Глава 17
Бригадир по имени Зина и другие авторитеты
После незабываемого ужина и «вкуснейшего» виртуального барана меня окружили новые тюремные русские.
Кроме уже знакомой мне тройки соседей, при «русском посольстве» состояло еще несколько колоритных личностей: «Ум, честь и совесть» Южной стороны – представитель организованной преступности Игорь Лив, брокер-биржевик-аферист Давид Давыдов, «Гроза Брайтона» Зина Малий и неразлучные тезки, два Лени – местные Добчинский с Бобчинским.
Вместе с Максимкой Шлепентохом и бандитствующим интеллигентом Сашей Комарковским нас должно было стать почти дюжина – целых полпроцента!
Мы отошли от столовки, чинно устроились на трибунке около футбольного поля.
Увидев, так сказать, вживую кое-кого из героев программы «Их разыскивает милиция», я улыбнулся. Калейдоскоп наших преступлений был ярок, весьма типичен и, как в зеркале, отражал интересы и чаяния русско-американского народа.
Почти о каждом из нас писала местная пресса: как по-русски, так и по-английски. Почти каждый из нас в той или иной степени являлся криминальной звездочкой местного значения. Почти у каждого из нас хранились вырезки из The New York Times, Daily News, New York Post, «Нового Русского Слова» или «Вечернего Нью-Йорка».
Американцы, как правило, просто перепечатывали пресс-релизы ФБР и обвинительные заключения прокуратуры. Иногда они добавляли от себя набившие оскомину страшилки о Russian Mafia в духе «Золотого теленка»: «Эту легенду, овеянную дыханием веков, рассказал мне старый каракалпак Ухум Бухеев…»
Русские журналисты оказывались более въедливыми и пытались докопаться до истины. Александр Врант и Владимир Ословский выступали в роли мастодонтов и недосягаемых авторитетов по «русской» преступности в Америке. 60-летние «Шерочка с Машерочкой» являлись конкурентами по жизни. Оба журналиста работали политобозревателями на враждебные друг другу русскоязычные радиостанции, газеты, TV и информагентства. Оба были умны, циничны, остры на язык и носили на лице богемную небритость цвета «соль с перцем».
Волею судьбы и из-за тонкости иммигрантской прослойки они вращались в одной и той же тусовке, их приглашали на одни и те же «круглые столы» и приемы, и даже интервьюировали они зачастую одних и тех же героев каптруда.
И Ословский, и Врант посещали все нью-йоркские судебные процессы, где хоть как-то «засвечивались» наши люди.
На слушания, проходившие в солидных зданиях федеральных и штатных судов, Вова Ословский часто приезжал прямо со своей дачи в Лонг-Айленде. На ногах сияли светлые кроссовки, а на гедонистическом теле красовался темный костюм, застегнутый не на ту пуговицу.
Мы познакомились с ним году в 95-м. В то время я работал директором по маркетингу на русско-американском радио и телевидении WMNB в городке Форт Ли.
«Сумасшедший Влад» (а именно такое имя он использовал для своего электронного адреса) писал для «Нового Русского Слова» и собкорствовал для русской службы Би-би-си. Мы оба патронировали модное в те годы манхэттенское кафе «Anyway» в Ист-Виллидже, где собиралось прогрессивное русско-американское «антифамусовское» общество.
Несмотря на десятилетнее знакомство, Володя зачастую переворачивал факты в описании событий моего уголовного дела. Впрочем, именно этим он и славился: как правило, его материалы были сумбурны, чересчур саркастичны и отражали позицию прокуратуры.
Своими статьями он вызывал справедливый гнев моих товарищей по заключению. Почти каждый из них брутально признавался, что при случае был готов «набить ему рожу».
Иногда у Ословского получались настоящие шедевры, как его умопомрачительно веселое эссе «В защиту ослов». Я прочитал его несколько раз и хранил номер «Нового Русского Слова» в своем тюремном шкафу.
Элегантный Александр Врант на судах и телевизионных экранах появлялся в черном костюме в тончайшую белую полоску от Giorgio Armani.
С ним я познакомился в те же годы, что и с Ословским, во время бесплатного трехдневного круиза по раскрутке гигантского корабля-казино, отплывавшего с пирса № 57 в Верхнем Манхэттене. И Врант, и я состояли в теплой компании двадцати «избранных» представителей русско-американских СМИ и в ту поездку от души погуляли по буфету.
