Дом номер десять, Авеню

Эрик Лэмб шел по безлюдной, как ему казалось, улице и был так погружен в свои мысли, что, пожалуй, просто не заметил бы человека, вставшего у него прямо на пути.

Он знал, что сказал о доме одиннадцать всю правду. Они бродили вокруг дома, оценивали причиненный ущерб. Он не хотел туда идти, но тут Гарольд заметил его и окликнул.

– Проверь, безопасно ли там, – сказал он. – А то еще обрушится что-нибудь нам на головы, а это совсем ни к чему.

Дюжина пожарных и половина местных полицейских уже сделали это, но спорить с Гарольдом было бесполезно. Куда как проще сразу согласиться, чем провести несколько следующих дней, отбиваясь от его насмешек и упреков.

Они обошли дом номер одиннадцать, засунув руки в карманы. Осматривали стены и потолки, в один голос твердили, как все это ужасно.

Они ничего там не брали. Даже ни к чему не прикоснулись.

А потом ушли, оставив все как есть, и поведали всей улице о том, что видели.

Но в одном Дот была права. Конечно, она все путает, иррациональна, и нервы у нее не в порядке, и иногда ее болтовня доводит до того, что хочется сорвать с черепа скальп. Но в этом случае она попала в точку. Человек всегда может вытащить из памяти событие, когда придет нужный момент. Единственная проблема в том, что события эти порой вспоминаются внезапно. Особенно то, что хотелось бы забыть; то, что изменило твой взгляд, само заползло в голову, как бы ты ни старался это оттолкнуть.

Элси наверху, в постели. Последнее время она все больше спит, но Эрик старается не думать об этом. Потому что стоит только задуматься, сразу же найдется причина такой ее усталости. Можно, конечно, объяснить и другими причинами, уговорить себя, что здоровье тут ни при чем. На улице похолодало. А от холода люди быстрее утомляются, разве не так? Или, возможно, это оттого, что дни стали короче, или оттого, что они последнее время только и знают, что мотаться в больницу и обратно. Он проводит целые дни, подыскивая наиболее приемлемое объяснение, стараясь доказать себе, что ничего страшного не происходит. Ищет соломинку, за которую можно было бы ухватиться.

Пока Элси спит, он тихо готовит ленч, потом тихо садится за стол в очень тихой гостиной. Смотрит из окна на улицу и пытается хоть как-то отвлечься.

Все соседи договорились наблюдать за Уолтером Бишопом по очереди. С тех пор как пропал ребенок, на улице воцарилась паника. Эрик видел ее в глазах людей. В том, как они спешили поскорее скрыться в своих домах. Никто больше не проводил много времени на улице, даже днем. Никто не стоял на углу или прислонившись к садовой изгороди. Если и встретишь человека, он непременно очень куда-то торопится. И хотя все они наблюдают за Уолтером Бишопом, ощущение такое, словно это не он, а все остальные превратились в пленников.

Вот маленькая дочурка Шейлы Дейкин стоит посреди улицы и расшнуровывает ботинки роликов. Он уверен, что Шейла наблюдает за ребенком из окна. Должно быть, девочка каталась по тротуарам, цепляясь для равновесия за изгороди и стенки, затем, постепенно обретая уверенность, сбросила пальтишко и описывала вокруг него круги на заасфальтированной площадке. Он слышал эту уверенность в звуках ее роликов. И вот теперь она сидит на бордюре, освобождает ноги от роликов – колесики все еще вращаются, – затем подбирает свое пальтишко и пытается накинуть на плечи.

Наверху слышен какой-то шум. Может, это Элси пробует встать, и ему хочется взбежать по лестнице и помочь ей. Помочь подняться с постели, найти шлепанцы, застегнуть кофточку на пуговицы. Но в глубине души он понимает – впереди еще много дней, когда ему придется этим заниматься. И тогда уже не будет ни желания, ни удивления, останется одна лишь неизбежность, так что если он займется этим сейчас, то как бы признается себе в том, что последний лучик надежды растаял.

Тут-то Эрик и видит его – стоит всего на миг обернуться к окну.

А ведь прошло не больше минуты.

Уолтер Бишоп.

Он держит ребенка за руку. То ли пытается помочь девочке, то ли…

Лайза кричит и плачет. Пытается вырваться.

Эрик распахивает дверь на улицу и слышит, как в гостиной падает и разбивается чашка.

– Ты что это тут удумал, а, черт бы тебя побрал? – Гарольд опередил его на несколько секунд. Он оттаскивает девчонку, отрывает ее от Уолтера Бишопа.

Малышка визжит уже во весь голос:

– Ты плохой человек! Плохой, плохой! Мама говорит, ты крадешь детей!

Уолтер отступает. Теряет равновесие, спотыкается о бордюрный камень. Эрик останавливается, спешить на помощь поздно.

– Это просто недоразумение. Вот и все, ничего больше. – Голос Уолтера еле слышен, так громко кричит девочка. – Я просто хотел помочь.

