XI. КОГДА КУРИТСЯ ФИМИАМ

Когда Тарзан покинул деревню гомангани, неся на плече труп поверженного болгани, он направился в сторону загадочного сооружения, замеченного им раньше. Человеческое любопытство восторжествовало над природной осторожностью зверя. Он шел по ветру, и запахи, достигающие его чутких ноздрей, подсказывали, что он приближается к жилищам болгани. Он ощущал также запах готовящейся пищи, к которому примешивался тяжелый сладковатый привкус. Этот аромат напоминал Тарзану запах курящегося фимиама, но было невозможно представить, чтобы он исходил из жилищ болгани. Может быть, он доносился из строения, к которому двигался человек-обезьяна – здания, возведенного руками людей. А вдруг люди все еще обитают там? Но ни разу среди множества запахов, доходивших до его ноздрей, Тарзан не улавливал ни малейшего намека на присутствие белого человека.

Запах усиливался, и Тарзан понял, что приближается к болгани.

Человек-обезьяна взобрался со своей ношей на дерево, чтобы не обнаружить себя, и вскоре сквозь густую листву увидел высокую стену, а за ней странное загадочное сооружение непостижимой архитектуры. Из-за стены доходил запах болгани, смешанный с запахом фимиама, напоминавшего запах ладана. Кроме того, к своему удивлению, Тарзан явственно ощутил запах Нумы-льва. Деревья перед стеной были вырублены, и ни одна ветка не свисала над ней. Тарзан пробрался как можно ближе и с высоты сумел заглянуть через стену.

Сооружение было огромным, и состояло из нескольких построек, воздвигнутых, по-видимому, в разные эпохи. Судя по всему, архитекторы меньше всего заботились о соразмерности частей и общей гармонии: не было двух похожих домов, однако эта мешанина придавала всему сооружению некое очарование. Оно покоилось на искусственном постаменте футов десяти в высоту, и от входа вниз спускалась широкая лестница. Вокруг росли кусты и деревья, а одна из башен была целиком увита плющом. Наконец, все сооружение было богато украшено: на полированных блоках из гранита виднелась мозаика из золота и драгоценных камней, сверкавшая и переливавшаяся на солнце. Ближе к стене раскинулись сады и огороды, где работали такие же негры, каких он встретил в деревне, в которой оставил Лэ. Там были как мужчины, так и женщины. Между ними расхаживали гориллоподобные существа, похожие на того, чей труп Тарзан тащил сейчас на плече. Но они не выполняли никакой работы и, казалось, лишь присматривали за работой чернокожих. Они вели себя надменно и деспотически, даже жестоко. Эти гориллы были наряжены в богатые украшения, похожие на те, что были на убитом болгани.

Пока Тарзан с интересом наблюдал за сценой внизу, из дворца вышли двое болгани с головными повязками, поддерживающими высокие белые перья. Они встали по бокам главного входа и, приложив руки ко рту, несколько раз издали резкие крики, напоминающие звуки трубы. Негры сразу же прекратили работу и поспешили к подножию лестницы. Здесь они встали в ряд по обе стороны лестницы. Болгани поднялись повыше и заняли места на площадке перед входом во дворец. Вдруг изнутри раздались вновь звуки трубы, и через минуту Тарзан увидел процессию. Во главе шли болгани по четыре в ряд. Их головы были украшены перьями, а в руках они держали дубинки. За ними следовали два трубача, а следом, футах в двадцати, шагал огромный с черной гривой лев, которого вели четыре здоровенных негра, по двое с каждой стороны, держа в руках золотые цепи, тянувшиеся к сверкавшему алмазами ошейнику на шее зверя.

За львом шло еще двадцать болгани по четыре в ряд. Они несли в руках копья: то ли для защиты льва от людей, то ли наоборот – этого Тарзан понять не мог.

