1. Воистинну, необходимо много изслѣдованія и изысканія въ спорныхъ догматическихъ вопросахъ, когда и съ той и съ другой стороны имѣются серьезные и вѣскіе аргументы; много и пользы бываетъ отъ такого рода изысканія, когда бы мы обращали взоры не къ спору, а къ Истинѣ, и не имѣли бы единственнымъ тщаніемъ во что бы то ни стало одержать побѣду, но допустили бы, что иногда хорошо и побѣжденнымъ быть. И это, воистинну, относится не только къ намъ, видящимъ мало и земнымъ и весьма отступившимъ отъ истинной мудрости, но, вотъ, — мы слышимъ и вѣримъ, что такимъ образомъ происходило и съ самими Учениками Самой Премудрости, Іисуса Христа Господа нашего. Ибо когда между ними возникъ вопросъ: должно ли обрѣзывать приходящихъ къ вѣрѣ изъ язычниковъ и учить ихъ соблюдать законъ Моисеевъ, тогда сошлись Апостолы и старцы для изученія этого вопроса; послѣ того, какъ было большое изслѣдованіе (какъ повѣствуется), Петръ сказалъ, а Іаковъ поддержалъ, и въ общемъ согласіи всѣмъ было угодно съ Духомъ Святымъ — не стужать тѣхъ, которые изъ язычниковъ обращаются къ Богу ¹³³). Итакъ, если изысканіе принесло тогда плодъ — единеніе изыскующихъ, — то имѣется надежда, что и мы, движимые Тѣмъ же Духомъ и гой же любовію связанные другъ съ другомъ, и устремляющіеся къ той же цѣли — которая выражается въ нахожденіи Истины, — не потерпимъ неудачу въ предлежащемъ предметѣ; и хотя изысканіе весьма растянулось, но все мирно и слушая и говоря, мы съ любовію возможемъ придти къ единенію, сойдясь на томъ, что явится какъ абсолютная истина и представится какъ соотвѣтствующее.

2. Итакъ, въ этомъ и вы солидарны съ нами и вмѣстѣ съ нами питаете надежду; но вы говорите, что мы, какъ бы забывъ о семъ, болѣе должнаго прилагаемъ тщаніе и пытаемся укрѣпить наше ученіе, а ваше — опровергнуть. Но на это мы скажемъ, что наше ученіе, каково бы оно ни было, мы отнюдь не излагали, и ничего не старались укрѣплять; и это-то вы и ранѣе намъ поставили въ упрекъ, и желали болѣе ясно узнать о томъ, какого мы держимся мнѣнія (о состояніи душъ послѣ смерти). Ваше же мнѣніе мы будемъ стараться не опровергать, но показать, что оно не необходимо, потому что ни въ Писаніи оно не является намъ ясно переданнымъ, ни Отцами нашими оно не было санкціонированнымъ, ни, вообще, не является благословеннымъ. Но все же, чтобы отселѣ вамъ сдѣлать угодное, ибо это справедливо, мы изложили наше ученіе болѣе ясно, — не болѣе должнаго, но, насколько это необходимо, обосновывая его; а ваше ученіе, — каково бы оно ни было, подвергнемъ болѣе тщательному изслѣдованію. Ибо, быть можетъ, найденная изъ сего истина освободитъ насъ отъ тяжкихъ трудовъ и отъ дальнѣйшаго между нами разногласія.

3. Мы утверждаемъ, что ни праведные еще не восприняли полностью свой удѣлъ и оное блаженное состояніе, къ которому они себя здѣсь уготовали чрезъ дѣла; — ни грѣшные, послѣ смерти, не были отведены въ вѣчное наказаніе, въ которомъ будутъ вѣчно мучиться; но и то и другое необходимо должно быть послѣ послѣдняго того дня Суда и воскресенія всѣхъ; нынѣ же — и тѣ и другіе находятся въ свойственныхъ имъ мѣстахъ: первые — въ совершенномъ покоѣ и свободными находятся на небѣ съ Ангелами и предъ Самимъ Богомъ, и уже какъ бы въ раю, изъ котораго ниспалъ Адамъ, вошелъ же прежде иныхъ Благоразумный разбойникъ, — и часто насъ посѣщаютъ въ тѣхъ храмахъ, гдѣ ихъ почитаютъ, и слушаютъ призывающихъ ихъ и молятся за нихъ Богу, пріявъ отъ Него этотъ изрядный даръ, и чрезъ свои мощи творятъ чудеса, и наслаждаются созерцаніемъ Бога и оттуда посылаемымъ озареніемъ, болѣе совершенно и болѣе чисто, нежели раньше, когда были при жизни; вторые же, въ свою очередь, заключенные въ аду, пребываютъ “въ темныхъ и сѣни смертнѣй, въ ровѣ преисподнемъ”, какъ говоритъ Давидъ ¹³⁴), и затѣмъ Іовъ: “Въ землю темну и мрачну, въ землю тмы вѣчныя, идѣже нѣсть свѣта, ниже видѣти живота человѣческаго” ¹³⁵). И первые — пребываютъ во всякой радости и веселіи, ожидая уже и только лишь не имѣя еще въ рукахъ обѣтованное имъ Царство и неизреченныя блага; а вторые — напротивъ, пребываютъ во всякой тѣснотѣ и безутѣшномъ страданіи, какъ нѣкіе осужденные, ожидающіе приговора Судьи и предвидящіе оныя мученія. И ни первые не восприняли еще наслѣдіе Царства и тѣхъ благъ, “ихже око не видѣ, и ухо не слыша, и на сердце человѣку не взыдоша” ¹³⁶), ни вторые еще не преданы вѣчнымъ мукамъ и горѣнію въ негаснущемъ огнѣ. И это ученіе мы имѣемъ переданнымъ отъ Отцевъ нашихъ изъ древности и легко можемъ представить изъ самихъ Божественныхъ Писаній.

4. Такъ, въ древнѣйшихъ нѣкихъ отвѣтахъ, имущихъ заглавіе: “Аѳанасія знаменитаго (τοΰ πάνυ) къ князю Антіоху” имѣется слѣдующій вопросъ: “Что, убо, восприняли ли праведные блага, а грѣшные — наказаніе? — (Отвѣтъ:) Онюдь нѣтъ. Однако же, та радость, которую нынѣ имѣютъ души святыхъ, есть частичное наслажденіе, какъ и скорбь, которую имѣютъ грѣшники, — частичное наказаніе. Какъ, когда царь призываетъ своихъ друзей на пиръ, и подобно — осужденные предназначены къ наказанію — и позванные на пиршество пребываютъ въ радости предъ домомъ царя до часа пиршества, а осужденные, заключенные въ темницѣ, пребываютъ въ скорби, пока выйдетъ судья: такъ подобаетъ, впрочемъ, разумѣть о душахъ, взятыхъ туда раньше насъ, говорю же о праведныхъ и грѣшныхъ”.

“Итакъ, если никто, какъ было сказано, еще не вошелъ ни въ Царство ни въ геенну, то какъ же мы слышимъ о богатомъ и Лазарѣ, что тотъ богачъ, находясь въ огнѣ и мукахъ, обращается къ Аврааму? — (Отвѣтъ:) Все то, что относится къ Лазарю, Господь сказалъ образно, какъ и то, что касается десяти дѣвъ и обстоятельствъ въ прочихъ притчахъ. Ибо, въ дѣйствительности, притча о Лазарѣ не происходила, потому что грѣшники, находящіеся въ аду, не видятъ праведниковъ, находящихся въ царствѣ съ Авраамомъ, но никто изъ нихъ, находясь во мракѣ, даже сосѣда своего не узнаетъ” ¹³⁷).

5. Пріявъ это сужденіе, наша Церковь и мыслитъ такъ и возвѣщаетъ, и къ защитѣ его имѣются на лицо аргументы. Во-первыхъ, въ Евангеліи отъ Матѳея, предначертывая тотъ будущій Судъ, Господь говоритъ: “Пріидите благословенніи Отца Моего, наслѣдуйте”, — изъ сего ясно, что они не были уже унаслѣдовавшими, — затѣмъ: “уготованное вамъ”, говоритъ “Царство” ¹³⁸), — не ранѣе данное. Къ грѣшникамъ же, въ свою очередь, Онъ говоритъ: — “Отыдите, проклятіи”, — очевидно, что не уже — отошедшіе, — “въ огнь вѣчный, уготованный,” — не вамъ, но — “діаволу и ангеламъ его” ¹³⁹), — и здѣсь опять, — “уготованный”, — т. е. еще не пріявшій осужденныхъ демоновъ, ибо какъ бы это могло быть иначе въ отношеніи тѣхъ, которые до нынѣ и даже до онаго Дня блуждаютъ повсюду въ воздухѣ и безпрепятственно совершаютъ свое дѣло въ обольщенныхъ ими? Это же и въ иномъ мѣстѣ обнаруживается, когда они взываютъ къ Господу, какъ написано въ томъ же Евангеліи: “Пришелъ еси сѣмо прежде времене мучити насъ” ¹⁴⁰), ясно, что они еще не мучатся, такъ какъ для этого еще не пришло время. Итакъ, если злые демоны и первые творцы зла, ради которыхъ особенно-то уготовляется и устраивается наказаніе, еще не воспринимаютъ долженствующее возмездіе, но — свободные блуждаютъ гдѣ хотятъ, какой доводъ могъ бы убѣдить насъ, что души отшедшихъ отсюда въ грѣхахъ, немедленно предаются огню и тѣмъ мукамъ, которыя уготованы для иныхъ? Какая же нужда и въ Судѣ и въ воскресеніи ихъ тѣлъ, и въ пришествіи на землю Судіи и въ страшномъ томъ и всемірномъ зрѣлищѣ, если до того дня каждый уже воспріялъ по заслугамъ? И какъ же Господь въ притчѣ о дѣвахъ, исшедшихъ отсюда въ срѣтеніе Жениха, говоритъ, что дѣвы, т. е. — души, задремали и уснули, такъ какъ Женихъ запаздывалъ, т. е. — умерли, и еще не вошли въ брачную горницу, до тѣхъ поръ, пока Женихъ не придетъ съ небесъ, не разбудитъ всѣхъ вмѣстѣ какъ отъ сна, и однихъ, дѣйствительно, вмѣстѣ съ Собой введетъ въ брачный чертогъ, а другихъ — исключитъ, что — совершенно ясно — сбудется въ День оный? — “Ибо тогда”, говоритъ Онъ, “Царство небесное уподобится десяти дѣвамъ” ¹⁴¹). И какъ, отошедши и вручивъ Своимъ рабамъ имѣніе, затѣмъ придя и всѣхъ вмѣстѣ собравъ, Онъ потребуетъ отъ каждаго отчетъ въ дѣлахъ ¹⁴²), если каждый изъ рабовъ обнаружилъ уже свое дѣло и воспринялъ воздаяніе прежде Владычняго возвращенія?

