XIX. ОСТРОЕ КОПЬЕ УБИВАЕТ

Краски провел бессонную ночь. Он понимал, что рано или поздно Тарзан обнаружит пропажу алмазов, вернется и потребует объяснений у лондонцев, которым помог. Поэтому при первых же признаках рассвета, когда небо на востоке заалело, он поднялся с охапки сухой травы в хижине, отведенной вождем им с Блюбером на двоих, и осторожно выбрался на деревенскую улицу.

– Боже! – говорил он сам себе. – Есть только один шанс из тысячи в одиночку добраться до побережья, но это, – и он взвесил в руке мешочек с алмазами, – это того стоит, ради этого можно и жизнью рискнуть. Это богатство тысячи королей. Боже, что я смогу сделать с этим в Лондоне, в Париже, в Нью-Йорке!

Он осторожно покинул деревню, и вскоре джунгли сомкнулись за Карлом Краски.

Блюбер первым обнаружил отсутствие компаньона, поскольку, хотя и не дружил с русским, но вынужден был держаться его, так как Торн и Пеблз дружили между собой.

– Вы не видели Карла? – спросил он у Пеблза, когда все трое собрались у костра завтракать.

– Нет, – ответил Пеблз, – наверное, спит еще.

– Его нету в хижине, – возразил Блюбер, – и его там уже не было, когда я проснулся.

– Он не пропадет, – заметил Торн, жуя тушеное мясо, присланное вождем на завтрак. – Наверное, он задержался у какой-нибудь местной красотки. – И англичанин улыбнулся при этом шутливом намеке на всем известную слабость Краски.

Они закончили трапезу и отправили воина к вождю узнать, когда можно будет выступить в путь, а Краски все не появлялся. К этому времени Блюбер уже всерьез забеспокоился. Не из-за Краски, а из-за себя. Если с русским могло что-нибудь случиться в этой дружественной деревне, такая же судьба может постигнуть и его. Когда он изложил свою мысль остальным, те тоже призадумались, и в конце концов они отправились к вождю.

При помощи жестов, пиджин-инглиш и нескольких слов на местном диалекте, которые они успели выучить, им удалось сообщить вождю об исчезновении Краски и потребовать от него объяснений.

Вождь был удивлен не меньше их и немедленно приказал начать поиски.

Вскоре было установлено, что в деревне его нет, а затем обнаружили следы, ведущие через ворота в джунгли.

– Майн готт! – воскликнул Блюбер. – Он ушел и ушел один посреди ночи.

Он рехнулся.

– Что он задумал, черт побери? – проворчал Торн.

– У вас ничего не пропало? – спросил Пеблз. – Может, он украл чего-нибудь?

– Ой, ой! Что же он мог украсть? – сказал Блюбер. – Ружья, снаряжение – все на месте. Он ничего не взял. У нас здесь вообще нет ничего ценного, кроме моего костюма за двадцать гиней.

– Но почему тогда он это сделал? – спросил Пеблз.

– А может, он лунатик? – предположил Торн. – Встал во сне и ушел.

Это было единственное объяснение таинственного исчезновения Краски, которое могли придумать трое перепуганных мужчин.

Краски держал ружье на плече и уверенно шел по узкой звериной тропе. В правой руке он сжимал тяжелый автоматический пистолет. Слух его был напряжен, он все время прислушивался, боясь обнаружить звуки погони. Кроме того, один в таинственных джунглях, он все время опасался встретиться с кем-нибудь из кошмарных чудовищ, от этого с каждой пройденной милей ценность алмазов уменьшалась пропорционально росту опасностей, подстерегавших его на пути к побережью.

Вдруг он увидел огромную змею, свесившуюся с дерева прямо перед ним.

