда началось вторжение, все фашистские охранники сбежали. Это было примерно в те дни, когда я появился на острове.

— А что ссыльные?

— Кое-кто остался. Университетский преподаватель. Один или два депутата-социалиста. Остальные уехали.

Среди уехавших был и Марио Ваццо, которому не терпелось отыскать жену и ребенка.

— А где местное руководство? Есть кто-нибудь, с кем мы могли бы контактировать? Мэр?

Роберт покачал головой.

К этому времени чуть не все жители острова уже прознали о появлении американских солдат. Вокруг военных собралась толпа, самые смелые хлопали их по плечам, кто-то даже начал скандировать: «Viva l ’America!» Кончетта вырвалась из рук державшей ее Марии-Грации, пробралась сквозь людское скопище и замерла, во все глаза разглядывая пришельцев.

— Все это чертовски странно, — сказал лейтенант, который представлял взятие острова как нечто куда более торжественное. — Нам сообщили, что здесь был лагерь с четырьмя или пятью охранниками.

— Так и есть, — сказал Роберт. — Она говорит, что здесь было подобие лагеря, но его больше нет.

— Пригласи americani в бар и угостите кофе, — сказал Риццу. — Предложи им поесть и выпить.

Американцев повели по улице обратно в бар как почетных гостей, что слегка смягчило лейтенанта. В «Доме на краю ночи» они отказались от предложенного Марией-Грацией caffe di guerra, но согласились сесть за столик под потолочным вентилятором, после чего потребовали, чтобы им немедленно позвали podesta.

Риццу, гордый тем, что впервые в жизни ему посчастливилось сидеть на переднем сиденье авто, привез il conte с поля. Граф скованно поклонился освободителям.

— Вы понимаете по-английски? — спросил лейтенант.

Il conte, отродясь не преуспевавший в науках, отрицательно покачал головой. Тогда на подмогу призвали Роберта и Пину. Побагровевший il conte смотрел на свои колени, пока американские солдаты объявляли, что остров переходит под их управление и отныне il conte освобождается от обязанностей главы острова. Il conte рванулся было вперед, но все-таки, подавив в себе гнев, подчинился и согласился пожать победителям руки.

Затем американцы вернулись к проблеме с Робертом.

— Мы заберем вас в Сиракузу, — объявил лейтенант. — Накормим как следует и отправим в ваш полк.

— Я не могу ехать, — сказал Роберт. — Я уже пытался уехать, но ничего не получилось. Рана моя открылась, как только я покинул остров.

— Si, si, — подтвердила одна из местных женщин, старуха с глазами, затянутыми белой пленкой. — Un miracolo di Sant’Agata.

— Что она говорит?

— Она сказала, что это чудо, совершенное святой Агатой.

— Ну хватит, — сказал лейтенант. — С меня довольно. Мы доставим вас в госпиталь, если вы ранены. Вас эвакуируют в Тунис или отошлют домой в Англию.

Но Роберт покачал головой.

Тогда местные жители привели Амедео, чтобы он представил медицинское заключение. Да, да, согласился тот, с раной Роберта ничего нельзя предпринять, только ждать. Ему просто нужен покой. Он настоятельно не рекомендует перевозить пациента, пока его здоровье не стабилизируется.

— Дайте-ка я взгляну на вашу рану, — сказал лейтенант.

Роберт расстегнул рубашку и показал уже побледневший шрам.

— Ну, рана совершенно затянулась, — заключил лейтенант. — Не вижу никаких проблем.

— Но как только он покинет остров, — сказала на четком английском Мария-Грация, — рана опять начнет кровоточить.

Толпа одобрительно зашумела. Лейтенант припомнил «Руководство для солдат по Сицилии», которое им раздали перед высадкой в Мессине. «Большинство жителей принадлежат Римско-католической церкви и очень почитают разных святых». Судя по всему, британец чем-то их приворожил.

— Похоже, парень немного двинулся умом, — прошептал он на ухо сержанту.

Но и сержанта явно впечатлило услышанное.

— Я не уверен в этом, — сказал он. — Я слыхал, на этой войне чудеса случались. От моего зятя Харви, а он летчик.

— Да ладно тебе. — Лейтенант снова обратился к Роберту: — Неужели вы не хотите поехать с нами на Сицилию, там вас накормят, вас осмотрят врачи, вы узнаете, что произошло с вашими товарищами.

Но Роберт покачал головой:

— Я не могу уехать. Мое плечо заживает только здесь. И только этот доктор может меня вылечить.