Судебные статьи и репортажи Вранта сильно отличались от репортажей Ословского, были доступны широким слоям населения и несли в массы мнения обеих сторон. Наверное, потому, что еще в советские времена Саша проверил тюрьму на собственной шкуре и знал о лицемерии любых властей не понаслышке.
Именно за объективность зэки уважали Александра Вранта. Человек писал по «понятиям» в лучшем значении этого слова.
Мой новый знакомый Игорь Лив дал много поводов для криминальных репортажей обоим журналистам. И тот и другой выдали на-гора по несколько статей о его деле. Наверное, было за что.
Мне лично Игорь казался ожившим монументом Карлу Марксу, установленным в Москве напротив Большого театра. И Карл, и Игорь были могучи, солидны и бородаты. Он ходил по зоне, как бронзовый король из незабываемого советского мультика 50-х годов «Приключения Нильса с дикими гусями».
Он никогда никуда не торопился и в то же время, как никто другой, ценил каждую свободную минуту. Обладая хорошим чувством юмора, Игорь редко улыбался, думая обычно о чем-то своем.
На момент нашей встречи он сидел уже восемь лет. Приговор судьи был страшным и, как во многих случаях, рассчитан на среднюю продолжительность человеческой жизни лет в 150.
Мои отношения с 35-летним Памятником выстраивались медленно и неравномерно, несмотря на, как мне казалось, взаимную симпатию. Наверное, сказывались «краткосрочность» моей 5-летней отсидки, разница в темпераментах и мое категорическое нежелание поддаваться какой-то тюремной дрессуре.
Во время наших нечастых, но «качественных» встреч форт-фиксовский граф Монте-Кристо пытался вправлять мне мозги.
– Пойми Лева, это не пионерский лагерь и не турбаза, хоть все и ходят в шортах и майках. Это самая настоящая тюрьма со своими правилами и всеми вытекающими отсюда последствиями… Мы никогда не узнаем, чего можно ожидать от окружающего нас народа. Будь готов к худшему и всегда держи ухо востро… К тому же не забывай, что ты русский, и по тебе судят обо всех нас. Ты уйдешь из тюрьмы, а уважение к тебе и русским должно остаться.
То, что Форт-Фикс – это не хиханьки с хаханьками и не «пикник на обочине», я с каждым днем понимал все лучше и лучше. Каким-то шестым чувством з/к № 24972-050 начинал предвидеть всевозможные жизненные перевороты, включая и тюремные катаклизмы.
Впервые подобное произошло во время предварительного следствия и усилилось в уединении трехлетнего домашнего ареста.
Будто обладая способностями Нострадамуса, я чувствовал, когда в очередной раз на меня наедет прокурорша или уже в Форте-Фикс, когда случится многодневный «лок даун», закрытие тюрьмы из-за очередного ЧП. В такие моменты все переходы зэков по зоне и корпусам перекрывались, а коридоры и входные двери в барак запирались на ключ.
Как только в спецчасть тюрьмы поступала информация о готовящейся или случившейся многолюдной драке, или когда охрана находила зэковский труп, или когда в больничку приносили полуживое тело, то по нашим коридорам начинали патрулировать спецназ и злобные немецкие овчарки.
Часть историй о тюремных ЧП я впервые услышал именно от Игоря Лива, поэтому, несмотря на некоторое внутреннее сопротивление, я старался прислушиваться к его советам и замечаниям. Тем более что буквально на второй день нашего знакомства Памятник предупредил меня, чтобы в случае каких-либо эксцессов я сразу обращался к нему.
Благо, опыта во всевозможных «разборках и терках» Игорю было не занимать…
…В 1998 году молодой отдел ФБР «по борьбе с евразийской преступностью» (известной широкой общественности под именем «русского» отдела или неширокой – «Отдела С-24») отрапортовал о разгроме знаменитой «бригады Татарина».
Как и в легенде о «Летучем Голландце», главарь организации бесследно исчез. Подобное с ним случалось и раньше, когда он «подельничал» еще с Япончиком-Иваньковым.
К моему новому тюремному товарищу судьба была менее благосклонна – его поймали, арестовали, велели паспорт показать.
Пятнадцать человек, в основном двадцати – двадцатипятилетних головорезов обвинили в серьезных преступлениях: рэкете, грабежах, вымогательстве, похищениях, финансовых махинациях, обмане государства, захвате заложников, мошенничестве и прочая, и прочая, и прочая.
Одним из тех головорезов и был Игорь Лив, приехавший в Америку из Ташкента в 18-летнем возрасте.