6. И божественный Апостолъ во 2-мъ Посланіи къ Коринѳянамъ такъ говоритъ: “Всѣмъ явитися намъ подобаетъ предъ судищемъ Христовымъ, да пріиметъ кійждо, яже съ тѣломъ содѣла, или блага, или зла” ¹⁴³). Видишь ли, что прежде того судилища и до того, какъ мы всѣ вмѣстѣ явимся собранными, никто безъ тѣла не воспріемлетъ соотвѣтственно тому, что онъ въ тѣлѣ сдѣлалъ? Но и во 2-мъ Посланіи къ Тимоѳею онъ говоритъ, что время его отшествія настало, вѣнецъ правды прочее готовится, — не теперь, но “егоже воздастъ ми”, — говоритъ, — “Господь въ день онъ, праведный Судія, не токмо же мнѣ, но и всѣмъ возлюбльшимъ явленіе Его” ¹⁴⁴). И во 2-мъ Посланіи къ Ѳессалоникійцамъ онъ такъ говоритъ: “Аще праведно у Бога воздати скорбь оскорбляющимъ васъ, а вамъ оскорбляемымъ отраду съ нами, во откровеніи Господа Іисуса съ небесе, со Ангелы силы Своея, во огни пламеннѣ, дающаго отмщеніе не вѣдущимъ Бога и не послушающимъ благовѣствованія Господа нашего Іисуса Христа: иже муку пріимутъ, погибель вѣчную отъ лица Господня и отъ славы крѣпости Его: егда пріидетъ прославится во святыхъ Своихъ, и дивенъ быти во всѣхъ вѣровавшихъ, яко увѣрися свидѣтельство наше въ васъ, въ день онъ” ¹⁴⁵). И въ Посланіи къ Евреямъ, повѣствуя о предшедшихъ святыхъ: “Сіи вси”, говоритъ, “послушествовани бывше вѣрою, не пріяша обѣтованія: Богу лучшее что о насъ предзрѣвшу, да не безъ насъ совершенство пріимутъ” ¹⁴⁶). Это должно понимать въ отношеніи всѣхъ вѣрныхъ и праведныхъ, бывшихъ до Владычняго Пришествія. Ибо какъ не достигли совершенства тѣ предшедшіе (ветхозавѣтные праведники) безъ Апостоловъ, такъ — ни Апостолы безъ Мучениковъ, и тѣ, въ свою очередь,—безъ вошедшихъ послѣ нихъ и тѣхъ которые войдутъ позднѣе въ добрый Виноградникъ Церкви; ибо этому научаетъ яснѣйшимъ образомъ и та притча, согласно которой происходили разныя и въ разныя времена призыванія дѣлателей въ Виноградникъ, но въ одно время всѣмъ была дана награда, и тѣ, которые пришли раньше, отнюдь, не приняли больше, чѣмъ тѣ, которые пришли позже ¹⁴⁷). Это же утверждаетъ и величайшій Евангелистъ Іоаннъ въ Откровеніи: “И егда отверзе пятую печать, видѣхъ подъ алтаремъ души избіенныхъ за слово Божіе и за свидѣтельство, еже имѣяху: и возопиша гласомъ великимъ, глаголюще: доколѣ Владыко Святый и Истинный, не судиши и не мстиши крови нашей отъ живущихъ на земли? И даны быша коемуждо ихъ ризы бѣлы, и речено быть имъ, да почіютъ еще время мало, дондеже скончаются и клеврети ихъ и братія ихъ, имущіи избіени быти, якоже и тіи” ¹⁴⁸). Изъ всего этого явствуетъ, что ни святые не находятся въ совершенномъ наслажденіи тѣхъ благъ и будущаго блаженства, ни грѣшники еще не восприняли осужденія и не отосланы въ муку. Ибо какъ бы могло быть, чтобы будучи несовершенными и какъ бы разсѣченными на двѣ части и не имѣя тѣла, которое ожидаютъ воспріять послѣ воскресенія нетлѣннымъ, они уже вошли въ обладаніе совершенныхъ наградъ? Посему Апостолъ говоритъ: “Начатокъ Христосъ, потомъ же Христу вѣровавшіи въ пришествіи Его. Таже кончина” ¹⁴⁹). Тогда станутъ явленными, говоритъ, тогда возсіяютъ, тогда придутъ въ совершенство. И Господь говоритъ въ Евангеліи: “Тогда праведницы просвѣтятся яко солнце въ Царствіи Небеснѣмъ” ¹⁵⁰).

7. Остается теперь привести Учителей Церкви, которые согласуются съ этимъ ученіемъ и во всемъ его держались. Такъ, великій Григорій Богословъ въ надгробномъ словѣ брату Кесарію говоритъ сіе: “Убѣждаюсь словами мудрыхъ, что всякая добрая и боголюбивая душа, какъ скоро, по разрѣшеніи отъ сопряженнаго съ нею тѣла, освободится отсюда, приходитъ въ состояніе чувствовать и созерцать ожидающее ее благо, а по очищеніи, или по отложеніи (или еще не знаю какъ выразить) того, что ее омрачало, услаждается чуднымъ какимъ-то услажденіемъ, веселится и радостно шествуетъ къ своему Владыкѣ; потому что избѣгла здѣшней жизни, какъ несноснаго узилища, и свергла съ себя лежащія на ней оковы, которыми крылья ума влеклись долу. Тогда она въ видѣніи какъ бы уже пожинаетъ уготованное ей блаженство. А потомъ и соприрожденную себѣ плоть, съ которою упражнялась здѣсь въ любомудріи, отъ земли, ее давшей и потомъ сохранившей, воспріявъ непонятнымъ для насъ образомъ и извѣстнымъ только Богу, ихъ соединившему и разлучившему, — вмѣстѣ съ нею вступаетъ въ наслѣдіе грядущей славы. И какъ, по естественному союзу съ плотію, сама раздѣляла ея тягость, такъ сообщаетъ ей свои утѣшенія, всецѣло поглотивъ ее въ себѣ, и содѣлавшись съ нею единымъ духомъ, умомъ, и богомъ, послѣ того какъ смертное и преходящее пожерто жизнію” ¹⁵¹).

8. И Златоустый Іоаннъ въ шестой бесѣдѣ “О статуяхъ” такъ говоритъ: “Какъ боецъ спѣшитъ уйти съ ристалища, чтобы избавиться отъ ранъ, и борецъ желаетъ окончанія зрѣлища, чтобы освободиться отъ трудовъ; такъ и ведущій добродѣтельную, строгую и суровую жизнь, желаетъ смерти, чтобы и освободиться отъ настоящихъ трудовъ, и безпрепятственно получить уготованные вѣнцы, приплывъ въ тихую пристань и переселившись туда, гдѣ уже не нужно опасаться кораблекрушенія” ¹⁵²). И въ четвертомъ словѣ “Противъ Іудеевъ”, восхваляя въ предисловіи мучениковъ, онъ такъ говоритъ: “Они посмѣялись настоящей жизни, попрали мучилища и казни, презрѣли смерть, освободились отъ заблужденія мірскихъ дѣлъ, вошли въ тихое пристанище; и нынѣ вчиняются въ ликъ Павла, до времени пріятія вѣнцевъ ихъ, окрыляемые ожиданіемъ вѣнцевъ и избѣжавшіе отселѣ неизвѣстности будущаго” ¹⁵³).

9. И, опять, Григорій Богословъ въ словѣ “На побіеніе града”, описывая тотъ будущій Судъ, говоритъ: “И изыдутъ сотворшіи благая въ воскрешеніе живота, — который нынѣ сокровенъ во Христѣ, напослѣдокъ же съ Нимъ явится, — а сотворшіи злая въ воскрешеніе суда, которыхъ осудило уже неувѣровавшихъ судящее ихъ слово. И первые — наслѣдуютъ неизреченный свѣтъ и созерцаніе Святыя и царственныя Троицы, Которая будетъ тогда озарять яснѣе и чище и всецѣло соединится со всецѣлымъ ихъ умомъ (въ чемъ особенно и ставлю Царство Небесное); а удѣломъ вторыхъ, кромѣ прочаго, — отверженіе отъ Бога и стыдъ въ совѣсти, которому не будетъ конца. Все это будетъ послѣ” ¹⁵⁴). И въ словѣ “На Крещеніе”, въ восьмой заповѣди составленнаго имъ “Новаго Декалога”, говоритъ: “Вѣруй прежде всего въ воскресеніе, судъ, воздаяніе по праведнымъ вѣсамъ Божіимъ” ¹⁵⁵), этимъ являя, что воздаяніе будетъ послѣ воскресенія и суда, такъ какъ до этого, конечно, его не будетъ.

10. Итакъ, изъ всего этого явствуетъ, что то, что нѣкоторые изъ святыхъ въ видѣніи и откровеніи видѣли относительно будущаго мученія и находящихся въ немъ нечестивыхъ и грѣшниковъ, является нѣкоторыми образами будущихъ вещей и какъ бы начертаніями, а не тѣмъ, что уже теперь сбывается на дѣлѣ; такъ напр. Даніилъ, описывая будущій тотъ Судъ, говоритъ: “Зряхъ, дондеже престоли поставишася, судище сѣде, и книги отверзошася“ ¹⁵⁶), между тѣмъ ясно, что этого на самомъ дѣлѣ не происходило, но было въ духѣ предоткрыто Пророку.

11. Итакъ, если согласно всѣмъ приведеннымъ словамъ и благочестивому ученію нашей Церкви: ни грѣшники еще не восприняли вѣчное мученіе, ни праведники — Царство, но и тѣ и другіе ожидаютъ будущаго Суда для воспріятія конечнаго и по заслугамъ воздаянія, которое они уготовали себѣ, — то какъ можетъ быть, чтобы мы еще приняли и допустили нѣкое иное наказаніе, имѣющее дѣйствіе уже теперь, и иной, временный огонь, который мучитъ души жившихъ въ среднемъ моральномъ состояніи (τάς τών μέσος βιωσάντων . . . ψνχάς), въ то время какъ общее наказаніе еще бездѣйствуетъ, и нечестивцы и дурные и сами демоны еще не подвержены ему? Ибо о томъ, что и они ожидаютъ того Суда, содержимые въ аду какъ въ темницѣ и узахъ, но еще не подверженные мученію, — говоритъ божественный апостолъ Петръ: “Аще бо Богъ ангеловъ согрѣшившихъ не пощадѣ, но плѣницами мрака связавъ, предаде на судъ мучимыхъ блюсти” ¹⁵⁷). Слышишь ли, что и они, лишенные прежней силы, находятся какъ бы въ узилищѣ, ожидая того Суда? Такимъ же образомъ, несомнѣнно, и величайшіе грѣшники наказываются (въ настоящее время лишь) частично и еще не подвержены самому наказанію. Но мы утверждаемъ, что то состояніе, которому нынѣ подвергаются тѣ средніе, — мучительно: то ли это — стыдъ и угрызеніе совѣсти, то ли — раскаяніе, то ли — заключеніе и мракъ, то ли — страхъ и неизвѣстность будущаго, или же это только — лишеніе созерцанія Бога, — соотвѣтственно прегрѣшеніямъ, совершенныхъ ими. Было бы самое разумное, если бы мы вмѣстѣ такъ и мыслили и говорили; а того, что вещественный огонь мучитъ и очищаетъ безтѣлесныя души — мы совершенно не можемъ признать, и говорящихъ подобное будемъ просить не сѣтовать на насъ, если это намъ не легко допустить. Но, быть можетъ, мы можемъ сказать, что они (т. е. Латинскіе святые Отцы) говоря о (временномъ) огнѣ, говорили это въ аллегорическомъ смыслѣ, или по икономіи ради нѣкой нужды тогдашняго времени и ради пользы слушателей: ибо таковыя причины мы обычно приводили въ оправданіе новшескихъ и странныхъ и несогласующихся съ Писаніемъ ученій.