Тут и сержант вмешался:

— Его плечо все равно искалечено. Так что какая разница, заберем мы его или оставим здесь.

— Он дезертир, — отрезал лейтенант. — Мы не можем его здесь оставить.

Лейтенант ожидал, что англичанин станет сопротивляться, но Роберт послушно пошел с ними. Чего лейтенант никак не ожидал, так это того, что местные жители целой процессией двинутся следом, причитая и протестуя на своем варварском диалекте. Иные неприкрыто рыдали, хватали англичанина за руки. Потный лейтенант вел за локоть бледного насупленного Роберта и жалел о том, что вообще оказался на этом острове. Хуже того — его сержант, суеверный молодой парень, выросший в калифорнийской лачуге, очевидно, англичанину сочувствовал.

Дойдя до пристани, люди в молчании наблюдали, как americani уводят Роберта. Сев в лодку «Господи, помилуй», лейтенант обратился к местным:

— Мы позаботимся о вашем друге. Будьте уверены, с ним будут обращаться хорошо.

Жители острова продолжали молчать. Роберт и Мария-Грация скованно попрощались. Затем лодка отчалила, увозя americani и англичанина. Печальная толпа долго еще стояла на пристани, глядя им вслед.

— Чертово место, — произнес лейтенант.

— Плохой знак, если хотите знать мое мнение, — ответил сержант.

Когда лодка, рассекая неспокойные волны, вышла в открытое море между Кастелламаре и Сиракузой, англичанин тихо застонал. Из раны на его плече сочилась черная кровь. Лейтенант порылся в медицинской сумке и достал оттуда пакет первой помощи в пластиковой упаковке.

— Вот, — сказал он, — наложите повязку на плечо. Мы отведем вас к доктору, как только прибудем на берег.

Тем временем сержанту вспомнилось, как лет в пятнадцать или шестнадцать, собирая урожай на ранчо в Соледаде, он увидел парня, упавшего из фургона на вилы, и как тот истекал кровью, пока она не вытекла из него вся.

Он был рад, когда они наконец передали солдата в английский полевой госпиталь.

Из Шестьдесят шестого госпиталя в Катании Роберта с кровоточащей раной эвакуировали в Тунис, где погрузили на военно-медицинское судно, доставившее его в Саутгемптон. Весь путь он не вставал с койки и мог лишь пить чай. Его рана то затягивалась на несколько дней, то опять кровоточила. Температура у Роберта скакала вверх и вниз, его изводили головные боли. Ни каломель, ни сульфаниламид не могли победить инфекцию. Она ушла вглубь, словно пустила в нем свои корни.

Его полк — вернее, то, что от него осталось, — проводил учения севернее, но Роберт не мог вернуться в строй. В то время как его товарищи по шестому гвардейскому парашютному взводу летали над Арнемом, Роберт лежал на больничной койке за серыми занавесками, но ему было все равно, он беспрерывно думал о Марии-Грации. Он вспоминал жаркие дни в ее объятиях, когда весь город дремал за закрытыми ставнями, а они сдерживали дыхание, чтобы не нарушить тишину острова, вспоминал ее густые черные волосы. Думал об умиротворенном пробуждении рядом с ней в комнате, откуда были видны пальмы и синяя полоса моря. Он не мог с точностью сказать, было ли все это на самом деле или ему пригрезилось. Весь мир утонул, целые куски жизни куда-то провалились. И все же Роберт цеплялся за надежду, он ведь знает эту прекрасную девушку, он любил ее, и она его любила, и что когда-нибудь это вернется.

Он слушал радио и понимал, что война близится к своему хаотичному завершению. Последовала капитуляция. Гитлер мертв. И Муссолини мертв. Затем две большие бомбы были сброшены на Японию, уничтожив целые города. Скоро солдаты потянутся домой — на кораблях, на поездах, — начнется великий исход через страны и континенты. Мир снова придет в движение, но на этот раз забыв о противостоянии. Подобно мигрирующим птицам, люди устремятся в родные края.

Осенью 1945 года Мария-Грация получила открытку с видом кирпичного фасада английского госпиталя. Открытка каким-то образом нашла ее, несмотря на то что в адресной строке стояло только: «Марии-Грации Эспозито, “Дом на краю ночи”, остров Кастелламаре». «Sto pensando a te», — было написано на ней. «Я думаю о тебе». Так она узнала, что Роберт жив.