Поведение болгани, стоящих по бокам, выражало исключительную почтительность по отношению ко льву, ибо они склонялись в низком поклоне, когда Нума проходил мимо. Когда зверь дошел до первой ступеньки лестницы, процессия остановилась, и гомангани внизу сразу же пали ниц. Нума, который явно был старым львом, стоял неподвижно, разглядывая распростертых перед ним людей. Его злые глаза мрачно сверкали, обнажив клыки, он издал угрожающее рычание, при звуке которого гомангани задрожали от неподдельного ужаса.

Человек-обезьяна нахмурил брови в раздумьи. Никогда прежде он не становился свидетелем такой странной сцены, такого унижения человека перед зверем.

Вдруг процессия вновь двинулась вперед, спустилась по лестнице и повернула направо по дорожке сада. Когда они проходили мимо, гомангани и болгани поднимались и возобновляли прерванные занятия.

Тарзан оставался в своем укрытии, пытаясь найти разумное объяснение всему увиденному. Лев со своей свитой повернул за дальний угол дворца и исчез из виду. Кем он был для этих людей, для этих странных существ? Что означало это странное перераспределение ролей, когда человек стоял ниже полузверя, а полузверь ниже истинного зверя – дикого хищного животного?

Он размышлял минут пятнадцать, как вдруг вновь услышал звуки трубы. Он повернул голову и вновь увидел процессию, но двигавшуюся уже с противоположной стороны дворца. Болгани и гомангани снова побросали работу и заняли прежние позиции, и опять Нуме, возвратившемуся во дворец, были оказаны королевские почести.

Тарзан из племени обезьян запустил пальцы в свои густые взъерошенные волосы и, наконец, был вынужден признать себя побежденным, так как не смог придумать объяснение тому, что увидел. Однако это еще сильней разожгло его любопытство, и он решил обследовать дворец и окружающую территорию, прежде чем продолжить поиски выхода из долины.

Оставив тело болгани и спрятав его в развилке ветвей, он стал пробираться по деревьям вдоль крепостной стены, прячась в густой листве. Он обнаружил, что архитектура сооружения уникальна со всех сторон, а сад тянется почти по всему периметру дворца, лишь на юге он прерывался загонами для коз и домашней птицы. Там же Тарзан увидел несколько сот качающихся хижин, точно таких же, какие он видел в туземной деревне накануне. Вероятно, это было поселение черных рабов, выполнявших всю тяжелую лакейскую работу, связанную с обслуживанием дворца.

В высокой крепостной стене, опоясывающей все сооружение, были лишь одни ворота на восточной стороне. Они были большими и массивными, рассчитанные на сдерживание натиска хорошо вооруженного неприятеля. В то, что в далекие времена такой неприятель был реальным, легко верилось. Скорее всего и стена, и ворота, и сам дворец были построены в глубокой древности, в эпоху атлантов, пришедших в эти края, чтобы разрабатывать золотые рудники Опара и колонизировать центральную часть Африки. Но стены и все строения были в таком прекрасном состоянии, что невольно рождалась мысль, что дворец заселен разумными существами. К тому же, на южной стороне Тарзан увидел строительство новой башни, где негры работали под присмотром болгани, разрезая и обтесывая гранитные блоки и подгоняя их друг к другу по определенному плану.

Тарзан расположился в ветвях над восточными воротами, чтобы понаблюдать за жизнью внутри и за пределами крепостной стены. Вскоре из леса вышла большая группа гомангани и прошла через ворота. В шкурах, подвешенных между двумя жердями, четыре человека несли гранитный блок. Двое или трое болгани сопровождали носильщиков, за ними двигался отряд чернокожих воинов, вооруженных алебардами и копьями. Если кто-то задерживался, его подгоняли ударами копья. В поведении черных чувствовалась рабская покорность, как будто шел караван нагруженных мулов. Во всех отношениях носильщики выглядели бессловесными животными. Медленно миновали они ворота и скрылись из виду.

