Глава 25
Это были Паркинсон и Коллиер. Они были одеты в синие рабочие комбинезоны и высокие ботинки, замазанные грязью. Шеи у обоих были замотаны шарфами, с отсыревших кепок текло.
У Коллиера с плеча свисала цепь. Он расслабил шарф и позвал собаку, а когда та отказалась подчиниться, подошел и пнул ее в бок, так что она отлетела в сторону. Коллиер поднял руку, и собака послушно заскулила и села. Коллиер взял ее за ошейник и прикрепил к нему цепь. Паркинсон по-прежнему смотрел на нас в упор, вокруг его лица клубился холодный пар.
В камнях среди вереска журчал ручей.
По-прежнему держа Хэнни за локоть, я начал отходить назад, однако Паркинсон сорвался с места неожиданно быстро. Он сделал несколько хлюпающих шагов по воде и схватил меня за капюшон куртки, заставив присесть, как это сделал Коллиер со своей собакой. Потом развернул меня так, чтобы я смотрел прямо ему в лицо, и слегка дернул за рукав куртки.
— Куда ты так спешишь? — усмехнулся он.
Затем разжал руки и стряхнул с них воду.
— Никак ты решил окунуться? — продолжал он издеваться.
Я не ответил, и Паркинсон улыбнулся — его забавлял мой несчастный вид. Я промок и сильно дрожал. Паркинсон заметил у Хэнни винтовку и забрал ее у него. Хэнни не сопротивлялся, он покорно отдал винтовку и уставился себе под ноги.
Паркинсон приставил ствол к плечу и сощурился в видоискатель.
— Откуда она у вас? — спросил он.
— Нашли, — буркнул я.
— Малость не то, что надо, для такого мальчугана, как ты, — насмешливо заметил Паркинсон, глядя на Хэнни.
Колиер поймал хмурый взгляд, который я бросил на Паркинсона.
— Он хочет сказать, для придурка, — пояснил Коллиер.
Паркинсон опустил винтовку и оттянул задвижку, чтобы открыть магазин. Хэнни зарядил ее. Я заметил обойму, вставленную в ствольную коробку.
Паркинсон отпустил мою руку, и я попытался отвести Хэнни подальше от него, чтобы уйти тем путем, которым мы пришли сюда, предполагая, что мужчины отстанут, заполучив винтовку.
Но Паркинсон быстрым жестом снова схватил меня за плечо:
— Куда же вы так скоро?
— Нас ждут.
— Да что ты?
— Мы сегодня уезжаем.
— Уезжаете? И куда ж это вы едете?
— Домой в Лондон.
— В Лондон? Да вы на землю-то не переберетесь, какой уж там Лондон.
— Мы умеем плавать.
Коллиер захохотал.
— Не-а… — протянул Паркинсон с притворной озабоченностью. — Я не хочу, чтобы вы утонули.
— Послушайте, — примирительно сказал я. — Мы возвращаемся сегодня домой. Делайте с «Якорем» что хотите. Забирайте оттуда все, что вам нужно. Мне плевать. Да и всем плевать.
В основе моей бравады лежал страх. И я сник, как только Паркинсон засмеялся.
— Скажите, какое обвинение… — Он обернулся к Коллиеру. — Мне оно не нравится. Разве мы воры?
— Не-а, — помотал головой Коллиер.
Со стороны дома послышался плач младенца. Собака подняла голову. Паркинсон и Коллиер переглянулись. Плач затих.
— Ну ладно, — сказал Паркинсон, на этот раз серьезно. — Ничего личного. Но мы не можем позволить вам уйти. Нам нужны, так сказать, кое-какие гарантии. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду, правда? Под гарантией? — Я внимательно посмотрел на мужчину, и он снова положил руку мне на плечо. — Теперь так. Ни вы, ни я тут ничего не можем поделать. Просто вы обосрались, вот и все. Вы тут не к месту и не ко времени. Сейчас пошли в дом, там разберемся.
* * *
Когда мы подошли к «Фессалии», Леонард грузил вещи в машину. Там был и Клемент, он переносил ящики и коробки. Когда он увидел нас, то остановился и окинул нас взглядом, полным… чего? Жалости? Вины?
— Давай, Клемент, — поторопил его Леонард.
Клемент медленно качнул головой, прошел к «даймлеру» и поставил какую-то коробку на заднее сиденье.