Внутри бригады Татарина и вокруг Игоря сплотилась «подбригадка» его друзей, с которыми он вместе бандитствовал по «малолетке» еще в Средней Азии.
В Америке наследники Робин Гуда наезжали в основном на тех, с кем еще недавно совместно прокручивали кое-какие полулегальные гешефты: владельцев магазинов, бизнесменов и даже на «людей в белых халатах».
В Квинсе от зари до зари на группу Татарина работала медицинская поликлиника, обслуживающая «жертв» липовых автомобильных аварий.
Тридцать русских танцовщиц, работавших в стриптиз-клубах Нью-Йорка и Нью-Джерси, платили дань другу Игоря – Витасу, «координатору» проекта.
Трое бандитов были обвинены в убийстве известного русского боксера Корзева.
И т. д., и т. п., и т. д…
«Сдал» неспокойную бригаду попавшийся на пустяке Александр Сличенко – правая рука неуловимого Татарина.
Находясь в спецблоке Нью-Йорского централа Эм-Си-Си, он в течение нескольких месяцев давал показания на нескольких процессах над русской организованной преступностью. Позже за заслуги перед следствием раскаявшийся информатор попал в программу защиты свидетелей.
После разоблачений Сличенко ни Игорь, ни большинство его подельников на суд присяжных не пошли, а подписали стандартные договоры о признании вины. В ответ прокуратура отозвала многие обвинения и оставила лишь серию менее тяжких «преступных сговоров».
Всем русским гангстерам влепили как минимум по 120 месяцев тюрьмы. Многим – значительно больше, а некоторым – пожизненное заключение.
Кажется, было за что…
На воле Памятник носил кличку «Большой Китаец» из-за своих размеров и в силу того, что его родной дедушка был самым настоящим уроженцем Манчжурии.
Тем не менее на жителя Дальнего Востока внук не был похож совершенно и с тюремными китайцами не тусовался. Игорь Лив дружил с Сашей Комарковским и с нетерпением ждал его возвращения с Северной стороны.
Там, на Севере, находился спецотряд, попасть в который было так же невероятно сложно, как поступить в МГИМО. За участие в девятимесячной программе для бывших алкоголиков и наркоманов снималась часть срока.
Молчаливый Лив работал в конторе тюремной фабрики «Юникор»; по вечерам занимался супертяжелой атлетикой, учил языки и много читал.
Что по-настоящему творилось у него внутри, я не знал совершенно. Чужая душа – потемки. Особенно в случае с Игорем Ливом.
В отличие от Большого Китайца другой форт-фиксовский гангстер и криминальный авторитет Зина Малий был открыт обществу и мне, соответственно.
Арест Зиновия Малия и его подельников в 2003 году был преподнесен властями чуть ли не как окончательная и бесповоротная победа над гидрой русско-американской преступности.
Показывая вырезки из газет, Зина рассказывал, что когда в день ареста их выводили из здания ФБР на Федерал-Плаза в Нью-Йорке, менты постарались на славу.
Появление «тройки» и их проход до «черного воронка» снимали десятки телекорреспондентов и криминальных фотографов. Шумиха по всем правилам прокурорского пиара – бить в фанфары об искоренении жуликов и бандитов всех мастей.
Все без исключения правоохранительные агентства ежедневно выпускали и рассылали многочисленные пресс-релизы для местной и общенациональной прессы. Таким образом, осуществлялся наивыгоднейший симбиоз ментов и журналистов.
Для удобства последних вся информация пестрела ужасами, которые так любил читатель и зритель. В результате обывателя подвергали насильственной кормежке, к которой он, как собака Павлова, достаточно быстро привыкал. Половина всех американских новостей составляли сообщения о преступлениях – средних, мелких и малюсеньких. Большая часть промытых мозгов не понимала простой истины: самые страшные преступники, получавшие суперсверхприбыли, как правило, в этих новостях не фигурировали. Они сидели в государственных и правительственных офисах, в совете директоров мультимиллионных монополий и дергали за веревочки послушных марионеток. Посылали людей на войну. Начинали ее из-за нефти. И блюли свои собственные корыстные интересы.
«Капитал» в чистом виде!
С неимоверным трудом, пробивая плотины цензуры, к простому американцу попадали скандальные новости вроде сообщений о пытках в секретных тюрьмах ЦРУ. О которых прекрасно знали первые лица государства. На моих глазах Америка превращалась в весьма и весьма лицемерную страну, отвергающую прогресс во имя бога, а демократию – во имя национальных интересов.
