Глава 7
Поздно ночью я слышал какие-то далекие голоса. Крики. Улюлюканье. Что-то вроде звуков боевого танца. Все это продолжалось несколько секунд, и я подумал, что мне все это снится. Но утром все только и говорили об этом за завтраком, который состоял из чудесного рагу — Мать начала готовить его, как только рассвело.
— Я потом так и не сомкнула глаз, — объявила миссис Белдербосс.
— Я бы не стал особенно волноваться на этот счет, — усмехнулся отец Бернард. — Вполне возможно, что это фермеры подзывали своих собак, да, Монро?
Он протянул руку и потрепал Монро за шею.
— В три утра? — засомневалась миссис Белдербосс.
— У фермеров свое время, Мэри, — заметила Мать.
— Лучше бы, как у всех, — улыбнулась миссис Белдербосс.
— Мне казалось, что звук как будто исходил со стороны моря, — сказал мистер Белдербосс. — Как, по-вашему?
Все пожали плечами и занялись чаем. Только мисс Банс выдала еще один комментарий.
— В Гласфиниде ночью стоит полная тишина, — заявила она.
Мать бросила на нее уничтожающий взгляд и принялась собирать со стола посуду.
Я ничего не сказал, к тому же я не мог быть уверен в том, что рев ветра за стенами дома в эти ранние часы не обманул мой слух, но, когда я лежал в темноте, я был уверен, что голоса доносились из леса.
Я размышлял, не следует ли мне догнать отца Бернарда, когда все уже выходили из столовой, и рассказать ему об этом, но в этот момент из кухни донесся грохот, и мы услышали крик Матери.
Я пошел в кухню посмотреть, что произошло, и увидел, что она нагибает Хэнни над раковиной, засунув пальцы ему в рот. Хэнни схватился за край таза. Блюдо, в котором было рагу, оставленное на вечер, расколовшись на части, валялось на полу, залитом подливой с кусками мяса.
— Выплюни, — повторяла Мать. — Избавься от этого.
Хэнни проглотил то, что у него было во рту, и Мать издала вздох досады и отпустила его.
Рядом со мной появился отец Бернард. Затем пришел Родитель.
— Что случилось, миссис Смит? — спросил отец Бернард.
— Эндрю ел рагу, — ответила Мать.
— Ему явно не удалось съесть много, — засмеялся священник.
— Я же говорила вам, преподобный отец. Он должен соблюдать пост, как все мы, — сказала Мать. — Это очень важно. Он должен быть полностью подготовлен.
— Не думаю, чтобы немножко овощей с мясом сильно повредили ему, Эстер, — заметил Родитель.
— Он съел половину, — возразила Мать, указывая на коричневую подливку, которую уже с интересом обнюхивал Монро.
Отец Бернард позвал собаку, но Мать пренебрежительно махнула рукой:
— Пусть ест, преподобный отец. Теперь уже все равно.
Хэнни принялся облизывать пальцы. И тут Мать, тяжело дыша, схватила его за руку и потащила к задней двери. Открыв ее навстречу струям дождя, она до тех пор запихивала пальцы Хэнни все глубже в глотку, пока он не вывернул содержимое желудка на ступеньки.
Я умыл брата в кухонной раковине и отвел его в спальню прилечь.
Я попытался уговорить Хэнни еще поспать, но он по-прежнему был возбужден и постоянно ходил в туалет. Каждый раз он возвращался оттуда все более бледным, с покрасневшими, воспаленными глазами. Наконец он сел на край моей кровати, гремя банкой с гвоздями.
— Где болит, Хэнни? — спросил я, прикасаясь к его вискам, лбу и макушке.
Он расположил руки на голове, образуя каску. Болело везде.
— Попробуй уснуть, Хэнни, — предложил я. — Тебе станет лучше.
Брат взглянул на меня, затем коснулся матраса.
— Хорошо, — сказал я, — но только недолго.
Я лег рядом с ним, и через несколько минут он захрапел. Я постарался как можно тише выбраться из кровати и вышел из комнаты.