Через несколько минут еще один отряд вышел из леса и прошел на территорию дворца. Он состоял из пятидесяти вооруженных болгани и около сотни негров с копьями и топорами. В центре, окруженные всеми этими воинами, виднелись четыре мускулистых носильщика, несущих на примитивных носилках богато украшенный сундук около двух футов шириной и четырех длиной. Сундук был сделан из какого-то темного, пострадавшего от непогоды дерева, на котором сохранились узоры, выложенные алмазами. О содержимом сундука Тарзан мог только догадываться, но то, что он представлял огромную ценность было ясно по количеству охраны. Сундук был доставлен прямо в огромную башню, увитую плющом, вход в которую Тарзан заметил еще раньше, – это была тяжелая, массивная дверь, такая же, как и восточные ворота. При первой же возможности Тарзан вернулся к тому месту, где он оставил труп болгани. Перебросив его через плечо, человек-обезьяна поспешил обратно и, оказавшись над тропой недалеко от восточных ворот, сбросил тело вниз как можно ближе к воротам.

– Теперь, – подумал Тарзан, – пусть болгани поломают голову над тем, кто же убил их собрата.

Пробираясь на юго-восток, человек-обезьяна добрался до гор, возвышающихся позади дворца алмазов. Ему приходилось часто идти вкруговую, дабы избежать встречи с туземцами и бесчисленными группами болгани, снующими через лес во всех направлениях. Около полудня он достиг подножия гор, вершины которых высоко вздымались над строевым лесом, росших по склонам. Он хорошо различал тропу, ведущую к глубокому каньону. Тарзан спустился с деревьев и, пользуясь порослью, росшей вдоль тропы, стал бесшумно пробираться в сторону гор. Большую часть пути он был вынужден идти через заросли, ибо по тропе все время сновали гомангани и болгани. Туда они шли с пустыми руками, а обратно возвращались, неся блоки гранита. Чем дальше в горы поднимался Тарзан, тем реже становился кустарник. С одной стороны, это облегчало продвижение, с другой – возрастала опасность быть обнаруженным.

Однако звериное чутье и сноровка, полученная в джунглях, позволяли ему оставаться незамеченным там, где любого другого давно бы обнаружили. Вскоре Тарзан увидел перед собой узкое ущелье не более двадцати футов в ширину с голыми, лишенными растительности склонами. Укрыться было негде, и человек-обезьяна понял, что входить в ущелье нельзя: его моментально могли обнаружить. Пришлось идти окольным путем. За ущельем Тарзан увидел склон огромной горы, весь испещренный отверстиями, которые не могли быть ничем иным, как входами в туннели. К некоторым вели грубые деревянные лестницы, от тех, что повыше, вниз спускались веревки. Из туннелей выходили негры с мешками в руках и ссыпали из них землю в общую кучу рядом с речушкой, протекавшей по дну ущелья. Другие негры, под присмотром болгани, занимались промывкой грунта, но что они надеялись найти или что находили, Тарзан не мог разглядеть. На другом склоне с вырубленными от основания до вершины уступами была организована добыча гранита в гигантской каменоломне. Здесь обнаженные туземцы трудились под надзором дикого болгани.

Несколько минут наблюдения убедили Тарзана в том, что тропа, по которой он шел, кончалась в этом тупике, поэтому он попробовал поискать обходные пути через горы.

Остаток дня и почти весь следующий человек-обезьяна посвятил поискам, но в конце концов убедился в том, что в этом направлении выхода нет. Он решил вернуться назад и попробовать вместе с Лэ пройти через долину Опара под покровом ночной темноты.