Но это проблема любой сверхдержавы на самом деле.
Чтобы донести настоящую правду до «потребителя» новостей, требовались невероятные усилия, которые часто терпели фиаско.
Я и сам с этим столкнулся.
Из моих интервью в американских СМИ убирались многие скандальные детали, рассказывавшие о нарушении законов моими «жертвами» и свидетелями, а самое главное – самими спецагентами и прокурорами.
Так было с The New York Times, Daily News, CBS, Fox News и ABC. Некоторые собкоры позже извинялись и, как в Союзе, поднимали глаза вверх; некоторые в открытую говорили, что зрителя/слушателя/читателя интересует только «клубничка», а некоторые бросали в лицо, что за «просто так у нас не судят» и что они безгранично верят именно прокурорам.
В таких случаях я вспоминал карикатуру, которую как-то увидел в либеральном журнале «New Yorker». В студии художника в качестве модели сидел милый добрый песик, совсем еще щенок, и играл с мячиком. Однако на мольберте живописца он превращался в старого злобного пса с оскалившейся мордой и капающей от ненависти слюной. Над входом в помещение висела табличка: «Полицейский художник».
К сожалению, большинство журналистов, работавших в детективно-правовом жанре, занимались именно таким делом.
Безусловно, 42-летний Зиновий не был похож на девственного щенка из карикатуры. Прожив в Нью-Йорке лет десять, он заимел кое-какие связи и восстановил завоеванный еще в Киеве авторитет. Зина Малий, бывший профессиональный физкультурник, в Америке начал работать в секьюрити и личной охране. Клиентов он не искал – заинтересованные в «крыше» товарищи шли к Малию сами.
За некоторое время до ареста к Зиновию обратился загнанный жизнью в угол хозяин подпольного публичного дома. Потрепанное третьесортное заведение на четыре кровати было замаскировано под массажный салон, располагалось на шумном пересечении Кони-Айленд Авеню с Кингс Хайвей и обслуживало русских, китайцев и враждующих между собой хасидов с арабами.
Как мне рассказал Зина, на нью-йоркской блатной фене такие места назывались «точками» или «массажками». На заведение наехали полицейские, напугали хозяина и потянули за все ниточки.
Поскольку «крышевание» точки осуществлял авторитет с Брайтон-Бич Зина Малий, то менты из «русского» отдела ФБР нацепили на запуганного владельца борделя и на пойманную там же проститутку радиомикрофоны. Отправили на встречу с Зиновием.
Бизнесмен-провокатор и зашуганная куртизанка жаловались на беспредел каких-то «кавказских налетчиков во главе с каким-то Георгием». Кроме них двоих, никто больше обидчиков «массажки» не видел, а если бы это произошло, то было бы настоящим чудом, ибо рэкетиров придумало Федеральное бюро расследований.
Подобная ловля на несуществующего живца являлась одной из его самых любимых и изощренных практик.
Жаждущий справедливости и денежной благодарности бригадир Зина Малий не догадывался, что «чеченов» в природе не существует.
В течение нескольких недель он разговаривал с кем-то из ментовских подстав по телефону. В конце концов, полицейские мейерхольды организовали встречу наивного Малия с русскоязычными офицерами ФБР, переодетыми в рэкетиров.
Рандеву обеспечивали двадцать вооруженных агентов, законспирированных под прохожих и автолюбителей. Они же проводили документальные съемки «Операции Зи», позже ставшие доказательством номер один.
Несмотря на ожидания ментов, никаких эксцессов не произошло, и вмешательства ожидавшего спецназа не потребовалось: Зиновий приехал на стрелку вдвоем с товарищем, не имея при себе никаких «волын» и требовал одного – «оставить массажку в покое».
Дальше шли стандартные провокационные вопросы: «А что будет, если…» со стандартными объяснениями: «Лучше до этого не доводить, иначе…»
Иначе и короче – через неделю после злополучной маскарадной встречи у еврейского общинного центра Shore Front на Брайтонской набережной имени Ригельмана Зиновия и троих членов бригады арестовали. Вдогонку им влепили еще парочку давних эпизодов, включая участие в ресторанной драке с целью проучить тайного осведомителя полиции.
Не мудрствуя лукаво Mr. Zinovy Maliy решил не испытывать судьбу и, как большинство американских бандитов, на суд присяжных не пошел.