Дождь перестал, последние капли воды стекали по старым водосточным канавкам, проложенным по булыжнику к массивной сточной решетке посередине двора.
Снаружи, как и внутри, «Якорь» производил впечатление места, которое жители многократно покидали. Места, обманувшего надежды и заброшенного. Стены, окружающие двор, развалились, превратившись в мозаику из камней разного размера, которые никто не мог сложить заново, поэтому разломы были просто затянуты проволокой. В углу можно было видеть небольшой сарай с жестяной крышей. Он был заперт, обнесен цепью, птичий помет обильно покрывал, его стенки. А дальше, за пределами двора, начинались огромные пустынные поля, так давно не возделывавшиеся, что ржавые плуги, культиваторы, сеялки, брошенные там еще с тех времен, когда мы только начали ездить в Лоуни, были почти полностью погребены под зарослями крапивы и терновника.
С моря дул порывистый ветер, словно проводя гигантской расческой по низкорослой траве и бросая в дрожь стоячую воду в крупных водоемах. Послышались какие-то звуки. Я обернулся. Рядом со мной стоял отец Бернард.
— Эндрю в порядке?
— Да, преподобный отец. Он спит.
— Хорошо.
Священник улыбнулся и кивнул головой в сторону моря:
— Вы раньше приезжали сюда каждый год?
— Да.
Он недоверчиво присвистнул:
— Не сказать чтобы здесь было много развлечений для мальчишки.
— Нормально было.
— Напоминает мне места, где я вырос. Мне не терпелось уехать оттуда. Скажу тебе, когда меня направили в Ардойн, жилье, которое мне предоставили, было просто райским по сравнению с тем, что на острове Ратлин. Для начала, в доме был туалет.
— И как там было? Как в Белфасте? — спросил я.
Я каждый вечер смотрел репортажи про него в новостях: баррикады, бутылки с огнесмесью…
Отец Бернард посмотрел на меня, понял, о чем я спрашиваю, и снова перевел взгляд на поле:
— Ты не захочешь там оказаться, Тонто. Поверь мне.
— Пожалуйста, преподобный отец.
— Откуда такой внезапный интерес?
Я пожал плечами.
— В другой раз, ладно? Хватит того, что Крамлин-Роуд в июле совсем не забава… — Отец Бернард кивнул в сторону поля. — Я собираюсь прогуляться. Хочешь со мной?
Священник раздвинул проволоку, я пролез сквозь нее и в свою очередь сделал то же самое для него. Оказавшись с другой стороны ограды, отец Бернард оправил куртку, и мы двинулись в сторону «Танка», спугнув пару куликов, которые с шумом вырвались из травы и улетели.
— Она желает добра, — сказал отец Бернард. — Твоя мать. Она только хочет помочь Эндрю.
— Я знаю, — вздохнул я.
— Со стороны это, может быть, выглядит и не так, но она сейчас в страхе.
— Да.
— А страх толкает людей на странные вещи.
— Да, преподобный отец, я знаю.
Священник похлопал меня по плечу и сунул руки в карманы.
— Ему станет лучше? — спросил я. Вопрос вырвался, прежде чем я смог себя остановить.
Отец Бернард оглянулся на дом:
— Что ты имеешь в виду под словом «лучше», Тонто?
Я колебался, и тогда отец Бернард, подумав секунду, задал этот вопрос по-другому.
— Я хочу сказать, что бы ты изменил в нем? — спросил он.
Я никогда раньше не думал об этом.
— Не знаю, преподобный отец. Чтобы Хэнни мог говорить.
— Это то, что тебе хотелось бы? Чтобы он заговорил?
— Да.
— Похоже, ты не очень уверен.
— Я уверен, преподобный отец.
— А ты думаешь, что Эндрю из-за этого несчастлив? Из-за того, что он не может говорить?
— Не знаю. Вроде бы не очень похоже.
Отец Бернард взвесил мои слова с глубоким вздохом, а затем заговорил:
— Послушай, не знаю, будет ли Эндрю лучше в том смысле, в каком ты хочешь. Тут Бог решает. Все, что ты можешь, это молиться и положиться на Него в том, что, как Он решит, так и будет лучше всего для Эндрю. Ты еще молишься, Тонто?