– Помочь? – Эрик слышит свой собственный крик. – Интересно, как это ты собирался помочь?!

– Ее пальто, – говорит Уолтер. – Она никак не могла надеть его. Наверное, стало маловато. Вот я и подошел, хотел помочь.

Он указывает на розовое шерстяное пальто с капюшоном, оно валяется у обочины. Гарольд хватает его с таким видом, точно хочет защитить от Уолтера и это пальто. В этот момент дверь дома номер двенадцать распахивается, и на улицу выскакивает Шейла Дейкин, мчится к месту происшествия, размахивая руками, точно это помогает быстрее преодолеть расстояние.

Шейла подбегает, Лайза так и прилипает к матери, прячет заплаканное лицо в складках ее свитера.

– Да как ты только посмел, – шипит Шейла, – как посмел, гад!

Сейчас девочка служит щитом, думает Эрик, – если б не она, Шейла бы набросилась на Уолтера Бишопа с кулаками.

– Просто пытался помочь ей, вот и все. Никогда не обижу ребенка. Я люблю детей.

– Уезжай. Убирайся отсюда. – Гарольд выплевывает слова изо рта. – Оставь всех нас в покое.

Уолтер Бишоп подбирает валяющуюся на тротуаре сумку и поспешно уходит. Голова опущена, пряди волос свисают над воротником куртки. Даже когда спешит, он шаркает подошвами. Сутулится, втягивает руки в рукава, словно старается занимать в этом мире как можно меньше места.

Эрик оборачивается к Шейле. Спрашивает, в порядке ли она, но, когда та отвечает, слова пробиваются с трудом.

– Я нормально. Просто не очень хорошо себя чувствую. Плохой выдался день. – Тут она шатается и хватается за Лайзу.

– Плохой день? – говорит он.

– Ну, вроде как годовщина, юбилей, можно сказать.

Он прямо чувствует запах бренди, который обволакивает каждое ее слово.

– Ступай-ка лучше домой, – советует Гарольд. – Приляг, отдохни.

– Да как же я могу отдыхать? – Шейла еще крепче вцепляется в Лайзу. – Как я могу отдыхать, когда этот монстр живет в нескольких шагах от моего ребенка?

Все смотрят на дом одиннадцать. Уолтер исчез, скрылся за стенами своего дома.

– Мы должны от него избавиться, Гарольд, – говорит Шейла. – Так дальше жить нельзя. Разрази меня гром, рано или поздно этот ублюдок выживет меня из моего дома!

Она разворачивается и уходит. Эрик наблюдает за тем, как мать и дочь идут к дому номер двенадцать. Цепляются друг за друга, ищут поддержки.

Вот только неизвестно, кому она больше нужна, эта поддержка, думает он.

После этой истории Уолтера не оставляют в покое ни на минуту. По всей округе быстро распространяется новость о том, что он собирался похитить еще одного ребенка. Ярость и ненависть нарастают, словно заразная болезнь, передающаяся от одного человека к другому.

Эрик наблюдает за всем этим, но молчит. Люди расспрашивают его о том, что случилось. Пытаются узнать его мнение, вовлекают в разговоры, но он не хочет поддаваться. Если они хотят казнить Уолтера Бишопа, так тому и быть, но он не собирается быть поставщиком орудий казни. Гарольд Форбс с особым смаком прикидывает, сколько пуль им может понадобиться.

«Средь бела дня, – говорит он, и Эрик это слышит. – О, да, остановил ее на дороге и потащил прямо к себе в дом. Все наши дети в опасности, пока этот тип живет рядом».

Пули выстреливают. И Эрик видит тому доказательства. Каждое утро кто-то разбрасывает содержимое мусорного бака Уолтера Бишопа по всему его саду. Выстиранную одежду срывают с веревки и вываливают в грязи. Все наблюдают, ходят за ним по пятам, ждут малейшего промаха.

Через несколько дней после истории с Лайзой Эрик заходит в магазин на углу. Пытается купить нечто такое, что может пробудить аппетит у Элси, ну, может, булочки с заварным кремом или какие-нибудь консервированные фрукты. Похоже, она напрочь утратила всякий интерес к еде, что, впрочем, вполне объяснимо. Погода поменялась, ночи стали длиннее и мрачнее. Такая погода вовсе не способствует появлению аппетита. Все так говорят. Он оглядывает полки. Набор продуктов у Сирила невелик, но в его лавке всегда можно отыскать среди банок с сухой горчицей и коробками корнфлекса что-нибудь любопытное. Стоя за пирамидой из банок с консервированными супами, Эрик слышит разговор у прилавка. Слышит голоса Шейлы Дейкин и Гарольда Форбса, и чьи-то еще, незнакомые.

Обсуждают Уолтера Бишопа. Интересно, думает Эрик, какие темы для бесед находились у этих людей до появления Бишопа.