Представлявший Зину нью-йоркский адвокат-небожитель Антонио Ди Пиетро, специалист по мафиям, выторговал для своего русского подзащитного всего три года.
Сказочная удача. И все благодаря авторитету уважаемого и опытного защитника.
«Бригадир» провел восемь месяцев в бруклинском централе MDC, а сейчас заканчивал «делать срок» у нас в Форте-Фикс. После этого ему светила депортация на родину, прямехонько на родной Крещатик, где «деревья выше и трава зеленее».
С самых первых шагов Америка и Зиновий Малий не полюбили друг друга, и, кроме родных людей, их ничто не объединяло. Как говорится, «не сошлись характерами!»
В тюрьме Зиновий (Зи, Зюня, Зяма, Зина) числился на самой блатной работе – в вечернем отряде бездельников на уборке территории. Члены команды «ух» не делали ничего, а лишь отмечались у дежурного по зоне.
По утрам он ходил в тренажерку, в дневное время постоянно дулся в карты, а вечером прогуливался, если позволяла погода.
По выходным Зюня играл в футбол по-американски – саккер. Сказывался физкультурный факультет Киевского пединститута.
Его наперебой приглашали в наши местные тюремные команды: «Лучшие из Европы», «Дьяволы из Сальвадора», «Сборная Колумбии», «Китайские атлеты», «Бразильские крылья», «Западное побережье».
Зина предпочитал быть вратарем. Гулливером у говорливых лилипутов из «сборной Центральной Америки». Те уважительно обращались к не знавшему ни английского, ни испанского Зиновию – «Ruso».
В морально-политическом плане гангстер Zi был махровым русофилом и агрессивным апологетом Владимира Путина и как другой Владимир, Жириновский – пламенным недругом США.
Ему раз и навсегда промыли мозги в комитетах ВЛКСМ армейского стройбата, индустриального техникума и пединститута. Я бы не удивился, увидев на дверце его шкафа вместо глянцевых полуголых теток из журналов фотографию усатого генералиссимуса с трубкой в руке. Как некогда у водителей-дальнобойщиков.
Взгляды, познания и мировосприятие криминального «гомо советикуса» меня поражали!
Через какое-то время я перестал с ним о чем-либо спорить. Во всем остальном мой тюремный друг Зина, как и Владимир Ильич, был «самым человечным человеком».
У нас с ним получалось совсем неплохо исполнять дуэтом старые советские песни, начиная с детских «Бременских музыкантов» и заканчивая «Не плачь, девчонка» Владимира Шаинского.
А один раз мы совместно провели сутки в двухместной холодной камере тюремного штрафного изолятора. Полночи мы громко пели, пугая соседей и вызывая недовольство охраны.
Пути господни неисповедимы…
…В одном отряде с Игорем – «Большим Китайцем» – состоял 30-летний Давид Давыдов, он же Давидка, он же «Де Вито».
Полутораметровый накачанный карапуз с еврейско-грузинско-харьковскими корнями жил в Нью-Йорке уже 23 года. В двенадцать мальчишеских лет его мать неожиданно ушла из семьи, оставив Давидку с безутешным отцом – владельцем желтого такси.
В пятнадцать старшеклассника Давида исключили из еврейской частной школы после того, как раввин застукал его с подружкой, когда молодые сионисты постигали основы взаимоотношения полов.
В девятнадцать Mr. Davydov стал учеником брокера и уже через три месяца начал ворочать на бирже деньгами своих клиентов.
В двадцать шесть бизнесмен и горе-биржевик осуществил молниеносную операцию, которая и привела его в Форт-Фикс, а бывшую жену – к немедленному побегу из Нью-Йорка через мексиканскую границу и Украину в непробиваемое договорами о выдаче государство Израиль.
Несмотря на солидные заработки, в один прекрасный день Давидка устал работать на дядю – президента компании и обладателя брокерской чудо-лицензии.
Раньше он накручивал телефон и агитировал лопоухих американских поселян и поселянок покупать акции от имени солидной нью-йоркской фирмы с Wall Street. Теперь многочисленные доверчивые «буратино» со всей страны переводили деньги Давиду лично. На этот раз его бешеная энергия была направлена на собственное обогащение.
Схема была проста и рассчитана на невнимательного и доверчивого обывателя. Нью-Йоркский Остап Бендер зарегистрировал совершенно новую компанию и открыл банковский счет. Настоящая, лицензированная и проверенная брокерская фирма называлась ADGL, Inc. и была зарегистрирована на бирже ценных бумаг – New York Sock Exchange. Там мистер Давыдов работал раньше.