— Да.
Отец Бернард насмешливо улыбнулся. Хоть он и задал вопрос, но я думаю, он знал, что я не молюсь, и причем уже давно. Священники, как доктора, знают, что люди врут, чтобы не разочаровывать их.
Мы подошли к «Танку», и отец Бернард положил руку на камень и пощупал поверхность. Он провел пальцем вдоль длинной трещины и выудил клок мха, пропуская его волокна между пальцев:
— Богу известно, что нелегкий это путь, понимаешь? Он позволяет сомневаться в вере снова и снова. — Отец Бернард пристально разглядывал окаменелых моллюсков и аммониты. — А теперь, великий мудрец, скажи-ка, что там говорится в пятнадцатой главе у Луки.
— Насчет заблудшей овцы?
— Да. Ишь, раз ты помнишь это, значит, ты точно еще не проклят на веки вечные.
Отец Бернард двинулся вокруг камня, нащупывая, за что ухватиться, потом подтянулся и влез на самый верх. Уперев руки в бедра, он оглядел пейзаж, а затем его внимание привлекло что-то под ногами.
— Эй, Тонто, — позвал он. — Лезь сюда.
Он опустился на колени и принялся водить пальцами в наполненной водой выемке. Потом озадаченно посмотрел на меня.
— Это буллаун, — сказал он. — Мальчишкой я видел такой у нас на ферме…
Он снова взглянул на меня, взял мою руку и прижал пальцы к краям выемки.
— Чувствуешь, как гладко? Это не вода прорезала. Это вырезано человеком.
— А для чего, преподобный отец?
— Такие вырезали лет сто назад, чтобы собирать дождь. Тогда считали, что, когда вода не касается земли, она обладает магическими свойствами.
Он поднялся и вытер руки о куртку.
— Бабушка заставляла коров на нашем поле пить из него. А если у меня случался жар, она вела меня к нему и купала в воде, чтобы вылечить меня.
— И получалось?
Священник глянул на меня, нахмурился, потом коротко рассмеялся:
— Нет, Тонто, не получалось.
Он слез вниз. Я уже собирался сделать то же самое, как увидел, что на дороге внизу остановился «лендровер». По кресту на дверце я определил, что это была машина Клемента, но самого его в машине не было.
Два человека на переднем сиденье повернули головы в мою сторону, хотя трудно было сказать, смотрят они на меня, на «Якорь» или на рощу позади дома. На что бы они ни смотрели, даже с этого расстояния было видно, что это те двое, которых накануне отец Бернард просил помочь. Один был похож на быка, второй был с собакой. Паркинсон и Коллиер.
— Что это был за шум ночью, преподобный отец? — спросил я.
— Между нами, — отвечал он, — я не слышал ни звука.
— Но вы сказали, что это фермеры.
— Я малость приврал.
— Вы солгали им?
— Слушай, Тонто, я просто старался уверить их в том, что им не грозит быть убитыми в собственных постелях. Ты идешь?
— Да, преподобный отец.
Я оглянулся на «лендровер», и мгновение спустя автомобиль тронулся, выпустив струю серо-голубого дыма.
* * *
Когда я вернулся, Хэнни по-прежнему спал. Мать все еще не простила его, и поднимать его, одевать и возиться с его головной болью было ей не по силам. Поэтому она позволила брату оставаться в постели, пока сами они отправились в церковь на мессу благословения елея и обряд омовения ног. В комплекс мероприятий по подготовке Хэнни к обители это не входило, и если он придет, то только все испортит.
— Но не давай ему бездельничать целый день, — перед уходом предупредила меня Мать, взглянув наверх.
— И не балуйтесь, — напутствовал Родитель, сдергивая кепку с вешалки и помогая Белдербоссам выйти.
Я проводил их взглядом, а когда закрыл дверь и повернулся к лестнице, Хэнни уже стоял наверху на лестнице. Он тоже ждал, когда взрослые уйдут. Теперь мы можем наконец пойти на побережье. Можем покинуть их мир и обрести собственный.