Леонард подошел поближе и закурил сигару. Собака Коллиера громко залаяла и стала рваться на цепи. Леонард бросил взгляд на Коллиера, и тот, уступая, вытащил из кармана потертый кожаный намордник и нацепил его на пса.
— А вам тут, должно быть, понравилось, — ехидно заметил Леонард, поворачиваясь к нам. — Прямо-таки не можете удержаться, чтобы не прийти сюда снова, верно? — Он затянулся и перевел взгляд на Паркинсона. — Ты уверен, что это необходимо? Через час тут не останется от нас и следа. На твоем месте я бы отправил их обратно, когда наступит отлив, и пусть все остается, как есть. Они уже пообещали, что будут держать язык за зубами. Да и в любом случае, что они могут рассказать, черт возьми? Они же ничего не знают.
Паркинсон ответил ему пристальным взглядом, и Леонард вздохнул.
— Отведи их внутрь, раз так, — распорядился он.
Не помню, чтобы кто-то из нас попытался бежать, или сопротивляться, или сделать что-то подобное. Все, что я помню, это запах сырого папоротника, шум бурлящей в сточной канаве воды и оцепенение от мысли, что никто не придет нам на помощь и что мы во власти людей, о которых предупреждал нас отец Уилфрид, но с которыми мы никогда на самом деле не предполагали встретиться лицом к лицу. Это были герои из полицейских отчетов, посланники из другого мира, где люди не знают раскаяния за грехи и, не задумываясь, уничтожают слабого.
Мы вошли в «Фессалию» через заднюю дверь, ведшую в пустую кухню. Мы мельком видели ее в первый раз. На полу стояла алюминиевая миска с собачьим кормом, который вонял так, будто лежал там месяцами.
Собака Коллиера обнюхала какие-то мясные кусочки и попыталась сожрать их сбоку через намордник.
Где-то в доме снова раздался детский плач.
Это был отчаянный рев, который перешел в тихое завывание, — казалось, ребенок покорился тому обстоятельству, что никто не придет, чтобы утешить его.
Паркинсон открыл дверь и провел нас в коридор.
— Давайте, — сказал он, кивнув головой.
Я колебался, чувствуя руку Хэнни в своей руке. Он дрожал.
— Все в порядке, — сказал я ему. — Мы скоро пойдем домой.
Коллиер немного отпустил цепь собаки. Из глотки под намордником послышалось рычание, и собака опустила голову, пытаясь оцарапать нам щиколотки.
— Давайте, — повторил Паркинсон.
— Все будет хорошо, Хэнни, — повторил я. — Не бойся.
Когда мы оказались в коридоре, Леонард, Паркинсон и Коллиер остановились, поглядывая на дверь, ведущую в подвал. Дверь была закрыта. С другой стороны снова донесся детский вопль. Хэнни рукой изобразил поцелуй.
— Что это с ним? — спросил Паркинсон.
— Он хочет видеть Элс, — ответил я.
— Ее здесь больше нет, — сказал Леонард.
— А где она? — удивился я.
— Откуда я знаю? Ко мне она больше не имеет никакого отношения. Она не моя дочь. Лора забрала ее вчера домой. Не беспокойся о них. Им хорошо заплатили. Каждый получил то, что хотел.
— Кроме вас двоих, — усмехнулся Паркинсон.
— Нам ничего не нужно, — сказал я. — Просто дайте нам уйти домой.
Леонард посмотрел сначала на Паркинсона, потом на нас:
— Если бы я что-то решал, то поверил бы, что вы ничего не скажете. Но боюсь, мистер Паркинсон думает по-другому.
А поскольку винтовка у него, то я был бы склонен доверять его суждениям.
— Тут, понимаешь, вся заковыка в том, — хмыкнул Паркинсон, — что ты не веришь в то, что мы можем помочь твоему брату. — Он кивнул Коллиеру: — Расскажи, что эта псина сделала с твоей рукой.
Коллиер разжал руку — он уже не носил черную перчатку — и медленно провел пальцем по линии, тянущейся через тыльную сторону ладони.
— Все эти сраные жилы были разорваны в лохмотья, — сказал он.
— Пять лет без работы, — вставил Паркинсон. — Так, что ли, мистер Коллиер?
— Ага, — подтвердил Коллиер. — Кому нужен однорукий водила?
— А теперь? — спросил Паркинсон.