Новая липовая фирма начинающего афериста существовала только на бумаге, размещалась в давидкиной квартире и называлась ADGL Energy, Inc. От настоящей легитимной организации ее отличало дополнительное слово Energy, на которое никто не обращал внимания.
Все вкладчики и клиенты Давида были уверены, что ведут дело с «правильной» компанией, имеющей и головной офис, и веб-сайт и представительства по всему миру.
Подобные незамысловатые ловушки широко распространены и в розничной торговле. К именам известных компаний и дизайнеров добавляли слово, а иногда просто одну букву. В некоторых случаях использовали похожий логотип или эмблему.
Насмотревшись на окружавший его «самопал» и «левый» товар, Давид Давыдов решил замутить нечто аналогичное, но в знакомой ему финансовой сфере.
Компания-призрак просуществовала всего двадцать восемь дней, но собрала за это время 453.000 американских долларов.
По наводке «доброжелателя», заодно работавшего на нью-йоркских ментов, к концу второй недели фирмой заинтересовалась NASD – общегосударственная ассоциация дилеров ценных бумаг. К концу третьей – FBI – Федеральное бюро расследований, а к концу четвертой – FDIC – Федеральная банковская страховая корпорация.
К началу пятой недели счет ADGL Energy Inc. в Сити-банке был закрыт, а на «родителей-основателей» (Давидку и его супругу) были выписаны ордера на арест.
Властям потребовалось еще полгода, чтобы разыскать предпринимателя-афериста.
После многочисленных визитов к его престарелой бабушке с расспросами о блудном внуке, Давидка сдался. С повинной головой и в компании известного адвоката он появился в 61-м отделении полиции и осуществил «самосдачу» в руки приставов.
Через несколько часов арестант предстал перед дежурным федеральным судьей-магистратом для официального предъявления обвинений.
Мистеру Давыдову инкриминировалось многое: обман клиентов с биржевыми бумагами, обман банков, обман при переводе денег, обман государственной почтовой службы.
Короче – полный обман по всем статьям!
По совету своего сверхдорогого криминального стряпчего, Давид быстренько вернул часть денег, признал свою вину, за что получил всего 30 месяцев общего режима.
По рассказам маклера из Квинса выходило, что на воле он только и делал, что катался как сыр в масле, пил-гулял по буфету и лишь иногда работал.
В основном мой товарищ «инджоил лайф», и в этом я ему почему-то верил.
Несколько раз Давидка показывал мне свои фотографии, на которых он с головы до ног был укутан в Версаче и Гуччи. Окружали его длинноногие модели из Лас-Вегаса и Атлантик-Сити.
В тюрьме его как родного встретил старый товарищ «по воле» Саша Комарковский из бригады Зины Малия. В честь новенького он устроил праздничный обед, а уже на второй день взялся за прочистку его мозгов. В результате десятидневной учебно-воспитательной работы Давид Давыдов начал на глазах превращаться из Обломова в энергичного Штольца.
Почем зря он занимался самобичеванием, ругал свою прошлую жизнь, читал детективы, много и вкусно готовил, ходил по пятницам в синагогу и пропадал в тренажерном зале.
Иногда в программе перевоспитания и исправления случались срывы.
Тогда Давидка до обеда спал; не занимался спортом и пялился в «ящик», упиваясь конкурсом «Американский идол». Но в общем и целом тюрьма явно шла ему на пользу.
Мне нравилась исходящая от него бесшабашная положительная энергия. Боровичок упруго перекатывался по зоне, рассказывал анекдоты и в стиле барона Мюнхаузена трепался о прошлом.
Узнав, что, к моему «великому стыду», у меня до сих пор нет ни одной татуировки, он пообещал подарить мне на день рождения сертификат на услуги местного «тату-художника». В Форте-Фикс Давидка полюбил запрещенный в тюрьме перманентный татуаж, и время от времени добавлял себе ту или иную картинку.
Все татуировки составляли настоящий телесный ребус «по понятиям», выполненный по его же собственным эскизам. На момент нашего знакомства замышлялось гигантское наспинное живописное полотно с участием популярной у зэков статуи Свободы, нью-йоркских небоскребов, колючей проволоки и какого-то мудрого изречения на иврите.
Меня обещали позвать в качестве VIP-гостя на открытие чудо-выставки.
Я любезно принял приглашение…