12. Посему и молитвы объ усопшихъ, — которыя, пріявъ отъ самихъ Апостоловъ и Отцевъ, Церковь совершаетъ въ Таинственной Жертвѣ и въ иныхъ богослуженіяхъ, совершаемыхъ въ различныя времена, — творятся, въ равной мѣрѣ, о всѣхъ скончавшихся, и мы утверждаемъ, что эти молитвы всѣмъ что-то способствуютъ и содѣйствуютъ и на всѣхъ простираются бывающія отъ нихъ значеніе и польза: въ отношеніи грѣшниковъ и заключенныхъ въ аду — дабы они получили, если и не совершенное освобожденіе, хотя бы — нѣкое малое облегченіе. И сіе говоря въ молитвахъ, чтомыхъ на Пятидесятницу, Василій Великій дословно пишетъ слѣдующее: “Иже и въ сей всесовершенный и спасительный праздникъ, очищенія убо молитвенная, о иже во адѣ держимыхъ сподобивый пріимати, великія же подаваяй намъ надежды ослабленія содержимымъ отъ содержащихъ я сквернъ, и утѣшенію Тобою низпослатися”. И нѣтъ ничего удивительнаго, если мы о нихъ молимся, когда, вотъ, нѣкоторые (святые) лично молившіеся о нечестивыхъ, были услышаны; такъ напр. блаженная Ѳекла своими молитвами перенесла Ѳалкониллу изъ мѣста, гдѣ нечестивые были держимы; и великій Григорій Двоесловъ, какъ повѣствуется, — царя Траяна. Ибо Церковь Божія, отнюдь, не отчаявается въ отношеніи таковыхъ, и всѣмъ въ вѣрѣ усопшимъ, хотя бы они и были самыми грѣшными, вымоливаетъ у Бога облегченіе, какъ въ общихъ, такъ и частныхъ молитвахъ о нихъ. И это очевидно — изъ самого того обхватывающаго выраженія: “всѣхъ”, говорится “въ вѣрѣ усопшихъ”; очевидно это также — и изъ вышеприведенныхъ словъ Василія Великаго; явствуетъ это также и изъ того, что говоритъ блаженный Іоаннъ Златоустъ въ толкованіи на Евангеліе отъ Іоанна, въ омиліи 62-й: “Если умершій былъ грѣшникомъ и весьма оскорбилъ Бога, достоитъ плакать; лучше же — не только плакать (ибо это никакая ему не помощь), но дѣлать нѣчто, что можетъ оказать ему помощь, какъ-то милостыню и приношенія” ¹⁵⁸). И затѣмъ, въ толкованіи на 1-е Посланіе къ Коринѳянамъ, омилія 41-я, онъ говоритъ слѣдующее: “Если и грѣшникъ умеръ, и сему достоитъ радоватися: что остановлены грѣхи его и къ пороку ничего не прибавилось, — и достоитъ не плакать, но помогать, ему тѣмъ, что можетъ помочь” ¹⁵⁹). И послѣ сего: “Зачѣмъ скорбишь, зачѣмъ плачешь, какъ будто бы это можетъ принести прощеніе отошедшему?” ¹⁶⁰). И, затѣмъ, въ толкованіи на Посланіе къ Филипписіемъ онъ говоритъ такъ: “Если еллины вмѣстѣ съ усопшимъ сжигаютъ его вещи, насколько больше ты — вѣрный — долженъ спосылать съ вѣрнымъ усопшимъ то, что принадлежитъ ему, не для того, чтобы это стало пепломъ, какъ тѣ вещи, но чтобы придать ему большую славу; и если усопшій былъ грѣшникомъ, — чтобы разрѣшить грѣхи; если же — праведнымъ, чтобы было прибавленіе къ его наградѣ и воздаянію” ¹⁶¹). Но и изъ самаго выраженія того, приведеннаго вами изъ книги Маккавеевъ, какъ пригоднаго для доказательства существованія чистилища, что — “Хорошо и спасительно молиться за умершихъ, чтобы они освободились отъ грѣховъ”, — хорошо извѣстно, что то умилостивленіе и жертва совершались только за тѣхъ, которые были нечестивы и поклонялись идоламъ. “Ибо Іуда Маккавей”, какъ повѣствуется, “когда увидѣлъ своихъ людей убитыхъ врагами, и обыскавъ ихъ одежды, нашелъ въ нихъ предметы, бывшіе дарами идоламъ, — немедленно за каждаго изъ нихъ принесъ Богу жертву и умилостивленіе” ¹⁶²). Итакъ, если и въ отношеніи таковыхъ (великихъ грѣшниковъ) молитвы и моленія Церкви имѣютъ силу и приносятъ имъ большую пользу, какъ еще не осужденнымъ и не получившимъ еще приговора Судіи и еще не подверженнымъ наказанію, то насколько болѣе молитвы, совершаемыя за “среднихъ”, принесутъ имъ великую пользу: или полностью возстановятъ ихъ въ ликѣ праведныхъ, если грѣхи ихъ были очень маленькими; или, если между тѣмъ они останутся въ томъ же состояніи, облегчатъ отъ скорбей и возведутъ къ лучшимъ надеждамъ. А то, что тѣ молитвы и особенно таинственная Жертва имѣютъ значеніе и для праведныхъ и свято пожившихъ, поскольку и они — не совершенны, и сіи способствуютъ имъ въ полученіи благъ и они еще не наслаждаются совершеннымъ блаженствомъ, явствуетъ изъ того, что божественный изъяснитель Діонисій въ размышленіи о Таинствѣ, совершаемомъ за тѣхъ, которые свято скончались, говоритъ: “Для тѣхъ, которые свято жили, Іерархъ вымаливаетъ у Бога свѣтлую и божественную жизнь, по достоинству воздаемую по праведнымъ судамъ Божіимъ, и обѣтованныя и имѣющія быть полностью дарованными блага, являясь какъ бы возвѣстителемъ божественныхъ судебъ и вымаливающимъ, какъ ихъ награды, божественныя дарованія, и образно являя присутствующимъ, что тѣ блага, которыя онъ вымаливаетъ въ священной службѣ, въ совершенствѣ будутъ для тѣхъ, которые скончались соотвѣтственно божественной жизни” ¹⁶³). Такимъ образомъ, когда дѣйствіе сіе простирается на всѣхъ, и молитвами и таинственными священнодѣйствіями оказывается помощь почти для всѣхъ скончавшихся въ вѣрѣ, какъ было показано, то мы не видимъ никакой существенной необходимости признавать, что эта помощь доставляется только для находящихся въ очистительномъ огнѣ.

13. А то, что вы порицаете насъ за то, что мы говоримъ, что за таковымъ ученіемъ о чистилищѣ послѣдуетъ ущербъ нравовъ и легкомысліе жизни, то мы сказали это не въ безусловномъ смыслѣ, но — какъ возможное, что ущербъ послѣдуетъ. Дѣйствительно, быть можетъ, нѣкоторыхъ устрашитъ тотъ очистительный огонь, который согласно словамъ и вѣрованію — мучителенъ. Но нѣкоторыхъ, конечно, онъ приведетъ къ безпечности и легкомыслію, ибо каковъ онъ по качеству — неизвѣстно, во всякомъ случаѣ, утверждается, что онъ — временный (т. е. имѣетъ конецъ). Такъ, можно слышать многихъ, которые говорятъ: “Я бы желалъ, чтобы послѣ смерти былъ тотъ очистительный огонь, для того, именно, чтобы полагаясь на оное очищеніе, я могъ бы здѣсь безъ страха грѣшить”. Подобно сему и иные говорятъ: “Желаю, чтобы тѣ мученія имѣли конецъ, для того, именно, чтобы мнѣ не волноваться о грѣхахъ”.

14. Что еще? Въ то время какъ мы говоримъ, что такого рода ученіе (о чистилищѣ) не было переданнымъ ни однимъ изъ Учителей, весьма удивительно, что вы съ увѣренностью утверждаете, что нѣчто такое можно заключить изъ словъ Василія Великаго, который въ молитвѣ проситъ Бога, дабы Онъ удостоилъ перевести души усопшихъ въ мѣсто “прохлажденія”; и вы утверждаете, что этотъ текстъ обозначаетъ, что души мучатся отъ наказанія огнемъ, и онъ молитъ перевести ихъ въ противоположное состояніе. Намъ приходится удивляться тому, что нигдѣ въ своихъ словахъ и молитвахъ, этотъ святый не говорилъ и не являлъ, что онъ молитъ освободить тѣ души изъ очистительнаго огня, — какъ вы весьма желаете доказать и воображаете, что онъ держался такого мнѣнія; какъ будто бы этотъ текстъ не можетъ относиться къ какому либо иному понятію облегченія и освобожденія отъ скорбныхъ обстоятельствъ; когда, вотъ, и Давидъ говоритъ: “Ослаби ми, да прохлаждуся (ΐνα αναψύξω), прежде даже не отъиду” ¹⁶⁴), — конечно, не огнемъ жегомый, но находясь въ различныхъ тяжкихъ обстояніяхъ.

15. Что касается знаменитаго Григорія Нисскаго, — вы удивляетесь и сочли тяжкимъ и горькимъ то, что мы воспротивились таковому его мнѣнію, говоря, что, будучи человѣкомъ, онъ отступилъ отъ праваго ученія, и полагаете, что такого рода доводъ можетъ быть разрушительнымъ для всѣхъ догматовъ и для всего Писанія. Но на это мы скажемъ, что — большая разница между сказаннымъ въ каноническихъ писаніяхъ и преданіи Церкви — и — тѣмъ, что было отдѣльнымъ изъ Учителей частнымъ образомъ написано или даже ученіемъ его; такъ — первому, какъ преданному Богомъ, мы должны вѣровать и согласовать одно съ другимъ, если покажется, что нѣчто не согласуется; а второму — мы не должны безусловно вѣровать или принимать безъ изслѣдованія. Ибо — возможно, что кто-нибудь и Учителемъ является, а все же не все говоритъ совершенно правильно. Ибо какая нужда была бы Отцамъ во Вселенскихъ Соборахъ, если бы каждый изъ нихъ не могъ ни въ чемъ отступить отъ истины. Въ этомъ, въ извѣстной мѣрѣ, поскользнулись Діонисій, епископъ Александрійскій и Григорій Чудотворецъ; хотя одинъ изъ нихъ понесъ мученическій вѣнецъ, а другого самое наименованіе довлѣетъ для хвалы. И о божественномъ Діонисіи говоритъ Василій Великій въ посланіи къ Максиму: “Таково наше мнѣніе: я не восхищаюсь всѣмъ тѣмъ, что написано симъ мужемъ; а есть нѣчто, что и совершенно не одобряю. Ибо, быть можетъ, это былъ онъ, насколько мы знаемъ, кто первый далъ сѣмена тому нечестію, о которомъ мы слышимъ столь много, имѣю въ виду — нечестію аномейскому. Причина же сего, думаю, не дурная направленность души, но — горячее желаніе противостать Савеллію”. И немного далѣе: “Мы нашли, что это приключилось съ симъ мужемъ. Въ то время какъ онъ горячо противосталъ нечестію Ливійца, онъ незамѣтно впалъ въ противоположное зло, по причинѣ своей большой горячности”. И немного далѣе: “Такимъ образомъ онъ промѣнялъ одно зло на другое, и отступилъ отъ праваго мышленія” ¹⁶⁵). А о Григоріѣ Чудотворцѣ въ посланіи къ своему брату онъ говоритъ слѣдующее: “Однако, въ своемъ рвеніи убѣдить еллиновъ, онъ не счелъ нужнымъ быть осторожнымъ относительно употребляемыхъ имъ терминовъ; онъ счелъ болѣе мудрымъ иногда дѣлать уступки въ отношеніи міровоззрѣнія того, кого убѣждалъ, дабы не оттолкнуть представленную ему возможность. Этимъ объясняется почему можно найти у него много выраженій, которыя даютъ большую поддержку еретикамъ, какъ напр. “тварь” или “произведеніе” или иное что подобное” ¹⁶⁶). Да и что удивительнаго, если тотъ или иной отступилъ отъ праваго ученія, когда, вотъ, и цѣлый Соборъ, который былъ въ Неокесаріи, — богатый тѣмъ, что среди водителей его былъ также и Василій Мученикъ, епископъ Амасійскій, — является непонявшимъ Апостольскія слова, пользуясь которыми онъ вынесъ канонъ. Замѣчая безполезность этого канона, Шестой Вселенскій Соборъ такъ говоритъ о семъ въ 16-мъ канонѣ: “Поелику въ книгѣ Дѣяній Апостольскихъ предано, яко седмь діаконовъ поставлены отъ Апостоловъ: Отцы же Неокесарійскаго Собора, въ постановленныхъ ими правилахъ, ясно разсуждали, что седмь діаконовъ должны быти по правилу, хотя бы то было и въ весьма великомъ градѣ, удостовѣряя въ семъ книгою Дѣяній: того ради мы, сличивъ мысль Отцевъ съ изреченіемъ Апостоловъ, обрѣли, что у нихъ было слово не о мужахъ служащихъ таинствамъ, но о служеніи въ потребностяхъ трапезъ”. Что только каноническія Писанія имѣютъ непогрѣшимость, свидѣтельствуетъ также и блаженный Августинъ въ словахъ, которыя онъ пишетъ къ Іерониму: “Подобаетъ таковую честь и уваженіе воздавать только книгамъ Писанія, которыя именуются “каноническими”; ибо я абсолютно вѣрю, что никто изъ писавшихъ ихъ авторовъ ни въ чемъ не погрѣшилъ... Что касается другихъ сочиненій, то какъ бы ни велико было превосходство авторовъ ихъ въ святости и учености, читая ихъ, я не принимаю ихъ ученія какъ истиннаго единственно на томъ основаніи, что это они такъ писали и такъ думали” ¹⁶⁷). Затѣмъ, въ посланіи къ Фортунату онъ пишетъ слѣдующее: “Человѣческое разсужденіе, хотя бы этотъ человѣкъ и былъ православнымъ и имѣлъ высокую репутацію, намъ не долженствуетъ имѣть такимъ же авторитетомъ, какъ и каноническія Писанія настолько, чтобы считать для насъ недопустимымъ изъ уваженія, которое долженствуетъ такимъ людямъ, нѣчто въ ихъ писаніяхъ не одобрить и отвергнуть, если бы случилось намъ обнаружить, что они иначе мыслили, нежели это выражаетъ Истина, которая, съ помощью Божіей, была постигнута иными или же нами. Таковъ — я въ отношеніи писаній другихъ людей; и желаю, чтобы читатель поступалъ такъ и въ отношеніи моихъ сочиненій” ¹⁶⁸).