Краски не решился стрелять, опасаясь привлечь внимание возможных преследователей. Ему пришлось свернуть с тропы в заросли джунглей. Когда он вновь возвратился на тропу, обогнув дерево со змеей, его одежда была изодрана в клочья, тело болело, а из многочисленных царапин сочилась кровь – ему пришлось продираться сквозь колючий кустарник. Он обливался потом и шатался от усталости, а одежда кишела муравьями, непрерывные укусы которых причиняли ему настоящие мучения.

На ближайшей поляне он сорвал с себя одежду и принялся освобождаться от маленьких мучителей.

На одежде был такой толстый слой муравьев, что он не решился надеть ее снова. Ему удалось спасти от этой безжалостной орды лишь мешочек с алмазами и оружие.

Стряхнув муравьев с того, что ему удалось спасти, Краски пошел дальше по тропе без, одежды и обуви таким, каким родила его мать. Когда через полчаса, задохнувшись от усталости и боли, он лег на траву, ему стало понятно все безумие его плана в одиночку добраться до побережья. Сейчас Краски находился в отчаянном положении еще и потому, что ничем нельзя так подорвать уверенность и спокойствие цивилизованного человека, как отсутствием одежды. Нагота парализовала его волю, он не чувствовал бы себя столь беззащитным, даже если бы потерял оружие. Теперь это был охваченный ужасом человек, робко кравшийся по тропе.

Эту ночь, голодный и замерзший, Краски провел на дереве, а под ним с ревом, кашлем и рычанием сновали по джунглям охотящиеся хищники. Дрожа от холода и страха, он испытывал сильную слабость, а когда впадал в тяжелую дремоту, это был не отдых, а только встреча с новыми кошмарами, которые внезапное рычание превращало в реальность. Медленно тянулись бесконечные часы, и ему казалось, что рассвет никогда не наступит. Но, наконец, солнце встало, и он продолжил свой мучительный путь на запад.

Измученный страхом, усталостью и болью, он шел в полубессознательном состоянии, и каждый час ухудшал его положение, так как с момента побега из деревни у него маковой росинки во рту не было.

Наступил полдень. Краски продолжал двигаться вперед, но медленно и с частыми остановками. Во время одного привала ему вдруг показалось, что неподалеку слышатся человеческие голоса. Он напрягся, надеясь, что это не галлюцинация, затем в приливе сил вскочил на ноги. Сомнений не было. Он слышал голоса на сравнительно близком расстоянии, и это были голоса не чернокожих, а европейцев. Сохраняя осторожность, он пошел вперед, стараясь не шуметь. Тропа вывела его на поляну, которую пересекал мутный ручей. По берегам росли деревья. Около воды стояла небольшая хижина, крытая сухой травой и окруженная грубым частоколом, перед которым была сооружена дополнительная защита в виде колючей крепкой изгороди.

Из хижины доносились голоса, и теперь Краски разобрал, что они принадлежат мужчине и женщине. Женщина против чего-то гневно возражала, а низкий мужской голос тихо отвечал ей.

Глаза русского широко раскрылись от удивления, смешанного с ужасом: он узнал эти голоса. Мужской принадлежал мертвому Эстебану Миранде, а женский – исчезнувшей Флоре Хакес, которую Краски тоже считал погибшей. Однако он не верил в призраков. Бестелесные духи не нуждаются в хижинах, частоколах и колючих изгородях. Обладатели этих голосов были так же живы и материальны, как и он сам.

Краски направился к хижине, чувство ненависти и ревности отступили на второй план при мысли, что теперь он не одинок в джунглях. Но, немного не дойдя до поляны, русский вдруг осознал свою наготу. Подумав и оглядевшись по сторонам, он принялся срывать длинные широкие листья, из которых изготовил примитивную, но пригодную одежду в виде юбки, привязанной к поясу лианой.

Затем, со вновь обретенным чувством уверенности, он шагнул к хижине.

Опасаясь, что его не узнают и, приняв за врага, сразу атакуют, Краски, приблизившись к частоколу, позвал Эстебана по имени. В тот же миг испанец в сопровождении девушки вышел из хижины. Если бы русский не узнал его по голосу, он решил бы, что перед ним сам Тарзан, настолько велико было внешнее сходство. Некоторое время Эстебан и Флора с удивлением разглядывали странное существо, стоящее перед ними.

