– Да на что вам неаполитаны? У вас же вон, арабчаки такие резвые! – удивленно воскликнул корнет Синичкин.

– Это верно. Резвее арабчака, поди, и нет. Но у всякой породы есть свои изъяны и преимущества. Вот и тружусь, чтобы невиданного прежде скакуна для нашей кавалерии вывести. И резвого, как арабчак, и умного да послушного, как неаполитан. Да он и повыносливее будет. Ну пойдем же, глянем, сил нет ждать!

Корнет послушно направился вслед хозяину, понимая, что если только намекнет, о своем желании перво-наперво себя в порядок привести после сна, то навсегда утратит высокое прозвание гусара в глазах бравого полковника.

– Так вот, мой юный друг, я говорил о лошадях, – бросил через плечо Ржевский, не сбавляя шага. – Их сила – моя слабость! А уж красота, так и подавно. Иных дам и девиц, ущербных разумом и лицом противных, невесть почему именуют кобылами, ну да уж где-им-то?!

Вольно же глупцам нелепыми словесами оскорблять благородное животное!

Я хоть и не склонен, подобно древней мордве, считать, что женщина верхом может ездить только в двух юбках, чтобы касанием тела не осквернять священного покровителя рода, но все же должное коням отдаю с превеликой охотой. Сколько раз они меня от гибели спасали, с поля боя раненым выносили, собой прикрывали – и не счесть! Как же тут не восхищаться ими и не любить их всей душой. А тут на тебе – кобылы! Впрочем, как довелось мне узнать, сражаясь в финских землях, для финки комплимент, вроде: «ты ж моя лошадка», звучит весьма приятно.

Помню, был у меня славный конек марварийской породы. Имя у него было мудреное, персидское, но я его прозвал Амуром, ибо уши у него были развернуты так, что образовывали сердечко. Прекрасными дамами сей конек был просто обожаем, хоть ревнуй иных красоток. Ну да я не в претензии, заслужил! Как есть заслужил!

В стремительной атаке или спасаясь от преследования, лучше иметь под седлом арабчака или текинца, но вот в горах, а более того – в песках, лучше марвари не сыскать. А один раз Амур, сам подраненный, полтора дня выносил меня в расположение наших войск. В Грозной в ту пору уж гадали: тризну по мне справлять или по аулам пленного разыскивать. И тут из лесу выбредает мой красавец, отчаянно хромая на правую заднюю ногу. Я же в то время и вовсе едва жив был. Две заросшие дырки от пуль на груди и вот этот шрам от шашки на щеке – долгая память о том недобром дне. А все же спаслись! День и ночь брели, истекая кровью, но до своих дошли! Марвари – конек особый. Если он хоть раз дорогу увидел – хоть все кругом огнем гори и в бездну проваливайся – все едино путь отыщет!..

– А попал ко мне тот конек не самым обычным образом. Охотились мы тогда за известным в горах разбойником Арзу-амиром. Лихой был абрек, и отряд у него сильным считался – без малого восемь сотен нукеров. И ведь не поймаешь: по команде войско рассеивалось по горам и лесам, по сигналу тут же собиралось воедино. Однако мы все же сподобились окружить душегубов и хорошенько потрепать их. Но сам Арзу-амир ушел от погони и укрылся у своего тестя, нахичеванского хана. Земли эти совсем недавно были взяты Паскевичем, и властная рука императора Николая Первого еще не окончательно подчинила местных правителей. Невзирая на опасность, Ермолов устремился вслед беглецу, и мой отряд шел в авангарде. От верного человека мне стало известно, что амир должен встретиться с некими знатными персами для тайных переговоров. Это известие сулило успех. Конечно, персы народ разумный и осторожный, но все же с таким пуганым волком, как Арзу, не сравнить. Вот и решили мы выследить «гостей», чтобы на них, будто на приманку, разбойника и людей его поймать.

Устроили засаду близ места назначенной встречи. Сидим тихо, почти не дышим. Долго ли, коротко ли, но видим: движется по горной дороге среди леса небольшой отряд. Впереди некий вельможа, рядом с ним мальчик лет пятнадцати, следом три десятка нукеров. И вдруг на повороте тропы из чащи, будто ковш вывернули: из-за кустов, с деревьев янычары высыпали. Я глазам не поверил: откуда бы здесь османам взяться?! А коль уж появились – точно неспроста. Зло меня взяло: что ж вы, гады, нашу-то добычу потрошите?! Тут-то и вспомнил, что турки совсем недавно тоже с персами воевали. Но если снова полезли, значит, приз немалый ожидается. Глянул на дорогу – там сеча кипит. Воины окружили вельможу и мальчишку, гибнут, но не отступают ни на шаг. Затем вельможа с коня упал. Вижу – юнец рубится, как лев, хоть и в крови с головы до пят, а все не сдается. Как же так вот запросто дать погибнуть такому смельчаку?! Плюнул я на Арзу-амира с его абреками да и скомандовал моим гусарам и казакам атаку. С гиканьем и свистом, будто снег на голову, обрушились мы на турок, опомниться не дали, посекли в труху и мальца того спасли. Раны перевязали, лекарям сдали.