16. Итакъ, когда такого рода уваженіе, какъ было сказано, и вѣра и послушаніе долженствуютъ только каноническимъ Писаніямъ, то что неумѣстное мы дѣлаемъ, если Форту-говоримъ, что Григорій Нисскій, будучи человѣкомъ, отступилъ нѣсколько отъ правильнаго ученія, и то въ то время, когда это ученіе было предметомъ спора, какъ было сказано нами раньше? Если же вы говорите, что онъ не отрицалъ также и вѣчный огонь (а что онъ отрицалъ его — это ясно видно въ его “Катихизическомъ Словѣ” и въ “Словѣ о преждевременно восхищенныхъ (изъ этой жизни) младенцехъ”), то мы будемъ вамъ весьма признательны, если удостоите показать, что онъ нѣчто таковое, дѣйствительно, говорилъ и думалъ; ибо мы нигдѣ не нашли, чтобы онъ говорилъ о вѣчномъ огнѣ и нескончаемомъ мученіи и о томъ, что только малые грѣхи очищаются; но онъ говорилъ, что тѣмъ огнемъ всякій грѣхъ будетъ очищенъ и всякое наказаніе разрѣшится и будетъ имѣть когда-то конецъ, такъ какъ это мученіе является не инымъ чѣмъ, какъ только очищеніемъ, не только — нечестивыхъ и дурныхъ людей, но и самыхъ демоновъ, имѣющихъ быть возстановленными (въ первобытное свѣтлое состояніе). Такъ напр., въ “Катихизическомъ Словѣ” онъ говоритъ о діаволѣ слѣдующее: “Какъ тотъ (діаволъ) совершилъ свой обманъ для разрушенія (нашего) естества, такъ Праведный, вмѣстѣ съ тѣмъ и — Благой и Мудрый, употребилъ Свой замыселъ обмана для спасенія того, который погибъ, благодѣтельствуя чрезъ сіе не только погибшаго, но и того, кто совершилъ нашу погибель. Ибо благодаря тому, что смерть приступила къ Жизни, мракъ — къ Свѣту, тлѣніе — къ Нетлѣнію, совершилось уничтоженіе того, что — хуже, и переходъ сего въ небытіе; и въ то же время — совершилась помощь тому, кто посредствомъ сего очищается. Ибо какъ тогда, когда какая-нибудь нецѣнная матерія примѣшалась къ золоту, и золотыхъ дѣлъ мастера уничтожаютъ чуждое и нецѣнное посредствомъ палящаго огня и такимъ образомъ возстанавливаютъ болѣе цѣнную матерію въ присущемъ ей блескѣ (хотя не безъ трудностей бываетъ отдѣленіе, ибо требуется время, чтобы огнь своей плавильной силой уничтожилъ подмѣшанную матерію, но, тѣмъ не менѣе, это — нѣкое лѣченіе золота, имѣющее своей цѣлью вычистить изъ него вкоренившееся въ него разрушеніе его красоты); такимъ же образомъ, когда смерть, тлѣніе и тьма и всякій иной отпрыскъ зла вкоренились въ естество совершителя зла, приближеніе Божественной силы, дѣйствующей какъ огонь и уничтожающей то, что является неестественнымъ въ естествѣ, благодѣтельствуетъ естеству, даруя очищеніе, хотя отдѣленіе это и было бы мучительно. Такимъ образомъ, и самъ супостатъ, повидимому, не сталъ бы спорить, что то, что произошло, было вмѣстѣ и справедливо и спасительно, если онъ придетъ въ чувство (осознаніе) благодѣянія. Ибо какъ нынѣ тѣ, которые ради лѣченія, подвергая себя ножу и прижиганію, гнѣваются на врачующихъ, мучась болью отъ сѣченія; если же благодаря сему придетъ выздоровленіе и чувство боли отъ прижиганія пройдетъ, бываютъ благодарны тѣмъ, которые этими средствами вылѣчили ихъ; подобно сему, когда послѣ долгаго періода времени зло будетъ отдѣлено отъ естества, съ которымъ нынѣ смѣшано и вмѣстѣ возрасло, и когда произойдетъ возстановленіе въ древнее состояніе тѣхъ, которые нынѣ погрязли во злѣ, тогда будетъ единогласное благодареніе отъ всей твари, какъ отъ тѣхъ, которые страдали въ очищеніи, такъ и отъ тѣхъ, которые отнюдь не нуждались въ очищеніи” ¹⁶⁹). Затѣмъ, въ “Словѣ объ усопшихъ”, разсуждая о всякомъ видѣ грѣховнаго состоянія, онъ говоритъ слѣдующее: “Итакъ, для того чтобы естеству оставалась и власть свободы воли и вмѣстѣ съ тѣмъ отстранить зло, Премудрость Божія нашла такой планъ: допустить человѣку быть въ томъ, что онъ для себя избралъ, дабы вкусивъ отъ зла, котораго возжелѣлъ, и на опытѣ познавъ, что на что онъ промѣнялъ, онъ невольно востекъ бы назадъ по причинѣ желанія перваго блаженства, сбросивъ всякую страстность и безсловесность, какъ нѣкій грузъ естества, и очистивъ себя — или въ настоящей жизни: чрезъ трезвеніе и любомудріе, или послѣ преставленія туда: чрезъ плавильную пещь очистительнаго огня”. И немного далѣе: “Движеніемъ свободной воли вращаясь въ этихъ вещахъ въ настоящей жизни, человѣкъ, если сдѣлаетъ различіе между тѣмъ, что — свойственно ему и что — безсловесному, и будетъ внимателенъ къ себѣ, ведя болѣе порядочную жизнь, — то, обуздывая безсловесіе разумомъ, онъ въ настоящей жизни очистится отъ примѣшавшагося зла; если же онъ склонится къ безсловесному погруженію въ страсти, воспользовавшись содѣйствующей страстямъ животной природой, то онъ инымъ образомъ измѣнится къ лучшему, познавъ послѣ исхода изъ тѣла различіе между добродѣтелью и порочностью въ невозможности стать участникомъ Божества, если прежде не очиститъ очистительнымъ огнемъ находящуюся въ душѣ нечистоту. Сіе-то и является тѣмъ, что сдѣлало намъ необходимую нужду въ тѣлѣ: ибо этимъ сохраняется и свобода воли и не препятствуется возвращеніе къ добру, но, при періодическомъ этомъ послѣдованіи, чрезъ сіе рождается въ насъ склонность къ лучшему, хотя находятся и такіе, которые уже теперь въ жизни во плоти ведутъ духовное въ безстрастіи житіе; мы слышали, что таковыми были Патріархи, Пророки и тѣ, которые были съ ними и послѣ нихъ, которые чрезъ добродѣтель и любомудріе достигли въ совершенство, имѣю въ виду — Учениковъ и Апостоловъ и Мучениковъ и всѣхъ тѣхъ, которые предпочли матеріальной жизни — добродѣтельное житіе, и которые, хотя по числу и были крайне незначительны въ сравненіи съ множествомъ тѣхъ, которые склоняются къ худшему, — свидѣтельствуютъ, что нѣтъ ничего невозможнаго въ томъ, чтобы, живя во плоти, вести добродѣтельную жизнь; въ то время, какъ остальные свергаютъ съ себя пристрастіе къ матеріи чрезъ лѣченіе въ очистительномъ огнѣ, и чрезъ стремленіе къ добру невольно возращаются къ благодати, отъ начала дарованной, какъ удѣлъ естеству” ¹⁷⁰). И затѣмъ, въ “Словѣ о преждевременно восхищенныхъ (изъ этой жизни) младенцехъ”, онъ такъ говоритъ: “Что — возможно даже и для достигшаго такой мѣры порочности, послѣ нѣкоторыхъ долгихъ періодовъ времени, чрезъ вѣчное очищеніе снова возстановиться въ полнотѣ спасаемыхъ, это — совершенно очевидно для всякаго, взирающаго на Божественную силу”.

17. Итакъ, что это говорится о всякомъ грѣхѣ въ равной мѣрѣ и о всѣхъ грѣшникахъ и нечестивцахъ и самихъ демонахъ это очевидно (какъ говорятъ) даже слѣпому. А то, что онъ говорить, что такого рода очищеніе будетъ послѣ воскресенія и Суда, явствуетъ изъ того, что онъ говоритъ въ томъ же словѣ о младенцахъ: “Предстанетъ ли и та душа вмѣстѣ съ прочими судилищу Судіи? Представитъ ли отчетъ въ томъ, что она сдѣлала въ жизни? Пріиметъ ли по заслугамъ воздаяніе — или огнемъ очищаемая, или росою благословенія прохлаждаемая?” ¹⁷¹). Скажи же мнѣ, что — общаго между этими словами и введеннымъ вами чистилищемъ? — Ибо онъ утверждаетъ, что всѣ грѣшники и всякій грѣхъ въ равной мѣрѣ очищаются тѣмъ огнемъ, а вы говорите, что очищаются лишь нѣкоторые, именно — болѣе легкіе грѣхи, и очистительный огонь дѣйствуетъ въ отношеніи лишь нѣкоторыхъ (душъ), которыя не были совершенно дурны; и онъ говоритъ, что это будетъ послѣ конечнаго Суда, а вы говорите, что очищеніе имѣетъ мѣсто немедленно послѣ разрѣшенія отъ тѣла. И развѣ мы не правильно поступаемъ, что не принимаемъ на вѣру таковыя слова (св. Григорія Нисскаго), считая ихъ или подложными, или, если они даже и подлинныя, не принимая ихъ, какъ противорѣчущія Писаніямъ и общимъ догматамъ.

18. Итакъ, мы должны были привести тѣ слова дословно, дабы не казалось, что мы клевещемъ на святаго, когда говоримъ, что онъ соглашался съ Оригеновскимъ ученіемъ; справедливо бы было, чтобы и вы также представили нѣкую защиту относительно сихъ словъ, если можете измыслить нѣчто болѣе новое (что и было бы справедливо, поскольку это — общій Учитель) и относительно того, какъ это могло произойти, что онъ впалъ въ такое ученіе и, однако, его писанія не были осуждены и преданы огню? — Утверждать, что эти писанія уже послѣ того (Пятаго Вселенскаго) Собора были искажены нѣкоторыми иными лицами и ради иной цѣли, это — неумѣлое, устарѣвшее и поверхностное объясненіе; но, впрочемъ, не было необходимости, по той причинѣ, что таковое мнѣніе всецѣло принадлежало ему, — изъять его писанія и предать огню: ибо этого не случилось и со всѣми писаніями Оригена, что явствуетъ изъ труда его, называемаго “Филокалія”, которая была выбрана и составлена Григоріемъ Богословомъ въ сотрудничествѣ съ Василіемъ Великимъ, изобилующая такого рода изреченіями и ученіемъ, по той причинѣ, что это мнѣніе тогда было предметомъ споровъ, о чемъ и было нами сказано раньше. Но какое примиреніе съ такого рода ученіемъ чуднаго Григорія измыслилъ святый Максимъ (Исповѣдникъ), мы изложимъ полностью, а вы судите: не подойдетъ ли оно для оздоровленія (πρός θεραπείαν) таковыхъ его словъ. “Три возстановленія знала Церковь”, говоритъ онъ, “одно — индивидуальнаго человѣка, согласно понятію добродѣтели, въ которое онъ возстанавливается, исполнивъ въ отношеніи себя требованія добродѣтели; второе же—возстановленіе всего естества въ нетлѣніе и безсмертіе въ воскресеніи; третіе же — чѣмъ весьма злоупотребилъ въ своихъ сочиненіяхъ Григорій Нисскій, — возстановленіе душевныхъ силъ, подпавшихъ подъ власть грѣховности, въ то состояніе, въ которомъ они были сотворены. Ибо какъ въ воскресеніи все естество долженствуетъ въ то время воспріять обѣтованное нетлѣніе плоти, такъ и совратившіяся силы души, влагающія въ нее память порока, должны устраниться въ долгомъ теченіе вѣковъ, такъ что, пройдя всѣ вѣка и не находя покоя, душа должна будетъ придти къ Богу, не имущему конца; и такимъ образомъ, не получивъ участія въ благахъ, она должна будетъ воспринять силы и возстановиться въ древнее состояніе (безгрѣшности) и явить, что она не была подлиннымъ творцомъ грѣха” ¹⁷²). Итакъ, если это врачевство вы считаете довлѣющимъ, будетъ благо и для васъ и для насъ; если же должно искать иное врачевство, болѣе совершенное, “будетъ”, какъ говорятъ, “общій Марсъ”. Ибо изъ самыхъ приведенныхъ словъ для всѣхъ является очевиднымъ, что сіе болѣе созвучно со словами Оригена, нежели съ тѣмъ, что вы утверждаете (о чистилищѣ). Достойно же удивленія, что вы держитесь какого-то ветхаго и средняго между двумя противоположными мнѣніями, бывшими въ Церкви, объ очистительномъ огнѣ, въ то время, какъ многіе и знаменитѣйшіе изъ Учителей объяснили тотъ вѣчный огонь и нескончаемыя муки больше въ аллегорическомъ смыслѣ, говоря, что не должно тамошній огонь представлять себѣ вещественнымъ огнемъ, и тьму кромѣшную — чѣмъ то инымъ, нежели невѣдѣніе Бога, какъ свѣтъ праведнымъ — видѣніе Его; червя же, нѣкій видъ пресмыкающихся, жалящій и съѣдающій плоть, они учили понимать не иначе, — какъ угрызеніе совѣсти и оное острое раскаяніе у грѣшниковъ; а скрежетъ зубовъ — не иное что, — какъ бѣшенство отчаяннаго сопротивленія (ϑυμομαχούντων) и проистекающія оттуда страданіе и острая печаль. Итакъ, если таковое относится къ состоянію послѣ воскресенія и Суда (т. е. когда уже души воспріимутъ свои тѣла А, А.), то какъ намъ принять то, что безтѣлесныя души немедленно послѣ разрѣшенія отъ тѣла опаляются и очищаются вещественнымъ огнемъ? развѣ если кто нибудь изъ утверждающихъ это скажетъ, что понимать сіе должно аллегорически и духовно?