На рассвете Тарзан добрался до туземной деревни, где он оставил Лэ.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что случилось что-то недоброе: ворота были широко распахнуты, а в самой деревне не наблюдалось никаких признаков жизни. Остерегаясь возможной засады, Тарзан осторожно осмотрелся прежде, чем спуститься в селение. Он быстро определил, что деревня пустует уже не менее суток. Подбежав к хижине, отведенной для Лэ, он взобрался по веревке и обнаружил, что хижина пуста. Спустившись вниз, человек-обезьяна принялся обследовать деревню в поисках ключа к разгадке. Он осмотрел несколько хижин, но безрезультатно. Вдруг он заметил слабое покачивание одной из них. Он быстро подбежал к хижине и увидел, что веревка не была спущена из дверного проема. Тарзан поднял голову и крикнул:

– Гомангани! Это я – Тарзан из племени обезьян. Подойди к выходу и расскажи, что случилось с твоими соплеменниками и моей женой – той, которую я оставил под охраной ваших воинов.

Ответа не последовало. Тарзан крикнул еще раз, так как был убежден, что в хижине кто-то прячется.

– Спускайся вниз, – предложил он. – Или я поднимусь к тебе.

И опять никто не отозвался. Жесткая улыбка коснулась губ человека-обезьяны. Он вытащил свой охотничий нож, взял его в зубы, высоко подпрыгнул, ухватился за края люка и, подтянувшись, проник внутрь.

Если он предполагал встретить сопротивление, то ошибся. В тускло освещенной хижине он не мог обнаружить чьего-либо присутствия, однако, когда его глаза привыкли к темноте, он разглядел в углу кучу листьев и травы.

Подойдя к ней, он отбросил ее в сторону и увидел перепуганную насмерть женщину. Схватив ее за плечи, он усадил ее перед собой.

– Что случилось? – требовательно спросил он. – Где все жители? Где моя жена?

– Не убивай меня! Не убивай! – закричала женщина. – Это не моя вина.

– Я и не собираюсь тебя убивать, – успокоил ее Тарзан. – Расскажи мне правду, и я отпущу тебя.

– Их всех увели болгани, – крикнула женщина. – Они пришли вчера на рассвете и были очень рассержены, потому что обнаружили тело своего собрата перед воротами дворца алмазов. Они знали, что он пошел в нашу деревню, и с тех пор, как он ушел из дворца, никто не видел его живым. Поэтому они и пришли к нам, угрожали, пытали наших людей, пока, наконец, не узнали все.

Они увели всех жителей и твою жену тоже. Они никогда не вернутся назад.

– Думаешь, болгани убьют их? – спросило Тарзан.

– Конечно, они убивают всех, кто их рассердит.

Тарзан остался один и тем самым освободился от моральных обязательств перед Лэ. Теперь он мог легко пересечь долину Опара ночью, не беспокоясь о преградах на этом пути. Однако подобные мысли и в голову не приходили человеку-обезьяне. Благородство и преданность были отличительными чертами Повелителя джунглей. Лэ, спасая его, пожертвовала ради него всем, даже самой жизнью, и стала изгнанницей. То обстоятельство, что болгани похитили ее, чтобы убить, не могло остановить Тарзана. Он должен был точно узнать, жива она или нет, а если жива – сделать все для ее спасения.

Тарзан провел целый день, изучая территорию вокруг дворца и отыскивая малейшую возможность проникнуть внутрь. Однако там беспрерывно сновали гомангани и болгани. Вечером с наступлением темноты, огромные восточные ворота закрылись, и обитатели города разошлись по своим жилищам. Тарзан обнаружил, что ни на крепостной стене, ни вокруг дворца не было выставлено ни одного часового, видимо, болгани не ожидали нападения извне. Гомангани подчинялись им целиком и полностью, поэтому высокая стена защищала дворец лишь от набегов львов да служила напоминанием о древних временах, когда реальные враги угрожали их миру и безопасности.

