Глава 8

Да, ровно через два дня Кент добрался до города.

Когда он вышел на невысокую сопку и с нее увидел вдали город, он испытал заслуженную радость – дошел до порога победы! Стоит ли говорить, какими были для него два последних дня… Впрочем, они были не такие уж плохие. Самое удивительное было в том, что шел он наугад, в направлении, которое при других обстоятельствах не выбрал бы, шел, подгоняемый страхом снова встретиться с теми четырьмя чужаками, и – надо же! – именно в этом направлении и оказался город! Сами того не зная, чужаки оказали ему добрую услугу. Итак – впереди город. Остальное зависело от него самого.

Любая победа радует, а здесь была и победа над Плюшкиным, и над чужаками, и над тайгою, и над самой судьбой. И такая победа вселяла уверенность в правильности избранного пути, в удачу. Хотя он был голоден, оборван, хотя он устал от утомительного пути в тайге, тем не менее он чувствовал, что его переполняет какая-то удивительная сила, словно он шел на святое, благородное дело, а не в поисках собственного благополучия. Кент был убежден, что жизнь эгоистична. Разве каждый не о себе заботится в первую очередь? Едва успевает человек родиться, как хватает соску в рот, начинает сосать и будет совать себе в рот все, что получше, до самой смерти.

А ощущение силы в то утро было просто от осознания того факта, что на этот раз он победил: уйти из колония может лишь человек с головой!

Казалось, наконец, недобрая судьба, преследовавшая его всю жизнь, отступила. Другие остались в лапах невезения, а он вырвался.

Когда Кент, размышляя таким образом, стоял на сопке, он, конечно, не представлял себе, что ждет его хотя бы через самый малый промежуток времени. Нет, не представлял даже, но ощутил, необъяснимо – как. Говорят, иной человек чувствует, когда на него пристально смотрят. Так было и с Кентом. Он стоял и вдруг почувствовал: на него смотрят. Кто? Он мгновенно принял решение.

Чуть ниже вершины сопки расстилался невысокий кустарник, уступавший у подножья сопки место лесу. Кент неторопливо направился к кустарнику, но, дойдя до него, нагнулся и побежал, прячась за кустами, в сторону. Отбежав довольно далеко, он выбрал место, удобное для наблюдения, и, раздвинув кусты, посмотрел на ту сопку, где только что стоял. Что же он увидел?

Он увидел чужаков, его недавних мучителей, которые медленно, осторожно приближались к кустарнику. Кента как ветром сдуло. Он скатился вниз с поразительной быстротой и совершенно бесшумно, а пока катился, сообразил: значит, это они изображали часовых на вышках! Должно быть, были уверены, что он знает дорогу к городу. Решили дать ему возможность уйти от них, чтобы незаметно последовать за ним, и таким образом помогли Кенту и сами вышли к городу.

Сволочи… Чем он им мешал? Что ж, теперь, когда он их снова увидел, им его больше не найти.

Полдня крутился Кент около города, размышляя, как и откуда безопаснее войти в него. Это было не так-то просто, если учесть внешний вид Кента. Либо надо было дождаться поздней ночи, либо раздобыть какую-нибудь более приличную одежду. Ночью здесь улицы освещались и, должно быть, разгуливали постоянные доброжелатели Кента – милиционеры.

После некоторых наблюдений и раздумья он решил войти в город со стороны, противоположной той, где произошла встреча с чужаками: тут лес вплотную подходил к городу. Кент улегся у большой, полной воды ямы в лесу и стал ждать ночи.

От нечего делать он еще раз перечитал адрес Николая Петровича, друга Ландыша, вызубрил название улицы, помер дома, номер квартиры, имена жены и двенадцатилетней дочери Николая Петровича. Там его ждали горячая ванна, сытный ужин, приличная одежда, документы и деньги. Там ему приобретут билет, проводят в аэропорт и помогут, не вызывая особых подозрений, сесть в самолет. Одним словом, там он получит все, что было приготовлено для Ландыша, который когда-то оказал добрую услугу Николаю Петровичу.

Смастерив из тоненькой палочки примитивный станочек, он сунул в него лезвие, размочил небольшой кусочек мыла и побрился: наугад, без зеркала – сойдет ночью-то!.. Озябнув, задумал было соорудить (хотя это и неосторожно) небольшой костерчик, но, услышав какой-то настораживающий шум, приглушенные голоса, залез под растущую у самой ямы елку и замер.