19. Къ тому же, когда мы разсматриваемъ приведенныя вами свидѣтельства изъ книги Маккавеевъ и Евангелія, то, говоря просто и съ любовію къ истинѣ, мы видимъ, что они, отнюдь, не содержатъ въ себѣ свидѣтельства о какомъ-то наказаніи или очищеніи, но говорятъ только объ отпущеніи грѣховъ. Вы сдѣлали нѣкое удивительное раздѣленіе, говоря, что всякій грѣхъ надо понимать подъ двумя аспектами: 1) само оскорбленіе Бога и 2) послѣдующее за сіе наказаніе; изъ этихъ двухъ аспектовъ, — оскорбленіе Бога, дѣйствительно, можетъ быть отпущено послѣ раскаянія и отвращенія отъ зла, но подлежаніе наказанію долженствуетъ быть во всякомъ случаѣ; такъ что, на основаніи этого понятія, является необходимымъ, чтобы разрѣшаемые отъ грѣховъ подлежали, все же, наказанію за нихъ. Но мы допускаемъ себѣ сказать, что такая постановка вопроса противорѣчитъ явнымъ и общеизвѣстнымъ истинамъ: если мы не видимъ, чтобы царь послѣ того, какъ даровалъ амнистію и оставленіе, еще бы и подвергалъ наказанію провинившихся, то гораздо болѣе Богъ, у Котораго при многихъ свойствахъ, человѣколюбіе является особенно выдающимся свойствомъ, хотя и наказываетъ человѣка послѣ совершенія имъ грѣха, но послѣ того какъ простилъ, немедленно освобождаетъ и отъ наказанія. И это — естественно. Ибо если оскорбленіе Бога приводитъ къ наказанію, то когда вина разрѣшена и произошло примиреніе, то и само слѣдствіе вины, т. е. — наказаніе, по необходимости приходитъ къ концу. Такъ, мытарь, съ сокрушеніемъ молившійся, не только получилъ разрѣшеніе грѣховъ, но и — “оправданъ сниде” ¹⁷³): а это — то же самое, что сказать — “не подлежащимъ никакому наказанію”. И Манассія въ Ветхомъ Завѣтѣ помолился со смиреніемъ, и сразу обрѣлъ прощеніе и, освободившись изъ плѣна, въ которомъ находился, въ мгновеніе ока былъ перенесенъ Божественной СИЛОЙ ВЪ Іудею и немедленно воспринялъ свое царство ¹⁷⁴). И Ниневитяне, принесши такое истовое покаяніе, вмѣстѣ и грѣхъ искупили и избѣжали угрожавшей кары ¹⁷⁵). И разслабленный въ Евангеліи сначала получилъ оставленіе грѣховъ, дабы немедленно воспринять послѣдующее за симъ выздоровленіе тѣла ^І76). Да и какая нужда перечислять всѣ примѣры въ столь ясной и общеизвѣстной вещи! Но, несмотря на это, какъ это возможно, что, принимая таковое раздѣленіе (въ понятіи грѣха), вы представляете его намъ, какъ безусловное и универсальное! Кто изъ Евангелистовъ или Апостоловъ или Учителей Церкви писалъ когда-либо нѣчто подобное? Какими фактами оно подкрѣпляется? Примѣръ Давида, — который, получивъ отпущеніе грѣховъ: прелюбодѣянія и убійства, однако, лишился рожденнаго имъ сына, — неудовлетворителенъ. Онъ полностью получилъ отпущеніе грѣха; и явствуетъ это изъ того, что онъ не лишился дара пророчества; но онъ понесъ нѣкое малое наказаніе, какъ это судилъ Богъ; лучше же сказать, — не наказаніе, а — печаль; быть можетъ, это было допущено и по инымъ причинамъ, которыя приводятъ Учители въ отношеніи множества дѣтей, восхищенныхъ смертью раньше времени; ибо послѣ сего рожденный сынъ отъ этой же женщины не только жилъ, но и царство отца принялъ, и это былъ — премудрый Соломонъ. Во всякомъ случаѣ то, что съ нимъ случилось, принимать въ универсальномъ смыслѣ (καϑολικώς) и считать на основаніи этого, что отпущеніе оскорбленія — одно, а наказаніе, тѣмъ не менѣе, необходимо долженствуетъ понести, — совершенно не соотвѣтствуетъ общему понятію и природѣ вещей и даже не согласуется съ тѣмъ, что вы утверждаете. Ибо если есть на лицо отпущеніе вины, являющейся скверной, согласно вашимъ словамъ, возникающей въ душѣ послѣ оскорбленія Творца, то что же еще очищать должно наказаніе, когда та скверна была очищена отпущеніемъ? Если бы безъ наличія наказанія отпущеніе не могло произвести очищеніе, то тогда ваше мнѣніе было бы справедливымъ; но если первое и величайшее и совершеннѣйшее отпущеніе грѣховъ совершается черезъ Крещеніе, и оно является очищеніемъ всякой скверны и освобожденіемъ отъ всякаго наказанія, то по какой необходимости и это отпущеніе не можетъ имѣть очистительной силы, но только наказанію должно ее приписывать? Къ уже сказанному, мы утверждаемъ, что приведенныя изреченія никоимъ образомъ не идутъ въ пользу вашего ученія. Ибо приведенное изъ книги Маккавеевъ говоритъ, что умилостивленіе и жертва были не за нѣкій малый грѣхъ, но за нѣкій тягчайшій и смертный грѣхъ. А то, что говоритъ евангельское слово, что — “тому, кто хулитъ на Духа Святаго, не простится ни въ семъ вѣкѣ, ни въ будущемъ”, — совершенно не имѣетъ отношенія къ вашему толкованію, что тогда (въ будущемъ вѣкѣ), яко бы, дается отпущеніе; а обозначаютъ эти слова то, что въ то время какъ нѣкоторые грѣхи наказываются здѣсь, другіе — въ будущей жизни, а нѣкоторые — и тамъ и здѣсь, этотъ грѣхъ является совершенно непрощаемымъ и неизвиняемымъ, и въ настоящей и въ будущей жизни приводитъ къ тягчайшему наказанію.

20. Но уже время перейти къ важнѣйшему и особенно сильному изъ аргументовъ, именно — какой смыслъ заключается въ ономъ Апостольскомъ изреченіи; ибо почти только имъ однимъ Латинскіе Учители подкрѣпляли ученіе объ очистительномъ огнѣ. То, что при наличіи у насъ, грековъ, многихъ святыхъ мужей, толковавшихъ Священное Писаніе, изъ которыхъ главнымъ является Іоаннъ Златоустъ, ни одинъ не пришелъ къ такого рода заключенію и не вынесъ изъ этихъ Апостольскихъ словъ (I Кор. 3, 11-15) сужденія объ очистительномъ огнѣ, котораго вы держитеся, — является общепризнаннымъ и вамъ извѣстнымъ фактомъ, и вы не представили такого рода толкованія кого-либо изъ нашихъ Отцевъ. И то, что Святые различно толкуютъ слова Священнаго Писанія, и это — общепризнанный фактъ; не только отдѣльныя слова они трактуютъ въ различныхъ пониманіяхъ, какъ ваша мудрость сослалась на слова “левъ” и “камень” (ибо это — особенность Писанія, что нѣкоторыя выраженія Священнаго Писанія охватываютъ нѣсколько значеній), но и комплексы полныхъ отдѣльныхъ понятій они представляютъ въ различныхъ и часто противоположныхъ смыслахъ; какъ напр. блаженный Іоаннъ Златоустъ “сосѣдѣніе Апостоловъ со Христомъ” понималъ какъ только обозначеніе извѣстной чести, и — “судъ надъ племенами израильскими”, въ значеніи — осужденія, “ибо не будутъ люди сосидѣть”, говоритъ онъ, “съ Судьей всего, и Богомъ, ни судить, но просто — осудятъ, какъ Ниневитяне и царица Савская злой родъ Іудеевъ” ¹⁷⁷); между тѣмъ, какъ прочіе Учители и понимаютъ и называютъ Апостоловъ “сосѣдателями Владыки Христа и со-Судьями”. Развѣ это не представляется какъ противоположное пониманіе? Но ничего нѣтъ удивительнаго, если въ нѣкоторыхъ предположеніяхъ и ученіяхъ, не имѣющихъ важнѣйшаго значенія, отдѣльные Отцы имѣли различныя пониманія, предпочитая то или иное сужденіе или предлагая свое мнѣніе, или же предлагали такое толкованіе, какъ этого требовали время и настоящія обстоятельства или возможность пониманія и воля слушателей. Такимъ образомъ, и предлежащее сіе изреченіе получило различное толкованіе у нашихъ и у вашихъ Учителей. Но то, что толкованіе блаженнаго Отца Іоанна Златоуста является болѣе всѣхъ иныхъ точнымъ и отвѣчающимъ истинѣ, не только на основаніи его достоинства и совершенства, по причинѣ которыхъ и великій апостолъ Павелъ былъ виденъ говорящимъ ему, и не только на основаніи того наше положеніе укрѣпляется, что прочіе наши Учители — созвучны съ нимъ, но потому, что болѣе всѣхъ онъ видится слѣдующимъ по порядку и послѣдовательно мысли Апостола, и не выдѣляетъ изъ текста отдѣльныя изреченія, толкуя ихъ отдѣльно самихъ по себѣ, но изъ самыхъ основъ и начала въ соотвѣтствіи съ мыслью Апостола, даетъ полное и представляющее цѣлое, какъ одно тѣло, толкованіе. Итакъ, ясно можно видѣть всякому желающему, что особенно здѣсь, въ отношеніи сей Апостольской мысли и цѣли, это толкованіе Златоуста, которое мы привели, является болѣе совершеннымъ, нежели то, которое вы приводите и котораго держитесь.