Когда наконец темнота сгустилась, Тарзан подошел к воротам и набросил петлю своей веревки на статую льва, установленную на столбах ворот. Он взобрался на стену, откуда легко спрыгнул в сад. Чтобы обеспечить возможность ухода, если он найдет Лэ, Тарзан отодвинул запор тяжелых ворот и слегка приоткрыл их. Затем осторожно пополз к восточной башне, увитой плющом, которую после целого дня изучения выбрал как наиболее удобный путь во дворец. Успех его плана зависел в основном от возраста и крепости плюща, росшего почти до самой вершины башни, и к своему великому удовлетворению он обнаружил, что плющ выдерживает его вес.

Со своего наблюдательного пункта он заметил на самом верху башни открытое окно, не забранное, как другие, решеткой. Избегая тускло освещенных окон, Тарзан быстро, но осторожно взобрался наверх и заглянул через подоконник внутрь. В полутемной комнате нельзя было различить никаких деталей. Осторожно подтянувшись, он тихо перевалился через подоконник. Идя в темноте наощупь, он осторожно обошел комнату, где обнаружил резную кровать, стол и пару скамеек. На кровати лежали ткани, шкуры антилоп и леопардов.

Напротив окна, через которое он проник внутрь, виднелась дверь. Тарзан тихо и медленно приоткрыл ее и осторожно выглянул сквозь маленькую щель. Он увидел слабо освещенную площадку круглой формы. В центре пола и потолка были проделаны круглые отверстия диаметром около четырех футов. Сквозь них проходил прямой столб с поперечными перекладинами через каждый фут. Это была лестница, связывающая разные этажи здания. Три вертикальные колонны, установленные по окружности отверстия в полу, помогали поддерживать потолок наверху. В стене этой круглой прихожей виднелись дверные проемы.

Не слыша никакого шума и не видя никого из обитателей, Тарзан распахнул дверь и вышел в прихожую. До его обоняния дошел тот же сильный запах фимиама, который он впервые почувствовал несколько дней назад, когда подходил ко дворцу. Здесь, внутри башни он был намного сильнее и практически забивал все остальные, делая поиски Лэ почти невозможными. Осмотрев двери на площадке, Тарзан впал в отчаяние: обыскать эту огромную башню в одиночку без своего острого обоняния! Это казалось не по силам даже ему.

Самоуверенность человека-обезьяны вовсе не была грубым самомнением.

Зная свои силы, он понимал, что в схватке с несколькими болгани ему не выстоять, если его обнаружат во дворце.

Сзади было распахнутое окно, спокойная ночь джунглей и свобода, впереди – опасности, всевозможные несчастья и даже смерть. Что выбрать? Он мгновение стоял в молчаливой задумчивости, затем поднял голову, расправил могучие плечи, тряхнул густыми черными волосами и решительно шагнул к ближайшей двери. Он обследовал комнату за комнатой, пока не осмотрел все, но ни Лэ, ни какого-либо ключа для ее поисков не обнаружил. Он видел причудливую мебель, ковры и гобелены, украшения из золота и алмазов, а в одной из комнат он даже наткнулся на спящего болгани, но шаги человека-обезьяны были столь бесшумны, что спящий не пошевелился, хотя Тарзан обошел его кровать и исследовал комнату. Покончив с этими этажом, человек-обезьяна решил осмотреть сначала верхние, а затем спуститься вниз. Он обыскал три этажа, пока не добрался до последнего. На всех лестничных площадках горели светильники – золотые вазы, наполненные жиром, в котором плавали фитили. Поиски и здесь не принесли результатов.

На верхней площадке было всего три двери. Все они были закрыты. Потолок в прихожей являлся здесь куполообразной крышей всей башни. В центре крыши тоже виднелся круглый выход, через который лестница вела в темноту ночи наверх.

Тарзан открыл ближайшую к нему дверь – она скрипнула на петлях – первый звук, раздавшийся с начала его поисков. Внутри комнаты было темно, и, пока Тарзан стоял у входа молча, как статуя, он вдруг ощутил за своей спиной еле слышное движение. Мгновенно обернувшись, он увидел у открытой двери на противоположной стороне площадки фигуру человека.