Уже там-то и выяснилось, что сей храбрый мальчишка не кто иной, как принц Бахман Мирза Каджар, сын персидского шаха Аббаса-Мирзы! Много лет спустя, уже будучи фельдмаршалом, он решил перейти в наше подданство, и я с превеликой радостью свиделся с ним в Санкт– Петербурге. Ныне дети его признаны в российском дворянстве князьями Персидскими. А тогда по излечении передали мы юного принца отцу. В благодарность он и прислал мне гнедого марвари, прекрасного моего Амура. Как видишь, знатный отдарок получился!

Я о той нечаянной баталии Ермолову доложил, громы и молнии его стерпел, затем испросил разрешения дар принять. И тогда лишь вскочил в седло умнейшего и преданнейшего из моих коней. А разбойника Арзу-амира мы все же изловили. Хотя и двумя неделями позже…

Ржевский вошел на конюшню и всплеснул руками, любуясь ее новыми жителями.

– Помилуй бог, что за масть такая! Крапчатые, будто перепелиные яйца!

Взяв из рук конюха пучок моркови, он зашагал к стойлам знакомиться.

– Пусть нынче отдохнут, а завтра в дело! Сначала помалу глянем, на что способны…

Полковник почти ласково посмотрел на семенившего рядом конюха.

– А ты, Пантелеймоша, обустрой новых жителей, чтоб ни в чем не нуждались.

– Будет исполнено, ваше высокоблагородие! – по-военному откозырял конюх.

– Старый ветеран, – пояснил Ржевский не отстающему корнету Синичкину. – В моем эскадроне вахмистром был…

– Ну ладно, братец, не о том сейчас речь. А коли вспоминать о лошадях, расскажу тебе одну поучительную историю насчет заботы о конском составе.

Приключилась она со мной вскорости после того, как наша армия вошла в Париж, и в трактире «Алый шантеклер» закончилось все имевшееся там вино. То есть, совсем! Абсолютно и совершенно. Будто и не Франция это вовсе, а какая-нибудь унылая пустыня вроде Сахары.

От усталости, а пуще от душевной раны, о коей я тебе прежде сказывал, напала тут на меня серым волком грусть-тоска, ну просто спасу нет! Без вина и парижанки не столь уж хороши показались, и город, прямо сказать, так себе – грязный, суетливый городишко! Даже и дуэлировать – все постыло! Тут, изволь понять, не какой-нибудь английский сплин, хандра великосветская, – сердце у меня в тот момент было рваное в клочья, ибо, как ни силился, а все не мог я забыть мою прелестную актерку. Вот и решил я тогда, как уже говорил, испросить отпуск из полка для поправления здоровья и провести его не абы как, а с толком, отправившись в путешествие.

Сказано – сделано! С выбором долго не тянул, велел Прошке, моему денщику, крутануть глобус и навскидку выпалил в раскрашенный шар. Куда пуля, туда я! И таким вот образом угодил в Северо-Американские Соединенные Штаты.

Поездил там немало. Места дикие, но занятные. И горы, и реки, и леса, и степи – отменного вида. С жителями похуже. По большей части всякого рода и звания беженцы, переселенцы, а то и вовсе беглецы от закона. Но справедливости ради надо отметить, что преинтереснейшие образчики людской породы встречались. Однажды судьба занесла меня в городок с названием Монтгомери. Уж не знаю, в честь ли Габриэля де Лоржа, графа Монтгомери, того самого, которого, как ты, несомненно, помнишь, упоминали Пушкин в «Скупом рыцаре» и Нострадамус в знаменитом катрене о смерти короля Франции Генриха Второго, именовалась эта дыра на карте Нового Света, но суть не в этом. Зашел я там в один трактир, прозванный местными пастухами, «коровьими мальчиками», на изящный лад «салуном». Наши дамы от таких салунов, пожалуй, в обморок рухнули бы, это ж как с козыря зайти! А тамошние прелестницы ничего, сидят и глушат себе местный ядреный самогон, именуемый виски, что полковая лошадь – колодезную водицу. Впрочем, с прелестницами там было не особо разгуляться, но под виски и такие у местных пастухов шли на «ура». Но мне повезло: от души набросав зуботычин местным завсегдатаям, познакомился я там с одной миленькой блондинкой… Ну то есть как познакомился… Я по-американски ни бельмеса не смыслю, она ни по-нашему, ни по-французски не разумеет, но все же общий язык нашли!

Сговорились в ночную пору при свете полной луны поехать любоваться местным каньоном, это овраг такой глубоченный, ну и там соловьев послушать, если вдруг таковые в округе водятся. Поставил я ее отвергнутым ухажерам выпивку для поправки их пошатнувшегося здоровья и… «вперед, труба зовет»! Выходим из трактира, а там ливень поливает, как из бочки! Я, понятное дело, желаю сохранить честь и сухость мундира, а заодно и шляпку дамы, беру зонт и только намереваюсь открыть его, дабы дойти до экипажа, появляется какой-то детина с железной звездой на груди и ну размахивать пистолетом у меня перед носом. Машет, невежа, и орет, что, мол, не даст мне нарушить местный закон. Мне было подумалось, может, он тоже на эту барышню какие-то виды имеет, ну скажем, жена она ему…

– И как же на самом деле вышло?

– Как вошло, так и вышло, – хмыкнул Ржевский. – Речь не о том. Видя мое непонимание, этот шустрила попытался вырвать у меня зонт! Это у меня-то, у которого эскадрон французских кирасиров безуспешно пытался вырвать из рук их собственного полкового орла! Да и зонт славный был, только намедни купленный у бродячего торговца за серебряный рубль!..