21. Такъ какъ и Коринѳяне, къ которымъ посылается это Посланіе, во время отсутствія Апостола, были въ раздѣленіи другъ съ другомъ, и одни — одного, другіе — другого предпочитали учителя, блистающихъ богатствомъ и внѣшней мудростью, ибо это у нихъ имѣло большую славу, то они этимъ весьма надмевались, и по причинѣ сего постепенно приходили къ большему раздѣленію и соперничеству, и посему даже взявшаго свою мачеху въ жены оставили безъ порицанія; былъ же и сей однимъ изъ тѣхъ учителей, которыми они надмевались, и несмотря на то, что онъ палъ таковымъ паденіемъ, однако задержалъ достоинство учительства, имѣя подъ собой собраніе, отнюдь, не презрѣнное и полагающееся на внѣшнюю мудрость и на богатство. Итакъ, желая это исправить, божественный Апостолъ сначала даетъ общій для всѣхъ совѣтъ и порицаніе и проситъ: “Тожде глаголати и не имѣть распрей” ¹⁷⁸), и не назначать себѣ того или иного изъ учителей, которыхъ желая явить безъ упоминанія именъ, говоритъ: “Кійждо въ васъ глаголетъ: азъ убо есмь Павловъ, азъ же Аполлосовъ, азъ же Кифинъ, азъ же Христовъ” ¹⁷⁹); Христа же къ симъ присовокупляя ради приведенія ихъ въ чувство: ибо всѣ должны быть Христовы и не называться ни по комъ иномъ, ни даже по самимъ корифеямъ въ Апостолахъ. “Сія же”, говоритъ, “преобразихъ на себѣ и Аполлосѣ васъ ради, да отъ насъ научитеся не паче написанныхъ мудрствовати” ¹⁸⁰). Затѣмъ, онъ смиряетъ дерзость внѣшней мудрости и извергаетъ изъ Церкви, какъ самую причину раскола, называя ее "упраздненіемъ Креста Христова и безуміемъ предъ Богомъ”, и подобнымъ ¹⁸¹). Затѣмъ, дѣлу учителей, какъ мало значущему, онъ даетъ невысокую оцѣнку: “Кто убо есть Павелъ?”, говоритъ, "кто же ли Аполлосъ, но точію служителіе, имиже вѣровасти, и комуждо, якоже Господь даде. Азъ насадихъ, Аполлосъ напои, Богъ же возрасти. Тѣмже ни насаждаяй есть что, ни напояяй, но возращаяй Богъ. Насаждаяй же и напояяй едино суть” ¹⁸²). Это все, онъ говоритъ, есть дѣло Божественной силы, мы же всѣ, являясь людьми, привносимъ нѣчто малое и незначительное, и въ этомъ отнюдь не являемся одинъ другого болѣе значущимъ, и къ тому за это мы ожидаемъ награду: “Кійждо же свою мзду пріиметъ по своему труду” ^І83). Онъ здѣсь называетъ учителей “наемниками” для того, чтобы они не мнили о себѣ, ибо Иной является Владыкой и Мздовоздаятелемъ. Затѣмъ, по причинѣ того, что онъ желалъ приступить уже къ дѣлу того павшаго въ блудъ учителя, котораго послѣ сего онъ отлучилъ и предалъ сатанѣ ^І84), онъ говоритъ: “Богу есмы споепѣш- ницы” ¹⁸⁵); ибо мы не наше личное дѣло дѣлаемъ, но содѣйствуемъ той цѣли, которую опредѣлилъ Владыка. “Божія нива есте вы” — учимые, “Божіе зданіе есте”, говоритъ онъ, переводя рѣчь отъ земледѣланія къ иной метафорѣ, почему и самого себя называетъ строителемъ по Божіей благодати, уже возвышая себя и являя свое величіе, желая болѣе внушительно выразить порицаніе и угрозу. “Азъ основаніе положихъ” — говоритъ — и вѣру во Христа, заложенную какъ основаніе: ибо она-то и является основаніемъ; “инъ же назидаетъ” ¹⁸⁶) — т. е. каждый изъ вашихъ учителей. Но да “блюдетъ” таковой, “како назидаетъ”! Онъ уже выразительно простираетъ слово къ павшему въ блудъ. Пусть смотритъ каждый, говоритъ онъ, являются ли его дѣла соотвѣтствующими словамъ ученія и заложенному основанію, ибо особенно чрезъ дѣла Учителей состоится назиданіе, и они то возвышаютъ это назиданіе. Итакъ, пусть онъ не считаетъ, что онъ просто назидаетъ, и да не думаетъ изъ сего извлечь выгоду, но да разсудитъ каковымъ является матеріалъ назиданія, ибо сіе будетъ испытано огнемъ въ день оный. Какого рода огнемъ? — Тѣмъ, который предъидетъ предъ Богомъ, какъ говоритъ Давидъ ¹⁸⁷), и который, объявъ святыхъ и благихъ Учителей, святыя дѣла которыхъ строятся на основаніи Христа, — просвѣтитъ и содѣлаетъ еще болѣе свѣтлыми ихъ дѣла, сохраняя и осіявая ихъ, явится какъ бы ходатаемъ награды для потрудившихся; назидавшимъ же (на этомъ основаніи) дерево, сѣно, солому, — матеріалъ нецѣнный и легко-сгораемый и не соотвѣтствующій тому доброму Основанію, — каковымъ былъ тотъ, павшій въ блудъ и всеже хотящій оставаться быть учителемъ, — не только не будетъ дана награда, но и самое дѣло учительства ихъ сгоритъ, какъ бы сотканное изъ такого рода дѣлъ, являясь причиной не награды, но наказанія; ибо ни одно такого рода дѣло, ни такого рода ученіе, не выдерживаетъ огня. Самъ же этотъ учитель не уничтожится вмѣстѣ со своимъ дѣломъ, но будетъ сохраненъ (οωϑήοεται) и будетъ пребывать, и предстанетъ Судіи и воздастъ отчетъ за содѣланное и будетъ подлежать вѣчному мученію, ибо не получитъ никакой пользы отъ дѣла своего ученія, поскольку оно уничтожено. “Самъ же”, говоритъ Апостолъ, “спасется, такожде якоже огнемъ” (рус. переводъ: “самъ спасется, но такъ какъ бы изъ огня”),¹⁸⁸ пожирающимъ и сжигающимъ такого рода матерію, а самъ онъ обрѣтетъ спасеніе, которое хуже самой гибели; ибо было бы ему лучше, принося такого рода матерію, если бы онъ не родился и не спасся тогда. И затѣмъ, Апостолъ прибавляетъ, теперь уже явно творя слово о впавшемъ въ блудъ: “Не вѣсте ли, яко храмъ Божій есте, и Духъ Божій живетъ въ васъ? Аще кто Божій храмъ растлитъ, растлитъ сего Богъ: храмъ бо Божій святъ есть, иже есте вы” ¹⁸⁹). Итакъ, такъ какъ тотъ былъ ученъ и гордился званіемъ учителя, считая, что онъ избѣжитъ тамошняго наказанія, онъ присовокупляетъ въ продолженіе слова: “Никтоже себе да прельщаетъ: аще кто мнится мудръ быти въ васъ, въ вѣцѣ семъ, буй да бываетъ, яко да премудръ будетъ. Премудрость бо міра сего буйство у Бога есть” ¹⁹⁰). И между тѣмъ, послѣ того, какъ онъ нѣсколько отступилъ, снова употребляя горячую рѣчь, онъ ясно являетъ совершившаго такой великій грѣхъ и весьма порицаетъ гордившихся имъ и взирающихъ только на слова, а не на силу и духъ его; ибо онъ говоритъ сіе: “Яко не грядущу ми къ вамъ, разгордѣшася нѣцыи. Пріиду же скоро къ вамъ, аще Господь восхощетъ, и уразумѣю не слово разгордѣвшихся, но силу: не въ словеси бо Царство Божіе, но — въ силѣ. Что хощете? съ палицею ли пріиду къ вамъ или съ любовію и духомъ кротости? Отнюдъ слышится у васъ блуженіе, и таково блуженіе, яково же ни во языцѣхъ именуется, яко нѣкоему имѣти жену отчую. И вы разгордѣсте; и не паче плакасте, да измется изъ среды васъ содѣявый дѣло сіе” ¹⁹¹). Видишь ли, какъ въ этомъ мѣстѣ онъ возвѣщаетъ, какого рода дѣло сгоритъ тогда и какой строитель спасется какъ бы изъ огня? Итакъ, если бы блудодѣяніе, и то таковое блудодѣяніе, являлось нѣкимъ малымъ и среднимъ грѣхомъ, то тогда толкованіе вашихъ Учителей имѣло бы перевѣсъ; но если, дѣйствительно, слово явно относится къ нему, а дѣло его и согрѣшеніе является изъ числа смертныхъ и наихудшихъ среди преступленій, и не легко бываетъ среди язычниковъ, какой иной остается поводъ, на основаніи котораго Златоустово толкованіе не признавать имѣющимъ авторитета и слово “спасеніе” понимать не просто какъ то, что онъ не будетъ уничтоженъ вмѣстѣ со своимъ дѣломъ, но будетъ пребывать и когда то уничтожится, какъ нѣкое сухое и воспламеняющееся дерево, имѣя предстать предъ Судьей всего. Ибо тотъ огонь—только испытательный, а не тотъ самый, который пріиметъ грѣшниковъ на вѣки; и, быть можетъ, посему, и Давидъ говоритъ: “Попалитъ окрестъ враги Его” ¹⁹²), т. е. обожжетъ и обуглитъ и сдѣлаетъ какими-то деформированными, каковыми бываютъ тѣ, которые были въ огнѣ, но не совершенно поглотитъ ихъ. И Григорій Богословъ, соотвѣтственно сему, дѣлая различіе между этимъ и тѣмъ огнями, въ словѣ “О Крещеніи”, разъясняя различіе между огнями, говоритъ: “Будетъ ли это тотъ (огонь), который предъидетъ предъ лицемъ Господа и попалитъ вокругъ Его, или же — тотъ, еще болѣе страшный, который связанъ съ тѣмъ неусыпающимъ червемъ, — неугасающій, но пребывающій вѣчнымъ для грѣшниковъ” ^І93).

22. Когда таковое толкованіе является болѣе авторитетнымъ и отвѣчаетъ самой цѣли словъ Апостола, какъ было показано очевиднѣйшимъ образомъ, то, на основаніи сего, мы утверждаемъ, что благимъ и прекраснымъ дѣламъ, которыя обозначаются чрезъ золото, серебро и драгоцѣнные камни, противоставляются негодныя и порочнѣйшія дѣла, обозначаемыя чрезъ дерево, сѣно и солому, — матеріалъ хоть и годный для созиданія, но то, что построено изъ такого рода матеріала, дѣлающій легко сгораемымъ для огня; ибо цѣлью Апостола было явить, что нѣтъ никакой пользы ни награды для того, кто на основаніи Христа строитъ ученіе, сплетенное съ дурными дѣлами; и посему наградѣ онъ противопоставилъ наказаніе: ибо хотя дѣло его не сохранится и не предстанетъ предъ Судьей и Мздовоздаятелемъ, однако, онъ самъ, сдѣлавшій, спасется, говоритъ Апостолъ, “какъ бы изъ огня”, какъ бы полусгорѣвшій и несчастный, и имѣетъ предстать предъ Судьею и дать отчетъ о томъ, какъ онъ строилъ, и посему, быть можетъ, пророческое слово о томъ днѣ говоритъ: “Се — человѣкъ и дѣло его”: такъ какъ дѣло должно пребывать вмѣстѣ съ сдѣлавшимъ его, если суждено, чтобы оно было причиной для награды ему. Мы говоримъ, что тѣ весьма скверныя дѣла назидаются не нечестивцами или просто всѣми грѣшниками, какъ вы утверждаете, — такъ какъ предметъ рѣчи Апостола не былъ въ отношеніи всѣхъ вообще и не общее нѣкое раздѣленіе онъ желалъ передать, — но рѣчь идетъ о соработникахъ Божіихъ, которыми являются Учителя, когда они назидаютъ на основаніи Христовомъ, ибо иначе и не возможно было бы быть христіанскимъ Учителемъ; можетъ случиться, говоритъ онъ, что они станутъ назидать и негодныя дѣла и безчестныя и имѣющія быть полностью уничтоженными, какъ произошло съ тѣмъ, который впалъ въ блудодѣяніе. Если же вы говорите, что невозможно съ основаніемъ Христа согласовать злѣйшія и смертныя дѣла, то мы скажемъ, что въ такомъ случаѣ не возможно также согласовать и среднія по злу дѣла; но, вотъ, многими назидаются на основаніи вѣры и тѣ и другія (дѣла), и не только случайными людьми, но и учителями и въ то время и теперь, какъ, вотъ, произошло и съ тѣмъ (Учителемъ, впавшимъ въ блудодѣяніе). А то, что выраженіе “спасется” обозначаетъ только — “переживетъ”, какъ это толкуетъ Златоустъ, видно и изъ того, какъ вѣстникъ говоритъ Іову: “Спасохся азъ единъ, и пріидохъ возвѣстити тебѣ” ^І94). А что это слово “спасется”, отнюдь, не сказано въ хорошемъ смыслѣ, какъ это вы говорите, явствуетъ изъ того, что Апостолъ, убоявшись, чтобы кто такъ не подумалъ, присовокупилъ: “какъ бы изъ огня”, т. е. какъ бы полусгорѣвшій и почернѣвшій и совершенно несчастный, и затѣмъ съ силою заключаетъ: “Не вѣсте ли, яко храмъ Божій есте, и Духъ Божій живетъ въ васъ? Аще кто Божій храмъ растлитъ, растлитъ его Богъ” ¹⁹⁵); въ этомъ мѣстѣ онъ къ противоположному перевелъ понятіе, показывая, что то спасеніе изъ огня непосредственно связано съ погибелью. Итакъ, слово — не о малыхъ согрѣшеніяхъ и предметъ его не объ очищеніи, ибо нѣчто таковое онъ отнюдь не говорилъ, но — о тягчайшихъ и смертныхъ грѣхахъ, каковымъ и является блудодѣяніе; ибо онъ называетъ сіе растлѣніемъ храма Божія, т. е. — тѣла. Такимъ образомъ, мы не дѣлаемъ ничего неумѣстнаго, слѣдуя во всемъ только толкованію Златоуста; и нѣтъ ничего удивительнаго, затѣмъ, если нѣкоторые иные восприняли сказанное Апостоломъ въ различномъ пониманіи, ибо это обыкновеніе издревле наблюдается у Учителей въ отношеніи почти всѣхъ изреченій Писанія; и если то же изреченіе объясняется въ различныхъ пониманіяхъ, то, какъ было уже сказано нами раньше, не возможно — слѣдовать всѣмъ въ равной степени, но необходимо слѣдуетъ, что какое-нибудь изъ нихъ является болѣе авторитетнымъ, нежели прочія, и болѣе соотвѣтствуетъ предмету написаннаго; какое же это толкованіе (въ нашемъ случаѣ) и что оно говоритъ, — какъ судила сама Истина, было нами предъявлено.

23. I. Послѣ сего, желая возразить на наши доводы, которыхъ изъ числа многихъ, могущихъ быть приведенными нами, мы представили немного, — на первый нашъ доводъ, въ которомъ мы говоримъ, что — болѣе соотвѣтствуетъ благости Божіей малое добро не оставить безъ вниманія, нежели малый грѣхъ удостоить наказанія, — вы противопоставили, что малое добро не можетъ получить награду, если будетъ умерщвлено какимъ- нибудь смертнымъ грѣхомъ: ибо смертный грѣхъ умерщвляетъ преждесодѣланныя добрыя дѣла; но не такъ обстоитъ дѣло въ отношеніи противоположнаго понятія: ибо въ тѣхъ, которые умерли съ любовію, любовь сама по себѣ не можетъ отстранить малые грѣхи, но — только противоположный ей, смертный, грѣхъ, который лишаетъ жизни, въ то время какъ любовь ее даруетъ.