Подходили люди. Раздвинув бесшумно кусты, они вышли к яме, и Кент похолодел: это были те, страшные чужаки. Они сбросили рюкзаки и сели отдохнуть, переговариваясь вполголоса. К сожалению, они были довольно далеко от него и он не мог расслышать, о чем они говорили. Первой его мыслью было бежать, но его заметили бы. Убежище под елью хорошо скрывало его от них, а они тем временем быстро и молча принялись за дело: стали поспешно раздеваться, и женщина тоже.

Раздевшись до нижнего белья, они достали из рюкзаков другую одежду и надели ее. Через четверть часа все неузнаваемо преобразились: Кент видел людей, одетых з обычную одежду, – все в пиджаках, в плащах, кто в кирзовых сапогах, кто в ботинках, у одного на голове фуражка, у другого – берет. Женщина выглядела вполне привлекательной в темном пальтишке, в платке, резиновых сапожках. В руках у нее очутилась хозяйственная сумка и авоська со свертками. Мужчины тоже вынимали из рюкзаков кто портфель, набитый неизвестно чем, кто небольшой спортивный чемоданчик. Затем, собрав свои брезентовые куртки, штаны, резиновые сапоги, а также топорики, запихали их в рюкзаки и бросили в воду. Дождавшись, когда рюкзаки затонули, они исчезли в кустах. Выждав несколько минут, Кент, крадучись, последовал за ними и вскоре увидел их. Они шли к городу.

Кент вернулся к яме и начал собирать сухие ветки, хворост, сооружать костер; дремать было некогда, надо было действовать. Когда костер разгорелся, он скинул с себя лохмотья и нырнул в холодную воду. Нашел под водой один из мешков, вытащил. Ему повезло – это оказался мешок главаря, который был ростом с него. Достав брезентовые штаны и куртку с капюшоном, Кент пристроил их у костра сушиться, так же как и резиновые сапоги, которые тоже подошли ему. В таком снаряжении можно было смело войти в город, не вызывая подозрения. К тому, времени когда совсем стемнело, вещи высохли. Кент натянул на лагерные шмотки брезентовую спецовку, обулся в сапоги и тоже пошел в город. Рюкзак с топором и своими разбитыми ботинками бросил обратно в воду, костер потушил.

«Вот будет номер, – подумал он, – если теперь еще раз с ними встречусь… В их же шкуре!..» Ему стало страшно, он невольно замедлил шаги. Кругом было тихо… И каждый раз потом, даже спустя много лет, когда он вспоминал этих людей, его охватывал страх. Вернее всего потому, что он не мог понять, кто они такие.

Вскоре он вышел на тропинку, которая вывела его на дорогу, а та – в город. Цивилизация приняла Кента в свои объятья примерно метров через пятьсот: он прошел мимо небольшой свалки недалеко от дороги, увидел в ней остов мотоциклетного колеса и на всякий случай прихватил его – колесо удачно сочеталось с брезентовой одеждой Кента. Времени могло быть не более десяти, на улицах еще было оживленное движение. Архитектура города – смесь деревянных одно-, двухэтажных и пяти-, шестиэтажных кирпичных или блочных домов. Город как город, со всем тем, чему положено быть в городе.

Довольно скоро он добрался, кажется, до центра. Кое-какие продовольственные магазины были еще открыты, и около них толпился народ. Встречались женщины с авоськами, мужчины с бутылками, – жизнь, которую он уже несколько лет не видел, окружила его со всех сторон, но еще не схватила своей цепкой хваткой. Он был хотя уже и в ней, но пока еще не с ней, он был такой же чужой в этой жизни, как те четверо чужаков, которые, наверное, тоже в это время где-то что-то промышляли.

А вот и они, его «друзья», – два милиционера. Придирчиво присматривались к нему, кажется, даже оглянулись, когда он прошел. Но тут как раз к ним кто-то подошел – что-то спрашивал и отвлек их внимание. Непонятно, как можно о чем-то расспрашивать милиционера!.. Ему тоже надо было спросить у кого-нибудь, как пройти на нужную улицу, и он выбрал с этой целью самый безобидный для себя объект – старушку. Но она не знала, где та улица. Вот беда-то! Еще одного-двух граждан спросил, тоже не знали…

Но если в городе нужная улица все же есть, ее можно найти. Нашел и он – улицу и желтый трехэтажный, оштукатуренный снаружи дом. Николай Петрович жил на третьем этаже в квартире номер девять. Перед дверью лежал пестрый домотканый ковер.

Открыли не сразу. Звонок, еще звонок… Наконец слышны шаги. Открыли.

Перед Кентом мужчина лет пятидесяти в пижаме.

– Николай Петрович?

– Да.

Мужчина вопросительно смотрит.

– А вы кем будете? – спрашивает.

– Вы не получили сообщение от Ландыша?

Лицо мужчины проясняется:

– Заходи, парень!..