– Вы не узнаете меня? – спросил Краски. – Я Карл. Карл Краски. Флора, вы узнаете меня?

– Боже мой, Карл! – воскликнула девушка и хотела было подойти к нему, но испанец удержал ее, обхватив за талию.

– Что вы здесь делаете? – спросил Эстебан сердито.

– Пытаюсь пробраться к побережью, – ответил русский. – Я умираю от голода и усталости.

– Дорога на запад там, – ответил испанец и указал на тропу в джунглях.

– Топайте, Краски, если вы вздумаете остаться здесь, это может повредить вашему здоровью.

– Вы не дадите мне ни пищи, ни воды? – спросил Краски.

– Вон вода, – испанец махнул в сторону ручья, – а в джунглях полно пищи для тех, у кого хватает храбрости и рассудка овладеть ею.

– Ты не можешь прогнать его, – сказала девушка. – Разве уместна такая жестокость? – Затем, обратившись к русскому, она крикнула: – Не уходите, Карл, не уходите! Спасите меня! Спасите от этого зверя!

– Отойдите в сторону, – воскликнул Краски, и когда девушка отпрянула от Миранды, вскинул пистолет. Пуля прошла мимо, не задев испанца. Патрон заклинило в стволе, и второго выстрела не последовало. С досадой отбросив бесполезный пистолет в сторону, Краски попытался сдернуть с плеча винтовку, но в этот миг Эстебан поднял руку с тяжелым коротким копьем, которым научился неплохо владеть, и прежде чем Краски успел нажать на курок, копье пробило его сердце. Беззвучно русский рухнул к ногам своего врага и соперника, а женщина, которую они оба по-своему грубо и эгоистично любили, опустилась на землю, плача от отчаяния.

Увидев, что его противник мертв, Эстебан подошел, выдернул копье и осмотрел оружие убитого. Его взгляд остановился на мешочке, привязанном к поясу лианой.

Испанец ощупал сумку, пытаясь определить ее содержимое, и решил, что там боеприпасы. Он не стал развязывать мешок, а сначала перенес в хижину оружие русского, затем втащил туда девушку, которая с плачем забилась в угол.

– Бедный Карл! Бедный Карл! – причитала она, а потом крикнула в лицо испанцу: – Зверь!

– Да, – воскликнул он со смехом. – Я зверь! Я Тарзан, а этот грязный русский посмел назвать меня Эстебаном. Я Тарзан! Я Тарзан! – повторил он, постепенно повышая голос. – Тот, кто назовет меня по-другому, умрет. Я покажу им, я им покажу!

Девушка посмотрела на него, вгляделась в горящие глаза и вздрогнула.

– Сумасшедший, – прошептала она. – Сумасшедший! Боже, одна в джунглях с безумцем!

И действительно, в этом отношении Эстебан Миранда был безумцем. Это было безумие артиста, для которого роль стала частью его естества. Он так долго играл роль Тарзана, так привык изображать человека-обезьяну, что почувствовал себя настоящим Повелителем джунглей.

– Он хотел украсть подругу Тарзана, – бормотал Эстебан, – Владыки джунглей! Видела, как я убил его одним ударом? Разве ты можешь думать о ком-нибудь другом, если рядом с тобой любовь великого Тарзана?

– Я тебя ненавижу, – сказала девушка. – Ты в самом деле зверь, нет, ты хуже зверя.

– Но ты моя, – возразил испанец, – и никогда не будешь принадлежать другому. Скорее я убью тебя собственными руками. Но надо взглянуть на эту сумку русского. Похоже, у него столько боеприпасов, что можно отстреливаться от целого полка. – И он развязал узел и высыпал содержимое на пол хижины.

Когда груда камней засверкала перед их удивленными глазами, девушка недоверчиво зажмурилась.