Но это-то весьма странно, если любовь, стирающая смертный грѣхъ, не можетъ этого же сдѣлать съ малыми грѣхами; это — то же, какъ если бы какой-нибудь чистильщикъ одежды сказалъ, что онъ можетъ вычистить пятна краски и несмываемую грязь, а маленькія и менѣе впитывающіяся въ одежду загрязненія, отнюдь, — не въ силахъ. Но если мы слышимъ, что Пророкъ говоритъ: “Аще совратится праведникъ отъ правды своея, вся правды его не помянутся”; то мы слышимъ также, что онъ говоритъ противоположное: “Въ тотъ день, когда нечестивецъ вздохнетъ, обратившись, жизнію поживетъ и не умретъ” ¹⁹⁶). И въ упомянутыхъ (въ началѣ сего трактата) отвѣтахъ Аѳанасія Великаго, находится такого рода вопросъ: "Если нѣкто сдѣлаетъ великій грѣхъ, а затѣмъ осудитъ себя и начнетъ каяться, и послѣ трехъ дней умретъ, что достоитъ полагать о его судьбѣ? — (Отвѣтъ:) Если, начавъ приносить покаяніе, онъ удерживалъ свою душу отъ порочныхъ пожеланій и заключилъ съ Богомъ завѣтъ, что онъ болѣе не будетъ грѣшить тѣми согрѣшеніями, которыя онъ ранѣе дѣлалъ, и на слѣдующій день умеръ: надо считать, что Богъ принялъ его покаяніе, какъ нѣкогда принялъ покаяніе разбойника. Ибо положить начало покаянію — это во власти человѣка, а жить или умереть — сіе во власти Бога. Ибо многихъ, начавшихъ приносить покаяніе, Богъ, будучи благимъ, сразу же беретъ изъ этой жизни ради ихъ пользы, предвѣдая, что если они будутъ долго жить, они снова падутъ и погибнутъ” ¹⁹⁷). И блаженный Іоаннъ Златоустъ въ словѣ о Филогонѣ говоритъ соотвѣтственно вышесказанному: "Я свидѣтельствую и даю ручательство, что если каждый изъ васъ согрѣшившихъ, отступивъ отъ прежнихъ дѣлъ, истинно дастъ обѣтъ Богу — никоимъ образомъ ихъ больше не дѣлать, ничего иного большаго Богъ не потребуетъ для дарованія прощенія” ¹⁹⁸). Гдѣ же здѣсь упоминаніе о наказаніи и очищеніи? Какіе же примѣры, подкрѣпляющіе наши слова, мы можемъ представить? — Благоразумный разбойникъ, мытарь — вышедшій оправданнымъ, согрѣшившій и покаявшійся и оставшійся Пророкомъ — Давидъ, разрѣшившійся отъ узъ — Манассія. Итакъ, любовь и покаяніе гораздо больше — въ силахъ разрѣшить какъ великіе, такъ и малые грѣхи, нежели смертный грѣхъ — умертвитъ прежде содѣланныя добрыя дѣла.

II. Затѣмъ, на второй нашъ аргументъ, въ которомъ мы говоримъ, что — если малое добро въ тѣхъ, которые въ остальномъ дурны, не можетъ привести къ наградѣ, но только можетъ сдѣлать различіе въ наказаніи, то и малое зло (въ тѣхъ, которые праведны въ великихъ дѣлахъ) не приводитъ къ наказанію, но только произведетъ извѣстное различіе въ наслажденіи, — вы противопоставили опять почти то же самое, что и въ первомъ случаѣ, говоря, что малое добро, по причинѣ того, что было умерщвлено смертнымъ грѣхомъ, не удостоится получить никакой награды для стяжанія вѣчной жизни и освобожденія отъ вѣчнаго мученія; а малое зло въ праведныхъ долженствуетъ быть очищеннымъ, по сужденію Божію, по причинѣ крайняго совершенства и чистоты вышняго блаженства.

На это мы отвѣчаемъ: что мы не говоримъ, что нѣкое малое злое дѣло должно тянуться за тѣми, которые призваны къ вышнему блаженству, но мы утверждаемъ, согласно словамъ великаго во святыхъ Діонисія, что оно — отпущено и не принято во вниманіе Божественной благостыней и человѣколюбіемъ ¹⁹⁹). Однако, мы говоримъ, что содѣлавшіе это малое зло удостоятся меньшей славы, нежели тѣ, которые не впали въ нѣчто таковое, если вообще есть такія люди; быть можетъ же, дурные и добрые поступки взвѣшиваются (ибо и это говорятъ Учители) и наклонившей и перевѣсившей части дается побѣда, какъ говоритъ Григорій Богословъ въ похвальномъ словѣ Аѳанасію Великому: “Когда и слово и дѣло и помышленіе будутъ взвѣшены на праведныхъ вѣсахъ Божіихъ, когда Богъ возстанетъ судить землю, соберетъ намѣренія и дѣла, и обнаружитъ все, что у Него запечатлѣно и соблюдено” ²⁰⁰). Итакъ, если тогда будутъ взвѣшены дурные поступки для сравненія съ добрыми (ибо въ этомъ назначеніе вѣсовъ) и, конечно, долженствуетъ одолѣть большая часть, то явствуетъ, что не очищаются огнемъ дурные поступки, какъ вы говорите, до дня онаго и до времени Суда, но пребываютъ неизмѣнными, чтобы быть явленными и обнаженными и положенными на чашечку вѣсовъ, дабы перевѣсившая часть одолѣла, и согласно этой большей части, былъ вынесенъ приговоръ; и тогда, конечно, будетъ различіе для умершихъ вмѣстѣ съ тѣми (малыми дѣлами), но — не прибавленіе какого-то наказанія.

III. На третій, приведенный нами, аргументъ, что — справедливость вѣчнаго наказанія является на основаніи неизмѣнности дурной воли согрѣшившихъ, такъ что для среднихъ (т. е. и не праведныхъ и не весьма дурныхъ), имѣющихъ волю неизмѣнной по отношенію къ злу, нѣтъ никакой нужды очищаться таковымъ (очистительнымъ) огнемъ (поскольку у очищаемыхъ въ чистилищѣ, какъ вы утверждаете, воля неизмѣнно утверждена въ добрѣ), — вы отвѣчаете, говоря, что для стяжанія блаженства требуется не только неизмѣнность правой воли, ибо ее одной не достаточно, но многое и иное должно сопутствовать, какъ для структуры добраго дѣла, такъ и для стяжанія конечнаго предѣла, что намъ нѣтъ необходимости наблюдать въ отношеніи зла, ибо зло рождается въ равной мѣрѣ и изъ каждаго мельчайшаго грѣха.

Говоря, что неизмѣнность дурной воли является причиной вѣчнаго мученія, мы выразили не наше собственное мнѣніе, и ни кто-нибудь изъ нашихъ Учителей сказалъ это, но Ѳома (Аквинатъ), вашъ Учитель, опровергая Оригеновы сужденія, приводитъ неизмѣнность воли у грѣшниковъ, какъ возможную причину того, почему наказаніе ихъ будетъ неизмѣннымъ ²⁰¹). Итакъ, при помощи вашихъ Учителей, опровергнувъ ваши доводы, мы говорили, что (утверждаемая вами) неизмѣнная воля въ отношеніи у “среднихъ”, является фактомъ лишеннымъ вѣроятности: ибо если въ той же настроенности воли они отошли отъ жизни, и эта же неизмѣнность воли затѣмъ сохраняется, то она должна подлежать такого же рода воздаянію. А то, что вы на это возразили, что для структуры добраго дѣла и для достиженія конечнаго блаженства не достаточно только доброй воли, то это же самое мы бы могли сказать и о противоположномъ, именно: что дурная воля сама по себѣ не достаточна для совершенія зла и вытекающаго изъ него наказанія; ибо пожелавшій быть дурнымъ не является уже дурнымъ, и не долженствуетъ посему быть наказанъ. И это утверждаетъ Григорій Богословъ въ словѣ “О Крещеніи”: “Если того, кто только желалъ убить, ты судишь за убійство, то тебѣ должно считать крещеннымъ и того, кто только желалъ креститься” ²⁰²). Итакъ, если настроенная въ добрѣ воля не — достаточна для полученія благъ, то не — достаточна для преданія вѣчному мученію и одна только постоянная настроенность воли въ злѣ: если же такая неизмѣнность настроенности воли въ злѣ является причиной вѣчнаго наказанія, согласно разсужденію Ѳомы, то, тогда, и неизмѣнная настроенность воли въ добрѣ, конечно, будетъ причиной славы для обладателей ея или, по крайней мѣрѣ, не допуститъ наказанія. Ибо если въ отношеніи двухъ вещей, противоположныхъ другъ другу, одна является причиной другой, то и, обратно, та вторая противоположная вещь является причиной первой вещи (т. е. какъ А является причиной В, такъ и В является причиной А), согласно разсужденію Аристотеля, а кромѣ того — это естественное явленіе ²⁰³).

IV. Какъ четвертый аргументъ, затѣмъ мы сказали, сославшись на Евангеліе, что совершенная награда для чистыхъ сердцемъ и душею является созерцаніе Бога, а это не всѣ получатъ въ равной мѣрѣ; и посему не будетъ того (общаго) очищенія всѣхъ, и нѣтъ нужды въ очистительномъ огнѣ, если чистота у нѣкоторыхъ не будетъ совершенной.

Этотъ аргументъ, однако, вы не полностью разрѣшили, говоря, что есть два вида чистоты и очищенія; одно — въ настоящей жизни, совершающееся чрезъ добродѣтель и святость, а другое — которое совершается въ будущей жизни чрезъ огонь, разрѣшающее души отъ тѣхъ согрѣшеній, которыя могутъ быть прощены. Первый пунктъ вопроса, какъ общепризнанный, вы приняли, а затѣмъ — и то, что всякая чистота или очищеніе, хотя и совершается въ настоящей жизни чрезъ добродѣтель и добрый образъ жизни, однако, конечно, очищаетъ, какъ отъ нѣкоего загрязненія, т. е. грѣховъ, тѣхъ, которые прикоснулись къ сему; и если это очищеніе явится достаточнымъ для изглажденія и очищенія грѣховъ — то, вотъ, оно и освободило отъ скверны тѣхъ, которые очистились, и въ отношеніи ихъ уже нѣтъ никакой нужды въ наказаніи, и, слѣдовательно, конечно, они могутъ видѣть Бога, что является наградой, согласно аналогіи съ наградой за дѣланіе благихъ. Если же то очищеніе будетъ недостаточнымъ, то по мѣрѣ того недостатка, менѣе очищенные въ меньшей мѣрѣ узрятъ Бога, что и случилось на горѣ законоположенія. Значитъ, опять вытекаетъ необходимость признать, что нѣтъ никакого иного очищенія послѣ этой жизни для тѣхъ, которые не были совершенно очищены въ этой жизни; если это было бы не такъ, то необходимо было бы признать что всѣ будутъ въ равной мѣрѣ очищенными; а это намъ — непріемлемо.

V. Затѣмъ, когда мы взяли слова изъ изреченія Григорія Богослова, находящагося въ его словѣ “О Пасхѣ”, въ которомъ онъ являетъ, что послѣ настоящей жизни нѣтъ мѣста никакому очищенію, — то вы, разрѣшая этотъ аргументъ, сослались на то, что поскольку имѣются два вида очищенія грѣховъ: одно — совершаемое въ настоящей жизни чрезъ муки покаянія, а другое — послѣ этой жизни, — то святый (въ своемъ словѣ) отрицаетъ, что послѣ этой жизни возможенъ — тотъ первый видъ очищенія (чрезъ покаяніе), но другой видъ, именно тотъ, о которомъ вы говорите (т. е. совершаемый въ чистилищѣ) — допускаетъ.