Коллиер поиграл рукой, сжимая пальцы в кулак и снова разжимая их, а потом схватил Хэнни за локоть, так что тот подпрыгнул. Он засмеялся, получив в ответ одобрительную усмешку Паркинсона, и отпустил Хэнни.
— У меня был рак горла, — сообщил Паркинсон, прикладывая палец к адамову яблоку, а затем положил руку на плечо Леонарда: — Вот и у моего друга наблюдается картина полного выздоровления, разве нет? Артрита как не бывало.
Леонард посмотрел на меня и улыбнулся. Я поначалу не обратил внимания, но Паркинсон сказал правду. Леонард больше не хромал.
— Хэнни в полном порядке, — сказал я. — Я не хочу, чтобы вы с ним что-то сделали.
Паркинсон засмеялся и покачал головой:
— Смех, да и только. Как вы, святоши, можете верить в то, что нельзя доказать, а не в то, что у вас перед глазами? Тут, должно быть, вся соль в том, что ты хочешь видеть, а что не хочешь. Но бывает, что у тебя нет выбора. Бывает, что правда — вот она, перед тобой, нравится тебе или нет. Так, что ли, Коллиер?
— Ага, — подтвердил тот.
Паркинсон кивнул, и Коллиер снова схватил Хэнни за руку. На этот раз он его не отпустил. Хэнни сопротивлялся. Я пытался отцепить руку Коллиера и был настолько поглощен этим, что только краем глаза заметил, что Паркинсон отвел Леонарда в сторону и снял винтовку.
От выстрела с потолка клубами посыпалась пыль. Пронзительный визг заслонил у меня в ушах все другие звуки. Пустая гильза отскочила и покатилась по коридору. Хэнни упал на бок, хватаясь за бедро. Оно было разорвано в клочья. Паркинсон снова повесил винтовку на плечо и кивнул в сторону Хэнни, корчащегося в молчаливой агонии на полу:
— Придется поверить, нравится тебе это или нет, если ты не хочешь привести братца домой и калекой, и сраным придурком.
Услышав выстрел, Клемент вошел дом и замер рядом с Леонардом, в ужасе глядя на то, что произошло. Леонард заметил его ошарашенный взгляд и подтолкнул мужчину локтем:
— Не стой на месте, Клемент. Подними его.
Клемент попятился, но Паркинсон наставил на него винтовку:
— Эй, ты не до конца с нами расплатился, Клемент.
— Отпустите меня, — умолял Клемент, — я делал все, как вы просили.
— Ага, до сих пор. Но за тобой еще кое-какой должок.
— Мать будет волноваться, что меня долго нет. Я не могу остаться.
— Тебя тут никто не спрашивает, Клемент. Хочешь снова в Хейверигг? Ты ведь знаешь, что мы тебе это устроили. Последний раз все прошло как по маслу. У тебя мозгов не хватило выбраться оттуда в тот раз, и сейчас я не вижу, чтобы они у тебя завелись. «Якорь» сгорит, как свечка. Местные видели, как сторож делал что-то подозрительное. Сколько сегодня тебе дадут за поджог, Клемент?
Клемент взглянул на Паркинсона, опустился на колени рядом с Хэнни и осторожно перекатил его на спину, чтобы просунуть руку ему под плечи. Лицо Хэнни исказилось от боли. Он плакал, как тогда, когда был малышом. Рот у Хэнни открывался и закрывался, как у рыбы, вытащенной на берег. Так было и тогда, когда он упал с яблони и сломал запястье или когда грохнулся с велосипеда и раскроил подбородок. Я не мог выносить, когда брат плакал. Если он плакал, значит, я не мог обеспечить его защиту. Я потерпел неудачу.
— Вот, — сказал Клемент и показал мне, как я должен продеть руку, чтобы поддержать Хэнни под плечо.
Хэнни открыл глаза и посмотрел на меня, ничего не понимая, потом обмяк и потерял сознание. Клемент и я подняли его, так чтобы он оказался между нами, похлопали по щекам, чтобы привести в сознание, и поставили так, чтобы его вес приходился на здоровую ногу. Другая нога волочилась сзади, оставляя кровавый след на полу коридора.
Леонард достал из кармана связку ключей и открыл дверь в подвал. Он спустился вниз, потряхивая ключами, и тогда детский плач снова перешел в крик.