– Святая Мария! – вскричал испанец. – Это алмазы!

– Сотни алмазов, – пробормотала девушка. – Где он их раздобыл?

– Не знаю и знать не хочу, – сказал Эстебан. – Они мои, они все мои. Я богач, Флора, и если ты будешь хорошо себя вести, я разделю с тобой это богатство.

Глаза Флоры Хакес сузились, в ее груди проснулась дремавшая там алчность и вместе с нею ненависть к испанцу. Вид переливающихся алмазов окончательно укрепил ее в решении убить Эстебана ночью во сне. До этого она страшилась остаться одной в джунглях, но теперь желание обладать сокровищами победило страх.

Тарзан, кружа по джунглям, постоянно натыкался на следы разрозненных отрядов чернокожих с западного побережья и арабских невольников. Догоняя эти группы, он наводил ужас на негров и заставлял их говорить правду о произошедших событиях. Всякий раз он слышал почти одно и то же. Никто не видел Мовуту с той ночи, когда случился пожар, и каждый предполагал, что он мог сбежать с другим отрядом.

Мысли Тарзана в эти дни были настолько заняты поисками Мовуту, что он не заметил исчезновения мешка с алмазами. Он вообще забыл о его существовании и лишь по чистой случайности однажды вспомнил об алмазах.

Только тогда обнаружилась пропажа. Однако, где и при каких обстоятельствах он мог потерять его, Тарзан не сумел припомнить. Наконец, на ум пришла догадка.

– Это мошенники-европейцы, – сказал он Джад-бал-джа, – это они похитили алмазы. – И яркая краска гнева вспыхнула на его лице, когда он подумал о вероломстве и черной неблагодарности людей, которых он выручил из беды. – Пошли, – позвал он льва, – продолжим поиски Мовуту, а заодно поищем и этих негодяев.

И вот когда Пеблз, Торн и Блюбер уже приближались к побережью, во время полуденного отдыха они с удивлением увидели идущего в их сторону человека-обезьяну в сопровождении огромного льва.

Тарзан не ответил на угодливые приветствия, а молча встал перед ними, скрестив на груди руки. На его лице застыло такое выражение, что Блюбер похолодел от страха. Испугались и остальные.

– Что случилось? – спросили они хором. – Плохие новости?

– Мне нужна сумка с камнями, которую вы украли у меня, – спокойно произнес Тарзан.

Каждый из троих с подозрением посмотрел на своих спутников.

– Я не понимаю вас, мистер Тарзан, – осмелился нарушить молчание Блюбер. – Я уверен, что здесь какое-то недоразумение, если только… – и он исподтишка бросил подозрительный взгляд на спорящих Пеблза и Торна.

– Я ничего не знаю о мешке с камнями, – сказал Пеблз, – и вы можете верить Блюберу.

– Я не верю никому из вас, – мрачно сказал Тарзан. – Даю пять секунд на размышление. Или верните сумку или вас тщательно обыщут.

– Пожалуйста, – воскликнул Блюбер, – обыщите меня! Обыщите, обыщите!

Клянусь, мистер Тарзан, я ничего не брал у вас.

– Здесь что-то не так, – заявил Торн. – Я тоже ничего не брал у вас, и уверен, что эти двое ни в чем не повинны.

– Где четвертый? – спросил Тарзан.

– Краски? Он исчез в ту самую ночь, когда вы привели нас в деревню. И с тех пор мы его не видели. Теперь мне все ясно. Мы терялись в догадках, почему он ушел, а теперь все ясно как божий день. Это он украл сумку с камнями. А мы-то гадали, что он мог украсть.

– Точно! – воскликнул Пеблз.

– Как же мы сразу не сообразили! – подхватил Блюбер.

– Все равно вас надо обыскать, – повторил Тарзан, и, когда подошел командир отряда чернокожих, он объяснил ему, чего он хочет. Троих белых быстро раздели и обыскали. Каждая принадлежавшая им вещь была тщательно осмотрена, но сумку найти не удалось.