– Что до меня, то ясно одно: он должен был исчезнуть в ту же минуту, как только все это началось. Чтоб у подонка не было шанса сделать еще какую-нибудь гадость.

Это был голос Гарольда, он стоял рядом с коробками с байховым чаем.

– А полиции все по барабану. Если он еще раз тронет мою Лайзу, то они арестуют меня.

Шейла Дейкин.

Эрик двинулся к прилавку. Там были и еще двое, парни, которых он видел в «Британском легионе», тут же и Лайза, втиснутая в свое пальтецо. Похоже, они призывали к порядку Уолтера Бишопа уже давно, потому как ребенок сполз на пол, чтобы было спокойнее грызть ногти.

– А мы тут как раз Бишопа обсуждаем, – говорит Гарольд.

– Да, слышал. – Эрик ставит коробку с печеньем на прилавок и кивает Сирилу.

– Ужас что творится, верно? – спрашивает Шейла.

Эрик понимает – это приглашение к танцу.

– Так и есть, – соглашается он.

– Мы говорили о том, чтобы написать петицию и передать в муниципалитет, – говорит Гарольд. Но звучит это скорее как вопрос, а не утверждение.

Эрик отсчитывает монеты.

– Не думаю, что какая-то петиция заставит этого типа уехать, – продолжает Шейла. – Его можно изгнать отсюда только грубой силой.

Девочка смотрит на Эрика понимающими глазами, он улыбается ей.

Шейла говорит о применении грубой силы и преимуществах такого подхода, но тут ее перебивает звон маленького колокольчика над дверью. Все дружно оборачиваются – с таким видом, точно ожидали увидеть человека, придерживающегося того же мнения, нового союзника, сторонника грубой силы и петиций с подписями соседей, – но в дверях углового магазинчика стоит сам Уолтер Бишоп в пальто, промокшем от дождя, и в запотевших очках. Все разговоры мгновенно стихают.

Шейла поднимает Лайзу с пола и крепко, что есть сил, прижимает к груди.

Уолтер проходит через весь магазин. Ботинки поскрипывают по линолеуму, сумка задевает банки на нижних полках. Вот он приближается к прилавку, снимает очки и протирает серым от грязи носовым платком. Эрик видит, как дрожат у него руки, видит капельки пота на лбу.

– Мне бы… – говорит Уолтер Бишоп. – Не будете так любезны продать мне пинту молока?

Все молчат.

Стоящий за прилавком Сирил складывает руки на груди и воинственно выдвигает вперед челюсть.

Уолтер Бишоп ждет. Он улыбается. Но улыбка какая-то вымученная. Продиктованная, скорее, оптимизмом, а не надеждой на успех, но все же улыбка. И Эрик никак не может понять: то ли Уолтер Бишоп просто глуповат, то ли полный болван.

– У нас нет молока, – отвечает Сирил.

Все молча переглядываются, в глазах нескрываемое любопытство.

– Всего одну пинту. – Уолтер указывает на ряды молочных бутылок, выставленные в холодильнике за прилавком.

– Нет у нас никакого молока, – говорит Сирил. – Не уверен, что сейчас в магазине есть что-нибудь на продажу.

Уолтер выдерживает взгляд хозяина лавки. Улыбка по-прежнему на губах, но постепенно вянет. По лицу видно – он ищет какой-то выход из ситуации.

Уолтер топчется у прилавка. Эрик слышит, как Гарольд с хрустом разминает руки, как Шейла барабанит пальцами по прилавку.

– У вас все? – спрашивает Сирил.

Уолтер разворачивается к выходу. Бормочет слова извинения, сожаления и благодарности – так тихо, что Эрик даже не понимает, шепчет ли он эти слова в реальности или же звуки сопутствуют признанию поражения. После того, как за ним затворяется дверь и затихает маленький колокольчик, все продолжают стоять в полном молчании.

Шейла грохает кулаком по прилавку.

– Вот что нам надо, – говорит она. – Показать этому Уолтеру Бишопу, что это, черт возьми, значит – быть цивилизованным человеком.

Они выходят на улицу. Говорит в основном Гарольд, а Шейла так и впитывает его слова, вместе с выхлопными газами парковки.

Эрик старается их не слушать.

Они вынашивают планы и петиции, договариваются о встречах в «Легионе», о телефонных звонках в муниципалитет. У Эрика есть более серьезные проблемы, о которых стоит подумать.

Он видит впереди Лайзу. Девочка карабкается на каменную изгородь, что огибает тротуар. Тянет руку, пытаясь потрогать нижние ветки деревьев, прикоснуться к самым их кончикам. У нее никак не получается, постоянно не хватает всего одного-двух дюймов. Он не сводит с нее глаз. Странно все же. Такая высокая девочка, а ничего не получается.

А потом он вдруг понимает, почему не получается. Розовая ткань так туго натянута на плечах, что не дает рукам дотянуться до веточек.

По этой причине она и лезет из кожи вон. Во всем виновата куртка с капюшоном. Она ей маловата.