Но это — то же самое, что полагать, что сказавшій, что нѣтъ никакого очищенія, на самомъ дѣлѣ сказалъ, что есть какое-то очищеніе, и такимъ образомъ самъ себя опровергнулъ. Но такимъ-то образомъ все легко “разрѣшить”; такъ, если бы кто сказалъ, что животное не есть камень, мы затѣмъ будемъ говорить и полагать, что онъ, именно, сказалъ: что животное есть камень. Но не полагалъ такъ (какъ вы это утверждаете) и былъ далекъ отъ этого святый; но изложивъ два дѣла ²⁰⁴), связанныхъ съ празднованіемъ Пасхи: первое — что намъ не должно ничего выносить наружу, второе — что мы не должны ничего оставлять на утро, — онъ присовокупилъ два размышленія. Въ отношеніи того, что — “ничего не вынесемъ” — онъ говоритъ, что многое изъ нашихъ Таинствъ не достоитъ выносить для находящихся внѣ Церкви; а въ отношеніи того, что — “оставимъ на утро”, онъ говоритъ, что всякое очищеніе, будь то чрезъ добродѣтель и дѣланіе добрыхъ дѣлъ, будь то чрезъ покаяніе и связанную съ нимъ епитимію, или же чрезъ участіе въ церковныхъ службахъ и таинствахъ, должно здѣсь (въ этой жизни) совершаться и требуетъ тщанія, и не должно ожидать никакого очищенія послѣ этой жизни, если мы не проявимъ тщанія чрезъ помянутыя выше средства очистить себя въ настоящее время. Итакъ, “никакого нѣтъ очищенія”, (ибо это-то обозначаютъ его слова — “нѣтъ какого-либо очищенія”), вы говорите, что обозначаетъ — “есть нѣкое очищеніе”, именно, — очищеніе огнемъ, — что является, несомнѣнно, противорѣчіемъ въ отношеніи самого себя, и не можетъ взаимно согласоваться, и то и другое быть истиной, если только это противорѣчіе не заключитъ миръ само съ собой; а это — совершенно невозможно.

VI. Тѣ же доводы вы приводите и на приведенныя (нами) слова изъ слова “На побіеніе града” этого же Богослова, ибо оно было сродно предшествующему изреченію — въ которомъ онъ отчетливо возвѣщаетъ, что тѣ, которые не были бы здѣсь очищенны, будутъ отосланными въ мученіе, когда будетъ время не очищенію, а — наказанію; — ибо вы, ограничивая ихъ смыслъ, говорите, что онъ утверждаетъ, что тогда не будетъ времени для того рода очищенія, — именно очищенія, совершаемаго чрезъ покаяніе, а не — просто для очищенія (въ общемъ смыслѣ этого слова). Такимъ-то способомъ все легко “разрѣшить”, если то, что просто сказано, мы будемъ принимать въ ограниченномъ смыслѣ; тогда мы могли бы сказать, что человѣкъ не есть живое существо, ибо слово “человѣкъ”, написанное буквами — не есть живое существо. Однако, если бы Святый передъ этимъ говорилъ объ очищеніи, совершаемомъ чрезъ покаяніе и добрыя дѣла въ настоящей жизни, то вашъ доводъ могъ бы имѣть нѣкоторое основаніе для предположенія, что о такого рода очищеніи онъ говоритъ въ приведенномъ мѣстѣ. Но если онъ выразительно говоритъ объ исправленіи и наказаніи въ этой жизни, которыми очищаются грѣшники (ибо онъ такъ говоритъ: “Лучше быть наказуему и очищаему нынѣ, нежели тамъ быть отосланнымъ въ муку, когда время — наказанію, а не — очищенію” ²⁰⁵), то какъ возможно — не разумѣть того, что говоря о будущей жизни, онъ имѣетъ въ виду очищеніе, именно, такого рода, — совершаемаго чрезъ наказаніе и мученіе, и наличіе котораго онъ отрицаетъ послѣ смерти.

VII. На седьмое же, — когда мы сказали, на основаніи оной евангельской притчи, что въ то время, какъ Лазарь былъ отнесенъ въ лоно Авраама, а богатый былъ въ аду въ мукахъ, не обнаруживается существованіе какого-то третьяго мѣста, въ которомъ бы заключались долженствующія очиститься души тѣхъ, которые жили среднимъ моральнымъ уровнемъ; и мы слышимъ изъ притчи, что существуетъ бездна великая и непресѣкаемая, раздѣляющая ихъ другъ отъ друга, и представляющая крайнюю и не имѣющую никакой промежуточности — противоположность, — вы возразили, что въ приведенной притчѣ дѣло идетъ не о тѣхъ душахъ, которыя въ настоящее время разрѣшаются отъ тѣла, но — объ окончательной судьбѣ людей, гдѣ очищеніе не имѣетъ мѣста, и посему-то тамъ не встрѣчается упоминанія о третьемъ мѣстѣ — переходного очищенія.

Итакъ, сіе не очень согласуется съ вашими доводами: ибо если притча эта учитъ объ окончательной судьбѣ, когда очищеніе не имѣетъ мѣста, то въ настоящее время, слѣдовательно, ни праведные, ни грѣшные еще не восприняли окончательной судьбы, и какъ тогда — возможно, чтобы — "средніе”, немедленно послѣ отшествія отсюда были и судимы и наказуемы и очищаемы, дабы благоуспѣть при окончательномъ рѣшеніи судьбы? Какъ же дѣйствуетъ оное очищеніе, когда еще бездѣйствуетъ то общее мученіе и когда самые дурныя люди еще не подвержены наказанію? Однако, хотя эта притча учитъ объ окончательной судьбѣ каждаго изъ отошедшихъ туда, какъ это обще признано, все же она возвѣщаетъ, что немедленно съ отшествіемъ изъ настоящей жизни, они должны воспринять какъ бы начала и признаки ожидающихъ ихъ мѣстъ; ибо этотъ смыслъ заключается въ словахъ: “одинъ былъ отнесенъ Ангелами, а другой — обрѣтался въ аду”. Итакъ, если бы было и нѣкое третіе мѣсто, о немъ не было бы умолчано; а то, что такого мѣста нѣтъ, довлѣюще явлено упоминаніемъ о пропасти, и то пропасти не допускающей смѣшенія и середины.

VIII. Когда же, въ-восьмыхъ, мы говоримъ, что — кажется невѣроятнымъ, чтобы душа, разрѣшенная отъ тѣла и совершенно безтѣлесная и нематеріальная, — могла бы мучиться отъ вещественнаго огня, — вы признаете, что это — правда, что собственной силой огонь, отнюдь, не въ силахъ имѣть дѣйствіе въ отношеніи къ безтѣлесному существу, но утверждаете, что по Божественной силѣ онъ пріобрѣтаетъ такое свойство, и въ этомъ нѣтъ ничего удивительнаго; для подтвержденія сего, какъ возможный, но не обязательный, доводъ, вы привели тотъ фактъ, что душа, чрезъ грѣхъ покорившая себя вещественному элементу, также и въ наказаніи должна подлежать ему.

Все же, этотъ вашъ аргументъ не является доказующимъ, что дѣло обстоитъ именно такимъ образомъ, но только указываетъ на то, что если бы дѣло обстояло такимъ образомъ, это было бы справедливо, но, съ другой стороны, быть можетъ, это и, дѣйствительно, — невѣроятно. Ибо если бы кто-нибудь, перенося это въ отношеніе противоположнаго понятія, сказалъ, что душа, чрезъ тѣло покорившая себя вещественному элементу, затѣмъ вмѣстѣ съ тѣломъ должна будетъ подлежать вещественному мученію, то такое положеніе было бы болѣе вѣроятнымъ и справедливымъ, а также болѣе послѣдовательнымъ. Затѣмъ, ради подтвержденія вашего ученія, сославшись на ту притчу, въ которой говорится, что душа богатаго прежде воскресенія мучится въ огненномъ пламени, вы сами побиваете свой аргументъ, сначала говоря, что въ этой притчѣ дѣло идетъ о конечной судьбѣ, а не о томъ, что происходитъ уже теперь; а затѣмъ говоря, что въ притчѣ говорится о томъ наказаніи, которое терпитъ душа богатаго въ настоящее время. Что касается демоновъ, то мы не говоримъ, что они должны будутъ принять нѣкія воздушныя или огненныя тѣла для того, чтобы стать болѣе способными для ощущенія страданія, но мы говоримъ, что они уже имѣютъ такія тѣла, какъ слѣдствіе ихъ паденія и пристрастія къ этому матеріальному міру, какъ и Адамъ, повѣствуется, послѣ преступленія облекся въ “кожаныя ризы” ²⁰⁶), т. е. въ болѣе грубую, смертную и неподатливую плоть; и это мнѣніе мы не отъ себя сказали, но услышавъ великаго Отца нашего Василія, говорящаго эти слова въ комментаріяхъ на Исаію.

IX. Въ-девятыхъ же, мы сказали, что—не было ни одного видѣнія у преподобныхъ нашихъ Отцевъ, ни иного какого чудеснаго явленія, учащаго объ очистительномъ огнѣ. — На это вы возразили, что, напротивъ, много можетъ быть найдено явленій такого рода (свидѣтельствующихъ о существованіи чистилища), какъ у Григорія Великаго, такъ и у иныхъ.

Итакъ, отвѣчая на это, мы подтверждаемъ сказанное нами въ началѣ, именно — что на основаніи тѣхъ явленій (на которыя вы ссылаетесь), отнюдь, нельзя утверждать о существованіи особаго, временнаго и имѣющаго очистительную силу огня. Но наши Отцы, насадившіе въ пустыняхъ начала небеснаго жительства, въ Египтѣ ли или въ Палестинѣ, какъ общеизвѣстно, не явили ничего такового, но видѣли нѣкія начертанія и какъ бы образы будущихъ тѣхъ мученій и находящихся въ нихъ не въ маломъ чемъ споткнувшихся, но терпящихъ наказаніе нечестивѣйшихъ людей. Что же касается Григорія Великаго, который кажется вводящимъ чистилище, то и онъ не передалъ намъ ничего опредѣленнаго въ своихъ сочиненіяхъ, но то здѣсь то тамъ представляетъ нѣкоторыхъ лицъ, которыя мучатся и очищаются, именно тѣхъ, которые, какъ онъ самъ говоритъ, впали въ самые незначительные проступки.

X. Когда же, въ-десятыхъ и въ-послѣднихъ, мы сослались на то, — что это ученіе (о чистилищѣ) сродно и подобно ученію Оригена, и говоримъ, что оно должно быть отвергнуто еще и на томъ основаніи, что оно производитъ безпечность и разслабленіе въ душахъ, поскольку они ожидаютъ иное очищеніе (долженствующее быть послѣ смерти въ чистилищѣ), — вы возразили, опять говоря то же самое, что и раньше, именно, — что это преданіе никоимъ образомъ не дѣлаетъ людей безпечными, но, наоборотъ, дѣлаетъ ихъ бдительными, какъ весьма боящихся тяжкихъ и нестерпимыхъ мукъ въ чистилищѣ.

Но мы настаиваемъ на сказанномъ нами, говоря, что никакое временное мученіе, хотя бы оно и признавалось мучительнѣйшимъ изъ всѣхъ испытанныхъ на землѣ мученій, не устрашитъ тѣхъ, которые имѣютъ склонность къ пороку, но или мало-по-мало они придутъ къ мнѣнію Оригена, что всякое мученіе — временно, или, хотя и дѣлая разницу между временнымъ и вѣчнымъ мученіемъ, отнесутся съ небреженіемъ къ тому временному мученію, по причинѣ пріятности грѣховнаго услажденія и — тяжести и неудоболегкости добродѣтели; такъ что лучше и болѣе устрашающе дѣйствуетъ ввѣрять себя неувѣренности въ будущей судьбѣ и невѣдѣнію, каковъ будетъ судъ о содѣланныхъ нами дѣлахъ: были ли эти дѣла совершенно прощены, по причинѣ соотвѣтствующаго покаянія, или же они пребываютъ, чтобы стать явленными въ оный день Суда, — нежели, чтобы, будучи увѣренными въ томъ, что эти совершенно очистятся, мы пребывали въ безпечности. И назвавашаго брата “рака” (т. е. “безумцемъ”) Господь въ Евангеліи отсылаетъ не въ чистилище, но въ геенну ²⁰⁷), и учитъ, что даже за праздное слово мы будемъ должны дать отвѣтъ во время Суда ²⁰⁸), а не — очищаться огнемъ. Итакъ, то — что оскорбляя Бога и нарушая Его заповѣди, мы дѣлаемъ себя повинными будущему Суду и вѣчному мученію, является болѣе приводящимъ въ страхъ и болѣе побуждающимъ къ покаянію, нежели — чистилище. Посему долженствуетъ, какъ мы считаемъ, оный немедленно слѣдующій за смертью очистительный огонь, о которомъ говорятъ ваши Учители, принять въ болѣе аллегорическомъ смыслѣ, а не считать его какимъ-то матеріальнымъ (даже если по домостроительству, возможно, это также было ими сказано); дабы для наказуемой души было сохранено свойственное и соотвѣтствующее ей наказаніе: духовное и невещественное — для невещественной и безтѣлесной. Ибо такимъ образомъ согласуясь и другъ съ другомъ и съ истиной, мы единогласную славу возслемъ Самой Истинѣ — Христу Богу нашему, Которому подобаетъ всякая слава, честь и поклоненіе со безначальнымъ Его Отцемъ и Пресвятымъ Его Духомъ, нынѣ и присно и во вѣки вѣковъ. Аминь.