Не говоря ни слова, Тарзан направился в джунгли, и через мгновение густая листва сомкнулась за человеком-обезьяной.

– Боже, спаси Краски! – воскликнул Пеблз.

– Что это он говорил о сумке с камнями? Что за камни? Он, случаем, не спятил? – сказал Торн.

– Отнюдь, – ответил Блюбер. – В Африке есть только один сорт камней, из-за которых Краски рискнул украсть и в одиночку отправиться в джунгли – это алмазы.

Пеблз и Торн раскрыли рты от удивления.

– Проклятый русский, – воскликнул первый. – Конечно, это он украл алмазы.

– Но, возможно, спас нам жизнь, – заметил второй. – Если бы Краски остался с нами, и этот Тарзан нашел бы алмазы, вряд ли мы остались бы в живых. Тарзан ни за что не поверил бы, что мы ничего не знали о краже.

Вдруг они с удивлением увидели, что человек-обезьяна возвращается, но он не обратил на белых никакого внимания, подошел к командиру, поговорил с ним о чем-то несколько минут, повернулся и снова ушел.

Сейчас Тарзан направлялся через джунгли в сторону деревни, где он оставил четвертых белых и из которой позже сбежал Краски. Он двигался быстро, Джад-бал-джа отстал и шел сзади по следу. За сравнительно короткое время Тарзан добрался до деревни, двигаясь по верхушкам деревьев, где ничто не могло его задержать.

У ворот он обнаружил след Краски, полустертый, но все еще различимый для обостренных чувств человека-обезьяны. Он быстро двинулся по следу, тем более, что Краски не маскируясь двигался по тропе, ведущей на запад.

Солнце склонялось за вершины деревьев, когда Тарзан добрался до поляны с мутным ручьем и стоящей на берегу хижиной. Человек-обезьяна остановился, прислушался, втянул воздух чувствительными ноздрями, а затем бесшумно пересек поляну. В траве у частокола лежало бесчувственное тело белого человека. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что это тот, кого он ищет. Тарзан сразу понял, что мешка с алмазами здесь нет: они теперь у того, кто убил русского.

Вокруг было множество следов женщины и мужчины. Мужчина оказался тем самым, который убил Гобу, великую обезьяну, и охотился на Бару-оленя, но женщина – кто она? Судя по следам, у нее были сбиты ноги, а взамен обуви они были обмотаны обрывками одежды.

Тарзан увидел, что следы мужчины и женщины ведут в джунгли. Идя по следу, он понял, что женщина постепенно отставала. Двигалась она медленно, а мужчина, не дожидаясь ее, уходил все дальше и дальше.

Действительно, Эстебан намного опередил Флору Хакес, которую больше не держали усталые одеревеневшие ноги.

– Подожди, Эстебан, – звала она. – Не бросай меня. Не оставляй одну в джунглях.

– Тогда поторапливайся, – усмехнулся испанец. – Не думаешь ли ты, что с таким богатством я буду останавливаться и ждать, пока кто-нибудь не придет и не отберет его у меня. Нет, я пойду к побережью со всей скоростью, на которую только способен. Сможешь поспевать за мной – отлично, не сможешь – твои проблемы.

– Но ты не можешь бросить меня, Эстебан. Даже будучи зверем, ты не можешь забыть, что я сделала для тебя.

Испанец засмеялся.

– Еще как смогу. Ты теперь для меня ничто, вроде старой перчатки. С этим, – он похлопал ладонью по сумке с алмазами, – я смогу обладать лучшими перчатками в мире. – И он засмеялся собственной шутке.

– Эстебан! Эстебан! – молила она. – Вернись! Я не могу идти дальше. Не оставляй меня одну. Прошу тебя, спаси меня.

Но он только усмехнулся в ответ, и, когда его фигура скрылась за поворотом тропы, девушка беспомощно упала на траву.